Когда цветут ирисы

      — Мадара, ты хочешь чтобы я… ушла?       Аямэ разместилась перед главой клана Учиха, как провинившаяся девчонка, пока он сидел за своим столом на невысоком пьедестале, который, несмотря на свою небольшую высоту, все равно прекрасно справлялся со своей ролью — указывать посетителю на его более низкое положение, чем сидящий впереди человек.       После вопроса, заданного девушкой, прошло уже достаточное количество времени, но Мадара не торопился оторваться от своих свитков, которые не спеша разбирал один за другим, а Аямэ не хотела унижаться и заискивающе переспрашивать.       Наконец он соизволил отвлечься от своих документов.       — Да. И чем скорее — тем лучше.       Голос его был абсолютно спокоен, будто бы он просил ее о сущем пустяке. А Аямэ была по-настоящему шокирована.       — Насовсем? — решила уточнить она, решительно не понимая, неужели старший брат мужа выгоняет ее?       — Желательно.       Аямэ опустила голову, брови ее сдвинулись. Она еще пару раз взглянула в недоумении на Мадару, в надежде, что он объяснит ей причину своей просьбы, нет, решения — ибо Мадара имел то самое положение, когда ему не нужно было упрашивать кого-то, дабы подчинить человека своей воле. Достаточно было приказать.       — А… Изуна…       — Изуне пора начинать новую жизнь. Без тебя, Аямэ, — погрузил он девушку в свой сумеречный взгляд исподлобья.       Юная Хьюга просто отказывалась верить в происходящее. Не могла объяснить такое к себе отношение, ведь они жили бок о бок уже почти четыре года, это хоть что-то, да значило. Они ведь столько всего пережили!       С момента нападения шиноби Страны Ветра прошло чуть меньше года, и жизнь их вроде бы смогла вернуться в прежнее русло. Было трудно. Так тяжело, что невозможно себе представить. Аямэ и Изуна долго отходили после смерти своего ребенка, и параллельно с этим залечивали и физические раны на своем теле. Изуна уже смог уйти в свою первую затяжную миссию. Этому предшествовала долгая лечебная терапия, но в случае с ранением в ключицу, да и в шраме на животе, их душевные увечья не могли бы затянуться, по крайней мере за такое короткое время. Но поддерживая друг друга, они сами были стимулом для своего партнера, чтобы продолжать эту борьбу. Так думали оба супруга — и Аямэ, и Изуна. Девушка так сильно привыкла к осознанию того, что без своего мужа она просто не выдержит, что представить себе, что отныне они будут жить отдельно, было просто немыслимо. Неужели она сделала нечто такое, дабы ее вот так просто выставили за дверь?       — Разве жизнь моего супруга так уж плоха, когда я рядом? — спрашивала Аямэ, снова опустив взволнованный взгляд на колени. — Ками свидетель, я делаю все для него. Я отдала ему всю себя. Неужели этого недостаточно, чтобы быть с ним?       — Недостаточно, — сложив ладони в замок на поверхности своего стола, категорично молвил Мадара. — Не забывай, почему ты оказалась здесь. И почему отец изъявил желание женить тебя на Изуне. Твоя забота и нежность не имеет значения. Лишь твой Бьякуган и способности, которые должен был унаследовать ваш ребенок. И вместо того, чтобы исполнять свой долг, чем ты занималась?! — прикрикнул он на Хьюга, заставив ее сжаться. — Творила глупости. По твоей вине умер этот ребенок и мой отец.       — Мадара, прошу не говори так!..       — Но так все и было, — прищурил свои обсидиановые глаза мужчина. — Когда я сказал тебе увести отца в лес и спрятаться там, почему ты не выполнила приказ?!       — Я хотела помочь Изуне!       — Вздор! Что могла ты, на сносях, с пузом выше носа? Было безумием соваться туда, раз ты так глупа — то, можно сказать, что получила по заслугам.       