Ярость человечества

Солдат: 57-я вылазка за стены, часть 1.

Эрен нежился в уютной постели в ожидании пробуждения своего тела. Он ощущал лёгкое покалывание в конечностях, которые, вероятнее всего, он отлежал, долгое время находясь в неудобной позе. Кровь медленно приливала к нервам, наполняя его руки энергией. Как бы сильно он ни ценил привязанность и близость со своими друзьями, ничто не могло сравниться с новообретённой одноярусной кроватью, которая ни шла ни в какое сравнение с жёсткими двухэтажными каркасами коек, наполняющими казармы учебного корпуса. Режим в легионе разведки был строгим, от рекрутов требовали раннего подъёма, однако после того, через что юным солдатам пришлось пройти в учебном корпусе, сон до семи утра казался им даром свыше. По скромному мнению Эрена, это можно было считать настоящей победой. Однако его внутренние часы, привыкшие к пробуждению с рассветом, будили Эрена в начале седьмого (и не только его, как отметил он, большинство — если не все солдаты — долго ворочались в постели по утрам), при условии, что зарядка была гораздо позже. Он свесил ноги с края кровати, садясь на ней во весь рост. Маленькие, едва заметные лучики солнечного света, проникали через запертые ставни, играя с тенями деревьев, которые украшали кровать Эрена. Здесь были другие порядки: женщины и мужчины жили в одной казарме, солдаты разделялись не по половому признаку, а по подразделению, которому они принадлежали. Эрен потянулся, разминая уставшую спину, и медленно встал. — Доброе утро, — тихо поприветствовал он уже пробудившихся солдат. В ответ ему раздался тихий хор голосов. Саша махнула ему рукой, продолжая потягиваться в тёплой кровати, Жан молча кивнул, роясь в куче своей одежды. Эрен опустился на колени, вынул из-под кровати сундук и раскрыл его. Напевая в уме какую-то странную мелодию, он выудил из своего личного хранилища ремни и свежий комплект формы. — Напомните, что у нас сегодня по расписанию? — он кинул взгляд в сторону Конни. — Майк сказал, что они повесят расписание и карту местности на двери нашей казармы. Сам по себе замок, чем являлся штаб легиона разведки, был большим, но прилегающая к нему территория была просто огромной. Любой легко мог заблудиться в бесконечном лабиринте каменных стен и окружающим его лесом, ведущим к горе. — Бертольд, — позвал его Конни, не рассчитав силу своего голоса. Он смущённо поднял руки в извиняющемся жесте, когда заметил направленные на него чужие взгляды. — Ты ближе всех к двери, посмотри. — Ладно. Бертольд быстро вышел из комнаты, а вернулся уже с листком бумаги. Он разгладил его и придвинул к свече, чтобы прочитать написанный на нём текст, при этом часто щурясь. Эрен заметил, что обратная сторона листа тоже была исписана. Жан указал рукой на спящих товарищей, прежде чем Бертольд начал читать вслух. — Стой. Надо подождать остальных. Эрен вместе со своими товарищами должны были собрать свои вещи. Таков был первый приказ их командования. Это заметно ускорило процесс доставки личных вещей на территорию легиона. Их возвращение в казармы учебного лагеря оказалось одновременно волнующим и пугающим событием, каждый хотя бы на секунду проникся атмосферой безвозмездной жертвенности, которая по итогу сильно сблизила их. Они и рекруты других отрядов только вчера вечером нашли время перекинуться парой слов о собственных представлениях будущей военной службы, и каждый из них, сам того не ведая, проникался особой симпатией к уже знакомым лицам. Эрен резко вспомнил об Армине и Микасе. Их вечная троица разделилась, поэтому Эрен начал теряться в догадках, каково было им сейчас. Разве Армин не числился в четвёртой дивизии, которая специализировалась на исследованиях? Он пытался вспомнить всё максимально точно. Её ещё курирует Ханджи, да? Всех рекрутов проинформировали о возможном переводе солдат в другой отдел. Всё целиком и полностью зависело от их успехов в конкретном