Нет дыма без огня

Сколько Уён себя помнит — это всегда был Сонхва. Они познакомились случайно на уборке капусты в поле, что принадлежало семье Пак, по совместительству, сельскохозяйственному конгломерату, обеспечивающему поставки овощей и клубники на территории всей страны. Они даже импортировали свою продукцию за рубеж, были поставщиками продовольствия на тихоокеанский фронт. Чоны были одной из семей, живших в деревне рядом с их огромным домом. Родители Уёна работали на Паков. Взяли его с собой на уборку, потому что не с кем было оставить — бабушки и дедушки тоже были в поле. Всё-таки во время уборки позволялось набрать овощей и для себя, из-за чего семьи старались выходить в поля максимальным составом. Четырёхлетний Уён в какой-то момент слишком надолго остался один; испугался, что о нём все забыли, оставили тут навсегда, и громко заплакал. — Эй, не плачь, — рядом с ним оказался высокий мальчик. — Давай я спою тебе песенку про белого кота… Обернусь я белой кошкой, да залезу в колыбель*… Голос нового друга успокаивал. Семилетний Сонхва был хорошеньким и очень милым, но поступью и осанкой уже напоминал маленького господина. Его фиолетовые волосы были в несколько раз насыщеннее почти лавандовых волос Уёна и на три тона темнее. Сонхва играл с ним в веточки и камешки до самого вечера, пока родители не вернулись. Он даже поделился кимпабом, который принесла Паку одна из молодых девушек, что присматривала за ним. Уёна стали звать в дом Паков, потому что Сонхва хотел снова видеть своего маленького друга. Правда, было это нечасто, потому что у старшего уже была куча репетиторов и обязанностей, а ещё — целый отдельный человек, следящий за его расписанием. Он приходил к Чонам и строгим голосом называл дату и время, когда и насколько младшего нужно привести к Сонхва. С возрастом Уёну хотелось избавиться от этого человека всё больше, либо встать на его место, чтобы всё время его старшего друга доставалось только ему. Шло время, и Уён пошёл в школу — в ту же, где учился Сонхва, потому что его родители, во-первых, не хотели отпускать единственного наследника во время войны в какие-то элитные гимназии за тридевять земель, а, во-вторых, Сонхва было полезно общение со сверстниками. Из-за подготовки, полученной дома, Сонхва тут же возглавил рейтинг школы по баллам с существенным отрывом. Единственный, кто смог составить ему более-менее какую-либо конкуренцию, был Уён, пришедший в школу через три года. Сонхва всегда восхищался его способностями, говоря, что он себе всё «насидел» с преподавателями, а Уёну был дан талант от природы. Младший щёлкал математические задачи одну за другой, быстро научился писать и читать. С возрастом ему легко начала даваться история, программирование, физика. Для него не было разницы — техническая или гуманитарная дисциплина перед ним, при желании он мог освоить всё, что угодно. Поэтому Сонхва совсем не был удивлён, когда увидел младшего среди первокурсников на церемонии открытия очередного учебного года в Академии. В Академии Сонхва держался особняком. Он мало с кем общался, и очень сильно отличался от того открытого и добродушно настроенного ребёнка, которым был в школе. Уён застал Сонхва в Академии всего на один год. Несмотря на разницу в расписаниях, они находили время друг для друга. Был апрель. Днём было тепло, а вечером всё ещё было достаточно прохладно. Вишня цвела, и многие сидели под её ветвями в перерывах между парами. Все с тоской ждали, как со дня на день бледно-розовые лепестки начнут опадать. Уён возвращался в свою комнату с дополнительных занятий по тактическому мышлению — ещё один спецкурс, на который его записал профессор Ли, который называл Чона «своим маленьким протеже». Профессор Ли помимо преподавания в Академии, занимался разработками, связанными с программами и дополнениями для Сети в огромной международной корпорации, из которой в будущем вырастет Совет, и которая финансировала деятельность корейской военной Академии и ещё сорока одной в разных странах мира. Но на тот момент Уёну было четырнадцать, Сонхва — семнадцать, профессор Ли заставлял Чона ходить по занятиям вместо прогулок с другом, а Сеть была всего лишь разработкой стандарта цифрового образа жизни, который внедрялся то тут, то там — в зависимости от того, с кем компания могла договориться из правительств — для снижения уровня стресса, борьбы с психическими расстройствами и в целом для того, чтобы люди, которые вот уже двадцать пять лет находились в непрерывном состоянии борьбы за выживание, могли начать хоть как-то контролировать, что с ними происходит. Младший заметил в беседке под ветками цветущей вишни тёмную фигуру, и лишь по отблеску света фонарей в фиолетовых волосах, понял, кто это. Он свернул с широкой мощёной дороги между учебным корпусом и общежитием, и с широкой улыбкой поспешил залететь в беседку. — Уён-и, — улыбаясь, тянет Сонхва, давая себя обнять. Только сейчас младший понимает, почему фигура издалека казалась словно выточенной из графита. На Паке надет черный траурный костюм. — Кто? — Инха-ши, — с тяжелым