Кто я без тебя

      До Бобрувки путники добрались, как и предполагали, после полудня. Поселение это оказалось небольшим, домов на пятьдесят, с полуразрушенной белокаменной церквушкой на отшибе. И если бы на ярмарке Геральт не услышал, что село это донимало чудовище – без задней мысли проехали бы мимо.       Первой, кого встретили друзья на подходе к Бобрувке, оказалась молодая женщина с тугой косой до пояса, подвязанной к талии красной ленточкой. Она мерно шла по дороге с коромыслом на плечах, видимо, от колодца, который стоял за пределами поселения. Поравнявшись с девицей, ведьмак надумал спросить, где им найти дом старосты, но лишь только крестьянка подняла взгляд на мужчину – тут же вскрикнула, шарахаясь в сторону и расплескивая воду, и закрестилась. «Ведьмаки в эти места отродясь не захаживали», - решил Геральт и ниже опустил капюшон.       Следующего встречного селянина расспрашивать отправился Лютик. Бард хоть и был чужаком, но всё же вызывал больше доверия у простого люда, нежели желтоглазый мужик с мечами за спиной и суровым лицом. С помощью приветливого менестреля до дома старосты друзья добрались быстро. Им оказался человек среднего возраста, по-городски одетый. Ведьмака он не испугался, только искоса посмотрел и выложил всё как есть.       - С неделю тому назад первый-то пропал, -начал староста. – Пьянчужка наш, Вислав. Потащился опять на Морошкино болото, дурная голова, да и не вернулся. Эх, вы его только строго-то не судите, Милсдари. Он прошлым летом жинку потерял - утащило её в болото, видать, а девка-то и плавать не умела. Там её и нашли, похоронили, как положено, а опосля похорон Вислав и стал нажираться до синих чертей. Вестимо, сначала подумали, что свалился он где-то под кустом пьяненький, да под утро домой воротится. Не вернулся. На второй ужо день вызвался тут один его поискать. С сынишкой пошёл, чтобы повеселее было. Да только мальчонка один и прибежал погодя, всё хнычет и глазища-то во. Говорит, утащили-де папку в болота страхолюдины зелёные – сами тощие, высоченные, когтища у них на лапах о-го-го, и слизь по всему телу размазана. Еле убёг. Видать, утопцы то были. Я-то про этого брата слыхал, хоть раньше никогда и не видывал, - староста прищурился. - Ну, что, ведьмак, возьмешься за дело? По пол сребреника за утопца тебе найду.       Геральт презрительно ухмыльнулся - за такую цену не то что на утопца, а даже на волка здравомыслящий не пойдет.       - Полтора за голову, - ведьмак скрестил руки на груди. Староста тут же подскочил, ударяя ладонями о стол:       - Это как же полтора-то! За какую-то лягушку зубастую!..       - Смею напомнить, что эти лягушки уже сожрали нескольких ваших сельчан, - вмешался Лютик. – Хотя… раз уж ты так бесстрашен и не боишься быть разодранным в клочья, то, пожалуй, и помощь ведьмака тебе не нужна. Отправишься сам на болота, возьмешь с собой пару мечников, и все дела. А мы поедем дальше, да, Геральт?       Белый Волк кивнул, и они с Лютиком дружно двинулись к выходу.       - Постойте-ка, Милсдари! – закричал вслед староста, заставляя друзей остановиться.       «Одумался скупой хрен», - довольно решил ведьмак. Так и оказалось. Насколько бы мужик не был жаден до денег, а страх брал своё – жить по соседству с кровожадными чудовищами староста желания не имел, да и мечников в Бобрувке и в помине не было. Можно, конечно, было бы военных или наемников позвать, но те бы только дороже содрали.       - У нас село небольшое, небогатое, Милсдарь ведьмак, - староста сел на место. – Деньгами направо-налево не сорим. Сам понимаешь, доход с одних полей-то скромненький. Но так уж и быть, за твою работу накину до сребреника. Устроит?       - Устроит. Рассказывай, где болото.       Разговор дальше вышел коротким – староста подробно расписал, по каким ориентирам дойти до нужного места, и ведьмак с бардом отправились за приключениями как в старые добрые времена. Лошадей оставили в конюшне, а там пошли пешком по большой дороге, с которой приехали, да завернули налево по тропинке в лес.       