Слова его были так жестоки, и Аямэ не смогла удержаться от слез. Да, при врагах она могла позволить себе не плакать. Но Мадара не был ей врагом. Может он и ненавидел ее, но сама Аямэ кроме уважения ничего не испытывала к старшему брату мужа, и думала, что он суров с ней просто потому что не особенно жалует женщин. Оказалось, что все это время он так сильно презирал ее, что только и мечтал, дабы найти какую-нибудь причину чтобы выдворить из клана?! Неужели это правда?       — Мадара, их было пятеро против одного Изуны… Ему было не выжить тогда, — постаралась объяснить девушка, но Учиха только усмехнулся.       — Хочешь сказать, что мой брат нуждался в помощи слабой женщины и калеченного старика? Ты смеешься над нашей семьей?       — Ваша семья и моя тоже, Мадара.       — Нет. Учиха есть Учиха. А ты — Хьюга, и время показало, что тебе нет места в нашем клане.       Девушка нервно сглотнула, лихорадочно стараясь сообразить, как вести себя, и что сказать. Обязательно должен был быть хоть какой-то довод, дабы зародить в сердце главы клана семя сомнения в этой странной упертой решимости избавиться от нее. Она подумала о том, что такой довод был.       — Мадара, но как же наш союз? Если я, отверженная кланом Учиха, вернусь домой, мой брат ведь тотчас разорвет все договоренности между нашими кланами.       — И хорошо. После того случая, когда твои финансовые вложения помогли нашему селению, мы остались должны клану Хьюга. А я не люблю быть должен. Разрыв отношений между нашими кланами освободит меня от обязательства оказывать Хьюга услугу за услугу.       Аямэ покачала головой, всем своим видом выражая несогласие.       — Я от чистого сердца помогла нашим людям, когда были тяжелые времена. Как же так, Мадара? В ту зиму ты был благодарен за то, что я сделала, ты и не думал упрекать меня. Ты не был таким жестоким… Что с тобой произошло с тех пор? — Аямэ сжала ткань на фартуке, силясь сказать то, что главе клана не понравится. Но она обязана была это озвучить. Изуна уже давно заметил, что Мадара сильно изменился с тех пор, как пробудил Мангекью Шаринган, — так глава клана назвал свои новые глаза, которыми столь часто пользовался, почти всегда, поражая воображение противников и соклановцев мощью своего Сусаноо. Зачастую и после того, как техника была развеяна, старший брат терял все человеческое в своем облике. Будто бы в те моменты его разум не принадлежал ему, а отдавался воле некой жестокой темной сущности. Именно таким он был и сейчас — холодным, упертым, самонадеянным и заносчивым. Аямэ не могла тягаться с ним в таком состоянии. — Раньше ты не вел себя так, Мадара. До того, как твои глаза…       — Не нарывайся на грубость, Аямэ, — прервал ее Мадара, давая понять, что еще старается быть с ней милым и вежливым. — Не в твоей ситуации вообще говорить об этом, ибо из-за тебя все и случилось. И мой Мангекью не пробудился бы, будь ты более благоразумна, — он окинул ее несчастную потрясенную фигурку глазами, и решил снизойти до того, чтобы сделать свой голос хоть немного мягче. — Я знаю, как ты относишься к моему брату. И пусть твой риск и не был оправдан, я понимаю, что ты хотела помочь. К тому же, почти год ты ухаживала за моим отцом, я благодарен тебе за это. Поэтому я дозволяю тебе просто уйти. Вернуться домой, в свой клан. Ликвидировать тебя я не стану.       — Если ты знаешь о том, как я отношусь к Изуне, то и должен понимать, что мне без него не жить. И я тоже нужна ему! — в сердцах воззвала к этому непроницаемому мужчине Хьюга, прекрасно понимая, что уж слова о любви для него точно не будут аргументом.       — Не нужно жить иллюзиями, Аямэ. Твои качества неоспоримы, но ты всего лишь женщина. Причем ныне — неполноценная. Если действительно любишь моего брата — отпусти его и дай возможность обрести настоящую семью.       