вздохом качает головой Пак. Женщина, которая воспитала его и была рядом чаще, чем матушка. Сонхва всё понимал, их семья — слишком большая, а он — единственный наследник. С учётом того, что их компания — последняя в северном полушарии управление которой могло осуществляться только людьми, а не программами, — его ценность как будущего наследника кратно возрастала. Сонхва понимал занятость своих родителей и знал, что его жизнь будет выглядеть точно также. Во всяком случае он долго был уверен в этом. До поступления в Академию. Мать была категорически против Академии. Все няни во главе с Инха — тоже. Отец поддержал его. Тем более, что вместе с Сонхва в Академию поступали несколько его двоюродных и троюродных братьев. Наличие родства, впрочем, не остановило их от желания показать наследничку, что они всегда могут объединиться против него и выкинуть за борт корпоративной и семейной жизни. Он был готов к их проделкам, к тому, что они будут проверять его на прочность уже сейчас. Он не был готов к тому, что боевая подготовка настолько увлечёт его. Что тренировки с холодным оружием, занятия по стрельбе, длинные марафоны, спортивная гимнастика, фехтование, курсы по управлению любой техникой — всё это позволит ему настолько овладеть своим телом, понять границы своих возможностей, что он действительно захочет отправиться на фронт. Отец отпускал его в Академию с целью наработать контакты среди будущей военной элиты. Еда будет нужна людям всегда. Сонхва мог бы общаться со всеми на равных, их бы перестали воспринимать как работающих на земле крестьян. Отец и не догадывался, что Сонхва не то, что станет равным, а станет одним из символов человеческой отваги. — Мне жаль, — Уён успокаивающе поглаживает его по плечу с траурной повязкой. — Ты едешь домой? — Я уже оттуда. — Я даже не заметил, что тебя не было. — Значит, я — молодец, — улыбается Пак, делая несколько шагов к противоположному краю беседки, выглядывая и наблюдая за чуть трепещущими на ветру ветвями вишни. Лепестки начинают медленно опадать на землю. — Успел оценить вишню в этом году? — Ты же знаешь, что нет. Я тебе раз двадцать писал, — Чон немного краснеет. — Сходил бы с кем-нибудь ещё. — Да-да, слишком много учёбы. Лучше высплюсь, — он садится на скамейку с того же края, где стоит Пак. — Пообещай, что будешь больше спать. И хорошо кушать, — просит Сонхва, опуская голову вниз. Младший вскидывает глаза. В них очень тепло. Солнечный свет разливается повсюду, Паку, иногда, кажется, что это только для него. Они проходили в Академии как работает связь соулмейтов. Им рассказывали, что кровь в их жилах — бордовая только благодаря железу, который создаётся, когда где-то в космосе умирает звезда. И что люди, которые были созданы из одной и той же звезды, всегда будут стремиться друг к другу.** Им рассказывали, что значит встретить соулмейта, что значит принять связь с соулмейтом. Но никто из них, четырнадцатилетних подростков, а про соулмейтов рассказывают в начале второго курса, не воспринял эту информацию всерьёз или в качестве какой-то важной для дальнейшей жизни. Проще было смеяться, отпуская пошлые комментарии. — Конечно. Ты тоже, — улыбается Уён. Лицо старшего остаётся серьёзным, и он чему-то кивает. Уёну нравится смотреть в глаза Сонхва. Там целый огромный, совершенно необъятный океан со звёздным небосклоном. Его солнце, закатывающееся в воду на горизонте, — непривычно зелёное, словно химическая реакция, словно что-то ненастоящее. Иногда, у Чона болят от него глаза, иногда, наоборот — хочется смотреть бесконечно, чтобы потом это солнце продолжало большим оранжевым пятном отпечатываться под закрытыми веками. Сонхва в Академии успел снова стать его близким другом. Из-за их успехов в учебе, все считали их заучками и подлизами. Мама говорила Уёну, что люди всегда будут ему завидовать из-за его мозгов. — Если Хоня снова будет к тебе лезть, дай ему в морду. Не смотри, что он выпускник, — говорит Сонхва. Это звучит до странного похожим на совет, который дают люди, что уезжают куда-то далеко. Им учиться ещё до конца июня. Да, Ким Ходжун — та ещё заноза в заднице. Ему поручили взять шефство над «юным дарованием» отделения подготовки резервных кадров для управленческого состава командования. Но всё, что он делал, по ощущениям Уёна, — это выпивал из него все соки своими придирками и вечными комментариями о том, что Чон делает не так. Уён теперь привык перепроверять по десять раз всё, что ему говорит его куратор, потому что уже были прецеденты. Хонджун посоветовал «просто незаметно зайти с задней двери» в большую аудиторию на лекцию по политическим учениям, когда младший опаздывал на занятие из-за отработки (опять же из-за Кима) на тхэквондо. Из-за неуважительного отношения и «желания прокрасться, как вор. Чон Уён возможно вам стоит пересмотреть свою специальность?», Уён потерял возможность ходить на лекции профессора Чхве, ему пришлось искать возможность записаться ещё хоть на какой-то курс, который по кредитам совпадал бы с тем, с которого его выперли из-за Хонджуна, и закрыть