Поначалу тащить Лютика с собой на болота Геральт не хотел и думал оставить того в селе у старосты, чтобы не рисковать - всё-таки бард устал после дороги и даже зевал, а значит, его внимательность притупилась. Только сам бард бараном упёрся – бери его с собой и всё тут:       - Ну, уж нет, Геральт! Я там один не останусь, - размахивал менестрель руками. - Дийкстра мог послать за нами людей, и с Риенсом мы тоже не друзьями расстались! Так что, поверь, я лучше буду поближе к тебе и подожду где-нибудь рядом, пока бой не закончится, чем один натолкнусь на каких-нибудь наёмников, пришедших по наши души! Мешаться тебе под ногами не буду, обещаю.       Поразмыслив, Геральт понял, что в кои то веки Лютик был прав – люди подчас бывали куда страшнее чудовищ.       - Смотри только потом не ной, что замызгал свои сапоги.       - Не буду, - бард фыркнул, снимая с Пегаса лютню.       И хотя Лютик надавил на то, что ему будет безопаснее пойти с Геральтом, про себя-то он подумал, что так сам сможет присмотреть за ведьмаком, помочь чем-то при надобности - Плотву там подогнать или привести помощь. Навязчивое желание не оставлять Белого Волка одного надолго и быть к нему как можно ближе появилось у Лютика ровно после того, как опрометчивого ведьмака поймал чёртов чародей.       По наводке старосты друзья пошли лесной тропинкой до старой кривой берёзы и от неё свернули в чащу, а там начали пробираться вперёд по всё более сырой земле, меся сапогами увязшие в ней прошлогодние листья. Одинокие солнечные лучики то там, то здесь пробивались сквозь облака и густые ветви деревьев, пронзая светом мягкий полумрак. Когда воздух стал заметно влажным, и Геральт почувствовал тянущийся спереди затхлый запах воды, начали искать подходящее место, где мог бы остаться и ждать ведьмака Лютик.       На удачу совсем рядом с болотами друзья вышли на небольшую поляну, где с самого края, у тонкой липы, устроился обветшалый домик. Геральт дёрнул за ручку – дверь оказалась открытой, что было не удивительно. Ведьмак зашёл внутрь и осмотрелся - на полу и мебели лежал тонкий слой пыли, тяжелый воздух был пропитан запахом ветхости.       - Хм, подойдёт, - пробормотал мужчина и поставил сумку с элексирами на пол. Самое необходимое он взял с собой в маленьких склянках, распределив по поясу.       Лютик согласно кивнул и проводил Геральта до порога, смотря тому в след, пока ведьмак совсем не скрылся из вида за частыми деревьями. Прикрыв скрипящую дверь, бард вернулся в горницу и тут же схватился за розжиг и поленья, сложенные около крохотной печки – казалось, в домике было даже холоднее, чем на улице.       ***       Мертвечиной запахло даже раньше, чем зазвенел ведьмачий медальон.       «Так и есть, - размышлял Геральт, - утопцы». С этими хитрыми тварями он не редко сталкивался на пути, и по царившему смраду легко опознал противника. Смазал свой серебряный меч маслом от трупоедов и прошёл дальше, крепко зажав его в руке, на самое болото.       Водоём тот оказался некрупным и находился в самой гуще леса, окутанный стелящимся туманом. Где-то вдалеке закричали вороны и взмыли чёрным роем ввысь. Повисла тишина. Лес словно замер – и на болоте ни души. Притаились.       Не теряя времени, ведьмак с лёту прыгнул на сухую кочку тростника, торчавшую над водой рядом с берегом – надо было поскорее со всем закончить, чтобы вернуться к Лютику. Морда волка на груди сильнее загудела, и Геральт, замахнувшись мечом от плеча, резко развернулся, опуская клинок и разрезая податливую плоть твари, выскочившей из-за спины, словно это было масло. Первая голова покатилась вниз.       Вода забурлила, и со дна полезли зелёные чудовища с перепонками на когтистых лапах и глазищами навыкате. Геральт только и успел насчитать штук семь, когда утопцы всей оравой кинулись на него с диким воплем.       