Когда цветут ирисы

      — Эй! Что ты прицепилась ко мне, белоглазая?!       Одежда похитителя, которого уже как минимум час преследовала Аямэ, обычно была такой хорошей маскировкой, что помогала в любой вылазке, — особенно ночью его не в силах было заметить, крадущимся меж ветвей. Но нашла коса на камень — в этот раз его оппонентом оказалась куноичи из клана Хьюга, для которой все вышеописанные условия не имели особенного значения при наличии Бьякугана.       — Немедленно отдай ребенка! Иначе я убью тебя.       Аямэ угрожала похитителю, что снова не был в состоянии оторваться, так как эта куноичи уже успела его ранить во время потасовки в спальне юных принцесс, но он не собирался сдаваться. Как и юной Хьюга — ему не улыбалось проиграть и провалить задание. Надо же, он специально проник в женскую комнату, ожидая, что опочивальня принца будет хорошо охраняться, а о женщинах, как всегда, никому не будет дела. Но в этот раз семейство Дайме наняло достаточно способную куноичи для их защиты. Даже он, сильнейший член клана Ибури, не был в состоянии убить ее, а теперь еще и вынужден убегать! Не имея более сил, он остановился прямо посередине водоема, едва ли в состоянии держаться на поверхности бегущего потока, и Аямэ тут же кинулась на него с вытянутой вперед рукой. Но противник по-скотски прикрылся кричащей от страха девочкой, и удар «Мягкого кулака» пришлось прервать.       — Прятаться за ребенком! Очень благородно, ничего не скажешь! — с вызовом бросила девушка, активировав Бьякуган снова. Тотчас она смогла увидеть, как неподалеку в кустах на берегу прячется ее «соратница» Кагура Учиха, но явно не спешит броситься к ней на помощь. Ясно. Ждет, когда Аямэ погибнет. Или будет ранена — и тогда попытается добить. Вот какова ее натура! Ей даже не жаль ту девочку, которая заходится воплем ужаса в охапке рук врага. Ах, да. Ей ведь отвратительно иметь дело с богатыми и испорченными. Но если эта Учиха готова поступать столь подло во имя своих личных целей — чем она лучше?! Абсолютно ничем! Отбросив растрепавшуюся косу темно-лиловых волос обратно за спину, девушка снова принялась думать над тем, как спасти девочку и самой остаться при этом в живых.       — Не говори мне о благородстве! — прервал ее мысли противник. — Особенно смешно слышать, что кто-то из клана Хьюга заявляет об этом! Эти жуткие глаза — я узна́ю их из тысячи! — закричал пуще испуганного ребенка, которого держал у груди, похититель. Аямэ даже опешила от такой эмоциональности. — Носители Бьякугана убили моего отца! Главу клана Ибури!       Аямэ, слыша это, на секунду даже забыла, что именно здесь делает и почему говорит сейчас с этим выходцем из ненавистного клана. Ведь именно шиноби этого клана когда-то давно разделался с отцом и матерью на ее глазах и даже Аямэ, девятилетнюю девочку, не пожалел.       — Ты бредишь! Глава клана Ибури убил моих родителей! Я своими глазами видела, как он пришел и сделал это! — картина, всплывшая перед ней, тотчас заставила убедиться в том, что это не было сном. Все было взаправду тогда.       — Ты, верно, говоришь о моем дяде — о том, что стал главой после смерти моего отца! — сопоставил факты у себя в голове мужчина. — Ну так знай, он просто мстил! За смерть моего отца, за поруганную честь моей матери и своей сестры!       — Это ложь! Все было наоборот!       — Если ты чего-то не знаешь — это еще не значит, что этого не могло бы быть!       Он говорил так убежденно, что было трудно усомниться в том, что человек, будучи в своем уме, может шутить подобным образом о своем прошлом просто забавы ради. Это не могло не смутить Аямэ еще больше.       — Зачем моему отцу надо было это делать? — решила спросить девушка, чтобы послушать, что этот человек скажет.       — А разве ты не знаешь, что клан Ибури специализируется в области особого Ирениндзюцу, способного сделать Кеккей Генкай намного сильнее? Глава клана Хьюга однажды пришел к моему отцу и приказал усилить Бьякуган любыми способами! Он не терпел возражений, просто пытался заставить делать нас то, чего мы делать не хотели! И вот результат.       — Все не так… — Аямэ слушала его, и от шока в ее ушах болезненно загудело. Девушка схватилась за голову и чуть было не потеряла равновесие, рискуя провалиться в поток холодной воды реки. Ее смятение даже на оппонента произвело определенный эффект.       — Теперь истины уже никто не узнает — у каждого будет своя правда. Но, вероятно, высокомерному члену клана Хьюга невыносимо слышать пободное о своих благородных родственниках, — с издевкой молвил Ибури, грубо встряхнув в своих руках плачущую малышку, дабы та заткнулась. — Уж прости, в этом мире никогда ничего не случается просто так.       С этим трудно было спорить, пусть Аямэ всеми силами желала приказать себе забыть о том, что рассказал ей этот мужчина! У него нет никаких доказательств, что ее отец, ее достойный добрый отец, мог сделать такое. Но, если подумать, причин лгать у оппонента тоже не было.       — Ты прав. Теперь трудно узнать все детали. И, раз уж оба наших отца умерли, думаю, нам нет смысла продолжать мстить за них уже друг другу.       — Да. Согласен.       — Но я обязана вернуть этого ребенка домой.       — А я должен доставить его заказчику.       — Тогда нам придется сражаться.       — Хорошо. Давай положим этому конец.       Поместить девочку в безопасное место похититель отказался, и пришлось стараться поразить противника прямо так, наперевес с заложницей. Было трудно, любой удар вакуумной ладони со стороны Аямэ норовил дать осечку и ранить ребенка, и это могло в любую минуту убить невинную девочку, или подставить под удар саму Хьюга.       Наконец, саднящее ранение, нанесенное рукой Аямэ ранее, дало о себе знать, Ибури отвлекся, и девушка смогла зарядить ему техникой «Нижней ладони» прямо в область селезенки. Удар был слишком сильным, Ибури выронил принцессу и та почти что камнем упала в воду. Но куноичи не могла кинуться в пучину за ней сразу же — надо было убить противника, и девушка до последнего надеялась, что восседающая на берегу Кагура хотя бы теперь бросится к тонущей девочке на помощь. Нет, она так же не сдвинулась с места.       — Что б тебя! — вскрикнула Аямэ, доставая кунай, и одним отточенным движением вонзила его в живот противнику. Ибури принял ее яростную реплику на свой счет.       — Кха!.. — тотчас он брызнул кровью и сильно накренился вперед, схватив Аямэ за запястье. — Эй, Хьюга… Я тоже не знал, что мой дядя убил твоих родителей. И я тоже неприятно удивлен.       — Я убила тебя не из-за этого, Ибури.       — Я знаю. Просто… дядя всегда надеялся, что наше поколение будет более достойным. Теперь понимаю, почему он говорил так. Мне жаль.       — Мне тоже. Но, как ты и сказал, в этом мире ничего не бывает просто так. Всем нам воздается за что-то. И… мне тоже жаль. Теперь — прощай, мне надо спасти ребенка.       