семестр первого полугодия первого курса. Сонхва помог ему тогда. Посоветовал пойти с ним на общий курс по стратегии военных действий, аргументируя это тем, что понимание стратегии всегда пригодится. Младший после нескольких занятий понял, что и вовсе — нашёл себя. Он до сих пор думал, что это не было простым совпадением, что Сонхва так угадал с предметом. Он чувствует и всегда чувствовал его лучше, чем кто бы то ни было. — Ты прощаешься, — понимает Чон. Он моргает и разрывает их контакт. Смотрит на свои руки, которые лежат на коленях, обтянутых тёмно-синей спортивной формой. Сонхва отрывисто кивает головой. — Когда? — Сегодня на рассвете. — Твои родители в курсе? — Нет. — Они будут против. — Поэтому они и не в курсе, Уён-а, — Пак вздыхает и опускается на скамью рядом с ним. — Мне уже семнадцать, я могу решать сам. — А если с тобой что-то случится, блять… — Ты уже ругаться научился, — усмехается Сонхва. — Если что-то случится, не переживай, я оставил завещание. — У тебя даже детей нет, придурок, — толкает его в плечо кулаком Чон. — Откуда ты знаешь? Тут много симпатичных девушек. Я чертовски привлекателен. Дурное дело нехитрое, — вспоминает он увещевания Инхи, которая строго-настрого просила его быть осторожнее. Как она там говорила: «Привяжет вас к себе ребёнком, молодой господин, что делать будете?.. Родители вам потом найдут достойную партию, чтобы помогала вам с компанией, а не нервы трепала и деньги тянула.» Парень неловко усмехается своим воспоминаниям. — Если у тебя остаётся время на секс, ты недостаточно много занимаешься, — бормочет младший. — Кто это тебе такое сказал? — Профессор Ли. — Прям так и сказал? — Прикинь, да. Они оба смеются. Уён закрывает глаза ладонью. — И как… как только у вас разговор зашёл?.. — задаёт, скорее, риторический вопрос Сонхва, немного не ожидая услышать в ответ: — Он искал какую-то книгу в библиотеке… а я как раз отсасывал Минхо между книжных полок… Пак закашливается. — Что, прости? — он удивленно смотрит на друга. — Это который Минхо? С моего курса или твой партнёр для работы на семинар…. — С моего курса, — кивает младший. — Бля-ять, — тянет Пак. — Уён-а… — Что? — Не рановато ли? — В самый раз, — вызывающе приподнимает подбородок Уён, кривит губы. — Не всем же, как ты, в девственниках ходить. Старший только смеётся.  — Не буду спрашивать, с чего ты думаешь, что я всё еще девственник, — внутри Чона всё деревенеет и леденеет от этих слов. — Пожалуйста, будь осторожен. Что бы и с кем бы ты не делал, хорошо? — Это всё, что ты хочешь мне сказать? — выходит неожиданно резко, и Сонхва удивленно вскидывает брови. — Эээ… мне нужно с тобой поговорить подробнее про защиту?.. Или у тебя есть какие-то вопросы? Старший готов в меру своих знаний помочь младшему с чем угодно. Возможно, так даже будет лучше, чем Уён потом наломает дров. — То есть тебе нормально слушать про то, как я делаю минет другим парням? — Честно, — Сонхва выдыхает и проводит рукой по своим фиолетовым волосам, которые струятся чуть ниже ушей. Ему через час идти их сбривать под ноль. — Это — информация, без которой я смог бы спокойно жить дальше. Ты же ещё совсем ребёнок. Слишком быстро растёшь. — Тоже мне папочка нашёлся, — хмыкает Уён, заставляя друга засмеяться. Непонимающе смотрит не него, но старший ничего не говорит. — Что смешного…. Сонхва опускает свою руку на голову Чона и треплет по волосам, чуть поглаживая. Младший замолкает и снова переводит взгляд на свои руки. Потом смотрит вперёд на медленное кружение лепестков облетающих вишен. — Ты же вернёшься? — Нет. — А экзамены, выпускной?! «Экзамены. Выпускной», — эхом отдаётся в голове Сонхва. Это всё настолько неважные, мелкие события по сравнению с тем, что завтра на рассвете они отправляются в Мьянму, оттуда в Бутан и, если ещё успеют, в Лаос. Вполне возможно, что их путь окончится в Бутане. Лаос уже три недели обороняется от Китая, но терпит нескончаемые поражения. Последние пару месяцев они готовились к миссии, тренировались и пытались превратиться в единый организм. Помимо всего прочего им нужно было сопроводить наследного императора Лаоса в Сеул, а вместе с ним несколько вагонов культурно-исторических ценностей, составляющих идентичность лаосского народа. — Я не знаю, где буду через неделю, а ты говоришь про июнь, — качает головой Пак. — Если доживу… — Что значит «если»?! — подрывается младший. Он вскакивает на ноги, начинает мерить шагами беседку. — Вас будут сопровождать через Сеть? Я могу поговорить с профессором Ли… — Нет. Уён-а, успокойся… — старший смеётся. — Какой профессор Ли… Какая Сеть… Нас будет координировать Минобороны по защищённым каналам связи. Сеть… Смешно, — хмыкает Сонхва. — Ещё чипируют нас, чтобы доступы к нашим мозгам этой твоей псевдорыбной*** корпорации предоставить… Ага. Он смотрит на младшего и чувствует укол вины. Уён был одним из немногих, кто согласился на чипирование ещё в Академии. Сонхва видел в этом влияние профессора Ли. Они даже немного повздорили по этому поводу, но младший всё равно поступил по-своему. Его родители не до конца понимали, о чём просит их ребёнок, а Уён наплёл им с три короба, что это критически важно для успехов в учёбе, и они подписали все необходимые документы. — Прости, я знаю, что ты веришь в своих рыбок и Сеть с её мощностями. Давай, поговорим об этом, если я вернусь. — Когда. — Что? — Не если, а когда ты вернёшься, — Уён пересекает разделяющее их расстояние и прижимает Сонхва за плечи к своей груди. Старший глухо вздыхает, обхватывает своими руками спину Чона. — Пообещай мне.  — Солнце моё, — Пак отрицательно качает головой, улыбаясь и смотря ему в глаза. — Я не могу обещать то, что от меня не зависит. — Обещай, — Чон сильнее сжимает пальцы на его плечах. Сонхва немного морщится, и откуда в его маленьком друге столько силы. — Обещай, что вернёшься ко мне. Сонхва чуть закусывает нижнюю губу. Отец всегда говорил ему, что мужчину красит его слово. Все обещания должны выполняться. Неважно, дано оно в шутку или под влиянием момента. Слово мужчины должно стоить золото, весить пуд и быть чем-то незыблемым для его близких. Родители бы заперли его в семейном бункере, узнав, что с похорон Инхи он отправляется на фронт. Да Инха, наверное, сама бы восстала из мёртвых, чтобы первой остановить его. Глаза Уёна светятся так ярко и бесконечно тепло. Сонхва, конечно, был бы рад увидеть их ещё раз. Он был бы рад в следующем году увидеть цветение вишен с ним. Да даже этим летом просто прозябать вместе где-то в полях или на ферме. — Обернусь я человеком, да вернусь к себе домой… — вдруг слышит младший тихое пение. Эта песня всегда его успокаивала. У хёна был удивительный голос. Возможно, в какой-то другой жизни он мог бы стать известным певцом. — Сонхва, — Уён касается своим лбом лба старшего. — …Я возьму тебя на ручки, мой хороший, мой родной… Обернусь я белой кошкой, да залезу в колыбель*… — Пак замолкает и смотрит в глаза напротив. — Она была длиннее… — недовольно бурчит Чон, потому что понимает, что это время, возможно, всё, что им осталось. Возможно, они никогда не увидятся больше. Возможно, через какое-то время кого-то из них и вовсе не станет. Сердце Уёна страшно колотится от этой мысли. Невозможно представить мир без Сонхва. Отсутствие Сонхва немыслимо. Невообразимо. Его нижняя губа начинает предательски дрожать. Он чувствует, как глаза становятся влажными. Шмыгает носом. — Я вернусь, — не выдерживает чужих слёз Сонхва. — Слышишь, вернусь. Младший кивает, одной рукой вытирает щеки. — Я вернусь к тебе, — повторяет Пак, заставляя самого себя поверить в сказанное. Для него теперь нет пути назад. Уён касается своими губами его. Сонхва на секунду даже не понимает, что произошло. Младший проводит рукой по его щеке. Отстраняется и снова смотрит ему в глаза. — Ты обещал, — Уён быстрым шагом практически убегает из беседки. Сонхва ещё какое-то время сидит в беседке. Через час он впервые видит себя с коротким фиолетовым ежиком волос. Он ещё не знает, что в ближайшие три года он будет видеть себя только с такой причёской. *** Чем ближе они подходят к зале, где накрыт завтрак, тем медленнее начинает идти Ёсан. Сонхва, шедший позади него, еле успевает затормозить. Чувствует чужие пальцы на своих. С силой выдирает свою руку. — Там будет Уён. — Вот именно, — кивает Кан, снова протягивая свою загребущую руку. Сонхва в итоге вообще складывает руки за спиной. — Нет. — Да-а. Хочу потешить своё самолюбие, — улыбается Ёсан. — Достаточно, — Сонхва отступает на шаг. — Я не буду участвовать в твоих играх. — Ску-учно, — Кан всплёскивает руками. — Как же ты заебал… Генерал второй звезды, как ни в чём не бывало, разворачивается и идёт дальше по коридору. Попробовать стоило. Сонхва идёт за ним. — Утро только наступило, а ты уже испортил мне настроение. Потрясающе, — слишком уж громко для случайности бросает через плечо Ёсан, заходя в комнату. Сонхва закатывает глаза в ответ. За длинным столом, скрытым под бордовой скатертью, уже собрались Сан, Минги и Уён. Ёсан на мгновение замирает. Чхве сидит во главе стола, Минги сидит справа от него, а Уён — слева. Обычно, если они трапезничали во главе стола сидел Ёсан, по правую руку сидел Чхве, по левую — Минги. На втором стуле справа сидел Уён. Сан морально готов к эмоциональному взрыву со стороны Кана в плохом настроение, да ещё и понимающего, что ему придётся либо сесть рядом с Чоном, либо на его бывшее место рядом с Минги. Это вышло не специально. Или специально? Когда Сан пришёл на завтрак, Уён уже сидел на стуле и осторожно ел какую-то кашу. Сан вчера отправился спать в компании нескольких танцовщиц. Минги вроде тоже в итоге ушёл с той жёлтоволосенькой. Если честно, он вообще думал, что Уён уехал домой вчера. Но нет, вот он сидит в черной водолазке под самое горло, наверх надета бордовая жилетка с широкими лацканами. Кан спокойно проходит мимо Минги, проводит рукой по его плечам и опускается на стул рядом. Чёрный генерал проходит и садится на следующий стул рядом с ним. Чхве даже интересно, как это из него вышла такая преданная собачка. Как Ёсану удалось так быстро его сломать и построить под себя. Если в Паке