Тут-то пошло раздолье ведьмачьему мечу. Что ни взмах - то летит вниз отрубленная голова и чудовище ничком валится. Так и осыпал их ведьмак беспрерывным градом быстрых ударов, не вставая в защитную стойку – с утопцами, если они группой зажимали, по-другому никак. Да и тут одна из тварей, что покрупнее, наловчилась и прошлась своими когтищами Геральту по бедру, но только и сама от клинка не ушла, так и осела с горловым бульканьем в воду, брызгая тёмной кровью.       Привычно Геральт отёр грязь с лица, осматривая изуродованные тела убитых утопцев, растянувшихся на воде. Никто из них больше не вставал, никто не трепыхался, но медальон продолжал пульсировать лишь сильнее. Плохое предчувствие зародилось в нутре ведьмака, мужчина быстро опрокинул Ласточку и напрягся, выжидая своего нового противника.       Ничего. Неведомое чудище всё не появлялось. «Нужно вернуться ближе к берегу», - решил Геральт, отошедший вслед за утопцами на середину болота, а как только об этом подумал, земля под ногами задрожала, и кочка, на которой стоял ведьмак, со свистом взмыла в воздух. Белый Волк сиганул вниз, плашмя бросаясь в воду, и тут же вынырнул из неё, задирая голову.       - Зараза…       Словно вековое дерево над ведьмаком склонялась громадная костлявая тварь, иссиня-чёрная и блестящая, будто обмазанная смолой. Её ручища, непропорционально длинные, тянулись до самой земли, с пальцами кривыми и тонкими, а жилистая нога, бьющая по водной глади, кончалась козлиным копытом. Но страшнее всего было высушенное лицо твари, обтянутое серой кожей – не было у неё ни носа, ни глаз, ни рта, только глубокие дыры заместо них, да алые рога сверху. «Букавац», - с удивлением признал чудовище Геральт. До сегодняшнего дня он свято верил, что таким только детей на ночь пугают.       В груди у чудища заклокотало, заревело разъяренным быком. Хлестнуло оно жилистой ручищей по водной глади, целясь в ведьмака, а тот отскочил в бок и рубанул мечом со всего размаху.       ***       Сидя на корточках, Лютик подкинул дров в топливник. Огонь мерно потрескивал, приятный жар от него обдавала лицо барда. Мужчина всегда любил наблюдать за языками пламени, укрощенными человеком – на опасную стихию, способную выжигать города, но ставшую для людей такой полезной и даже необходимой. Засидевшись у печки в размышлениях, Лютик даже не заметил, как скрипнула входная дверь и чьи-то ноги зашаркали по деревянному полу.       - Энто кто ещё тут?!       Менестрель так и подскочил от испуга, вылупившись на вошедшего.       - Ах, ты, ворюга! – закричал старик, поднимая клюку и пытаясь размахивать ей. - Обчистить меня задумал?! Да не на того напал-то!       Лютик попятился, выставляя ладони перед собой, чтобы не дай бог не огрести по кормящей физиономии:       - Дедушка, ну, ты что! Я всего лишь бард, видишь?.. – он схватил лютню со скамьи и повертел в руках перед стариком. – А за вторжение прости, виноваты! Дверь была открыта, вот мы и подумали, что здесь никто не живет.       - Кто ещё такие мы-то? – всё ещё с подозрением спросил старец. - Не из Бобрувки, видать. В первой раз тебя вижу. Так зачем сюда пожаловали-то?       - Дедушка, ты, наверное, слышал, что у вас на болоте пропадают люди, – сказал Лютик, наблюдая, как старик с кряхтением усаживается на лавку.       Был он сгорбленный в три погибели и лохматый, с заросшей бородой, в изодранной крестьянской одежке. А взгляд решительный, бойкий - видимо, был по молодости крепким детиной, спорым, а к летам зачах от тяжкой доли.       - Эх, вестимо ж дело. Сам коли кого в лесу увижу, поучаю на болота-то не ходить.       - Староста сказал, что у вас завелись утопцы, - Лютик юркнул на лавку рядом, чувствуя, что дед больше не злится и поговорить ему охота. – Мы с Геральтом как об этом узнали, решили разобраться.       - Это ты-то с чудищами разбираться решил, молодчик? – по-доброму усмехнулся старик.       - Нет-нет. Я только так, за компанию пошёл, - бард неловко потёр руки. – А по чудовищам – мой друг. Он ведьмак.       - А, слыхали про таких, да и видали, - дед покачал головой. – А не боишься ты его-то, песельник? Помнится, захаживал к нам такой, когда я совсем дитятко был. Высоченный, морда суровая, вот-вот набросится, а глазенки-то жёлтые эк у кошки дикой и хитрючие. Струхнул я не на шутку, да что с ребенка-то взять.       - Не боюсь, деда, - улыбнулся бард. – На вид ведьмаки, может, и страшные, а сердце у них храброе и благородное. Бывают, наверное, и среди них мерзавцы, но это порок всего человечества. А с Геральтом я знаком не меньше двадцати лет, и лучшего друга чем он у меня не было.       Так они и заболтались о разном. Старик рассказал, что звали его Велес, был он сиротой, и с самого детства приходилось ему зарабатывать на хлеб, помогая по мелочи то тем, то этим. Ребёнка, конечно, жалели, сильно не загоняли, но как достиг он отроческого возраста, так и пришлось надрываться в полях. А потом открыли рудники у Вызимы и согнали туда людей из разных деревень и сёл. Велеса эта беда тоже не обошла. Вот и работал на рудниках, пока на смену молодые не подоспели, а дальше обратно в Бобрувку подался. Только в полях он работать уже не мог, всё здоровье загубил, вот и назначили его лесничим за порядком следить, а старик и не был против. Не хотел он без дела сидеть, только глаза людям мозолить. Отдали ему в распоряжение ничейную хату в лесу, так и зажил один, без родни, без жены, только иногда посылали к нему девчушку из села припасов принести.       Послушал бард рассказы старика, и стало у него на душе как-то грустно. Жалко стало человека – и ноги у него еле ходят, и спину ломит; платят ему – дай бог, если две крынки молока да буханку хлеба в неделю, какие уж тут силы, да и в хате грязь такая, что молодому дышать тяжело, не то что старому. А хуже того – одиноко деду. Девчонка та, что к нему забегала, вряд ли о старике заботилась, решил бард, раз даже убраться не помогла.       - Дедушка, а может, тебе помочь чем? – мягко предложил Лютик. – Воды, может, набрать? Или… дров наколоть? Я, конечно, топор в руках ни разу не держал, но зато упрямый, как-нибудь справлюсь. Могу прибраться помочь. Или, может, тебе из припасов что нужно? Есть провизия и лекарства…       - Да бог с тобой! – отмахнулся старик. – Будешь ты ещё тут горбатиться, когда меня ужо могила ждёт. Еды, воды хватает, не жалуюсь – старику поди немного надо. Лучше-ка, спой мне чего-нибудь, потешь душеньку. Да только гляди, чтобы свою песню, собственно сочиненную.       - Это можно, - засиял Лютик, подхватив лютню, и перекинул ремешок через плечо.       Балладу менестрель выбирал недолго, затянул клеймом выжженую в памяти «Чеканную монету». Давно он её не исполнял – как расстался с ведьмаком на горе, так и выкинул из репертуара, слишком уж много с ней было связано. Даже на ярмарке по привычке забыл исполнить, а здесь в самый раз пришлось – песня и веселая, и про мужество ведьмака рассказывает. Закончил менестрель под аплодисменты Велеса. Встал, шутливо поклонился направо-налево и сел обратно на лавку.       - Лихо, лихо, - довольный выступлением похвалил старик. – Погудка так в пляс и зовёт, да слова задорные. Уважил ты старика, сыздавна таких толковых музыкантов-то не встречал. Только ты не сердись, но всё же чего-то не хватает. Живинки какой, что ли. Давай-ка сюда свой инструмент, покажу тебе как надо-то.       Лютик спорить не стал, потакая старику. Только улыбнулся и протянул тому свою лютню. «Сейчас сыграет мне народный мотивчик на три аккорда», - решил менестрель и сделал лицо попроще. Всё-таки, в преклонном возрасте держишься за привычное, поэтому сложно оценить новое.       Старик скрестил ноги и аккуратно устроил инструмент на коленях, провел рукой по всем струнам, прислушиваясь к их звону. Покрутил туда-сюда колки на удивление барда и прошёлся по ряду ещё раз. Довольный извлеченным звуком он хитро поглядел на Лютика, и пальцы его умело заплясали по струнам, не уступая мастерству Лучшего Менестреля Континента. Казалось, старик даже помолодел от задора, от разжигающей его страсти к музыке.       