Когда цветут ирисы

      Таджима Учиха сидел на террасе, в месте, обложенном мягкими дзабутонами, и делал вид, что спит, убаюканный знойным августовским ветерком, а на деле — наблюдал из-под полуопущенных век за тем, как его дражайшая невестка, Аямэ Хьюга, управляется в его саду уже без помощи хозяина, но делает на удивление все правильно.       — Отец, вам удобно? — приблизилась девушка к старику, слегка поправив легкое покрывало, которое прятало его увечье всегда, даже жарким днем.       — Да. Очень удобно, — отозвался он, слабо улыбнувшись, ласково воззрев в кристаллики ее Бьякугана.       — Хотите пообедать? — присела она рядом, вымыв руки и стянув белый фартук, чтобы бывший глава клана лицезрел ее в опрятном виде.       — Нет. Не обращай на меня внимания, Аямэ, — отмахнулся Таджима, уже привыкший принимать ее заботу без тяжких мук совести.       — Я боюсь, что вы, как и всегда, будете стесняться попросить меня о чем-то. Поэтому мне каждый раз приходится перебирать все, что вам могло бы понадобиться.       — Не могу это слышать, — покачал он головой. — Кто бы мог подумать, что жизнь моя закончится в таком разваленном состоянии? Счастливы те, кто умирает сразу, от одного лишь удара.       Брови Аямэ слегка сдвинулись, и она присела около него на коленях, задумчиво притянув к ним обоим поднос с почти остывшим чайником.       — Изуна тоже так говорит, — печально поделилась девушка. — Да только не нравятся мне эти речи — ни от вас, ни от него.       — Изуне еще рано умирать. А тебе не престало думать о смерти, так что — не слушай, — мягко приказал мужчина, и Аямэ, тихо улыбнувшись, принялась разливать чай в чашки.       — Я думаю, что когда человек несчастен — он совсем не боится смерти. И она, смерть, зная это, обходит беднягу стороной. Но едва смерть видит, что человек обрел счастье и стимул идти к своей мечте — она тотчас дает о себе знать. Будто смеется над нами, простыми смертными. Я боюсь, что она и сейчас ходит где-нибудь рядом, — боязливо оглянулась девушка за спину, будто бы и впрямь ожидала увидеть там пресловутую старуху в черной рясе. — Ждет, когда сможет заявить о себе — в самый трудный и горький момент, делая жизнь родных еще более невыносимой, — она посмотрела в окаймленные мелкими морщинками глаза Таджимы и поднесла чашку с ароматным чаем прямо к его лицу. — Поэтому я так не хотела, чтобы вы опустили руки, отец. Я желала доказать самой себе, что мы имеем силы бороться с нашими несчастьями несмотря ни на что.       Таджима приобнял предложенную чашку левой, более здоровой рукой, и отпил немного чая. Зияющие раны его постепенно затянулись и, благодаря неустанной заботе Аямэ, перестали гноиться и кровоточить. Тело его теперь не страдало от зудящей боли, а душа была полна той, что день и ночь дежурила у его кровати, кормила, мыла, и водила в туалет. Аямэ надеялась на то, что ослабший организм свекра вскоре сможет и сам себя обслуживать, ибо за два месяца силы будто бы вернулись к старику, и он выглядел пусть не вполне здоровым, но все же довольно бодрым и настроен был оптимистично.       — Знаешь, Аямэ, в том, что ты говоришь — есть смысл, — сказал он задумчиво, устремив взгляд вперед, в сад. — Раньше меня одолевали столь похожие мысли. Особенно когда умерла Канна, моя дорогая Канна, — поставив чашку на поднос, он вдруг скинул покрывало со своих ног, и постарался приподняться. — Ты знаешь, у меня сегодня такой странный прилив сил! Думаю, что я смог бы дойти до нашего сада, посмотреть, как там поживает мой маленький персик, если ты, конечно, мне поможешь, милая.       Аямэ спохватилась, оббежав старика с другой стороны, и, перекинув его руку к себе через плечо, неспеша повела Таджиму за бамбуковую изгородь.       — О, ты так хорошо заботилась о цветах, Аямэ, — восхищенно молвил он, жадно взирая то тут, то там. — И грунт совершенно не зарос. И все камни очищены от мха. Никто бы не смог так хорошо следить за моим садиком, как ты, Аямэ, — он продолжал расхваливать невестку, которая медленно шествовала с ним по маленькой тропинке все дальше, пока не дошла до кривой пожухлой поросли. Это было деревце того самого персика, которое желал увидеть бывший глава клана. Устало вздохнув, он довольно долго смотрел на измученный тонкий ствол, испещренный болезнью, а листва его, такая скудная, была покрыта белесым налетом. — И этот умирает… — наконец обрел он дар речи.       — Я так старалась поддержать в нем жизнь, отец, — принялась оправдываться девушка, печально глядя на зачахшее растение. — В голове все вертелись слова о том, что вы рассказывали про этот персик.       — И все же тот, кому суждено умереть, не в состоянии выжить даже при большом желании других, — сказал он удрученно, и повернул голову чуть левее. — Но смотри, Аямэ! Зато та гортензия, что мы посадили вместе, — гляди, как пышно расцвела!       — И вправду.       — И я снова убеждаюсь, что мой маленький садик — будто бы колыбель всей жизни. Так наглядно рассказывает нам обо всех секретах мироздания. Ты не согласна? — постарался заглянуть ей в лицо мужчина.       — Если одно растение погибло — другое обязательно зацветет, — подойдя к цветку гортензии наперевес со стариком, задумчиво молвила Аямэ, и на душе ее снова стало спокойно. Как и у Таджимы.       — Я вернулся, — вдруг совсем рядом с ними оказался Изуна, что возвратился со своего последнего задания и теперь прервал их разговор. Но Аямэ была еще как рада его видеть.       — Ох, отец! Изуна вернулся! — она была бы рада подойти и обнять своего мужа, но сперва, конечно же, надо было отвести свекра хотя бы обратно на террасу, поэтому пришлось просто ограничиться легким поклоном в его сторону.       Вечером, Аямэ как и всегда помогла Таджиме подготовится ко сну, покормила его и уложила на подушку, прочитав перед этим пару абзацев интересующих его свитков, и теперь, удостоверившись, что старик уснул, могла уделить внимание и мужу.       — Теперь я полностью в твоем распоряжении, Изуна, — заскочила она в комнату, снова спохватившись. — О! Забыла принять офуро. Извини. Я помню, что ты не любишь запах фенола и обезболивающей мази. Просто…       Теперь она заметила, что муж уже уснул, и лежал на своем футоне, вздрагивая в беспокойном сне. Аямэ мягко улыбнулась, натянув его одеяло повыше, и направилась в офуро. Она не думала, что в этот же день со своей миссии вернется и Мадара, потому позволила себе пройти из ванной комнаты до спальни в одном лишь нижнем кимоно. Как назло именно в тот миг на пути ее возник Мадара и они даже впечатались друг в друга.       — Я прошу прощения, — стыдливо стянув ворот своего халата, молвила она, очень низко поклонившись, и, не дожидаясь его ответа, практически бегом направилась в свою спальню. Она не думала, что Мадара как-то слишком сильно оскорбится ее внешним видом, ведь, насколько она поняла, женщины этого мужчину не особенно волновали, а потому он скорее всего вообще не обратит на этот инцидент внимания. Но все равно девушка удосужилась переодеться и предстать перед новым главой клана в более презентабельном виде. — Я хотела еще раз извиниться, — молвила она мужчине, найдя его в кухне. — И предложить тебе ужин, если ты голоден, Мадара, — вежливо сказала она, заискивающе держа голову склоненной перед ним.       — Не нужно. Я поем сам. В одиночестве, — отчеканил мужчина, даже не повернувшись к ней. И девушке ничего не оставалось, кроме как пожелать главе клана приятного вечера и бесшумно удалиться. Что ж, ее делом было предложить. Но теперь она могла со спокойной душой улечься рядом с супругом, уютно прижаться к его теплой спине и аккуратно обнять,чтобы не разбудить.       Мадара же остался сидеть в кухне с крайне недовольным выражением лица.       «Так я и думал. Сперва волею случая она очаровала моего отца, и постаралась увеличить свое влияние, создав видимость того, как сильно привязалась к Изуне. Теперь ей явно этого мало. Едва отец умрет — она будет бояться потерять свою власть. В клане очень хорошо о ней отзываются после того случая, когда она достала денег и спасла всех в голодную зиму от смерти. Никто не был бы против, если бы Аямэ изъявила желание стать супругой главы клана. Поэтому она не рожает от Изуны ребенка, поэтому будет стараться разбудить во мне интерес к ней — что она уже начала воплощать в жизнь. Сегодняшний случай тому доказательство. О, нет, Аямэ Хьюга. Не думай, что умнее меня, Учиха Мадары», — таковы были мысли этого мужчины о той, которая ужаснулась бы, если б узнала, какие грехи ей были приписаны.       Пока Мадара не собирался предпринимать никаких действий против нее, ведь Аямэ ухаживала за его больным отцом, и он не посмел бы отправить ее восвояси по столь надуманным причинам — подозрение в измене, в то время, как она столько всего делает для них, и выглядит при этом так благопристойно. Мадара искренне считал, что это лишь видимость. Просто она достаточно искусна и мудра, чтобы вести свою игру тонко и красиво.       Однако, вскоре некоторые его предположения все же дали хоть и небольшую, но трещину.       Спустя три года с момента замужества Аямэ наконец понесла от своего супруга.