столько же слепой преданности, сколько в Чоне, Сан мог бы поделиться с другом некоторыми советами. — Ты разблокировал квартиру Чонхо, Сан-а? — интересуется Ёсан, отхлёбывая бульон из миски с куриным супом перед собой. — Бля, точно, вот, что я забыл, — хлопает себя по лбу Чхве. — Минги-я, открой Сеть. — Ага, щааа… — Минги зевает, откладывает палочки и подзывает к себе одного из ребят, стоящих у дверей. Даёт инструкции. — Ты не в состоянии подключить свой дом самостоятельно? — изгибает бровь Ёсан. — Нет… Я же почти полностью выключался. Теперь только через трансформатор… Щас, они сбегают. Тут же всё старое. Еще с министерских времён, — отвечает Сон. — Кстати, про старое… «Ора» насколько готова? Ёсан поворачивается к Сонхва. — Она была готова позавчера. Связной будет в смене послезавтра, — говорит черный генерал. — Слишком быстро. — Сколько вам надо времени? — спрашивает Ёсан, глядя на Чхве. Сан молчит и смотрит на Уёна. Тот молчит и продолжает медленно подносить к своему рту ложку с вязкой серо-белой массой. Новоиспечённый лидер Ateez переводит взгляд на Кана и кивает головой в сторону своего соулмейта, делая большие глаза. Ёсан в ответ невинно усмехается, делая вид, что не понимает, что за вопрос в глазах друга. — Да… Эм… — прокашливается Сан. — Думаю, что Уён-и больше не будет твоим секретарём, Ёсан-а. — Очень жаль, — искренне отвечает генерал второй звезды. Он хочет добавить какой-то едкий комментарий о том, что теперь-то Уёну не придется изменять мужу с начальником, но ему действительно жаль терять мозги Чона, которые до этого были в его безграничном владении. — Мы подумаем, как лучше в рамках корпоративных отношений обозначить его команду… Я сделаю официальную рассылку для всей семьи, конечно же, — продолжает Сан. — И со своей стороны обеспечьте отсутствие ограничений для тех, кто захочет перейти в его команду. Он надеется, что супруг сейчас придёт ему на помощь, добавит что-то. Было бы замечательно, чтобы Уён всё-таки рассказал Ёсану, какие грандиозные проекты задумал, что он собирается делать, но тот просто продолжает безучастно есть, смотря в одну точку над правым плечом Минги. Сонхва отставляет высокий стакан с черным кофе и смотрит на Уёна. — Генерал третьей звезды Чон-ним, — произносит он. Тонсен вздрагивает и переводит свой взгляд на Сонхва. Он вот уже три года не слышал это обращение по отношению к себе. В горле ещё сильнее саднит, и Уён не уверен, что это от вчерашних удушений Кана. — Да, генерал Пак-ним, — голос Уёна невообразимо сиплый и ломанный. Ёсан, знающий эту особенность бывшего секретаря, с удовольствием улыбается услышанному. Минги и Сан обескураженно смотрят на Чона. Сан чувствует, что опять что-то упустил. Минги рад, что он только слышит последствия общения Ёсана и Уёна, а не видит их как обычно. — Нам будет нужна ваша помощь с «Орой», генерал. Сонхва не сложно быть скромнее. Сонхва не сложно делать первый шаг. Сонхва вообще никогда не было это сложно, если дело касалось кого-то или чего-то важного. Он давно уяснил, что на свете есть вещи поважнее собственной гордости. Твой соулмейт, например. Твой ребёнок. Твоя семья. Или твоя жизнь. Или чужая жизнь. Или нормальная жизнь для сотен абсолютно чужих тебе людей, которые, мало того, что спасибо не скажут, так ещё и сделают потом козлом отпущения. Черный генерал всё знает и всё это проходил. Уён кивает и оставляет ложку в пиале. — «Ора» полностью готова к перезагрузке в ближайшие три дня, — говорит Пак. Чон отрицательно качает головой. Сонхва понимает, что ему просто физически сложно говорить длинными предложениями. Конечно, в его действиях сейчас есть и доля игры, но и простой фактор физиологии тоже немаловажен. — Через сколько дней ты сможешь всех скоординировать? Сонхва переходит на неформальную речь. Уён еле заметно улыбается. — Дай мне пять дней, не считая сегодня, — он закашливается и хватает стакан с тёплой водой перед собой. Повторяет: — Пять. — Тебе надо будет её донастраивать? — интересуется Ёсан. — Угу. Недолго. Но лучше заложить час, — кивает Сонхва. — Тебе надо связаться с Седжуном и Саын. — Знаю, — бросает Кан. — И связной послезавтра тогда скажешь, чтобы сменщики выходили. Ёсан прихватывает палочками немного копчёной рыбы с большого подноса и отправляет себе в рот. — Успеешь устроить отвлекающий взрыв на стройке? — бросает Кан Чону. Тот кивает. Таким образом, им удастся скорректировать маршруты полиции и военных на случай, если с «Орой» что-то пойдёт не так. — Мы будем контролировать восточный виадук, — добавляет Чхве. — Хорошо, скажу своим, чтобы планировали движение по-восточному, — кивает Минги. Его ребята должны будут зачистить те станции, на которых будут убитые или раненные. — Вы понимаете, что пять дней и… — многозначительно улыбается Сан. Минги и Ёсан улыбаются ему в ответ. Никто не успевает ничего сказать, потому что вдруг одновременно морщатся как от зубной боли. — О, вот и Сеть дали, — хмыкает Минги. — Бляя… Минги-я, сделай уже ремонт, — расхрустывает свою шею вправо-влево Сан. — Леень, — сыто тянет генерал Сон. Они все