Нет дыма без огня

South of Seoul. Filming studio. Network: Always present. Ateez Network: Undetected. Визажистка заканчивает с макияжем Сонхва, чуть отходя на полшага назад. Несколько мазков кистью по губам. Она прикладывает матирующую салфетку к его переносице. Еще раз окидывает идеально накрашенное лицо черного генерала Пака перед собой. — У в-вас… — она чуть бледнеет и протягивает Сонхва ватный диск, указывая на шею. Он и не заметил, что из-за недовольства настолько опустил подбородок — две иглы, торчащие из воротника-стойки, впились в кожу, напоминая, что подбородок по уставу всегда должен быть параллелен полу. — Все в порядке. Бывает, — он быстро прикладывает вату, и через несколько мгновений выкидывает её в стоящую под столиком урну. — Мы закончили? — Да, — девушка делает поклон и начинает протирать кисти.  — Спасибо за вашу работу, — кланяется Сонхва и идет к высокому белому креслу. Вокруг него несколько десятков камер и того больше датчиков движения, чтобы можно было создать голограмму высокого разрешения для загрузки в Сеть. Напротив стоит еще одно такое же кресло, но с черной обивкой. Вскоре на него присаживается до неприличия красивая девушка с пышной копной изумрудных волос, уложенных в тугие завитки. Она одета по последней моде — в яркую свободную одежду, сверху накинут ядовито-желтый полушубок из синтетического меха. Одна из популярнейших криэйторов Сети. — Мы вас давно ждем, генерал Пак, — начинает она, улыбаясь. Сонхва ничего не отвечает, только ухмыляется правым уголком губ и кивает камерам у лица. — Я знаю, что вы не любите говорить о войне, но все же согласились пообщаться с нами. Почему? — Видел несколько предыдущих трансляций. Решил, что некоторые вещи, рассказанные моими сослуживцами, явно были приукрашены, — Сонхва переводит взгляд на другую камеру. Ему потребовалось не так много времени, как он ожидал, чтобы вспомнить приемчики публичной знаменитости. — Мы даём вам возможность рассказать свою часть истории, — девушка понимающе улыбается. Сонхва все никак не может вспомнить ее имя, хотя Уён несколько раз говорил выучить его. — Сколько вам было лет, когда вы попали на фронт? — Когда я попал на фронт?.. Странно звучит, простите, — Сонхва хрипло смеется, стараясь не двигать шеей. Он всегда ненавидел официальную форму, потому что она стискивала все его тело намертво. Впрочем, в этом и была ее основная функция — не дать офицерам прикончить друг друга на людях после войны. — Семнадцать. Я на фронт не попадал, меня направили на служебное задание в рамках запроса Министерства обороны Республики Корея. Пока мы его выполняли, государства не стало. — Что это было за задание? — Не могу сказать. — Вы были один? — Нет, со мной было трое моих однокурсников по Академии. Насколько я видел, один из них — Чон Седжун — также был у вас. Я был рад увидеть его в добром здравии, — улыбается Сонхва. — Вы общаетесь с ним? — Нет. — С другими однокурсниками? — Они погибли при выполнении задания… — Я имела в виду в принципе, не только с теми, кто… — неловко замолкает девушка. — Нет. Во всяком случае, не в том смысле, в котором вы понимаете общение, — витиевато заканчивает Пак, чтобы не выглядеть совсем ужасно. Он помнит, что основная его задача сейчас максимально расположить к себе аудиторию, то есть обычных людей — «гражданских». Проблема была в том, что Сонхва не общался с обычными людьми. Его жизнь, в основном, наполняли люди сложные и необычные. — Сеул сильно изменился с вашего последнего визита? — решает сменить тему ведущая. — Немного подрос, я бы сказал… стало меньше зелени, но больше света. — Когда вы последний раз были в Сеуле? — Лет пять назад, — припоминает черный генерал дату заседания военного трибунала. — Это ведь был непраздный визит как сейчас? — Я бы не назвал прошлый раз визитом в принципе, — Сонхва чуть опускает глаза, смотрит в камеру