Кто я без тебя

      К негодованию Лютика последующая ночь оказалась крайне бесплодной для сочинительства — баллады рождаться никак не хотели, роман так и лежал нетронутый на заваленном рукописями столе. Менестрель методично покусывал кончик гусиного пера, напрасно гипнотизируя лист бумаги перед собой.       — Нет, это совсем не дело, — бард откинулся на спинку стула. — Насколько прекрасная, настолько же непостоянная Муза покинула своего верного слугу.       Вместо заветных строчек перед глазами опять всплывал образ Геральта, вокруг которого последние часы только и крутились мысли Лютика. Ведьмак вернулся, нежданно ворвался в устоявшуюся жизнь менестреля, навел в душе шороху, чему поэт был только рад. Обжиться в Оксенфурте, вести лекции в университете, да и в общем ощущать себя уважаемым бардом, при этом щедро оплачиваемым, было, несомненно, приятно и полезно даже несмотря на оказию со шпионством, но никакие блага не могли бы сравниться с настоящими приключениями, преследовавшими ведьмака и вдохновляющими менестреля на лучшие его творения. Да и то не было тайной, что Лютик просто любил находиться в скромной компании Геральта — такого благородного сердцем и в то же время грубого снаружи, готового броситься на помощь слабым и беззащитным, но делающего вид, что ему на всех плевать с высокой колокольни.       В этом противоречии Геральт всегда был верен себе. Или, точнее, был верен до знаменательной встречи с Лютиком, когда ведьмак крепко сжал руку друга и начал извиняться с таким пылом, что барду на секунду стало боязно, что перед ним мог быть и не Геральт вовсе, а подосланный допплер-шпион. К счастью, менестрель уже давно носил серебряный перстень на среднем пальце, о чем он благополучно вспомнил, и от сердца сразу же отлегло. Возможно, рассудил Лютик, воспитание принцессы пошло Белому Волку на пользу и помогло раскрыться мягким чертам его натуры, загнанным когда-то в подвал подсознания горе-учителем (так временами называл Весемира сам бард) и скрывающимся за панцирем показной бесчувственности.       После сего воодушевляющего извинения Геральт, однако, не переставал удивлять Лютика, ведя себя по ведьмачьим меркам крайне доброжелательно. На деле изменения в нём были крохотные, но для барда, привыкшего к вечно ворчащему и насупленному товарищу, они были как бальзам на душу — голос ведьмака перестал быть излишне резким как раньше, взгляд стал менее колючим, дружеская близость с бардом вплоть до соприкосновения плеч больше не вызывала злобного рычания. Да и на вопросы Геральт стал отвечать куда охотнее, используя человеческую речь вместо своего типичного хмыканья, хоть ответы его и отличались сухостью. Он изменил своё отношение к Лютику в лучшую сторону, но при этом остался самим собой, а большего барду и не нужно было. Во всяком случае, менестрель слепо хотел верить, что ведьмак не устроил разовое представление дабы задобрить друга, а намеревался следовать пути эмоционального просветления и дальше.       Поднявшись с насиженного места, мужчина затушил свечу и в полумраке зашлепал босыми ногами по прохладному полу. Ночами он обычно брался за сочинительство уже будучи умытым и одетым в рубаху для сна, и этот раз не был исключением. Посему Лютик сразу же юркнул под одеяло и, довольно вдыхая, закрыл глаза. Выспаться ему было просто необходимо.       И всё же что-то не давало барду заснуть спокойно, какая-то навязчивая мысль вертелась на краю сознания, какое-то предчувствие, образы. Последнее, что Лютик увидел, перед тем как провалиться в дрёму, был лихорадочный блеск янтарных глаз, с тоской наблюдавших в тишине полумрака.       