на мгновение застывают неподвижными скульптурами, пытаясь разобрать ворохи сообщений и уведомлений, которые накопились за последние сутки в случае Чхве, Сона и Чона, а в случае Сонхва — за пару дней. Ёсан просто убирает все уведомления, потому что все вопросы в них давно решены или неактуальны. Его команда прекрасно справляется и без него. — Ваш мишка свободен, — улыбаясь, говорит Сан. — Вот и хорошо, — кивает Ёсан. — Отправлю его учиться, пожалуй. Да? Он проводит рукой по затылку Сонхва, спускаясь к шее, чуть сжимая её. Пак выныривает в реальность и смотрит сначала на Ёсана, потом на Уёна. Переводит взгляд обратно на соулмейта. — Мм? — Говорю, что Чонхо надо отправить учиться, что думаешь? — Там есть какие-то курсы VR-графики, на которые он хотел, — отвечает черный генерал. — Вообще ему нужно было сначала сдать экзамены. — Эту бумажку мы ему сделаем, — кивает Чхве. — Не думаю, что бумажка — это то, что действительно нужно, — произносит Сонхва. Он бы хотел, чтобы у Чонхо была возможность построить нормальное будущее, не основанное на поддельных документах. — Я понял, — кивает Уён. — Сделаю. Черный генерал пронзительно смотрит в глаза Чона. В них нет раскаянья, и что он там сделает для макнэ, Сонхва не знает. Он видел среди уведомлений несколько видеофайлов от Уёна. И он не хочет их открывать. Не хочет знать, что там. — Слушайте, мне всё равно будет нечем заняться… — улыбается Ёсан, и на него резко смотрят все сидящие за столом мужчины. — В смысле, у меня появится свободное время. Впервые за… пожалуй всю жизнь… Ладно, эти пять дней, я собираюсь заняться тобой… Он дёргает Пака за шею ближе к себе. — А потом я могу заняться вопросами воспитания нашего макнэ более вдумчиво, чем это было раньше… — Не-не-не… Спасибо, — мотает головой Минги. — Он уже месяц пролежал у меня после твоего воспитания… — Я смогу, — тихо говорит Кан, чтобы его слышал только Сонхва. — Я… я правда смогу. Пак кивает, чуть касаясь носом чужой щеки. — Я знаю. — Минги-я, не тебе же его учить… Сан-и будет занят, — Ёсан садится ровно и смотрит на Сона. — Вообще молодёжь — это наше будущее… Вот ей я, пожалуй, и займусь… Сан кисло кивает другу в ответ. Ему сейчас слишком со многим придётся разбираться самостоятельно. Кан своим поведением явно показывает, что кроме «Оры» его мало, что трогает, и хоть как-то помогать с Ateez он ему не будет. Уён находится в какой-то прострации и совершенно не помогает. Одна надежда на Минги. Чхве вздыхает и вновь принимается за завтрак. Когда они все заканчивают завтракать, Ёсан как-то слишком злорадно прощается с друзьями и встаёт из-за стола. Сонхва встаёт вслед за ним. В коридоре по пути к электрокару он видит новое сообщение от Уёна. Вздыхает. — Ёсан-а, я догоню тебя. — Жду, — кивает Кан и уходит. Сонхва открывает только новое сообщение и отправляет в ответ, что он ещё не уехал, и если Уёну очень сильно надо, то да, они могут поговорить прямо сейчас. Проходит буквально минуты две или три, как к нему подходит Чон. — Хён, — выдыхает младший и смотрит на него. — О чём ты хотел поговорить, Уён-а? — Мне жаль… мне так жаль… — Можешь не продолжать. — Правда… Чон вскидывает свое лицо, на котором одно из потрясающе ранимых и детских выражений. Оно относит Сонхва куда-то совсем далеко в юность. Только глаза на этом лице выдают своего владельца. — Ты можешь хотя бы мне не лгать, — припечатывает Пак. — То, что ты мне отправил… Ты уверен, что хочешь, чтобы я это видел? — Нет… и это… эти видео… они не настоящие… только ложные воспоминания, — тихо произносит Чон. — Я… если Чонхо будет нужна… моя помощь… я могу помочь…  — Ты уже помог… Зачем? Уён-а, зачем?.. — Сонхва в искреннем недоумении смотрит на младшего, который обхватывает себя руками и покачивается вперёд-назад, стоя перед ним. — А ты… ты не понимаешь? — Мне как-то сложно понять, как один человек будет по собственному желанию издеваться над тем, кто слабее него, из-за мощностей и желания власти… Ты стал таким же, как они, — разочарованно произносит черный генерал. — Мощности?.. Власть?.. — Уён смеётся, но вскоре закашливается. — Ты совсем идиот, хён? Или прикидываешься? — Давай же, объясни мне. — Да это всё ради тебя, — хрипло выкрикивает Чон. — Вся моя ёбаная жизнь ради тебя. Ты… ты правда не понимаешь?.. Сонхва прячет голову в своих руках. Его плечи чуть подрагивают, и младший не может понять, что происходит. Черный генерал громко выдыхает, словно отсмеявшись, откидывает волосы с лица назад и поднимает высоко подбородок. — То есть я ещё и во всём этом виноват. Ясно, — спокойно говорит он. — Ты… это… нет… ты не… виноват… нет… это не то… что я… — растерянно бормочет Уён. — Скажи, пожалуйста… просто объясни мне… если тебе больно говорить сейчас, мы можем пообщаться потом, когда… — Нет, сейчас, — отрицательно качает своей упёртой головой младший. — Что… зачем… нет… блять, я даже не знаю… — выдыхает Сонхва. — С чего ты решил, что я хочу, чтобы ты что-то для меня делал? — Что? — Тебе не кажется, что ты уже сделал всё, что мог, — черный генерал ведёт своими плечами. — Что ты имеешь