Засим она крутанула кунай в своей руке и оборвала жизнь мужчины из клана Ибури. Размышлять обо всем случившемся не было времени, как и сказала Аямэ — нужно было спасти девочку, а в темноте было даже не видно, где она скрылась в пучине. На помощь снова пришел Бьякуган. Ненавистный Бьякуган, который, оказывается, своим существованием принес столь много бед — не меньше чем тот же Шаринган, который ее соклановцы называли проклятыми глазами. Но суть любого Доудзюцу была одна, теперь Аямэ слишком хорошо это понимала.       — Сайко! Сайко, дыши! — Аямэ вынырнула над поверхностью, снова сконцентрировав свои силы на контроле чакры, дабы удержаться на воде, и старалась помочь несчастному ребенку оправиться. Принцесса еще не успела наглотаться воды, и найти ее в пучине удалось достаточно быстро, но, разумеется, она очень испугалась, и, едва смогла отдышаться, снова разразилась рыданиями. — Ничего-ничего, — прижала ее мокрое дрожащее тельце к себе в объятия куноичи. — Все закончилось. Сейчас я отведу тебя домой.       Когда Аямэ окинула взглядом берег — увидела, что Кагуры там уже не было. Сейчас эта Учиха очень напоминала девушке самого настоящего стервятника, или шакала, в общем, любое бесчестное трусливое создание, которое только можно было себе представить. Если бы иные тяжкие мысли не одолевали юную Хьюга, она бы принялась задаваться вопросами, как наложница ее мужа поведет себя, когда Аямэ вернеться с ребенком в замок к Дайме. Но сейчас ей было плевать на Кагуру. Хотелось вернуться, окончить миссию и забыться. Ей казалось, что она была бы готова потратить все тяжело заработанные на саке, дабы заглушить боль воспоминаний и всплывших невовремя обстоятельств о своей родне. Гораздо приятнее было думать о них, как о павших в незаслуженных мучениях героях. Сможет ли теперь она любить их? Дело было даже не в том, что в погоне за силой и превосходством ей тоже перепало. Сам факт того, что этот мир еще хуже, чем она думала о нем раньше, просто разъедал ее изнутри. Думая об этом, Аямэ даже не чувствовала пронзительного ветра, что пробирал до костей. По-наитию она прижала скулящего от холода ребенка к себе, переживая, что Сайко может замерзнуть, в то время как ее собственные ощущения просто отмерли в этот момент. Осталась лишь тупая боль внутри и чувство тошноты.       — Не плачь, Сайко. Твоим детям будет намного легче, вот увидишь, — сказала она словами своего дяди, что молвил он в один из последних моментов его жизни на этой несчастной земле; и девушка сама не знала, почему эта фраза вертелась в ее голове сейчас.       Ибури сказал, что его дядя надеялся на более достойное поколение. Это снова вернуло ее к мысли о том, что взрослые никогда не делают ничего сами — всегда ждут, что дети смогут исправить все их ошибки, и впоследствии это приведет их к новой счастливой жизни. Почему так происходит? Могла бы Аямэ сама что-нибудь изменить? Или Изуна?       — Изуна… — Аямэ столкнулась со своим мужем лицом к лицу, и это вывело ее из транса. Оказывается она уже дошла обратно. На дворе стояло раннее утро, и весь замок уже проснулся, будто бы с нетерпением ожидая возвращения куноичи. На деле — девушка увидела просто тонну облегчения в одних лишь глазах своего мужа.       — Аямэ, наконец-то, — выдохнул он, переведя взгляд на сжавшегося в ее объятиях притихшего ребенка. — Кто-нибудь, осмотрите девочку, — скомандовал он, и возле них обоих вдруг появилась старшая сестра малютки, Харуко-сама, с теплой улыбкой изымая девочку к себе на руки.       — Ну вот, Сайко, ты и дома. Аямэ-сан тебя спасла, какая молодец. Всем было плевать — а Аямэ-сан все равно взяла — и спасла, — приговаривала принцесса беззаботно, не замечая хмурых, отрешенных взглядов шиноби и куноичи, что продолжали стоять поблизости и вслушивались в ее реплики. — Что ж, придется жить дальше. Всем нам. Все будет хорошо, девочка.       