К струящейся мелодии присоединился хриплый голос Велеса, поющего на Старшей Речи, а Лютик сидел будто околдованный, чуть ли не с открытым ртом смотря на музыканта, впитывая в себя каждую нотку, каждое слово. И чем дольше старик играл и пел, тем живее становилась мелодия, тем звонче звучал его голос. Исчезали морщинки с его лица, глаза заблестели изумрудами, а борода тонкой соломкой осыпалась на пол. Старик выпрямился, разводя широкие плечи, и вот уже перед бардом сидел златокудрый мужчина с завитыми усами, насмешливо зыркая на Лютика. А песня всё лилась и лилась резвым ручейком из тонких уст, лаская слух. Вокруг всё заблестело словно река под жарким солнцем, лохмотья обернулись в золотые одежды, и деревянная горница мигом пропала, а вместо неё поднялись расписные стены из драгоценного камня и причудливые колонны.       - Ну, как, Юлиан, - спросил мужчина, посмеиваясь, - понравилось тебе моё исполнение?       - В жизни ничего прекраснее не слышал, - пролепетал Лютик, всё гадая, кто же сидел перед ним. – Людям подобное творить талант не дан.       - А вот тут ты ошибаешься, - мужчина протянул менестрелю лютню. – Все дело в умении становиться с миром единым, пропускать музыку через самое себя. И ты, Юлиан, один из немногих, кто смог бы этого достичь, - его изумрудный глаз вспыхнул задорной искрой. – Оставайся у меня, Юлиан – всеми тайнами поделюсь, станешь музыкантом хоть мне под стать. Будешь жить в отдельных хоромах, всё что нужно – лишь руку протяни, ни в чем не откажу, - предложил мужчина. Сильно ему, видимо, Лютик приглянулся.       От внезапного предложения менестрель так растерялся, что даже не сразу нашёлся как ответить. Для него музыка была святая святых, утешеньем в печальные дни, занятием всей жизни; тем, что навсегда останется с ним, никогда не предаст и не бросит. А кроме того, признался себе Лютик, след в искусстве оставить тоже хотелось, да так чтобы в учебниках о нём писали.       Но, с другой стороны, как мог бард просто взять и всё бросить? Разве мог он наплевать на то, что только-только помирился с лучшим другом, о чём так заветно мечтал? Неужели он мог просто взять и пропасть, отмахнувшись от того, что было старательно собрано и склеено воедино? А как же чувства Геральта, его признание?..       - Не обижайся, пожалуйста, - менестрель потирал манишку пальцами, - но как бы мне ни хотелось – не могу. Есть у меня ещё незаконченные дела. И оставить своего друга вот так тоже не по чести.       - Молодец, что правду сказать не побоялся, - улыбнулся мужчина. – Я ведь совсем позабыл, что люди к мирской суете прикованы. Но за твою доброту и честность, Юлиан, оставлю я тебе подарочек, - Велес ловко выдернул из своей шапки зелёное перо, украшенное золотой дорожкой, и воткнул в берет менестреля, как влитое пришлось. – Когда время настанет, вспомни ты об этом пёрышке и кинь его через правое плечо, тут я и появлюсь. Чем-нибудь да помогу.       И лишь златовласый мужчина замолчал, вся комната пошла ходуном, заплясало перед глазами, и Лютик полетел вниз.       ***       Геральт размахнулся, рубанул чудовище по надплечью, проходя клинком насквозь, и отскочил назад. Букавац замотал головой, замерцали загоревшиеся багрянцем рога. Отрубленная конечность, извиваясь как дождевой червь, повалилась в воду. Из раны твари не пролилось ни капли крови, рука в миг иссохла, а на её месте выросли две другие, ещё длиннее и когтистее. С угрожающим рёвом чудище припало к земле и оттолкнулось от неё всеми тремя руками, чёрным сгустком налетая на противника. Геральта сшибло с ног и отбросило в самый конец болота, в ряд молодых берёз, с треском проломившихся под ведьмачьим весом.       Белый Волк осклабился, рывком подхватил выпавший на берег меч и вновь бросился навстречу чудовищу, сбегу вонзил ему клинок в грудину, а букавац в ответ лишь громче клокочет, смеётся – кровь у него всё идёт, и рана в тот же миг затянулась, как будто не было у твари слабого места. Геральт рванул рукоять на себя, но меч не поддался, намертво застряв в смоляной плоти. «Зараза! Плохо дело», - мелькнуло в голове ведьмака, и чудовище ухватило его за голову широченной ладонью, прижало вниз, в болотную жижу, пытаясь не то утопить, не то расплющить. Каждая секунда была на счету, Геральт выхватил серебряный нож, висящий на поясе, и одним сильным движением обрубил чудовищу кисть, тут же всплывая наверх за кислородом и шарахая в гадину аардом.       