в виду? — Я всё ещё жив, потому что тебе не хватило смелости меня отпустить, — Уёну кажется, что ничего более жестокого от Сонхва он никогда не слышал. — Я не хотел всего этого. Ты это знал. Теперь ты плетёшь свои многоходовочки… как паук… сидишь в своём уголке… и что-то шаг за шагом делаешь… мучаешь близких мне людей… — Я — твой близкий человек. Я. Не кто-то другой, — вырывается у Чона. — Зачем тебе Ateez и «Ора», Уён-а? — Пака не хватает на то, чтобы реагировать еще и на детский лепет из чужих уст. Уён словно не понимает, что у человека может быть больше, чем один близкий человек, что дорожить можно несколькими людьми одновременно, нисколько не умаляя ничью ценность. — Чтобы сделать Сеул моим… Тогда ты сможешь вернуться сюда. Ко мне. Мы будем жить вместе как раньше. — Как раньше когда? — Что?.. — Мы никогда не жили с тобой вместе. Мы были рядом. Но мы были детьми. Это было детство, юность, но не жизнь… — говорит Сонхва. — Пожалуйста, перестань жить иллюзиями. Пожалуйста, возьмись за свою жизнь… не приноси её мне в жертву. Я не выдержу. Я никогда этого не выдерживал. Я просто не смогу… не смогу оценить это по достоинству. Не смогу оценить тебя по достоинству… — Это из-за Чонхо или из-за Ёсана? — Мм?.. — черный генерал вопросительно смотрит на тонсена. — Вы с Ёсаном… ваша связь… вы… — Уён-и, — выдыхает Сонхва. — Не делай этого с собой. Не надо. Он подходит к Чону и обнимает его. — Солнце моё, — слышит младший возле правого уха. — Отпусти меня. Слышишь? Пожалуйста. Умоляю, отпусти меня. Я так устал. Сонхва чувствует, как руки мужчины комкают его кофту на спине. Они немного стоят в тишине, пока оба не слышат негромкое покашливание. — Я вам не мешаю? — излишне заботливо интересуется генерал второй звезды Чхве, вышедший в коридор в поисках своего супруга. Пак осторожно высвобождает из своих рук Уёна, который смотрит на мужа. Несколько раз моргает. Сан словно действительно ждёт ответа. — Мешаешь. Всегда мешал, — выплёвывает в его сторону Чон, разворачивается и стремительно уходит по коридору. Чхве порывается за ним, но чувствует крепкую хватку на своей левой руке. — Что тебе? — рыкает он. — Сан-а, он просто расстроен. Не срывайся… — Ты же его лучше знаешь, да?.. Ёбаный черный генерал… ты у меня уже в печёнках сидишь… Когда ты уже сдохнешь-то… — Совсем скоро. Не переживай, — хмыкает Сонхва, крепче сжимая пальцы на чужой руке. — Уёну будет тяжело, но Ёсану будет тяжелее. Не потеряй их. Чхве смотрит на Пака, словно видит его впервые. Он понимает, что генерал четвертой звезды не шутит. — Да что же ты за существо такое… — кривит губы Сан, с силой выдирая всё-таки свою руку. — Зачем ты делаешь это с Ёсаном?.. Ты… Вы оба… ты и Уён, вы не понимаете, насколько это больно… жить, ничего не чувствуя от соулмейта в ответ. — Мне не рассказывай, я в курсе… — фыркает Сонхва. — Не надо мне сейчас плакаться, как был несчастен все эти годы… я знаю, что такое жить без соулмейта… — Нет, сука, ты не понимаешь, о чём я… Уён — он живой. Он ходит рядом со мной, спит со мной, ест… всё делает… он — мой, но я — не его… он не признаёт меня. Ты можешь себе это представить? Как твой соулмейт просто не считает тебя за человека?.. Достаточно понятно? То же самое? Сонхва молчит. — И всё из-за тебя… и сейчас… зачем ты всё это устраиваешь? Обнимаешь его? Разговариваешь с ним?.. Он сейчас запрётся где-нибудь… что я должен делать? — Возможно, тебе стоит для начала не позволять своему брату и другу избивать своего соулмейта? — парирует Пак. — Возможно, стоит не шляться по ночам по чужим спальням, а спать в своей?.. Я не знаю, Сан-а… ты попробуй, может… Сонхва успевает перехватить чужую руку перед своим лицом. — Прекращай умничать, — зло шипит Чхве. — Если я увижу тебя около Уёна ещё раз, я найду способ, как от тебя избавиться. — Не слушаешь меня… а жаль, — неодобрительно качает головой черный генерал. Он отталкивает младшего от себя. Разворачивается и спешит к электрокару. Ему не хватало ещё, чтобы сейчас откуда-нибудь вышел Минги и тоже обвинил его в чем-нибудь. Стоит Паку запрыгнуть на заднее сиденье электрокара, как тот сразу же начинает движение прочь со двора. Четыре черных крупных электрокара следуют за ними. Они останавливаются на одной из станций подзарядки, и Сонхва с удивлением наблюдает, как на переднее сиденье забирается девушка с ярко-жёлтыми волосами. Та, с которой вчера был Минги. — Сухо сказал, ты хотела со мной поговорить, Джи-Джи, — Ёсан наклоняется ближе вперёд. Девушка испуганно смотрит на Сухо, тот кивает и ободряюще улыбается. Она переводит взгляд на Ёсана, и Сонхва готов поклясться, что в её глазах появляется восхищение и вперемешку с недоверием. — Мне не н-нужны мощности, отец, — произносит она. — Я… у меня есть младшая сестра. Но она в детдоме. Они не отдают её мне… Ты можешь забрать её к нам? — Почему её не отдают тебе? Девушка опять смотрит на Сухо, гнёт свои карамельные пальцы с длинными яркими ногтями, вздыхает. — У меня нет официальной работы… и я живу в общежитии… и это они ещё не знают про мою болезнь… — совсем тихо