деле. В данный момент Эрен не имел ничего против отведённого ему места. Он лишь беспокоился о том, что его будущие товарищи по команде будут не очень дружелюбными. Майк казался Эрену милым и надёжным человеком, возможно, немного эксцентричным, учитывая, как командир отделения обнюхивал его во время их первой встречи. Эрен приподнял бровь, прежде чем мисс Нанаба сообщила ему, что именно так Майк «знакомится с людьми». Он отвернулся к своим вещам, выбирая нужные катушки ниток для того, чтобы закончить заштопывать дыры на старой форме, и снова сел на кровать. Вчера он заметил существование странного… барьера между южанами, которые, к слову, составляли большую часть новобранцев, и людьми из других городов. Это не враждебность и далеко не ненависть, а скорее… непонимание. Неловкость. Они не познали того ужаса, охватывающего всё тело при виде гигантов. То, как эти монстры обнажают свои кривые зубы и отгрызают конечности солдат, повергло бы их в шок. Они не прочувствовали на себе то душераздирающее ощущение, пробуждающее животный инстинкт. Единственное, что ты хочешь сделать при виде надвигающейся гигантской тени — бежать сломя голову в безопасное место. Им повезло жить без вездесущего чувства паранойи, которое просыпалось всякий раз, стоило по земле пройти малейшей вибрации. Им никогда не становилось плохо от звука грома, их мысли никогда не отбрасывали их назад на поле боя, несмотря на то, что физически они находились в безопасности. Эти новобранцы сгорали от любопытства, они едва сдерживали себя от расспросов о битве за Трост, казалось, ещё чуть-чуть и сотни вопросов сорвутся с их губ. Их языки сдерживали лишь хрупкие нити вежливости и самообладания. Битва была слишком свежа в памяти южан, но, несмотря на это, Эрен питал яркое желание рассказать рекрутам о подробностях кровавого побоища. Без прикрас, добавленных газетами, естественно. В отличие от журналистов, которые имели наглость писать и публиковать свои нашпигованные кровавыми подробностями статьи, Эрен хотел рассказать им только правду. Об отчаянии, разрушении и смерти. Газеты бредили героизмом и мужеством солдат, но в статьях нельзя было найти ни единого упоминания об изнурительных трудностях и травмах бойцов. Хм. Может быть, Томас сможет переключиться на написание правдивых статей? Это бы подарило ему глоток свежего воздуха. Быть может, когда Томас станет знаменитым, он подарит Эрену подписанный экземпляр своей работы. На губах Эрена мелькнула лёгкая улыбка при мысли о друге. Чудом стало то, что вчерашняя ночь прошла тихо. Никто из солдат не вскрикивал и не вскакивал с постели после очередного кошмара. Улыбка исчезла с лица Эрена, когда он проткнул иглой ткань своей куртки. Возможно, тишина ночи была напрямую связана с успокоительными, к которым пристрастились рекруты. Эрена удручал факт того, что им приходится полагаться на наркотики ради лишних минут отсутствия беспокойства. Даже его самого преследовали кошмары, он часто просыпался в холодном поту, наблюдая мучительные сцены, где Армина проглатывал бородатый гигант или Марко грубо сбивали с ног. На самом деле, Эрен хотел получше узнать других новобранцев, довериться им и их навыкам, чтобы заручиться их поддержкой, работать в тандеме, уверенно двигаясь в пылу сражения. Но… Проблема состояла в том, что Эрен понятия не имел, как к ним подступиться. Он не был экспертом в том, как заводить друзей, ему безумно повезло, что большинству людей в кадетском корпусе было наплевать на их с Армином звучные прозвища «еретики», которые только хотели исследовать мир вне стен. Ребята в Шиганшине мыслили недостаточно широко, они обзывали их обоих, затевали драки и совали свои носы, куда не следует, потому что не знали понятия «личное дело» В голове Эрена всплыла шальная мысль о том, кто именно из рекрутов погибнет следующим, но он мастерски отбросил её в сторону. Сейчас не время для подобного дерьма. Он услышал лёгкий