Когда цветут ирисы

      — Уже почти два года.       Аямэ, подражая движениям своего свекра, разравнивала грабельками белый насыпной грунт в его саду, и была занята будто бы своими мыслями. Но Изуна, что начищал свое оружие неподалеку, ее услышал.       — О чем ты, Пухлые Щечки?       Девушка отложила садовый инвентарь, и, переступив за бамбуковую ограду, присела рядом с супругом, аккуратно подобрав полы своего хозяйственного одеяния с фартуком.       — Я думала о том, что уже почти два года живу в этом поместье. Все же быстро пролетело это время, — сказала она, будто бы вспоминая тот день, когда впервые очутилась здесь. — Столько всего уже произошло.       Два года назад, отправляясь на миссию в клан Кагуя, Аямэ и подумать не могла, что спустя какое-то время выйдет замуж в клане Учиха, и при этом будет по-своему счастлива в браке. Если бы кто-то заглянул в будущее, и поведал обо всем этом — она бы решила, что это просто чья-то глупая шутка, не более.       — И сколько всего ждет нас в будущем, — молвил Изуна так же задумчиво, понимая ход ее мыслей.       — Если хуже не будет — и то хорошо. Больше всего я бы не хотела, чтобы кто-то умер, — призналась Аямэ, придвинувшись к мужу еще чуть ближе. Изуна правильно расценил ее намерения, и расставил руки, приглашая в свои объятия, в которые девушка с благодарной улыбкой переместилась.       — Ах ты, моя маленькая пессимистка, Пухлые Щечки. Еще более безнадежная, чем я сам, — насмешливо молвил Изуна, зарывшись носом в собранные на ее макушке волосы, вдыхая уже такой привычный, любимый аромат.       — В последнее время ты совсем не похож на пессимиста, Изуна, — вторя его настроению, с веселым сомнением ответила девушка, слегка на него развернувшись, чтобы видеть выражение глаз.       — Значит, я стал таким рядом с тобой, — заявил он с улыбкой, потянувшись к ней за поцелуем. Лишь после того, как Аямэ ответила, Изуна снова возобновил их милый, немного наивный разговор. — Кто бы мог подумать, что для того, чтобы обрести душевный покой — нужно просто встретить такого же разочарованного жизнью человека, как ты сам.       — Каждому нужен кто-то, кто смог бы понять тебя и принять. Этого достаточно, — поделилась и своими мыслями Аямэ, убедившись, что и сама она стала чувствовать себя намного безмятежнее, несмотря ни на что. Одно только обстоятельство не давало ей расслабиться.       — Что такое, Пухлые Щечки? — заметив на ее лице перемену, спросил Изуна.       — Я переживаю, что твой отец так до сих пор и не вернулся. Он ушел в Страну Ветра полгода назад… Быть может, что-то случилось, а мы и не в курсе совсем.       Аямэ опустила голову, покосившись в сторону сада, где они с Таджимой Учиха часто проводили время вместе. В голове всплыл эпизод, когда они вдвоем сажали гортензию, и это был один их тех моментов, когда девушка смогла почувствовать какую-то особую душевную близость к кому-то из клана Учиха, и потом это позволило зародиться привязанности уже непосредственно к супругу. Возможно Изуна начал привлекать Аямэ как раз по той самой причине, что Таджима нравился ей. Было глупо отрицать их взаимное расположение друг к другу. И мысль о том, что его младший сын еще как похож на него, подтолкнула Аямэ к тому, чтобы узнать своего мужа ближе.       — На задании может случиться всякое, — хмуро высказался Изуна, не глядя погладив свою супругу по щеке. — Если отец и впрямь умер, мы, возможно, даже не узнаем об этом.       — И что же будет тогда? — Аямэ спрашивала, как будто бы сама не знала.       — Мадара станет главой, и все будет идти своим чередом.       — Ох, как же я не хочу этого, Изуна, — вжавшись в его тело, обреченно проговорила девушка.       — Не волнуйся. Мадара не вполне благотворит к тебе, это ты хочешь сказать? У него довольно тяжелый характер, я не спорю. Но он добрый человек. Он не обидит тебя, я в этом уверен, — начал было успокаивать Аямэ Изуна, но оказалось, что он слегка ошибся.       — О, нет, об этом я и не думала, — отпрянула она, отрицательно покачав головой. — Я не хочу, чтобы твой отец погиб, это я хотела сказать. Я очень жду его возвращения. — Аямэ коснулась предплечья супруга, и в глазах ее будто бы заблестели слезы.       — Аямэ… — сказанное девушкой слегка озадачило Изуну. Но, разумеется, он не собирался ревновать свою жену к собственному отцу. Спустя небольшую паузу он все же решил узнать: — Ты любишь моего отца, я прав? Можешь сказать правду, я все понимаю. Он был очень добр и внимателен к тебе…       — Конечно я люблю его. Так же, как любая дочь будет любить своего отца, — ответила девушка, давая понять, что ее чувства имеют лишь платонический оттенок, не более.       — Как дочь любит отца. Понятно, — задумчиво повторил Изуна, и утвердительно кивнул, будто бы негласно позволяя своей жене и дальше любить его в таком случае. — Думаю, что мой отец и впрямь хотел бы иметь такую дочь, как ты, Аямэ.       — А я хотела бы… — она силилась сказать, что мечтала бы о таком отце, зная, какие вещи творил ее собственный родной отец, однако доказательств того, что он и впрямь занимался низменными вещами, у нее не было, а чем мог бы заниматься сам Таджима за пределами своего поместья — девушка так же не знала. Поэтому осеклась. В итоге юная Хьюга решила, что, каков бы ни был ее родной папа — он любил Аямэ, и старался дать ей все, чтобы она обрела счастье. И искал силу лишь для того, чтобы его дети жили под его защитой. Поэтому Аямэ должна была продолжать уважать его, и простить его. — Я хотела бы, чтобы твой отец вернулся поскорее, и у нас все было, как прежде. Его здесь не хватает, — она снова уставилась на сад главы клана, искренне надеясь, что с Таджимой Учиха все в порядке.       Изуна понаблюдал за супругой какое-то время, а потом вдруг подскочил с места, потянув за собой на ноги и Аямэ.       — У меня возникла идея, Пухлые Щечки! — воодушевленно молвил он, и девушка невольно залюбовалась этим непривычным восторженным выражением лица, и принялась улыбаться в предвкушении, что Изуна ей скажет. — Давай сбежим!       — А?!..       — Да! Ну… не насовсем, конечно, — посмеялся он. — На пару дней. Устроим себе выходные, будем разговаривать, купаться в горячем источнике, играть в прятки, спать в траве под открытым небом!       — Но… Что скажет на это Мадара?       — Знаешь, сколько раз мы с ним сбегали из селения подобным образом? Мы могли исчезнуть и на неделю, в зависимости от того, насколько сильно нам хотелось облегчить свои переживания и побыть вдали от всех проблем. А нам это уж точно не помешает!       — Звучит здорово. Давай сбежим!       — Тогда сделаем это прямо сейчас.       И они и впрямь убежали. Разумеется, сперва Изуна предупредил своего брата — они уже не были детьми, дабы поступать настолько безрассудно. И Мадара нехотя отпустил их. Впереди молодых супругов ожидало лишь несколько часов безмятежного счастья и умиротворения.       — Смотри, как я могу, Пухлые Щечки! — крикнул Изуна своей супруге, забравшись на самый край высокого каменного выступа. Он желал показать, как ловко умеет прыгать в воду вниз головой, но забыл, что с того момента, как делал это в детстве, он увеличился в размере по-крайней мере в два раза, потому рисковал попереломать себе кости. Видя его замешательство, Аямэ, что сидела внизу, в самом центре горячего источника, тоже запаниковала.       — Может, не надо?.. Я ведь и так верю, что ты самый ловкий, Изуна!       