Больше Аямэ не видела малышку Сайко, но надеялась, что спасенная ею душа и впрямь смогла пожить еще хоть немного. Быть может, даже испытала счастье когда-то в будущем. Как бы то ни было, Изуна получил оплату, еще и с процентами за спасенную принцессу — Дайме оценил жизнь дочери в сотню рё. И теперь им можно было уходить, надо было лишь дождаться Кагуру, которая пока еще не вернулась.       — Разве она не отправилась к тебе на подмогу? — рассеянно спросил Изуна у Аямэ, сидя с ней на лестнице у ворот замка.       — …Должно быть, мы с нею разминулись, — пространно ответила Аямэ, но она не слишком натурально умела лгать, и Изуна понял, что скорее всего его супруга что-то недоговаривает.       Она ее выгораживает? Почему? Он не мог спросить у Хьюга напрямую, но ему казалось, что Аямэ, в соответствии со свойственной ей рассудительностью, не может позволить вспыхнуть конфликту. Если она обличит Кагуру в том, что та нашла ее где-то там, в лесу, и Кагура не удосужилась помочь — возникнет скандал. И это еще без учета того, что наложница Изуны не присутствовала рядом с Аямэ, когда на комнату принцесс было совершено нападение, — об этом жена тоже не сказала ни слова, будто бы они изначально договаривались об этом с ней. Изуна был рад, что его супруга пытается разрешить проблему миролюбиво, старается ужиться с его наложницей, но ему было обидно, что Аямэ силится одна в этом направлении. Кагура же, наоборот, бьется вывести Хьюга в положение открытого противостояния, и было совершенно не в ее ситуации так делать, как же она не могла понять?!       — Изуна! — наконец, Кагура появилась перед ними. — О, Изуна!       — Кагура! — подскочил с места юноша, замечая, что девушка была вся в синяках. — Что произошло?       Аямэ тоже поднялась, но не влезала в их разговор, просто молчаливо рассматривала вернувшуюся не пойми откуда куноичи.       — Изуна! На меня напали! — молвила она в слезах, и сперва ее заявление и впрямь выглядело очень натурально. — Как ты и приказал — я пошла вслед за Аямэ, хотела помочь ей! Но, видимо, пособники того похитителя знали, что на помощь к одной куноичи может последовать кто-нибудь еще, — она даже заплакала. Отчего — не известно. — Их было трое и они были так сильны! Я едва сумела отбиться. Но один из них оказался слишком силен в Тайдзюцу, все тело так болит!..       Изуна окинул взглядом плечи, которые Кагура оголила для него — показать, как сильно ей досталось, и как самоотверженно она защищалась, как вдруг заметила, что обеспокоенное выражение лица возлюбленного вдруг побледнело, а затем резко стало пунцовым, как будто бы он в один миг понял, что она просто дурит ему голову, и не более. Действительно, можно было догадаться, что любой более-менее опытный шиноби сумел бы отличить удары, полученные в результате рукопашного боя от самостоятельно нанесенных самой себе увечий, сделанных впечатыванием с разбегу о стену.       — Чем это он тебя бил? — решил спросить Изуна, желая узнать, насколько далеко Кагура может зайти в своей бесчестности, и он очень надеялся, что она и сама поняла, что он раскусил ее. Но эта Учиха была до безумия упорная.       — Э… Фукия-дзюцу…       — Метательным мундштуком?       — Да! Как начал хлестать, не помню, когда в последний раз мне делали так больно!.. — жалостливо пропищала девушка, уткнувшись в грудь возлюбленного, имитируя всхлипывания.       Изуна небрежно похлопал ее по спине, виновато покосившись на Аямэ, не проронившую ни слова, и, устало вздохнув, просто предложил пойти домой.