из-под длинных ресниц. Чувствуя легкий укол в шею, снова поднимает подбородок параллельно полу. — Я прибыл по приглашению Совета. — На военный трибунал, связанный с операцией «Возрождение»? — Да. — Вы прибыли как свидетель? — Да. — И что случилось потом? — Мне кажется, что случилось потом, знает вся Сеть, — хмыкает Сонхва. Девушка удивленно вскидывает брови. — Что?.. Разве это не так?.. — Я хотела бы услышать вашу версию. — Моя версия совпадает с официальной, — упрямо заявляет генерал. — Расскажите про «Возрождение». — Это операция по прорыву блокады Сеула с воздуха, которая стала отправной точкой в борьбе города за свободу. — Говорите, как в учебниках написано. — А что вы хотите услышать? — Что это было на самом деле, — темные глаза собеседницы впиваются в перевязь с орденами на груди Пака. — Извините, мы можем показать ваши ордена? — Да, конечно, — Сонхва встает с кресла. Четыре камеры поднимаются вслед за ним. Он занимает традиционную позу «смирно» — ноги на ширине плеч, руки по уставу скреплены за спиной. Камеры кружатся вокруг него, приближаясь то к одному, то к другому ордену или кресту. Он замечает, как пробегает взглядом по мундиру его собеседница. — Орхидеи тут нет. Можно не искать. — Почему? Сонхва не выдерживает и многозначительно выгибает правую бровь: — По решению Совета я был лишен этого ордена. — Почему? — не сдается ведущая. — Меня признали дезертиром, — выплевывает черный генерал. — Вы с этим согласны? — Слушайте, Совету виднее. Решение трибунала есть. Доказательства были собраны. Что еще нужно? Раз признали, значит так и было. — Вас лишили еще каких-то наград кроме Орхидеи? — Да, креста за освобождение Сеула, всех памятных наград, связанных с «Возрождением» и освобождением Сеула. — Другие города? — Нет. Они не считают, что решение военного трибунала по Сеулу как-то влияет на наши… взаимоотношения, скажем так, — качает головой Пак. — Не каждый город берёт и сразу же имплементирует решение Совета. — Вы хотели сказать трибунала? — Да, — с улыбкой кивает Сонхва. — Военные трибуналы создавались отдельными приказами Совета в конкретном случае, ad hoc, если хотите, и, если хоть кто-то еще помнит, что это значит. Поэтому, по сути, это судебный орган Совета, а не какой-то новый независимый орган, как часто любят его представлять. — Как вы оцениваете деятельность Совета? — Никак. — Генерал Пак, — улыбается ведущая, качая головой. — Не хотите пояснить свой ответ? — У меня нет компетенции оценивать деятельность Совета, — пожимает плечами черный генерал. — Если бы я спросила вас не как черного генерала четвертой звезды, а просто как гражданина, как бы вы оценили деятельность Совета? — Вы прекрасно знаете, что меня лишили статуса гражданина Сеула, поэтому этот вопрос поставлен в корне неверно. Более того, на мой взгляд Совет слишком далёк от жизни обычных граждан для того, чтобы они могли давать адекватную оценку его деятельности. Я вот, например, в Сеуле стандартно раз в два дня сталкиваюсь с перебоями доступа к Сети. Не думаю, что я такой особенный, но виноват ли в этом Совет?.. Не уверен. Хотя именно Совет управляет Сетью. В других городах таких перебоев нет. Я также был удивлен разницей между магазинами на севере и на юге. — Вы были на севере? — спрашивает ведущая. — Да, если вы помните, виадук Кейптаун-Магадан потом уходит на юг, то есть для Сеула это север. В общем, география. — Вы живете в Кейптауне? — Нет. — У вас с этим городом связано много воспоминаний, не так ли? — Да, — кивает Сонхва. — Вы были избраны в Совет от Кейптауна, — девушка дожидается еще одного кивка. — Если бы такая возможность вам снова была предоставлена, вы бы согласились? — Возможно. Не уверен, — качает головой Пак и пытается выглядеть как можно скромнее. — Я был другим человеком, когда избирался в Совет в прошлый раз. — Вы знаете, я готовилась к этой передаче. И, судя по