Букаваца ведьмачий знак не оглушил, лишь отбросил на пару метров назад, но зато Геральт не попал под очередную атаку и успел оценить обстановку – на месте отсечённой кисти у твари отросло ещё две, а ветвистые рога только ярче светились кроваво красным. И тут ведьмака озарило – он бросился вихрем к поваленному дереву, диагональю тянувшемуся от земли к веткам берёз, и взбежал по стволу повыше, чтобы обрушиться сверху на голову чудовищу. Зажал шею ногами, хватаясь за рога, и ловким движение руки обрубил правый рог. Тут же забила фонтаном алая кровь из лунки, а чудище заметалось, ревя, отчаянно пытаясь стряхнуть ведьмака; тот тут же рубанул второй раз, теряя равновесие и кубарем летя вниз. Смоляная гадина издала последний утробный крик и с плеском повалилась в воду.       Поднявшись на ноги, ведьмак подошёл к букавацу и отрубил ему голову. Затолкал её и тот рог, что всё ещё держал в руке, в прихваченный холщовый мешок; на всякий случай и пару голов утопцев решил добавить, чтобы пронырливый староста не смог отвертеться от оплаты. И когда Геральт наклонился, чтобы выловить последний трофей у берега, то заметил что-то синенькое, мелькавшее среди редкой травки и прошлогодних листьев. Подошёл к тому месту, пошарил руками и, перекинув мешок через плечо, направился обратно, к избе, где оставил барда.       Ведьмак возвращался тем же путём, каким и дошёл на Морошкино болото от поляны – вот голые кусты малины, что он проходил раньше, вот кем-то заброшенная норка. Уже должна была показаться и изба сквозь просветы между деревьями, но её всё не было.       «Не может быть такого, чтобы я заблудился», - подумал ведьмак, а в груди его поднималась тревога. Геральт, сам того не замечая, ускорил шаг и на поляну он буквально выбежал из чащи леса.       Вместо дома на прогалине, поцелованной лучами заходящего солнца, во всю красу расцвела белая ветреница с желтыми серединками. Кровавый мешок упал на землю, и ведьмак метнулся к Лютику, утопающему в цветах.       - Лютик, зараза! – мужчина подхватил бард, поддерживая одной рукой под голову, а другой - за плечо, и порывисто приподнял над землей. – А, ну, вставай, Дева Полей недоделанная!..       - А?.. Что?.. – бард распахнул глаза и испуганно уставился на друга, не сознавая, где он и что происходит. Но как только осмысление пришло, и Лютик понял, что Геральт склонился над ним неожиданно близко, сердце менестреля пропустило удар. – Фуф, Геральт! Ну, что ты так меня пугаешь?..       - Это кто ещё кого пугает, - выдохнул ведьмак, отодвигаясь от Лютика. - Что здесь вообще происходит?       Только сейчас менестрель огляделся вокруг и, продолжая полулежать на земле, опираясь на локти, неуклюже улыбнулся:       – Я… я почему-то не могу вспомнить, как я здесь оказался. Помню, что оставался в избе, а потом… - менестрель нахмурился, пытаясь поймать воспоминания, но в голове была лишь звенящая пустота. – Уф, без понятия.       «Возможно, тайное убежище чародея. Или какой-то местный божок проказничал», - предположил ведьмак, с опаской осматривая менестреля, но ничего необычного он не увидел, и медальон тоже не подавал знаков.       - Ты как себя чувствуешь?       - Вроде, всё в порядке. Готов отправиться в путь и надоедать тебе своей болтовней и балладами, - Лютик дружески хлопнул ведьмака по груди, тут же отдёргивая её, запачканную в крови. По бодрому состоянию Геральта было очевидно, что она была вражеской, поэтому бард только попросил, когда ведьмак помог ему подняться:       – Ну, что, Белый Волк, рассказывай. Это, действительно, были утопцы?       - М, не совсем. Восемь утопцев и букавац, - ведьмак отошёл на край поляны, чтобы подобрать мешок. Лютню менестрель достал из зарослей ветреницы сам, а сумка с зельями обнаружилась висящей на нижней ветке липы.       - Я думал, это вымышленное чудище…       - Я тоже. Хочешь посмотреть?