***

      С момента миссии в замке Дайме прошло не менее недели, но Изуна и Аямэ все не могли перестать думать обо всем, что случилось во время ее выполнения. Аямэ продолжала помогать Таджиме-сама в саду и заботилась о хозяйстве, и внешне нельзя было сказать, что недавно выполненное задание не помогло ей хотя бы слегка развеяться и перенаправить удрученные мысли в иное русло — а сделало только хуже. Девушка надеялась, что смена обстановки в замке Дайме и красивая жизнь иных жителей Страны Огня поможет ей выползти из болота уныния, а на деле — все произошедшее с ней окунуло девушку в пучину нечистот с головой.       Всю сознательную жизнь Аямэ верила в то, что ее семья, и она сама, не такие, как остальные. Они лучше, выше, достойнее. Оказалось, что Хьюга даже хуже, чем те, о которых принято было говорить с презрением. Потому что все величие, безупречный лоск — оказались притворными. Ей было противно от самой себя. Раньше она чувствовала себя беззащитным хрупким цветком ириса, что случайно пророс в этом мире — воплощении безнравственности, порока и несчастья. Но теперь она знала, что тот благоустроенный священный сад, где ее взрастили — был всего лишь облагороженной свалкой, замаскированной красивыми словами о чести и достоинстве, которых не существовало. Поэтому — она не была цветком ириса. Просто сорняком, что считал себя величественным растением, — порождением такой же малоценной травы.       Изуна наблюдал со стороны за своей женой, и ему казалось, что они с Аямэ размышляют об одном и том же, настолько печальной и потухшей она ему казалась, и это находило отклик в его собственной потерянной душе. В целом он был прав. Ибо сам так же неистово думал о тщетности своего существования, что подтверждалось с каждым разом все сильнее. Понимание того, что даже жизнь маленькой невинной принцессы, которая по сути чуть было не погибла из-за влияния своего отца, кроме сотни рё более ничего не стоила в этом мире, — безвозвратно убило в нем даже ту крошечную веру в то, что однажды этот мир поднимется с колен, станет добрым и справедливым. Ладно они, шиноби, но что не так с ними — с богатыми властителями этой жизни? Они-то имеют все шансы на то, чтобы жить и не знать горестей — но, оказывается, они могут с таким же успехом потерять близкого человека в один щелчок пальцев, но даже и не придадут этому значения!       Так же его огорчило то обстоятельство, что Кагура, его дорогая Кагура, открылась для него в таком нелицеприятном свете, и почувствовал себя преданным ею, осмеянным. И каждый раз, когда она продолжала шутить, как ни в чем не бывало, переводить неинтересующие ее темы разговора, Изуна все больше и больше убеждался в том, что его чувства к ней не те, что прежде.       — Изуна-а-а!.. — повисла на его плече Кагура как раз в тот момент, когда он думал обо всем этом, глядя на белый, просачивающийся сквозь бумажные седзи их комнаты свет, что рисовал ему силуэт Аямэ, слегка наклонившейся над вышиванием. — Изуна!       — Да, Кагура. Я слышу.       — Я сказала тебе, что хочу пойти с тобой в город на выходных! — вкрадчиво повторила она свою реплику прямо в ухо, поправив черную прядь длинной челки возлюбленного.       — Лучше не тратить деньги, пока они есть. А купить на лишние зерна в запас, — не повернувшись на нее, ответил Изуна, снова уткнувшись в свиток о Шарингане зрачками, что лежал перед ним на столе.       — Тц! Ты стал таким занудой! Совсем разучился веселится… Это чертова Хьюга тебя испортила! Заразила своей мрачностью! — отпрянула от него Кагура, в неудовольствии сложив ручки на груди. Она ожидала, что Изуна опровергнет ее доводы, скажет, что он прежний, но услышала совершенно не то, что хотела.       — Я не считаю ее мрачной.       Это уже по-настоящему разозлило юную Учиха. Она решила наказать его за то, что посмел защищать Хьюга в ее присутствии.       — Ага. И твой отец, судя по всему, тоже не считает, — нарочито весело сказала она, и Изуна тотчас забыл о свитке, впившись в хитрое личико наложницы своими возмущенными глазами.       — Что ты имеешь в виду?       — Видел бы ты, сколько времени они проводят вместе! — невинно пожала девушка плечами. — Почти всегда они рядом друг с другом. А когда ты на миссии — так и вообще…       — Кагура, — пресек ее донесения молодой человек. Имели ли эти факты серьезную подоплеку, или нет — его наложница не имела права болтать об этом. — Не смей порочить своими беспочвенными предположениями моего отца. И жену.       