Аямэ вздрогнула, с тоской в глазах посмотрев на него. На человека, что только что назвал ее неполноценной, второсортной, неподходящей его брату. Как же жалко она чувствовала себя! Как испорченный кусок мяса. Она пришла в эту семью, как вещь, и в том же статусе из нее уходит. Нет, девушка все еще была частью этой семьи. Но она поняла, что это ненадолго.       — Хорошо. Когда придет Изуна, мы обсудим с ним и… — начала было она, но Мадара опять не дал ей высказаться.       — Нет, ты должна уйти до его возвращения. Не нужно устраивать душещипательных сцен с прощанием. Ты и сама понимаешь, что в таком случае он не позволит тебе уйти. Поэтому лучше выдвинуться завтра же.       — …Поняла.       — Я дам тебе человека для сопровождения и денег.       — Не нужно.       — Как хочешь. Уговаривать я не намерен.       Аямэ тихо вздохнула, полагая, что их разговор исчерпан. Стоило ли ей продолжать бороться за место в клане, глава которого желал избавиться от нее? Как знать. Она бы еще поспорила с Мадарой, и если бы это было необходимо — смогла бы найти способ дождаться Изуну. Но что если ее уход и впрямь позволит ему начать все сначала? С кем-нибудь еще. В клане так много милых добрых куноичи. Наверняка любая бы отдала многое, чтобы скрасить дни такого мужчины, каким был ее супруг. Но сам Изуна никогда бы не оттолкнул от себя Аямэ, даже если бы и думал о том, что ему чего-то не хватает, и как сильно тяготит его боль прошлого. Девушка очень старалась сделать его счастливым, но что, если для достижения своей цели ей надо было не служить ему, а просто отпустить?       Всю ночь Аямэ думала об этом. В слезах металась по подушке, стонала от безысходности, уходила в отцовский сад, говорила сама с собой. Настало утро. И пришло время собирать свои вещи. Аямэ взяла только самое необходимое. Однако забрала то кимоно и украшения, что были подарены ей свекром, и переоблачилась в свою одежду клана Хьюга. Она решила ни с кем не прощаться, по крайней мере из живых, но на кладбище своих родных сидела очень долго. Гладила скованный осенней прохладой могильный грунт, скрывающий тельце ее единственного сына и дорогого сердцу свекра, которого считала своим вторым отцом. Мадара, в тайне наблюдавший за ней, понял, что Аямэ прощается, и внутренне успокоился, понимая, что его взяла.       Вскоре присутствия Хьюга более не ощущалось поблизости.

***

      Изуна вернулся со своей миссии лишь спустя месяц после этого инцидента. Аямэ уже давно не было дома, и теперь она не встречала его на пороге с тихой улыбкой на лице. Пусть юный Учиха и не мог предположить, что его развели со своей супругой без его ведома, но сразу почувствовал что-то странное, даже не заходя в свою спальню, где сразу бы увидел отсутствие вещей жены.       Дом как-то странно опустел и почернел.        Изуна не спеша прошел на кухню, и увидел приготовленный обед, но сделан он был не рукой Аямэ. Яства выглядели аппетитно, но еда его супруги обладала какой-то необъяснимой душевностью и, главное, бережливостью, в любые, даже не нищие времена. Тотчас страшная тоска закралась ему в сердце, будто бы он все понял. И когда Мадара вышел к нему с другого проема, он лишь тихо спросил вместо приветствия, не поворачивая головы:       — Где моя жена?       Мадара выпрямился, понимая, что младшему брату будет непросто принять эти новости. Но темнить он не собирался.        — Аямэ вернулась в свой клан.       Изуна резко развернулся, по-настоящему сраженный этими новостями.       — Как вернулась?! Почему?..       — Я предложил ей.       Изуна нервно сглотнул, непонимающе вытаращившись на старшего брата.       — …И ты говоришь мне это таким спокойным голосом?       — Советую и тебе успокоиться, младший брат, — невозмутимо парировал Мадара, подойдя чуть ближе к насупившемуся Изуне. — Присядем.       — Просто скажи, что хотел, и побыстрее. Мне не терпится пойти за Аямэ, дабы вернуть ее.       — Изуна. Тебе уже двадцать два года, а ты все еще ведешь себя, как взбалмошный ребенок. Смотришь на меня диким затравленным зверем, а ведь я желаю тебе лишь добра, — миролюбиво молвил глава клана, принявшись играться с ручкой чайника на столешнице, что разделяла братьев.       — Ты называешь меня взбалмошным, но чем ты лучше? Просто отправил мою супругу восвояси, даже не спросив моего разрешения!       — Скажу тебе больше, младший брат. Я как раз ждал, когда ты уйдешь на миссию, дабы предложить ей покинуть наш клан.       Изуна шумно выдохнул, ощутив страшную усталость. Он и впрямь устал. Не столько физически, сколько морально. Почему вся его жизнь представляет собой борьбу? Почему он вынужден бороться даже с родными и близкими?!       — Как ты мог, старший брат? Нет, зачем ты вообще это сделал? — присел он спиной к брату на пороге, опустив ноги с террасы. Плечи его осунулись, голос утратил твердость и силу, будто бы он сдался.       — Во-первых, я должен был наказать ее за безрассудство, — ответил глава клана. — А во-вторых, хотел дать тебе шанс начать все заново.       — А разве я просил тебя об этом?       — Отца ты тоже не просил связать свою судьбу с Аямэ Хьюга. Однако ты поддался его воле и в итоге остался доволен. Он был уверен в том, что тебе так будет лучше, и позже ты мог лишь поблагодарить его за это. Теперь пришла моя очередь заботиться о тебе, младший брат. Подчинись и забудь ее.       — Забыть ее — значит откреститься от всего того, что мы пережили вместе.        — Иногда необходимо идти на жертвы ради того, чтобы выжить.        — А если я скажу тебе, что не желаю жить без нее?       — Что за глупые сантименты, Изуна? Ты с такой легкостью расстался с Кагурой, а ведь вы были вместе намного дольше, чем с Аямэ Хьюга.       — Вовсе не с легкостью… — возмутился Изуна. Мадара его будто бы не слышал, продолжал изъясняться, не собираясь брать в учет его доводы.       — Теперь твоя прошлая любовь уже нянчится с ребенком. А вспомни, как она неистовала, когда ты указал ей на дверь. Это лишь доказывает, что некоторые разрывы несут лишь пользу.       — Кагура родила ребенка? — Изуна не виделся с этой девушкой, но знал, что она почти не выходит из дома. Однако же ее молодой человек из бывшего отряда Таджимы исправно ходил на задания, и это говорило том, что с бывшей наложницей все в порядке. Просто она предпочла домашние заботы смертельным сражениям.       — Да. Мальчик, насколько мне известно. Я навещал их, — поделился Мадара, внимательно наблюдая за своим младшим братом. — Она просила передать, что и с тобой бы увиделась с большой радостью. Я бы советовал не игнорировать ее предложение. Сходи. Посмотри, как должна выглядеть настоящая семья. И сделай правильные выводы.       И он говорил все это, не собираясь обзавестись своей семьей.       Изуна промолчал, решив, что бесполезно пытаться что-либо доказать своему старшему брату, рассудок которого явно помутился из-за обретения Мангекью. Как же не нравились ему эти чертовы глаза! Он мнил их ничем иным, как проклятьем. В будущем его опасения лишь подтвердились.       Ну, а пока он решил поступать так же, как глава клана. Как самодур, исходя из своих лишь собственных желаний и мотивов. Но Кагуру и впрямь собирался посетить.       Мадара втихомолку наблюдал за тем, как его младший брат понуро таскался из комнаты в комнату, принял быструю ванну, переоблачился, наскоро пообедал. Потом долго сидел в своей комнате, откуда можно было услышать тихий шорох. Изуна явно не сидел на месте. Только к вечеру он выбрался наружу наперевес с какой-то ношей, обмотанной серой тканью. После этого молодой человек поплелся в жилище своей бывшей наложницы.       — Изуна! Какой приятный сюрприз! — всплеснула руками девушка, удивленная появлением в своем доме ее бывшего возлюбленного. Впрочем она быстро сумела взять себя в руки, дабы игра началась. — Я и не думала, что когда-нибудь ты окажешься на моем пороге… — скромно потупив взор, лилейно молвила Кагура. Отца ее ребенка как раз не было дома, и поэтому она могла не сдерживаться. В первую очередь она желала убедиться, что он страдает без нее. И затем, разумеется, удостовериться, что он стал достаточно несчастен за то, что выставил ее однажды вон. Но Изуна не догадывался о столь низменных порывах, и продолжал относиться к бывшей возлюбленной с теплотой и доверчивостью.       — Я хотел поздравить тебя с рождением малыша, — сказал он прямо. — Желаю, чтобы он вырос хорошим человеком и сильным шиноби.       — Как это мило, Изуна, — театрально протянула Кагура, притягивая молодого человека внутрь дома. — Давай я покажу тебе его. Он такой чудесный! Так похож на своего папу.       Изуна послушно прошел внутрь, оказавшись в большой комнате, в углу которой на футоне лежал ее ребенок, что тотчас был разбужен и всучен в его руки. Пришлось отставить свою укутанную тканью ношу в сторону, и протянуть руки для малыша, который истошно закричал, разгневанный тем, как грубо его потревожили. Кагуру это не коробило. Главное, чтобы Изуна ощутил боль от того, что сам никогда не сможет иметь наследника. И девушка прекрасно знала, что в этом была и ее заслуга. Если бы она в тот роковой день не бросила Изуну в беде — Аямэ не пришлось бы броситься на рожон. И теперь, абсолютно не затратив ни грамма сил, она добилась всего, чего хотела. Возмездия.       — Прелестный, верно? — продолжала умиляться бывшая наложница, украдкой поглядывая в лицо молодого человека. К ее большому удивлению, оно абсолютно не выражало сожаления или зависти. Будто бы он был искренне рад за нее.       — Да. Уверен, его ждет счастливая жизнь, — мягко сказал он, прижав к себе маленький ерзающий комочек, что недовольно кряхтел и сопел. О чем думал Изуна, пока любовался чужим ребенком? Лишь о своем маленьком погибшем сыне, которого он так же мог прижимать к себе когда-нибудь. Но ками решил отобрать его. Саднящая рада в груди снова закровоточила, и взгляд Изуны стал совсем отстраненным.       «Прости, малыш, мы бы все равно не смогли быть тебе хорошими родителями», — снова стоял в ушах дрожащий от горя голос его жены в момент прощания со своим единственным ребенком.       «Нет, Пухлые Щечки, — думал он в ответ на собственные мысли. — Мы бы стали самыми лучшими родители. В этом я уверен. Одно лишь нам осталось — постараться быть друг другу любящими супругами».       — Я принес твоему мальчику подарок, — вдруг вышел из своей странной задумчивости Изуна, передавая малыша обратно в руки матери, и нагнулся к своему свертку, стягивая серую ткань.       — Колыбель? — удивленно воззрела на протянутую в ее сторону кроватку Кагура.       — Да. Я смастерил ее своему сыну. Но использовать ее не получилось. Я буду рад, если тебе она пригодится, Кагура.       — Спасибо… — девушка была так сильно поражена, что совершенно не нашлась, что сказать. Она думала, что одержала над ним верх, уничтожила его, растоптала за то, что он выбросил ее когда-то. Только сейчас в голове у нее возникло понимание того, что он сделал это не потому, что желал ей зла. Так получилось. Ведь даже спустя столько времени он продолжал бескорыстно заботиться о ней и, как и всегда, был готов отдать все, что мог. Даже колыбель сына, погибшего частично по вине его бывшей наложницы.       Как же так… Она ведь только что победила. Тогда почему чувствует себя проигравшей?!       Он ушел, а Кагура продолжала прижимать к себе плачущего младенца, отрешенно переводя взгляд с кроватки на его удаляющуюся спину, и обратно.       — Прости… Изуна…       Слишком поздно.