записям ваших интервью с того времени, и по тому, что я вижу сейчас, вы практически не изменились. Всё также не любите отвечать на вопросы, — она улыбается. Черный генерал улыбается в ответ, пристально смотря на неё. Девушка немного ведет плечом и наклоняет голову вбок. Сонхва продолжает улыбаться, медленно проводит языком по нижней губе, гипнотизируя девушку темным взглядом. Ведущая продолжает молчать. — Может быть, вас ещё что-то интересует? — немного тянет черный генерал, чуть задирая подбородок вверх. В его глазах искрится веселье. Он делает вид, что поправляет перевязь на плече, поворачивая голову к одной из камер. Он знает, что этот ракурс один из самых выгодных. Снова уверенно улыбается, смотря прямо в камеру. Ведущая всё ещё молчит. — Я тоже готовился. Посмотрел несколько ваших предыдущих выпусков, как я уже говорил… Вопрос о странно-счастливом воспоминании с фронта мне очень понравился. Точнее ответы на него… Девушка поднимает на него взгляд. — Вы знаете, люди ко всему привыкают. Они привыкают к течению жизни, какой бы она не была. Случаются пандемии, природные катаклизмы, войны, а жизнь идет своим чередом. Мы ведь уже семь лет живем мирно. Как вы можете понять, я оказался на войне в её середине. Я даже сначала не понял, что это была именно война. Нам с Седжуном некуда было возвращаться, нас отправили в штаб, который тогда только начал свое функционирование. Совета еще не было, некоторые страны уже потеряли свой суверенитет. Корея стала частью Китая. Мы не совсем ориентировались в происходящем. Не говоря о том, что нам было по восемнадцать лет. Но я, как и он, вспоминаю банки колы, странных одноухих котов, которые иногда появлялись из ниоткуда в окопах… — он замолкает на несколько мгновений. Поправляет крупный медальон с черным камнем на узле галстука. Пробегает длинными пальцами по четырем крестам на груди над перевязью. Толстые браслеты на запястьях чуть звенят, соприкасаясь с наградами и мелкими шипами, которыми отделан весь костюм — и длинный черный двубортный пиджак, и сидящие по фигуре черные брюки. Острыми большими шипами усыпаны высокие остроносые ботинки на ногах генерала. — Наверное, в девятнадцать лет я впервые познал осязаемость счастья. Для меня тогда оно заключалось в апельсиновом соке, который стекал по подбородку. Как сейчас помню, я сидел в госпитале в Дели. Это был ближайший к Гималаям более-менее подконтрольный Совету медицинский центр на тот момент, — Сонхва потирает подбородок указательным пальцем и опускает руки на колени, не прижимая их и чуть откинувшись спиной назад. — Кто-то из медсестер принес мне целую тарелку с порезанными на дольки апельсинами. Только с деревьев. Я до этого никогда и апельсины-то не пробовал. Я помню их вкус до сих пор. И ту весну помню… — Ваш соулмейт был родом из Индии, верно? Глаза черного генерала опасно сужаются, он кивает. — Можете рассказать о ней? — Вы знакомы со своим соулмейтом? — спрашивает в ответ Пак. Девушка кивает. — Тогда вы сами всё знаете. — Как многие в Сети знают, мои отношения с соулмейтом не самые простые, — смеётся ведущая, подмигивая камерам. — Мне кажется, ошибочно думать, что судьба автоматически означает простые отношения, — хмыкает Сонхва. — Более того, соулмейт не всегда возлюбленный. То есть необязательно. Отношения могут быть многогранными… Но только они дают способность выживать в этом мире, несмотря ни на что. — Скоро годовщина её смерти, — напоминает девушка. — Через несколько недель, да, — кивает Пак, который каждый ноябрь встречает с ненавистью. — У вас есть какие-то ритуалы?.. Или что-то такое? — У неё нет могилы, — в голосе генерала проскальзывает злость. — Почему? — По решению Совета. — Совет может решать такие вещи? — Видимо, иногда Совет всё же опускается до жизни обычного человека, — ядовито замечает Пак и возвращается обратно к нити разговора. — Так как у