Кагуре было обидно слышать такой уничижительный тон в свою сторону, и она вполне могла бы снести его, как и упоминание отца, главы клана, о котором и впрямь попыталась распустить сплетни, что было нехорошо. Но Изуна вздумал заступиться и за Аямэ! Этого девушка стерпеть была не в состоянии. Ревность била в ней ключом, и это мешало думать хоть немного здраво, а с этим у Кагуры и так были большие проблемы.       — Ах, вот как ты заговорил! Значит, плохо тебе оттого, что я пытаюсь глаза твои раскрыть на то, какая твоя дорогая Аямэ двуличная? Пытаюсь показать тебе правду!       — Лучше бы ты говорила правду тогда, когда я напрямую спрашиваю тебя о чем-то! — Изуна старался показать ей, что он в курсе того, как она его обманула тогда, на миссии в замке Дайме, и тем самым пресечь ее ответные обвинения. — Особенно это касается лжи прямо в лицо, Кагура.       — Я никогда тебя не обманывала!       — Кагура…       Неужели она в самом деле не понимала, когда стоит остановиться? Нет, когда вообще не стоит начинать!       — Если я такая плохая — что же ты ночуешь со мной, а не с честной благородной Аямэ Хьюга?! Просто признай, что она — тоска зеленая! Никогда она не будет скакать вокруг тебя так же, как я! Никогда не снизойдет до того, чтобы постараться развлечь тебя! — Кагура верила, что заявляя об этом — старается показать Изуне свои сильные стороны, и даже подумать не могла, что как раз это и являлось в ней самым ненавистным для ее дорогого возлюбленного.       Изуна не сразу решил — стоит ли ей сказать, что на самом деле думает обо всем этом, или нет? Лучше сказать, подумал он. Так юноша поступит более честно, пусть и понимал, что Кагуре это не понравится.       — А что если я скажу тебе, что вовсе и не нуждаюсь в том, чтобы ты постоянно старалась развеять мою грусть? Что если все, чего я хотел — так это того, чтобы хоть раз ты не отмахнулась от моих мыслей, а постаралась разделить их со мной? — его голос был спокоен, и он надеялся, что они просто мирно обсудят это и придут к общему решению, но не тут-то было. Кагура снова кричала и заламывала руки.       — О, ками! Только посмотрите — спустя пяти лет жизни бок о бок выясняется, что мы не сошлись характерами! Тебе самому не смешно слышать это, Изуна?!       — Кагура. Люди меняются. И то, что было важно для меня в тринадцать лет — сейчас не имеет значения! — он сказал это вслух, и убедился, как здраво и правильно это звучало. — Но у меня складывается ощущение, что твое мировоззрение, твое мировосприятие так и не поменялось! Я слишком сильно чувствую эту разницу… Поверь, я не хочу тебя обидеть или расстроить — но если мы не объяснимся друг другу — будет только хуже.       Кагура сперва сжалась в комок, будто бы изо всех сил пыталась привести и свои доводы, или хотя бы постараться принять его точку зрения, попросить время подумать обо всем — о, на могла сказать ему что угодно, что было бы намного правильнее того, что она сделала.       — Я не собираюсь соглашаться ни с одним твоим словом! — подскочила она с места, заставив смотреть его на себя снизу вверх. — Да, ты прав — я не изменилась с тех пор, и это доказывает насколько я сильна, как личность, вот и все! А если тебе неймется найти человека, что будет сносить твое нытье по поводу жестокости этого мира — милости прошу идти ночевать в комнату Хьюга! А меня оставь в покое!       Она даже указала ему пальцем на дверь! Изуна не мог себе представить, что Кагура окажется настолько упертой, в плохом смысле этого слова. Была она права, или нет — но девушка уж точно не имела права оскорблять его, даже пытаться унизить! Он постарался высказать ей свое недовольство настолько мягко, насколько это вообще было возможно. А ведь Изуна тоже мог сказать ей: ты все такая же глуповатая, инфантильная, поверхностная девчонка без принципов, какой была в двенадцать лет! А она позволила себе назвать его неуверенные попытки облегчить свое истомившееся тяготами сердце — нытьем, не более. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как встать и уйти туда, куда его «милостиво» направила Каура — в комнату Хьюга.