Разбудил Юлиана глухой стук в дверь и прозвучавший за ним тонкий голосок:       — Милсдарь, Лютик! Полтора часа до рассвета. Я принесла Вам водицы для умывания.       — Спасибо, голубушка, поставьте кувшин у двери, — бард потянулся, позевывая, и неторопливо скинул одеяло. Времени у него ещё было предостаточно, чтобы привести себя в порядок и принять легкий завтрак перед тем, как направиться в «Веселого мерина».       В таверне, как и предполагал Лютик, в такой ранний час почти никого не было — всё же, Оксенфурт был столицей Науки и Поэзии, и рабочие крестьяне здесь попросту не водились, а гулящие студенты имели обыкновение загодя до рассвета расползаться по своим коморкам либо продолжать веселье в заведениях другого толка. На лавках валялась пара пьяниц, так и не покинувших таверну со вчерашнего вечера, да сидело несколько торговцев, ковырявшихся в на скорую руку приготовленном завтраке. Знакомой широкоплечей фигуры в зале видно не было, поэтому Лютик, неодобрительно фыркнув, направился на второй этаж.       Дверь в комнату, где остановился Геральт, оказалась закрытой — бард не долго думал, прежде чем по-хозяйски открыть её запасным ключом, который выпросил у трактирщика ещё тогда, когда оплачивал ведьмачье проживание. Лютик смело зашёл внутрь, но представшая перед его глазами картина совсем не соответствовала ожиданиям — вместо сонного Геральта с полуголой девицей в постели барда встретила звенящая тишина.       — Что за, — выругался Лютик, оглядевшись вокруг.       Судя по всему, Белый Волк не ложился спать вовсе — кровать была не тронута, да и выглядела комната точно такой же, какой бард её оставил, уходя накануне вечером. На столе обнаружилась сумка с зельями и травами, а вот мечей нигде видно не было, и Лютик искренне пребывал в растерянности — злиться ли ему на Геральта, улизнувшего куда-то до назначенной встречи, или же начинать волноваться за пропажу.       Сделав лицо попроще, менестрель нарочито спокойным шагом спустился вниз, подошёл к барной стойке и окликнул хозяина заведения:       — Смотрю, Войтек, не шибко много у тебя народа в такое время.       — Как и везде, — недовольно пробурчал сонный трактирщик в усы. Мужик он был не особо дотошный, да и лезть в чужие дела априори не любил, поэтому до Лютика, который приходил за публикой и кружечкой эля обыкновенно по вечерам, докапываться не стал. Бард понимающе улыбнулся.       — У меня здесь назначена встреча кое-с-кем. Он уже должен был быть на месте, — Лютик ещё раз обвёл взором пустовавший зал. Трактирщик же продолжал молчать, чуть более заинтересованно посматривая на собеседника. — Рослый, плечистый тип в походном плаще. Белёсые волосы. Два внушительных меча. Не видел такого?       — Милсдарь бард, — Войтек наклонился ближе и хитро подмигнул, — а может закажешь себе что-нибудь, а? Так и болтать будет сподручнее.       — Черт с тобой, — Лютик полез в карман и выудил медную монетку, которую тут же выхватил пронырливый трактирщик. — Налей-ка чего-нибудь бодрящего.       — Что есть, того и нальем, — тучный мужчина взялся за первую попавшуюся кружку и зачерпнул ей жижу со дна рядом стоящей бочки, растревожив и подняв мутный осадок.       — Благодарствую. Так что ты там говорил, Войтек? Про моего приятеля.       — Ну, так сказать, ты ужо подметил, что народу тут в этот час почти не бывает, и твоего видного типа я бы точно усмотрел. Это ж ведьмак, да? Ты про них частенько поёшь. Да вот только никого больше и не было окромя торгашей да пьяниц, — мужик махнул рукой в сторону. — Ну, и парочка тщедушных рыбаков мимо захаживала, да и всё.       — Понимаю, понимаю, — Лютик покачал головой. — Тогда, может, ты видел его накануне ночью? Он остановился здесь в номере, но, видимо, ночевать не стал.       — Ну ты даешь, бард, — Войтек рассмеялся, прокручивая пальцем ус. — Ты, что же, не помнишь сколько вчера народу было? И всех напои, всех накорми. Не было у меня времени-то по сторонам глазеть, я работу работал.       Поняв, что ничего путного от хозяина трактира не добьется, и что его попросту развели на геллер, Лютик с недовольной миной встал из-за стойки, унося с собой заказанное пойло. Конечно же, пить эту мутную дрянь менестрель не собирался, но он вполне мог найти ей и другое применение.       — Любезный, — бард дружелюбно похлопал храпевшего на одной из дальних скамеек детину.       — А? Что?.. Чего надо? — рыжий мужик аж подскочил с испуга и какое-то время непонимающе хлопал глазенками. Окончательно же придя в себя, конопатый узрел вожделенную кружку со спиртным, и выражение его лица заметно оживилось. — Это, что же, мне, Милсдарь?       — Тебе, тебе, дружище. Выпей за моё здоровье, — Лютик присел рядом, старясь игнорировать режущий запах перегара и пота. — Послушай, ты вчера не видел здесь подозрительного типа, сидящего поодаль ото всех? Такого же крепкого сложения как у тебя, только чуток покрупнее. В плаще, с мечами…       — Так Вы, наверное, о том седоволосом говорите, как же не видел, — рыжий залпом прикончил сомнительную бурду и довольно крякнул. — Он же тут в углу сидел с недовольной рожей, хлебал помаленьку. А Якуб, черт бы его побрал, — детина врезал локтем другому пьянчуге, растянувшемуся на скамейке, но тот лишь перевернулся и продолжил спать, — так нажрался, что пошёл с ним мериться силой — мол, кто кого перепьет. Думали, что всё, каюк настал идиоту, но нет! Мужик ваш этот оказался парнем что надо. Перепил и Якуба, и Гжегожа, и Радослава, только я один и остался.       — И что же было дальше? Не томи.       — Ну, а что было дальше, — пьянчуга почесал репу. — А дальше он уже пить отказался. Сам, видать, того… наклюкался вдоволь. Спросил только, где здесь ближайший бордель и — фьють! Нет его.       — Нда, вполне на него похоже, — Лютик устало усмехнулся. — И что же это был за бордель? Не Госпожи Зузанны, часом ли?       Детина яростно закивал головой, подтверждая предположение Лютика, и тому не оставалось ничего более, кроме как направиться в сие заведение. К счастью, оно, действительно, находилось недалеко от таверны — около десяти минут ходьбы трезвым шагом.       Совсем скоро бард оказался напротив знакомых дверей, при этом наглухо закрытых, что было весьма необычно, ибо бордели имели обыкновение работать в любое время суток. Учтиво Лютик постучал дверным молотком, но ответа на стук не последовало.       — Что за безобразие! — усилил напор бард, колотя уже со всей силы, в том числе и ногами. — Вы там все, что, померли, что ли?!       — Помолчи лучше, — прохрипел сонный голос из-за двери.       — Что здесь такое происходит, почему закрыто?       Сторож только огрызнулся:       — Не твоё собачье дело. Проваливай, пока я сам тебя не выпроводил.       — Что?! Да ты хоть знаешь, кто я такой, — менестрель подбоченился, выправив плечи, и задрал подбородок несмотря на то, что скрывавшийся внутри собеседник увидеть его никак не мог. — Я Маэстро Лютик. Самый известный бард континента, почетный лектор Оксенфуртской академии, создатель «Чеканной монеты» и, между прочим, добрый друг твоей хозяйки! Так что, милый человек, будь так любезен пропустить меня внутрь, ежели не хочешь в ближайшее время присоединиться к попрошайкам на улице. А к Зузанночке у меня неотложное дело.       Сторож ответил не сразу, явно пребывая под впечатлением от того пафоса, с которым на него набросился Лютик. Ослушаться хозяйку, не велевшую никого впускать, он, конечно, не мог, но и прогонять именитого барда, сулившего последствия, тоже не решался.       — Так уж и быть, Милсдарь, — прокряхтел мужчина, — я сообщу Госпоже о вашем приходе. Только сейчас такое время, что ей не до пустой болтовни, поэтому говорите сразу, с чем пришли. Я передам, а она уже решит, впускать вас али нет.       — Хорошо. Передай хозяйке, что я ищу кое-кого, и теперь мне нужна её помощь. Услуга за услугу. Она поймёт.       Сторож ничего не ответил и лениво направился наверх, в покои Госпожи Зузанны. Лютик же остался стоять у двери, бездумно перебирая кольца на руке, поправляя то одно, то другое. Конечно, думал менестрель, могло случиться и так, что кто-то из девушек подхватил какую-нибудь нехорошую заразу, и поэтому бордель временно закрыли. С другой стороны, смысл в подобной радикальной мере был бы только в том случае, если бы зараза оказалась ни больше ни меньше чумой.       Ожидание становилось всё тягостнее. Бард нетерпеливо дергал ремень от чехла лютни и пинал ногой мелкие камушки на дороге. Нетерпеливо он прильнул к двери и уловил приглушённый шум, а вскоре — топот шагов, сопровождаемый сухим кашель сторожа. Бард ловко отскочил назад, когда главная дверь приоткрылась. Из образовавшейся щели высунулось щетинистое лицо повидавшего виды мужика:       — Госпожа просит прощения, но принять Вас не может. У нас, Милсдарь, — сторож обернулся по сторонам и, удовлетворенный увиденным, продолжил, — траур. Да и всех клиентов она ещё ночью повыгоняла, так-то.       — И, всё же, я уверен, что среди ваших клиентов той ночью был мой знакомый. Вероятно, кто-то из девочек знает, куда он направился. А мне ой как нужно с ним встретиться, — не сдавался Лютик.       — Не было у нас никакого вашего знакомого, понимаете, — старик сплюнул и хмуро посмотрел на барда. — А если б даже и был, то его бы никто не запомнил. Это приличный бордель, а не абы что. Здесь принято забывать клиента сразу после оплаты, и всё тут. А вот это, — сторож наклонился, возясь с чем-то, и приоткрыл ногой дверь пошире, — хозяйка просила передать Вам. Вы забыли в свой прошлый визит, видимо.       Содержимое мешка воинственно звякнуло, перекочевывая от сторожа в руки Лютика. Барду даже не пришлось заглядывать внутрь — он уже знал, что держал мечи Геральта. Значит, времени было в обрез.       Единственным местом, где могли быть хоть какие-то зацепки о пропавшем ведьмаке, был бордель. Но туда менестреля не пропустили бы ни под каким предлогом. Он, конечно, мог бы устроить импровизированный концерт под окнами заведения, дабы довести его обитателей до белого каления, но, во-первых, он не хотел ссориться с Госпожой Зузанной, а во-вторых, его скорее бы облили ледяной водой или чем похуже, а может быть спустили бы недовольного сторожа, который несмотря на показные кряхтения и сопения, имел вполне боеспособный вид. Домушником Лютик, к сожалению, тоже не был, и вариант попытаться пролезть внутрь и допросить девиц сразу отпадал. Поэтому, взяв ноги в руки, менестрель побежал к единственному человеку, которому он мог довериться и который, вероятно, смог бы хоть чем-то помочь или что-то посоветовать. К его проверенной подруге, медичке Шани.       Девушка, как и подобает студенткам Медицинской Кафедры, была ранней пташкой и уже бодрствовала, поэтому сразу же впустила запыхавшегося барда к себе в комнатку. Проворно, она закрыла дверь на засов и посадила нелепо державшего мешок из-под картошки на вытянутых руках мужчину на лавку.       — Лютик, что случилось? Рассказывай, — подбодрила Шани.       — Помнишь, я хотел познакомить тебя с моим другом? — бард опустил мешок на колени. — Ведьмаком, Геральтом из Ривии.       