***

      — Быстрее! Быстрее, расступитесь!!!       Изуна чуть было не впечатался в высокий только что установленный частокол, которым его соклановцы решили оградить западную часть селения. Но в самый последний момент он все же оступился и рухнул на подставку для ящиков со столярными инструментами. — Ох, черт, — теперь пришлось застопориться, чтобы помочь все собрать, а удивленные знакомые и соседи принялись осыпать молодого человека вопросами.       — Изуна, куда ты так бежишь?! Где пожар?! — спросила женщина, являющаяся ему двоюродной тетей.       — Какой пожар?! Дело куда серьезнее! — ответил он, и в этом не приходилось сомневаться. Искры так и сыпались из его глаз, пока он остервенело закидывал предметы, не глядя в ящик.       — О, ками! Что стряслось?! — спросил парень из отряда его старшего брата Мадары.       — Моя Аямэ ждет ребенка! Скоро я стану отцом!!! — снова перевернув ящик на эмоциях, ответил Изуна, и соклановцы могли бы поклясться, что впервые видели его таким счастливым. Нет, кажется в его глазах даже стояли слезы — вот каким радостным был этот юноша. — Чии-кун принес мне сообщение прямо на миссии, мне нужно поскорее ее увидеть!       — Ох, какое счастье! Прими наши поздравления, Изуна! — хлопнул его по плечу супруг тети.       — Пусть ками подарит Аямэ-сан сил для рождения мальчика! — поздравления стали сыпаться буквально со всех сторон, и всеобщий восторг жителей селения Учиха был вполне себе искренний.       Во-первых, как уже было сказано ранее, клан очень благоволил младшему сыну бывшего главы, даже больше, чем его брату, Мадаре, характер которого совершенно испортился, с тех пор, как тот взял бразды правления в свои руки. А во-вторых, всем не терпелось увидеть ребенка, что будет обладать сильнейшими глазами на континенте. Почти каждый в клане только и делал, что строил свои догадки, что это будет за сила: Шаринган, которым можно будет пользоваться до бесконечности долго, или Бьякуган, умеющий создавать и блокировать Гэндзюцу. А может быть, соединение способностей явит этому миру нечто ранее неизвестное, то, на что фантазия вообще не способна.       — Она и так очень сильная! — горделиво заявил Изуна на последнюю обнадеживающую реплику в свою сторону. — Я не удивлюсь, если она вообще родит двойню! Или даже тройню, — принялся строить молодой человек предположения с упоением.       — Но Изуна, Аямэ-сан не сможет родить тройню, если генетически не расположена к этому. Сила тут ни при чем, — задумчиво предположила тетя, и Изуне ужасно это не понравилось.       — …Ничего-то вы не понимаете! Все, я пошел!       В самом деле, некогда ему тут было лясы точить! У него дома беременная жена, вообще-то!..       — Эх, такой счастливый! — опершись на лопату, молвил парень из отряда Мадары, глядя вслед поспешно удаляющейся фигуре в черном испачканном в придорожной пыли балахоне.       — Хоть бы все хорошо разрешилось. Чудесная пара. Даже несмотря на то, что девочка из клана Хьюга, — вторила ему тетя Изуны.       — Да об этом уже и не помнит никто! Если б ты не сказала — я бы и забыл сто лет, что она «не наша», — сказал один из Учиха, только что отвлекшийся от работы, но прекрасно все слышавший.       — Аямэ уже давно доказала, что она «наша», — озвучил всеобщую мысль его напарник, мужчина с высоко засученными рукавами.       Изуна был так счастлив, что даже не почувствовал присутствие Кагуры в том же самом месте, где разговаривал с иными своими соклановцами. А девушка не просто все слышала. Она даже изловчилась спрятаться у недоделанной изгороди таким образом, чтобы хорошенько разглядеть восторженное выражение его лица. К сожалению эта девушка не относилась к категории людей, что могли бы жить спокойно, лицезрея чужое счастье. Как можно порадоваться за Изуну, если из-за его решения она, Кагура теперь была несчастна?! Но даже не это больше сносило ей голову от ненависти. А мысль о том, что ее соперница и бывший возлюбленный живут в мире и согласии. Как будто бы юная Хьюга и ее супруг были напрямую виноваты в том, что