Парень весело отмахнулся, тотчас сиганув вниз. Теперь он обрызгал разволновавшуюся супругу, но едва вынырнул — оба расхохотались.       — Испугалась? — принялся подначивать ее молодой человек, пока Аямэ старалась пригладить мужу растрепавшиеся мокрые пряди, прилипшие к лицу, и заодно проверить, не поранился ли он. — А когда мы с Мадарой были мальчишками — это гора была еще выше! И было совсем не страшно.       — Это не гора была выше, а вы — меньше, — посмеялась Аямэ, чмокнув раскрасневшегося супруга в лоб. — Вот почему говорят, что мальчики живут меньше девочек. Поэтому я бы хотела, чтобы у нас с тобой родилась девочка, — лилейно молвила Хьюга, прикрыв глава в мечтании.       — Ну что ты! Разве девчонка сможет изменить этот мир?! — Изуна так завелся, что даже принялся жестикулировать. Его жена впервые видела, чтобы супруг был так эмоционален. Так значит, вот он какой на самом деле? Не обремененный проблемами и заботами. Аямэ очень нравилось то, что она видела. И еще больше поражалась тому, как рассуждает Изуна.       — Изменит мир?       — Конечно! Этот ребенок будет настолько сильным, настолько могущественным — что сможет навести порядок в этом падшем мире, и ни один человек на всей земле больше никогда не будет чувствовать себя несчастным! Только если он не идиот или не мерзавец! Вот как я думаю!       — О, Изуна! Вот бы так и было! — всплеснула руками Аямэ, так хорошо представляя то, о чем мечтал ее муж. Неосознанно она и сама стала вести себя, как те взрослые, которых она подчас осуждала. Те взрослые, которые надеялись, что их дети смогут сделать грядущую жизнь лучше вместо них самих.       — Именно так и случится, — приобнял за плечи дорогую супругу Учиха. — И когда он появится, Аямэ, мы будем учить его. Мы расскажем все, что только сами знаем, покажем все, что умели мы и наши предки. Тогда перед этим ребенком не будет преград.       — Наше дитя станет спасителем этого мира! — прижалась к обнаженному торсу девушка, блаженно выдохнув.       Изуна взял личико своей супруги в свои мокрые ладони и, уверенно кивнув на ее довод, прижался к губам, страстно целуя. Как он и говорил, весь грядущий день, и ночь, и половину следующих суток они не занимались ничем другим, кроме как друг другом. Юноша не знал, любит ли он Аямэ по-настоящему, но ему было очень хорошо с этой девушкой. Ласкать ее, заниматься с ней любовью, просто разговаривать — все это приносило столько удовольствия. И его жена была благодарна за то счастливое время, что он подарил ей в этом тихом, заповедном месте, куда, по его словам, они с Мадарой порой убегали в детстве.       — Сегодня я научу тебя обращаться с соколом, Аямэ, — уведомил девушку Изуна, возникнув перед ней на полянке, где она просто позволила себе лежать без дела, подставив личико нежному майскому солнышку. На предплечье у него располагался гордый птах, коих было уйма там, в клане, но именно этот принадлежал самому Изуне.       — Он меня не признает, я ведь не Учиха, — привстав на ноги, с неуверенной улыбкой молвила девушка, не торопясь приблизиться к хищной птице.       — Ты ведь сама мне говорила, что не так уж важна принадлежность к клану, когда речь заходит о простых человеческих качествах того или иного шиноби, — ответил он, и подозвал супругу к себе поближе. — Чии-кун тебя знает, и он в курсе, что тебе можно доверять, — погладил он сокола по мягкой пернатой спинке. — Но еще куда более важно, чтобы ты и сама ему доверилась.       Аямэ кивнула и, глубоко вздохнув, протянула свою правую руку в его сторону.       — Вот так… — пересадил Чии-куна на ее предплечье Изуна, искоса наслаждаясь эмоциями, сменяющимися на лице Аямэ.       — Не улетает, — восторженно молвила девушка, переводя свои блестящие жемчужные глаза от лица своего мужа на птицу и обратно.       — Конечно же, не улетает, ты ведь еще не дала ему никакого задания, Пухлые Щечки, — посмеялся над трогательной радостью жены Изуна. — Если ты вложишь ему записку, вот сюда, на шлейке, — он поймет, что ты хочешь передать послание. А если хочешь попросить его добыть тебе какую-нибудь дичь, то просто вскинь руку повыше и дай ему сигнал. Ну же, — он помог Аямэ дернуть рукой вверх, и Чии-кун встрепенулся ввысь, картинно раскинув свои сильные крылья в стороны. Оба невольно залюбовались величественным созданием.       — А сигнал?! — спохватилась Аямэ, развернувшись на Изуну, и он, не суетясь, прижал руки к подбородку, извлекая пару диковинных, не похожих на обычный свист звуков. Девушка на все смотрела с интересом. Но не фальшивым, показательным, а самым настоящим. — Теперь он будет добывать для нас еду?       — А мы пока соорудим костер. И конечно же, надо приготовить ему лакомство в ответ. Даже самый свирепый хищник нуждается в любви и заботе, и если человек сможет дать ему все это, то получит себе в компаньоны верного друга и помощника, — принялся разглагольствовать Изуна, попутно собирая хворост, и самому себе удивлялся, что может так долго и беззаботно болтать о совершенно обычных вещах. Видимо, таково было влияние его супруги, что внимательно принимала любое его слово. Он и сейчас не сомневался, что она обязательно поделиться и своим мнением в ответ, и его не пришлось ждать долго.       — Так же и с людьми, — она думала о себе, и об Изуне, своем муже. Снова захотелось прижаться к нему, почувствовать тепло, и сбор хвороста пришлось отложить на неопределенное время для очередного утоления их обоюдного желания.       Эти выходные получились самой настоящей сказкой из древности. Лежа в траве, наслаждаясь лунным светом, они оба ощущали себя первобытными странниками, которые хорошо общались на языке жестов, знали секреты мироздания и понимали, в чем смысл жизни, ибо были этим самым смыслом друг для друга. В последствии каждый раз, когда было нестерпимо больно и грустно — они оба возвращались сюда мыслями, представляли себя лежащими под незримым ночным куполом, убаюканные тихим стрекотанием сверчков, — в мире, где не было бед и горя.       Но всякому приятному волшебному моменту неизбежно на смену приходит суровая жестокая действительность. И молодым людям тоже пришлось бросить свою волшебную страну фантазий и нежности, вернувшись в клан Учиха, где их уже ждали не очень приятные новости. Точнее, эти известия не были категорично плохими, ибо стало известно, что глава клана, Таджима Учиха, аккурат несколько часов назад вернулся домой. Живой. Но серьезно раненый.       — Отец! — когда Изуна и Аямэ вошли в его комнату, он уже лежал в своей постели, рядом сидел Мадара со скорбным выражением лица, а сам Таджима был без сознания. В нос ударил тяжелый запах медицинского фенола, что сразу говорило о том, что в комнате содержится больной. Младший сын тихо присел рядом со старшим братом, а Аямэ скромно расположилась на противоположной от них стороне, не торопять осыпать никого вопросами. Она очень волновалась, но надеялась, что Изуна сам постарается узнать все обстоятельства, а так же информацию о том, каково состояние главы Учиха сейчас. — Как он, Мадара?       Шиноби тяжело вздохнул и ответил далеко не сразу.       — У отца множественные ранения. Ирьенины долго работали над ним, но наше медицинское Дзюцу не так хорошо, чтобы в идеальной степени справиться с повреждениями его тела, — тихо поведал Мадара, и оба брата услышали испуганный вздох девушки с другой стороны футона.       — Он не выживет? — решился спросить Изуна, зная, как нелегко Мадаре говорить об этом. В отличие от него, младшего, старший брат был очень привязан к отцу. Кровь от крови, плоть от плоти — это было точно про него. Но куда больше Изуну поражала именно душевная связь между ними. Для Изуны Таджима был просто человеком, что вложил в него определенные силы, для того, чтобы вырастить, но не более.       — Кто знает… Медики сказали, что ему нужен особый уход. Правую ногу пришлось ампутировать из-за загноения, — голос старшего брата дрогнул. Лишиться ноги или руки для шиноби означало полный унижений и страданий конец, так или иначе. — Страна Ветра такая жаркая, не удивительно, что в столь скверных условиях развился сепсис. Подобные раны есть на других конечностях, а так же несколько ножевых ранений и внутреннее кровотечение…       — Не нужно так переживать об этом, Мадара, Изуна, — вдруг прервал тихий голос старшего сына громогласный баритон Таджимы Учиха. — Я уже старик, и готов к смерти. Главное, что задание для Дайме было выполнено успешно. Наш клан получил большое вознаграждение. Это поможет нам выжить, остальное не так важно. В особенности, я не дозволяю вам тратить свое время для того, чтобы заботится о моем калеченном теле. Чем скорее я отправлюсь на тот свет, тем лучше.       — Отец, прошу, не говорите так! — вдруг молвила Аямэ без разрешения, пока сыновья хмуро выслушивали волю отца, не думая спорить с его решением, посему реплика девушки удивила немало всех троих мужчин. Даже Мадаре, которому было больно расставаться с Таджимой, скорая кончина отца виделась избавлением, в первую очередь для самого главы. Однако была бы смерть этого старика и впрямь скорой?       — Аямэ…       — Отец, — Хьюга придвинулась совсем близко к его лицу, и даже осмелилась положить свою ладонь на его слабое запястье, укрытое тонким одеялом, и, немигая, все смотрела ему в глаза, пытаясь убедить в своих доводах, — я всего лишь женщина, но моих непритязательных способностей вполне хватит для того, чтобы служить вам.       Таджима распахнул свои глаза в крайнем удивлении, не замечая, как оба его сына испытывают не менее противоречивые чувства, видя благородный порыв девушки из чужого клана. Клана, члены которого могли бы еще посоревноваться с ними, Учиха, в высокомерии. А теперь сестра их главы предлагает себя в качестве сиделки за лежачим больным. Но братья пока не вмешивались.       Поджав губы, глава клана соизволил сказать:       — Нет, Аямэ. Моя гордость не позволит пользоваться твоей добротой, но, что еще более невыносимо для меня — осознание того, что ты будешь лицезреть мое искалеченное тело.       Глаза девушки налились слезами.       — Вы были так добры ко мне… Вы никогда не сказали мне ни одного резкого слова, всегда помогали и… Благодаря вам я снова смогла обрести семью и поверить в то, что любовь существует, — прерывисто выдохнув, собираясь с силами, она продолжила. — Как я смогу жить, зная, что никак не отплатила вам взамен?!       Таджима был потрясен. Да, он не обижал ее, и даже пару раз сравнивал со своей почившей горячо любимой супругой, Канной Учиха. Но не ожидал, что это отношение найдет такой сильный отклик в душе этой девушки. Ее желание помочь было искренним. Однако он не мог представить, как сможет позволить этой Хьюга, к которой испытывал определенные чувства, заботиться о его гниющих ранах, позволяя кормить себя с руки, приносить и уносить судно? О, нет. Это невозможно. С целью доказать ей, что и Аямэ не сможет, он снова уставился глазами в потолок, и одним резким движением руки откинул одеяло, прикрывающее свое нагое изувеченное тело, открывая ее глазам, и глазам своих детей. Изуна даже подскочил с места, а лицо Мадары вытянулось от шока, пусть он и заставил себя усидеть на месте. В нос ударил зловонный запах гниющих тканей и пропитанных засохшей кровью бинтов, что местами все еще сочилась с обрубка, что когда-то был правой ногой. Аямэ может и испугалась, но вида не показала, хотя Таджима очень пристально следил за ней. Его Канна тоже не отвела бы глаз в отвращении, и, как и всегда, Аямэ снова доказала ему, как сильно походила на нее.       — Я сделаю перевязку прямо сейчас, — спокойно сказала Аямэ, разрезая один из пропитавшихся гноем бинтов, не собираясь спрашивать разрешения. Изуна все продолжал стоять чуть поодаль, а Мадара, тоже постепенно привыкший к виду обезображенного тела своего ослабевшего отца, принялся наблюдать, действительно ли его невестка не испытывает признаки тошноты, видя эти куски разлагающейся, местами побелевшей плоти, и насколько же сильна ее привязанность к совершенно чужому ей человеку, что девушка продолжает упорно стоять на своем. — Я хорошо умею это делать. Да, я не ирьенин, но оказать первую помощь или сделать перевязку — в моих силах. Только одно прошу взамен, не отказывайтесь от моей помощи!.. Никто не желает, чтобы вы почили, я тоже смертельно сильно не хочу этого!       Таджима молча наблюдал за ее действиями, слушал ее спокойный голос, и уверенность его дала трещину. Чувствуя ее заботу, он хотел поддаться ее уговорам.       — Ты когда-нибудь ухаживала за лежачим больным, Аямэ? — спросил ее Таджима уже совершенно другим голосом. В нем больше не было бравады и решимости, а на смену всему этому пришло чувство беспомощности и робость.       — Да. За одним их старших братьев. Поэтому я очень хорошо представляю себе, что мне нужно будет делать и я к этому готова.       — Я не так уж сильно хочу жить, чтобы обрекать тебя на это, — едва слышно молвил Таджима, но теперь Аямэ поняла, что он уже уступил ей. И, кажется, он очень растроган.       — А я очень хочу, чтобы вы жили, отец, — она говорила с надрывом, хоть и уверенно, и лишь проворная работа руками в области его искалеченного бедра заставляла ее держаться и не плакать. Когда работа была окончена, а грязные бинты утилизированы, Аямэ снова заботливо укрыла главу клана одеялом. Внезапно она вспомнила, что находится здесь не одна, поэтому к предыдущим своим словам добавила следующее: — Изуна и Мадара подтвердят, как сильно они еще нуждаются в вашей помощи.       — Да, отец, — согласился Мадара. — Мы пока не готовы к тому, чтобы все взять в свои руки.       Мадара испытывал к Аямэ достаточно противоречивые чувства, ибо априори не воспринимал женщин хоть сколько-нибудь серьезно. Своей матери, которой так сильно восхищался Таджима Учиха, он почти не помнил, а те, кого он знал, не были в его понимании хоть немного заслуживающими уважение и почитание. Более того, чем умнее и сильнее была женщина — тем с большей неприязнью относился к ней Мадара. Оттого ему нравилась Кагура — особа без претензий. Но Аямэ… Еще тогда, в самый первый день, как она появилась здесь, и отец решил ее оставить — Хьюга уже очень насторожила его своим присутствием. Вероятно, если бы он был падким на женщин, то уже влюбился бы в нее. Как это и произошло с отцом и Изуной. Силу ее влияния доказывало то, что в итоге Кагура все же покинула их дом. А теперь и отец поддался ее воле, — конечно Мадара был рад этому. Но в очередной раз напомнил себе держать свое ухо востро рядом с Хьюга. Возможно за ее благородными порывами что-то кроется, но пока, если она и впрямь будет ухаживать на Таджимой, он мог лишь поддержать ее в этом.       — И я тоже думаю, что предложение Аямэ имеет смысл, — выказался и Изуна. — Когда мы с Мадарой будем уходить на миссии — вы с Аямэ будете оставаться вдвоем и приглядывать за кланом.       Таджима будто бы согласился с этим. Но отныне решил, что теперь — Мадара глава клана Учиха. Что ж, никто не собирался спорить.