заканчивает Джи-Джи. — Я просто… я езжу к ней каждую неделю. Я вожу ей еду. Я слежу, чтобы её никто не обижал там. Но… она такая худенькая… и такая одинокая… и я… если бы ты забрал её к нам, мне было бы спокойнее… знать, что если со мной что-то произойдёт, она будет частью семьи… — И чем она будет заниматься? Пойдёт по твоим стопам? — выгибает бровь Кан. Глаза девушки распахиваются, она чуть приоткрывает рот, не зная, что ответить. — Сколько ей? — С-семь. — А тебе? — Двадцать два. — И что ты умеешь? — Эээ… ну я известна своим глубоким минетом, — девушка переключается, словно начинает видеть в трёх мужчинах перед собой потенциальных клиентов. Она томно вздыхает, мило хлопает ресницами, облизывает пухлые губки. Ёсан закатывает глаза, Сухо прикладывает руку ко лбу и неодобрительно бурчит что-то себе под нос про «бесстыжую молодёжь». Он среди них всех этой девчонке действительно в отцы годится. — Он имел в виду, что ты умеешь в целом по жизни, — улыбается Сонхва. — В переводчики заделался? — фыркает генерал второй звезды. — Молчу-молчу, — черный генерал подмигивает девушке и откидывается на заднее сиденье. Она несмело улыбается в ответ. — Я… я хорошо убираюсь… и танцую. И я шью всю одежду себе сама. И хорошо готовлю. — Читать, писать, считать? — Я закончила школу, отец! Вечернюю… в прошлом году… — Хоть что-то, — хмыкает Ёсан. — Ладно, разберусь с тобой. Не переживай. Больше не выходи на работу. — Но… мне… мощности… — Джи-Джи думает, что сидящему перед ней человеку невдомёк, что, если она не выйдет на работу уже сегодня вечером, послезавтра она просто умрёт от голода, потому что те мощности, которые она должна была получить за вчерашний вечер и ночь, она только что обменяла на будущее сестры. Ей не жалко, но она не ожидала, что Ёсан запретит ей работать. — Я пришлю вечером медика к тебе. Он тебя осмотрит, — останавливает её лепет Кан. — Мы оформим тебя куда-нибудь… что шить умеешь — это очень хорошо. Я подумаю, что с тобой делать дальше. Сестру твою заберём. Она будет жить с тобой. Но если после этого я узнаю, что ты снова торгуешь собой или плохо следишь за ней, я заберу её у тебя. И, поверь мне, я — не детский дом. Ты её больше никогда не увидишь, поняла? — Спасибо-спасибо, — Джи-Джи низко кланяется, практически ложась между передних сидений. — Как хорошо, что ты вернулся отец. Спасибо. — У Ateez теперь другой отец, — говорит ей Кан. — Не забывай об этом. — У Ateez — другой лидер. Отец у нас остался прежний, — серьёзно отвечает девушка. Её глаза вдруг удивленно распахиваются. — Но… — Тебе будет нужно купить лекарства и еду, — Ёсан останавливает новый поток благодарностей от девушки рукой. Он просто перекинул ей немного мощностей. — И как всё будет оформлено, вы с сестрой переедете в семейное общежитие. Но только если ты будешь слушаться медиков и меня. Ты поняла? — Да, да. Спасибо. — Иди. Джи-Джи продолжает шептать бесконечные спасибо и кланяется, выбираясь из электрокара, и до тех пор, пока весь кортеж не исчезает со стоянки. — А я и правда подумал, что ты вдруг стал великодушным, — смотрит на откинувшегося на спинку заднего сиденья Кана Сонхва. — А тут вот что… Ты не простил их. И не собираешься. — Простил, конечно, — качает головой Ёсан, стаскивает с неё берет и сжимает его в левой руке. — Они преподали мне хороший урок. Я тоже должен их проучить. Надеюсь, что Минги в скором времени избавится от своих вредных привычек… А Сан-и… Иногда, людям проще дать то, чего они так хотят… И оставить их один на один с этим дивным новым миром… И вот когда они оба придут за помощью ко мне, я ещё подумаю, буду ли им помогать или нет. Черный генерал усмехается, садясь ровнее. Он видит перед глазами новое сообщение от Уёна. Устало вздыхает. — Что?.. — Уён хочет ещё поговорить. — Поныть. — Поговорить. — Мне не нравится, что он делает с тобой, — поворачивает свою голову в сторону соулмейта Ёсан. Уён утомляет. Отнимает время. Его время. Их время. — Блять, Чонхо, — вдруг вспоминает Сонхва, просматривая историю сообщений с Чоном. — Блять. Мне надо к нему. — Нет. — Ты не понимаешь… — Я сказал «нет». — Ёсан. — Нет. Сонхва чувствует, как чужие пальцы правой руки сжимают его пальцы на левой, почти ломая. — Да, блять, прекрати. Уён прислал мне видео. Я не смотрел… я могу тебе скинуть. Ты, вероятно, любишь такое, — раздраженно тараторит черный генерал. — Если он подгрузил их через Сеть в голову Чонхо, то хуй знает, что там уже могло произойти в этой ёбаной запертой квартире. — Ложные воспоминания? В них никому нет равных Уён-и, — задумчиво произносит Ёсан, ослабляя хватку пальцами и начиная гладить чужую руку. — Поедем вместе. — Нет. Я хочу сделать это один. Он страдает из-за меня. — И что ты будешь делать, если зайдёшь, а он там… ну не знаю, висит где-нибудь? — Тогда свяжусь с тобой, — отвечает Сонхва, чуть сжимая пальцы соулмейта. — Надеюсь, он не сдох… правда… у нас и так только пять дней… ещё этим заниматься не хватало, — морщится Ёсан. — Сухо, едем к дому Чхве Чонхо. — Я разберусь с этим и буду весь твой. — Ты и так весь мой, — ухмыляется Кан.