неё нет могилы, я обычно нахожу самую яркую звезду на небе и пытаюсь вспомнить те моменты, которые у нас были. — Прекрасные моменты? — Необязательно. Жизнь вовсе непрекрасна большую часть времени. Очень часто мне вспоминается переезд в Рио… И как я уронил одну из коробок, а в ней был наш обеденный сервиз. Знаете, такой весь с вензелями… подаренный на какую-то годовщину то ли родителями, то ли штабом. Тогда мы около месяца ели из моих походных эмалированных мисок, — вспоминает Сонхва, и вокруг его глаз собираются лучики морщин. — Не скажу, что она была в восторге от этого… Жасмина очень любила всё красивое… Вероятно, именно поэтому ей достался я. — Иногда, я люблю говорить, что мои родители назвали меня в её честь, — улыбается ведущая, а Сонхва понимает, почему не мог запомнить ее имя. Он приподнимает уголки губ в знак улыбки. — На самом деле, это конечно же не так… Но она… ее шоу вдохновило меня на то, чем я занимаюсь сейчас. Мне было восемь, когда посмотрела первый выпуск «Армейской жены». Генерал Пак уже и забыл об этой странной давно не существующей жизни. Сейчас он только сидит и продолжает сохранять легкую улыбку на лице, слушая болтовню ведущей о своём соулмейте и её шоу, чужих детских воспоминаниях. Ему нечего сказать. Вернее, он не может. В голове, как и между ключицами, пусто. — Генерал Пак? — Да? — он снова фокусируется на девушке перед ним. — Я спросила, похожа ли я хоть немного на вашего соулмейта? — ответ на этот вопрос заранее можно предугадать. Необходимо потешить самолюбие ведущей, отыграть легкий флирт. Сонхва задерживает взгляд на лице девушки, пробегается по ее волосам, тонким карамельным запястьям с россыпью ярких пластиковых колец-браслетов — такие же блестят на лодыжках, торчащих из-под подвернутых джинсов. — Да, вы бы определенно нашли общий язык, — улыбается мужчина. — Думаю, что ей было бы интересно продюсировать ваше шоу… если рассматривать всю ситуацию гипотетически, конечно. Думаю, если бы она всё ещё была жива, то занималась бы чем-то творческим в Сети. Поменяла бы формат своего шоу… Она легко умела адаптироваться ко всему. К любой ситуации. Знаете, всё-таки жить со мной далеко не сахар… — Не преувеличивайте, — льстит ведущая. — Я, скорее, преуменьшаю, — чуть ведет головой Сонхва. — Чем вы занимаетесь сейчас? — Благотворительность, по большей части, — пожимает плечами генерал. — Я являюсь амбассадором нескольких благотворительных организаций. Основная цель — сделать Сеть доступной для всех в любой точке планеты 24 на 7. — Я знаю, что на севере с этим сложнее. — Да, сложнее на севере и в любых приграничных районах. При чем проблема отсутствия равного доступа к Сети — проблема не только Сеула. В виду того, что Сеть контролирует… — генерал Пак прочищает горло, — …гарантирует доступ к образованию, государственным услугам, любому развлекательному контенту и финансовой системе, это становится острой социальной проблемой во всем мире. Есть также проблема дополненной реальности. Ей я занимаюсь последние пару лет в отличии от равноправного доступа, но она тоже важна. — Вам не кажется, что два этих вопроса находятся в конфликте? — интересуется ведущая. — Так может показаться на первый взгляд, — кивает черный генерал. — Однако, если бы мы не были настолько зависимы от Сети… Большинство людей живет в дополненной реальности годами, не замечая, что происходит вокруг. Как давно вы сами были где-то без доступов? — Ох… мне даже трудно вспомнить, — качает головой девушка. — Я советую попробовать, вернуться к реальности, — улыбается Сонхва. — Хотя бы минут на пятнадцать в день. Возможно, вы обнаружите, что давно пора поменять шторы дома, а, возможно, поймете, насколько здорово просто сидеть с кем-то за чашкой чая, чувствовать настоящий аромат этого чая и действительно осязать чужие пальцы в своей руке. — Звучит, неожиданно романтично. — Почему