Медичка молча кивнула головой, а Лютик вздохнул и продолжил:       — Так вот, вчера вечером он приехал в Оксенфурт и остановился в таверне «Весёлый мерин». Мы с ним обменялись новостями и договорились, что я навещу его сегодня на рассвете. Я как раз хотел рассказать Геральту о тебе и о том, что ты можешь нам помочь, но… Но в таверне я его не нашёл. Оказалось, что он вообще там не ночевал, а напился с какими-то гуляками и пошёл в бордель, — Лютик покосился на курносую девушку, осознавая, как всё это звучало со стороны. — О, боже, Шани! Пожалуйста, не делай такое лицо. Это ещё не весь рассказ. Поверь, я не стал бы нестись к тебе, не жалея ног, только ради того, чтобы пожаловаться на загулявшего друга. Проблема в том, что заведение Госпожи Зузанны оказалось закрытым из-за какого-то траура. И даже меня, самого Лютика, хозяйка отказалась впустить. Да мне вообще отказались говорить что-либо внятное, зато передали вот что, — Лютик приподнял мешок с колен и приспустил его, обнажая мечи. — Оружие Геральта. Шани, я боюсь, что его, всё-таки, выследили. И единственная зацепка — в этом чёртовом борделе, куда мне вход закрыт. Что же теперь делать?..       — Тебе крупно повезло, бард, — рыжеволосая медичка подхватила тёмно-бордовый плащ с крючка и накинула на плечи. — Не так давно я лечила одну из их подопечных, и мы с девочками, можно сказать, подружились. Так что, думаю, меня без проблем пропустят через черный ход.       — Черный ход?..       — Конечно, в любом уважающем себя борделе есть чёрный ход, — девушка улыбнулась, поправляя капюшон. — Послушай, Лютик. Тебя со мной не пустят, так что дождись моего возвращения, хорошо?       — Да-да, конечно, Шани. Спасибо тебе огромное. Ты даже не представляешь, сколько для меня значит твоя помощь!..       — Пока что не за что, Лютик, — девушка махнула рукой на прощание и юрко выскользнула за дверь, оставляя менестреля наедине с тревожными мыслями.       «И всё же, это неправильно,  — думал бард, — сидеть как истукан и ничего не делать, пока Шани решает мои проблемы». Он никак не хотел прохлаждаться в уюте чистенькой комнатки, бренча на лютне или рассматривая пожитки подруги. Всё же, он тоже чего-то да стоил. Аккуратно бард поднял мешок с колен и сунул его подальше под лавку, чтобы с порога не было видно, и скрылся на улице вслед за медичкой. ***       — А, наконец-то ты проснулся.       Геральт поморщился, приходя в себя. Насмешливый голос звучал невнятно, словно из-под воды, а голова раскалывалась пульсирующей болью — один из наемников явно не пожалел силы, оглушая ведьмака эфесом двуручного меча.       — Надеюсь, тебе по вкусу твои новые хоромы, дорогой гость, — темноволосый мужчина с кривым шрамом на щеке осклабился и подошёл ближе.       Геральт рванул вперёд, напрягая все мышцы, широкая кровать под ним затрещала — он был пленником, крепко связанным по рукам и ногам.       — И это прославленный Белый Волк, — Риенс рассмеялся, вытер пальцем невидимую слезу и резко посерьёзнел. — Ну, а теперь к делу. Где принцесса Цирилла?       Геральт молчал и со свирепым вызовом сверлил противную рожу чародея. Тот, так и не дождавшись ответа, а впрочем, предвидя подобный исход, приподнял Геральта за цепочку медальона и с размаха зарядил кулаком в челюсть, пачкая кастет в ведьмачьей крови.       — Ещё раз спрашиваю. Где соплячка?       Геральт лишь усмехнулся, обнажая волчьи клыки, и сплюнул в лицо Риенса, за что тут же получил удар под дых.       — А ты мне нравишься, ведьмак, — чародей хищно улыбнулся во весь рот. — Думаю, ничего страшного не случится, если Цири немного подождёт, — мужчина достал пузырек из-за пояса и откупорил его большим пальцем левой руки, удерживая голову Белого волка правой. — Сначала мы с тобой повеселимся. Ты же будешь хорошим мальчиком, правда?