Кагура потеряла все в одно мгновение. То, что Аямэ время от времени предлагала ей мир, лишний раз старалась не попадаться на глаза, дабы не вспыхнул очередной конфликт — она не помнила. Или не хотела вспоминать. Тем более она не желала размышлять о том, что чужачке тоже было нелегко переступить через себя, дабы идти с предложениями мира и согласия между ней, законной супругой, и бесправной наложницей. Кагуре было решительно наплевать. Причины и следствия ее не волновали. Все, чего желала она сейчас, к чему стремилось ее сердце — к жестокому отмщению. Только видя страдания их обоих Кагура сможет вздохнуть полной грудью, но не ранее, — так она считала.       Вспоминал ли о ней сам Изуна? Да, и довольно часто. Каждую неделю он присылал своего человека в ее дом, что приносил бывшей наложнице деньги и еду, и молодой человек не изменил своего решения помогать даже тогда, когда узнал, что с Кагурой уже проживает другой мужчина, член бывшего отряда Таджимы, ныне данная команда была под предводительством этого самого Учиха, что отныне жил в доме Кагуры. Зато это обстоятельство окончательно успокоило совесть Изуны — теперь его бывшая любовь не одинока, и находится под защитой.       Все складывалось прекрасно! Вот оно счастье, о котором он боялся мечтать, в которое не верил, вот эта вольная птица, парящая в его душе, словно сильный уверенный сокол. И в отличие от Аямэ его даже не гложили мысли о том, что фортуна может крутануть свое колесо вспять в любую секунду — потому стоит радоваться своему счастью очень тихо, дабы ни одна живая душа не узнала, даже они сами не могли себе признаться. Но сейчас Изуну слишком сильно переполняли эмоции, дабы он смог бы осечься.       Все же он станет отцом! Они с Кагурой жили вместе более пяти лет, и за все это время у нее не произошло ни одной беременности. И когда он женился на Аямэ, но год за годом проходил для них бездетно, — он посчитал, что ему просто не суждено быть родителем. Теперь он не мог не подумать о том, как глупо было рассуждать таким образом! Разве может не получиться дитя у людей, которые так хорошо подходят друг другу не только физически, но и душевно? Когда он вбежал в дом, увидел, что Аямэ как ни в чем не бывало моет пол, едва слышно мурлыча себе под нос какую-то песенку, — и пришел в самый настоящий ужас.       — Пухлые Щечки! С ума сошла?! — вырвал он из ее рук тряпку, откинув в сторону, пока девушка старалась понять, откуда ее супруг выскочил так неожиданно. И почему находится в столь возбужденном состоянии.       — Изуна! В чем дело?! — уставилась на него жена, решительно ничего не понимая.       — Ты еще спрашиваешь?! Нет, это я должен спрашивать тебя об этом!       — Я сообщил Изуне, что ты ждешь ребенка, Аямэ, — вдруг из-за угла показался сам Таджима, опираясь о дубовую трость, выкрашенную в черный цвет. Теперь он имел немного сил, чтобы вставать с места и даже перемещаться по дому, но вовсе не это удивило Изуну и Аямэ, когда бывший глава клана вышел к ним в холл, а то, что он молвил.       — Отец! Как вы узнали?! — в непонимании воззрела на старика смущенная Аямэ, и тот удосужился объяснить.       — Ирьенин, что приходил навестить меня на той неделе, сказал мне. И я решил тотчас отправить сообщение Изуне, чтобы не ошивался черт знает где, а был рядом с тобой, — с усмешкой молвил Таджима, наслаждаясь выражением лица невестки на данное заявление.       — О… Я не хотела говорить так рано, — принялась будто бы стыдливо оправдываться девушка, потупив взор.       — Как же так? Ты не собиралась сказать мне? — приблизившись к супруге вплотную, обиженно молвил Изуна, обняв Аямэ за плечи. — Почему, Пухлые Щечки?!       — Изуна… Я… Я так сильно желала этого ребенка, и так долго не могла зачать, что когда ирьенин сказала, будто бы в этот раз все получилось — я просто не поверила. Я даже чувствую себя так же, как и всегда, разве это не странно? Что, если это просто ошибка, Изуна… — она заплакала, прижавшись лицом к его груди, рвано всхлипывая и вдыхая пыль, принесенную супругом с миссии. Молодой человек обнял жену двумя руками, и, если бы Таджима не имел должной выдержки, наверное, тоже бы заплакал, настолько сильно болело его сердце, теперь уже от счастья.       — Ты точно беременна. Ты говоришь, что твое состояние не поменялось, но если бы ты была прежней — то никогда бы не говорила такие глупости, как сейчас, Пухлые Щечки.       Таджима ухмыльнулся, невольно вспоминая момент, когда сам в первый раз узнал, что станет отцом. Канна была почти непроницаема в тот момент, когда сообщила ему, но дрожащий от радости голос Аямэ ему нравился даже больше.       Вскоре и Мадара узнал о том, что его невестка ожидает малыша, и даже расстроился, что его размышление о коварстве этой девушки дало небольшую осечку. И выглядела Аямэ и впрямь просто донельзя счастливой. Они с Изуной только и делали, что сидели на террасе друг напротив друга и мечтали о том, какой он будет, их малыш. На мгновение это тронуло даже черствое к подобным нежностям сердце брата. В один из таких дней он снова стал невольным свидетем очередного вкрадчивого разговора между ними:       — Что ты такое мастеришь, Изуна? — спросила Аямэ, отвлекаясь от своего шитья.       — Это? Разве ты не видишь, Пухлые Щечки? Это кроватка для нашего малыша, — на вытянутых руках продемонстрировал он диковинную конструкцию, которую уже успел украсить замысловатой геометрической резьбой.       — Такая большая? — поразилась девушка. Обычно маленьких детей клали просто на футон, а за его неимением — даже на татами, а отдельная кроватка для ребенка была просто непозволительной роскошью даже в главной семье. Изуну, по-видимому, это не остановило, и он решил смастерить ее сам.       — Разумеется. Однажды я видел такую колыбель у одного чиновника. Поэтому когда узнал, что скоро нас ждет пополнение, решил, что нашему малышу подойдет как раз такая. Разве ты не согласна, что это дитя заслуживает самого лучшего?       — Конечно, — со всей серьезностью согласилась его супруга.       — Как он сможет спасти этот мир, если будет расти в плохих условиях? Мы должны постараться, чтобы он ни в чем не нуждался. И как следует подготовиться к его приходу.       — Замечательная идея, Изуна. Я как раз тоже шью для нашего малыша кое-что, — поделилась девушка.       — Почему оно розового цвета? — озадаченно уставился он на шитье на коленях девушки. — У нас будет мальчик.       — На тот случай, если родится девочка, — с улыбкой ответила Аямэ, ласково взглянув на недовольное лицо супруга, и его выражение милостиво смягчилось.       — Ладно. Если она будет похожа на тебя — я только порадуюсь. Главное, чтобы ребенок родился здоровым.       — Верно. Я буду очень стараться, чтобы он появился на этот свет самым счастливым и сильным ребенком, — обняла она свой слегка округлившийся животик руками, и Изуна тотчас переместился к ней, обняв уже их двоих, прижав к себе руками, усевшись сзади.       Они долго сидели в таком положении, просто наслаждаясь моментом, и боялись шевельнуться, чтобы магия счастья не исчезла. Когда маленький человечек в ее чреве едва ощутимо толкнулся, Аямэ сперва весело рассмеялась, затем внезапно поникла, опустила голову, и сжалась всем телом.       — В чем дело? — обеспокоенно спросил Изуна, не понимая странного настроения супруги.       — Не знаю. Трудно объяснить, но у меня ощущение, что чем счастливее я себя чувствую — тем страшнее становится. В такие моменты я думаю о том, что непременно должно случиться что-то плохое…       — Ты слишком сильно переживаешь, Пухлые Щечки. Все будет нормально, — ласково развернув ее лицо на себя, сказал Изуна, вынуждая посмотреть себе в глаза. — Ты столько лет была несчастна, что теперь просто не веришь, что может быть хоть как-то по-другому. Но я обещаю тебе, так и будет. Я всегда буду рядом и смогу защитить тебя и нашего ребенка, во что бы то ни стало. Даже жизни не пожалею.       Аямэ оставалось лишь надеяться, что таких времен не наступит. Но, черт возьми, не могла же она и впрямь поверить, что Сенгоку Дзидай позволит им забыть обо всем на свете?