неожиданно? — Пак поворачивает голову на 45 градусов, цепляя одну из камер взглядом, — в конце концов, разве мы не живем ради того, чтобы находить себя в чьих-то объятьях на балконе в четыре утра летом?.. Или положившими голову на чье-то плечо и наблюдающими за играющими на площадке детьми?.. Да и в целом, иногда достаточно просто прийти в дом, где тебя ждут. Ведь, в конечном итоге, именно это и есть жизнь. Разве не так? Девушка не двигается. — Еще чуть-чуть, и вы всех нас заставите плакать, генерал Пак Сонхва-ним, — сглатывает она. — Почему? — Мы привыкли видеть вас в разных ролях: как грозного и непобедимого черного генерала четвертой звезды… или принципиального и справедливого члена Совета… мы видели вас и как убитого горем бывшего героя, оплакивающего потерю своей семьи… — ведущая делает паузу. — Но как обычного человека, который пьет с кем-то чай на кухне… мне сложно вас таким представить. — Так я и не с вами пью чай, — лукаво улыбается Сонхва и тихо смеется. — То есть я правильно понимаю, что жизнь после потери соулмейта существует? — Мне кажется, мы начинаем скатываться в шоу для домохозяек, — хмыкает Сонхва. — Других своих гостей вы о таком не спрашивали… — Про них мы и так все знаем. Они все публичные персоны, — быстро перебивает его девушка. Она прекрасно знает, что несмотря на былые заслуги, большие должности, боевые награды — то, что действительно может разлететься по Сети — информация о личной жизни самого закрытого человека на этой планете, черного генерала четвертой звезды Пак Сонхва. — Так что, да, нас всех действительно интересует, продолжая ваши мысли, пьете ли вы чай или стоите на балконе летом в одиночку или же с кем-то? Сонхва продолжает ухмыляться и стреляет глазами по разным камерам. Чуть приподнимает правую бровь, складывает пальцы в замок. Словно на что-то решается. — С кем-то, — кивает он. Делает паузу. Подмигивает камере. — То есть надежда всё же есть? — В жизни без соулмейта? — генерал дожидается кивка от ведущей. — Система переоценена. В своё время её создавали для офицеров, чтобы повысить процент выживаемости. Когда тебе есть за что сражаться и из-за чего не умирать, эффективность повышается. — Я не знала… — Да, систему распространили на всё население одиннадцать или двенадцать лет назад, — продолжает Сонхва. — Для восполнения потерь… повышения рождаемости… какие там ещё были лозунги… В целом, да, это действительно было обоснованно. Вы знаете, что в Юго-Восточной Азии после Императорского тайфуна осталось только пять городов-островов… Все они существуют на дотации Совета. Сказать, что кто-то из городов больше преуспел в выживании нельзя. Все справляются, как могут. Мы все пытаемся делать то, что можем. То, что зависит от нас в конкретный момент в конкретной ситуации… Тут уже не до судьбы и звёзд. — То есть на ваш взгляд система больше не нужна? — Система, как и Сеть, управляет хаосом, — медленно проговаривает Сонхва, — через создание дополнений к реальности, которые делают реальности приемлемой… делают её «выносимой» для человеческого мозга в режиме выживания… Но наша реальность уже немного отличается от военной, поэтому я считаю, что нужно снижать присутствие дополнений. Делать единые доступы для всех ко всей информации с одинаковыми возможностями. — Звучит, как хорошее подспорье для политической кампании, — замечает ведущая. — Ммм… Мы можем вернуться к обсуждению чаепитий и балконов? — закусывает губу Сонхва, а потом улыбается. Ему надо только заронить зерно в чужие головы. Посеять идею в Сети. Дальше за него все сделает сопротивление и Уён. — И какой же чай вы любите? — в шутку спрашивает девушка. — Зелёный, — он самым наглым образом оглядывает её волосы и лицо. Облизывает губы и ухмыляется. Две камеры и около десяти датчиков приближаются к его лицу. Эти кадры потом разлетятся по всей Сети с заголовками вроде — «Генерал Пак Сонхва 15 секунд трахает тебя взглядом», — такое уже было и не раз. Раньше он переживал из-за этого. Сейчас ему откровенно похуй.  — Я тоже, — кивает ведущая, сохраняя лицо. — Если бы у вас была возможность обратиться к Совету, что бы вы хотели им сказать? — Если? — черный генерал немного поджимает губы, словно пряча улыбку. — Мне нечего им сказать, но я бы с радостью послушал, что они могут сказать мне. Не как черному генералу четвертой звезды Пак Сонхва. Конечно, нет. Я бы послушал, что Совет может сказать обычному человеку, как он может объяснить происходящее: например, почему некоторые районы полностью отключены от Сети, и дети там не могут получить образование… почему где-то люди спокойно идут в магазин и покупают всё, что захотят, а где-то неделю ждут завоза молока, чтобы разобрать его за тридцать минут… я бы очень хотел услышать мнение Совета на этот счёт. — Возможно, вы все же хотели бы услышать от Совета что-то, касающееся лично вас? — Поверьте, мнение Совета относительно меня все знают. Его часть есть в решении трибунала. Остальная часть вырезана на моей спине, поэтому вряд ли я услышу что-то новое, — отмахивается Сонхва. — Тем более, что эго уже давно не играет никакой роли в моей жизни. Наказание своё я получил… В понимании закона я уже искупил свою вину. То, что для меня эта жизнь не стала такой одинокой и короткой, как этого хотел Совет… что ж… это большое везение и ничего больше. — Совет отрицает свою причастность к гибели вашей семьи, — говорит ведущая. Сонхва это знает. Официальная версия гибели его жены и ребенка — большая авария на виадуке. Неожиданный магнитный импульс, который вышел из-под контроля и заставил порядка сорока электрокаров потерять управление. Тогда погибло около тридцати человек, включая семью черного генерала, которая якобы ехала навестить его в Сеуле. Сонхва до сих пор не знает, пошел ли Совет на то, чтобы переместить их тела на виадук, или же было достаточно кадров с покореженным виадуком и выгоревшими дотла электрокарами. Черный генерал тогда пребывал в невесомости под препаратами где-то в лаборатории. Его выпустили оттуда на пару часов — записать видео стенаний и рыданий над портретами жены и сына. Это было не так уж и сложно, учитывая, что в тот момент всем, что он ощущал, была боль от разрыва связи с соулмейтом и непосредственно физическая боль от пыток. Согбенность его фигуры все сочли знаком величайшей скорби, а Пак просто не мог разогнуть спину, которая вся была испещрена свежими порезами: «겁쟁이»*, «암살자»**, «약한»***, «배신자»**** да и клеймо «탈영 자»*****, которое удачно прижгли под правой лопаткой как раз тем утром перед съёмкой, сочилось кровью и заставляло черную ткань рубашки слипаться с воспаленной кожей. А Сонхва должен сейчас сидеть и обсуждать с этой зеленоволосой девочкой причастность или, простите, непричастность Совета к смерти его семьи. Он своего сына-то видел пару раз в жизни из-за постоянной службы, которую нёс; заданий и миссий, на которые его отправляли. Когда же их ребёнок поступил в школу, Совет начал пристально наблюдать за ним. Этот контроль через Сеть всегда беспокоил Жасмину. Она столько раз ему об этом говорила. Сонхва ничего с этим не сделал. Слышал, понимал, но ничего не сделал. Теперь он сидит тут живой и пытается поддерживать всю паутину лжи, которой окутана его жизнь. — Генерал Пак? — Да? — Я спросила, правильно ли я понимаю, что вы считаете, что Совет имел отношение к катастрофе, в которой погибла ваша семья? — Жасмина из настоящего смотрит на него светлыми серыми глазами.  — Конечно же, это было просто нелепое совпадение, — эта фраза могла бы разместиться в толковом словаре напротив слова «сарказм». Сонхва посылает убийственный взгляд на камеру. Он сказал и сделал всё, что должен был. Можно расслабиться и просто лениво отвечать на вопросы ведущей о войне. Его задание выполнено.