шум, который вывел его из задумчивости. Кто-то судорожно вздохнул. Заинтригованный, Эрен перевёл взгляд на источник драматического звука, исходящего от человека, лежащего в нескольких метрах от него. Конни склонился над плечом Жана, что-то бессвязно бормоча, словно переполненный фонтан неудержимого энтузиазма, пока парень неспешно рисовал в толстом альбоме, подаренном ему матерью. —…Выглядит точь-в-точь как капитан! Потрясно нарисовано! На лице Жана появилась довольная улыбка, он сел ровнее, чтобы, будто загипнотизированному осторожными штрихами Конни, открылся более хороший обзор на его работу. Многие кадеты считали Жана профессионалом в написании портретов, они часто торговались с парнем и умоляли его на коленях о портрете их родных, потому что нанять квалифицированного художника было дорого и сложно, а найти его — ещё сложнее. Многие готовы были реветь от счастья, когда разнёсся слух, что Жан начал экспериментировать с акварельными красками. Однако цветные краски стали той ещё занозой в заднице. К углю и кусочкам песчаника, которые Жан использовал для написания картин ранее, он привык, но эти нововведения ничем хорошим не закончились. Стирка всегда утомляла рекрутов, они на собственном горьком опыте научились держать свою форму подальше от Жана, пока тот рисовал. Особенно страдали их белые форменные штаны. Эрен уже собрался полностью сосредоточиться на своём деле, но тут Конни снова заговорил с Жаном. —…Но у меня возник один вопрос. — Мм? — Почему капитан лысый? Марко прикусил губу, чтобы подавить смех. Саша чуть не свалилась с кровати, бросив книгу, чтобы поспешить взглянуть на рисунок. Глаза Бертольда комично расширились и устремились прямо на закрытую дверь, словно он ожидал, что сильнейший солдат человечества с минуты на минуту ворвётся в их казарму. Эрен прикрыл рот ладонью, стараясь не улыбаться, как идиот, стараясь не думать о новом образе самого страшного человека, которого ему удалось встретить. Жан пихнул Конни локтем в попытке не поддаться общему веселью. — Я ещё не закончил, идиот! Я хочу сначала закончить лицо, а потом перейти к волосам. Эрен махнул рукой, привлекая внимание художника. — Покажи нам! — По-моему, ты отлично справляешься, Жан, — сказал Марко, открывая окно. Старое дерево слегка скрипело от порывов ветра, свежий воздух проник внутрь казармы, а вместе с ним ворвался сочный запах зелени. Аромат трав всегда успокаивал Эрена. Внезапно через окно ворвался холодный ветер, парень вздрогнул, почувствовав, как по его рукам пронеслись мурашки. Свернувшись калачиком в постели под тёплым одеялом с незаконченной заплаткой в мозолистых руках, он почувствовал странное умиротворение. Жан пожал плечами, пытаясь изобразить всем знакомую небрежность. — Только потому, что я ненавижу прорабатывать фон. — Может быть, но ты должен признать, что твой рисунок той полосы препятствий… После ещё нескольких осторожных комплиментов Жан показательно раздражённо (и не думай, что Эрен не заметил этой улыбки, Жан!) обещал показать солдатам все свои работы, но только когда он их закончит. И только если вы оставите меня в покое прямо сейчас, дайте мне поработать, или да помогут мне Богини, я перебью вас всех во время тренировки. Конни издал приглушённый, но довольный возглас, а Саша с энтузиазмом поблагодарила Жана. Эрен позволил их словам омыть его сознание, словно приятный фоновый шум, который всегда побеждал вездесущий страх одиночества, живущий глубоко в его сердце, а позже возобновил работу иглой. Если бы Эрена спросили, ты хорошо шьёшь, потому что раньше работал хирургом, или ты стал хорошим хирургом, потому что долго практиковался в швейном искусстве, он не смог бы найти ответ ни на один из этих вопросов. И то и другое было чем-то вроде хобби, Эрен видел в подобном времяпрепровождении своеобразную дань уважения своим родителям, которые когда-то научили его использовать иглу и нитку, каждый по-своему. