Кто я без тебя

      С того треклятого дня на горе пролетело полгода. Геральт бы даже сказал, что не пролетело, а прошло. Да что там! Проползло. Эдаким черепашьим шагом, с ненужными обходами и остановками.       Полгода Белый Волк провел в Каэр Морхене с Цири и другими ведьмаками, а под конец ещё и с Трисс. Каждое утро он просыпался и ощущал, что переживает день сурка — тренировки, трапеза, дела по хозяйству, снова тренировки, снова трапеза, охота, приставания чародейки, пьяные подколы Ламберта, и так до самой ночи. Но и ночью Геральт не находил покоя — ворочался с бока на бок, скрипел зубами и вздыхал, вспоминая о Лютике, о том, как нечестно с ним обошёлся, как обругал ни за что верного друга, как не пошёл за ним сразу из-за ослиной гордости, а после всё закрутилось с дитём Неожиданностью, и не было уже возможности найти барда. А желание такое было, и утихать оно никак не собиралось.       К счастью, время, всё-таки, двигалось, а вместе с ним пришлось выдвигаться и Геральту с Цири. Львенка из Цинтры было решено передать в храм Мелитэле под покровительство настоятельницы Нэннеке — единственной женщины, которая хоть как-то могла претендовать на звание материнской фигуры в жизни Геральта. Сам же он по наставлению Трисс отправился далее, в Оксенфурт, по той причине, что из надежного источника Меригольд узнала, будто Лютика похитил и пытался допрашивать какой-то подозрительный чародей, некий Риенс, на тему принцессы и её ведьмака. Источником, несомненно, была заклятая подружка Трисс — небезызвестная и временами злопамятная Йеннифэр, которая и спасла барда. Самому Геральту бестия с фиалковыми глазами не показалась. Но зато обещала Трисс, что позднее отправится в храм и возьмет Цириллу под свою опеку.       Ведьмак был до боли честен с собой — после полугода угрызений совести и к тому же вполне объяснимого томления он твердо знал, что и так бы отправился в Оксенфурт, даже без советов чародеек. Нужда увидеть Лютика, ощутить его присутствие, да и услышать его не прекращаемую болтовню была непреодолимой. Настолько, что ведьмак, торопливо заехавший в город, сразу же выяснил, где коротает время менестрель. А выяснить это было несложно, ибо Лютика здесь, судя по всему, любили и даже уважали. Только вот Геральт никак не ожидал, что дрыном встанет перед дверью в трактир «Весёлый Мерин», уловив знакомое биение пульса внутри заведения. Он бестолково потоптался на месте, сжимая и разжимая пальцы, вздохнул и наконец-то вошёл внутрь.       Долго высматривать барда ведьмаку не пришлось — и не из-за причудливого дублета цвета спелой вишни, отличавшего его от остальных гуляк в таверне, и даже не из-за лютни, которой при нём, однако, не оказалось. Геральт, будто имея особое предчувствие, сразу бросил взгляд на барную стойку, где и оказался Лютик, отдающий распоряжения. Сердце ведьмака предательски ёкнуло, и на несколько секунд Белый Волк так и замер в дверях. Плечи менестреля внезапно напряглись, он резко обернулся и, приметив своего старого друга, в удивлении округлил глаза. Почти моментально он пришёл в себя, и легкая ухмылка, отдающая коликами в нутре у Геральта, исказила лицо барда. Тот снова обратился к хозяину таверны, но, впрочем, без прежнего напряжения.       Не теряя времени даром, ведьмак обвел заведение взглядом. Уверенно, он направился к столику в дальнем углу — там уже стояла, прислонившись к стене, знакомая лютня. Мужчина сел спиной ко входу, так и не подняв капюшон плаща, и стал дожидаться Лютика, прокручивая в голове слова извинения.       — Честно говоря, даже не ожидал тебя здесь увидеть, — менестрель сел напротив и со стуком опустил кружку с пойлом напротив ведьмака, а вторую поставил ближе к себе.       — Лютик, я… — начал было Геральт, но от чего-то запнулся, растеряв все мысли.       Лютик хаотично водил пальцем по крышке стола, и взгляд Геральта повторял его траекторию; посмотреть в глаза барду Геральт так и не решался.       — Аа, постой-ка, дружище, кажется, я догадываюсь, про что ты хочешь узнать. Только вот никак не пойму, зачем ты пришёл сюда, если за мной могут следить.       — Хм, Лютик, — недовольно прохрипел ведьмак, намекая на то, что менестрель совершенно не прав в своих умозаключениях. Точнее, прав, но лишь частично.       Рука барда тут же прекратила бессмысленное занятие и схватила ручку кружки. Судя по звукам, Лютик сделал несколько добротных глотков выпивки и оттер губы то ли кистью, а то ли рукавом.       — Можешь быть спокоен, Геральт, — мужчина понизил голос настолько, что его мог разобрать только ведьмак, — я ничего не рассказал. И не рассказал бы, даже если бы меня не спасла твоя Йеннефер.       — Лютик, твою ж…       — Лютик, да Лютик! Я в курсе как меня зовут, Геральт, — внезапно огрызнулся менестрель, чего за ним ранее не наблюдалось. — Если ты хочешь о чем-то меня расспросить — не стесняйся, раз уж пришёл.       Удивительно, но эта внезапная вспышка придала ведьмаку не хватавшего запала. Угрюмо, но решительно, он поднял голову и встретился со взглядом голубых глаз, внезапно холодных, осторожных, словно ждущих от него какого-то обмана.       — Юлиан, — начал Геральт, и Лютик вздрогнул, то ли от того, что его назвали по имени, а то ли от того, что ведьмак рывком схватил его ладонь обеими руками, крепко удерживая, — это правда, что я хотел узнать у тебя про допросы. Но это подождёт. Потому что самое главное для меня сейчас — извиниться перед тобой. Я повёл себя как полный болван, Лютик. Да я он и есть, понимаешь?.. Разозлился на всё и всех, а выместил эту злобу на самом близком человеке. Ты же мой лучший друг, Лютик, а я как псина последняя…       — Ну, ну, — утешал бард, осторожно поглаживая костяшки пальцев Геральта свободной рукой, и смотрел уже не со злостью, а с сожалением и теплой искоркой надежды.       — Ты понимаешь, Лютик, я ведь не только на тебя наорал без всякой причины, — продолжал между тем Белый Волк, который почему-то был уже не в силах остановиться, его плотину наконец прорвало после весеннего наводнения, — но к тому же не кинулся сразу тебя искать, прощенья просить, зараза такая. Думал, сам вернется, сделаем вид, что ничего и не было. Думал, и так поймет, куда же денется. Но как тоскливо мне при этом было на душе, как противно. А потом закрутилось всё это с Ци…       — Не надо, Геральт, — внезапно прервал бард, накрыв своей ладонью их руки, — здесь не безопасно. Да и кто знает, что чародей сможет выведать, если поймает меня ещё раз. Всё-таки, тогда он меня пытал как человек, а в следующий раз может и магию применить, — Лютик грустно улыбался.       На мгновение Геральт оцепенел, обдумывая сказанное другом. Трисс ни словом не обмолвилась о том, что Лютика пытали, и ведьмак подумал, что Йенне удалось вытащить менестреля из передряги целым и невредимым. И, с одной стороны, рыжеволосую чародейку можно было понять — узнай Геральт о пытках сразу, то сразу бы и поскакал вломить обидчику барда, наплевав на всё и всех, поддаваясь эмоциям. А с другой стороны — что бы изменилось, оставь он Цири на попечение других ведьмаков и самой Трисс? Разве что Белый Волк смог бы по горячим следам отловить негодяя.       — Да, как это я не догадался, что Йеннифер тебе об этом не расскажет, — промычал Лютик и потер ладонью шею, заставляя ведьмака поджать губы в закипающей злобе.       — Лютик, это что? — спросил он, пристально глядя на тонкую полоску кожи, неровно рассекающую шею барда.       Менестрель запрокинул голову и неуместно рассмеялся, смех его был каким-то натянутым и потому резал слух:       — Вот, приобрел парочку шрамов. Спасибо твоей чародейке, хоть теперь есть у нас с тобой что-то общее.       — Перестань, — прохрипел Геральт, думая про себя, что у него с бардом намного больше общего, чем какие-то шрамы — целых двадцать лет общих воспоминании, общих радостей и печалей, общих посиделок у костра и общих попоек со всеми вытекающими.       Подумал-то он так, но сказал совершенно по-другому:       — При чем тут вообще Йенна. Она тебя спасла.       Сию же секунду Лютик проворно вырвал свою ладонь из расслабленных пальцев Геральта и чинно выпрямил спину. В его взгляде, который только-только начал оживать и играть теплыми красками, снова проскользнула зима.       — Да, она меня спасла, — согласился бард, — только вот я заметил, что перед этим она скрывалась и наблюдала, как меня режут, — бездумно он потянулся рукой к своему правому боку, под ребра. — Видимо, не была уверена, стоило ли меня спасать или нет. Хотя, конечно же, ты мне не поверишь, Геральт. Скажешь, что это всё аффект из-за чрезмерной боли, или что меня чем напоили, вот и померещилось. А что, может, так оно и было, — Лютик усмехнулся.       Ведьмак мог только с сожалением смотреть на менестреля, не в силах что-то возразить. Бард настолько хорошо его знал, что иногда даже не приходилось задавать ему лишних вопросов, а ведь так и подначивало спросить: «Лютик, а ты уверен?..». Ну ведь не могла Йеннифер поступить подобным образом с его лучшим другом, думал ведьмак, хотя и питала к нему странную неприязнь. «С другой стороны…» - размышлял Геральт, и сердце его глухо стукнуло, эхом отдаваясь в голове. «Не может же быть такого, что Йенна догадалась. Догадалась и ревновала меня к Лютику». Но злиться на чародейку Геральт почему-то не мог — возможно, понимал свою же вину и перед ней. Заместо этого он переключил злобу на того, кто был в большей мере в ответе за случившееся.       — Лютик, я теперь просто обязан найти этого ублюдка и придушить его собственными руками за то, что он с тобой сделал, — ведьмак сжал кулаки да так, что вены набухли аж на шее.       — Геральт, скажи, ты ведь ещё нигде не остановился? — внезапно спросил бард, сбивая тем весь воинственный настрой друга.       — Хммм, нет.       — Отлично. Тогда я сниму тебе комнату здесь, а там уж мы обсудим необходимое. Всё равно тут больно…шумно, — не ожидая ответа, Лютик поднялся с места и направился в противоположный конец таверны, к её хозяину, оставляя Геральта сидеть за столом и провожать барда тоскливым взглядом.       И пока Лютик объяснялся с дородным бородатым мужиком за барной стойкой, ведьмак имел отличную возможность допить местную бурду, а вместе с тем бессовестно рассмотреть своего барда — тот, казалось, почти не изменился. Та же яркая одежда, дополненная теперь бархатным беретом, то же моложавое гладковыбритое лицо, обрамленное отросшими по плечи волосами, то же ладное сложение с широкой спиной и аккуратной задницей. Еле заметно, Геральт улыбнулся, ещё раз ощутив, как сильно ему не хватало присутствия менестреля в жизни, и пообещал себе, что больше их пути надолго не разойдутся, даже если тот самый менестрель будет против.       Вскоре Лютик возвратился ко столу и, впихнув Геральту в руки ключ, потянулся к любимой лютне:        — Ну, пойдем.       Один за другим они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж и прошли узкий коридор насквозь, оказавшись перед нужной дверью. Так же быстро они оказались внутри снятой комнаты, и Геральт поспешил зажечь белевшую в сумерках свечку игни. Комнатка оказалась вполне приличной — с одной кроватью сносного размера и даже столом и стулом. Лютик медленно подошёл к койке и устало плюхнулся на неё, матрац под ним жалобно заскрипел. Приглашающе, он похлопал ладонью рядом с собой. Ведьмак не заставил ждать, устраиваясь рядом.       — Что же, — сказал бард с улыбкой, и Геральт осторожно втянул его запах, от чего у ведьмака почти закружилась голова, — много всего случилось за это время, Геральт, и я расскажу тебе всё по порядку. Со всеми подробностями и необходимыми преувеличениями. А ты меня, конечно же, выслушаешь. Без прерываний.       Так они и поступили. Неспешно и с выраженьем Лютик поведал эту историю, словно рассказывал и не о себе вовсе, а зачитывал какую-то новую прозу. Вероятно, решил Геральт, менестрелю так было проще пережить события прошлого, вот только самому ведьмаку слушать от этого проще не стало. Всё тело так и чесалось, хотелось вскочить с места, схватить Юлиана за плечи и снова просить прощения, которое и так уже было получено — ведь если бы не тот роковой день, если бы Геральт не прогнал Лютика, если бы они вместе провели зиму в Каэр Морхене, то барду не пришлось бы ни служить шпионом у Дийкстры, шефа реданской разведки, ни подвергнуться нападению Риенса, того самого негодяя, который пытался выведать у Лютика о ведьмаке. Закончил свой рассказ Лютик признанием, что в сердцах всё же надеялся увидеть непутевого друга, чтобы предупредить об опасности и помочь отыскать и обезвредить чародея несмотря на обиду. Как-никак, бард уже имел опыт шпионства и активно пытался выведать информацию, полезную и для них с Геральтом — только вот о Риенсе он так ни разу и не услышал.       Всё время, пока менестрель разглагольствовал, Белый Волк так и сидел рядом с непроницаемым угрюмым лицом, хотя внутри него волны с шумом бились о скалы, но такова уж была ведьмачья натура. Зато Геральт сразу же уверил Лютика, что бояться тому теперь нечего, раз они опять вместе, и с тем выложил всё про встречу с Цириллой, путь до крепости, саму зимовку и решение отдать принцессу на воспитание настоятельнице. Всё это было отрапортовано с присущей ведьмаку сухостью и краткостью, что, в общем-то, нисколько не смутило барда в текущих обстоятельствах.       — Встреться вы с Цири, точно бы сразу сладили, — закончил Геральт, вызывая скромную улыбку на устах друга, — не то, что мы с ней.       Мимолетом он вспомнил, как ругался по началу со Львенком из-за всяких мелочей, и как она на него дулась, скажи он что не так или, что чаще всего и бывало, промолчи. Им понадобился весь путь до Каэр Морхена чтобы как-то притереться друг к другу, и целая зимовка, чтобы пропитаться родственными чувствами.       — Уверен, когда-нибудь мы с ней познакомимся, — матрас обиженно пискнул под Лютиком, бард же встал напротив Геральта и теперь возвышался над ним, впрочем, нисколько не выглядя устрашающе, скорее наоборот, от него веяло каким-то почти позабытым уютом.       Он стоял, нервно теребя пуговицу камзола, обмениваясь молчаливыми взглядами с ведьмаком, будто бы ждал, что Геральт вот-вот его прогонит. Но сидевший мужчина продолжал молчать, и всё так же любовался своим бардом, прислушиваясь к его ускорившемуся сердцебиению, примечая, как тот облизывает пересохшие губы.       — Лютик, — ведьмак протянул руку и аккуратно дотронулся до того места, где под одеждой барда должен был быть высечен второй шрам, — покажи мне…       Как бы Геральт сейчас хотел, чтобы с бардом всё было так же просто, как с чародейками, жадно бросавшимися на ведьмака без особых прелюдий, или же с блудницами, готовыми отдаться с упоением за звонкую монету. Но Лютик был Лютиком. И как друга ведьмака это вполне устраивало, только вот временами в голове зарождались совсем не дружественные мысли о том, как чудесно бард смотрелся бы прижатый им к стенке, с зацелованными устами и дрожащими ресницами.       — К чему это, Геральт, — замялся менестрель и отступил на шаг назад, — перед тобой мне уж точно нечем похвастать, увидишь как-нибудь в другой раз. Тем более, у меня совсем нет желания снимать и надевать дублет.       — Ты разве не ночуешь со мной?       — Ох, Геральт, — бард тихо рассмеялся и зашагал к лютне, — зачем же я буду лишать тебя шанса хорошенько выспаться, когда у меня самого уже есть комната в стенах университета, — он ловко закинул чехол на одно плечо. — И не волнуйся, мне тут идти недалеко, да и по людным улицам. Впрочем, что это я заболтался. Уже поздно. Увидимся завтра на рассвете и обсудим, что делать дальше. Доброй ночи, Геральт.       Дверь за бардом тихо закрылась, а ведьмак, разозлившийся на свои смешные попытки, рывком вскочил с места и, сжимая зубы, ударил кулаком в стену, аж стол закачался. Подуспокоившись, Геральт понял, что ему просто необходимо выпить. А точнее сказать — напиться.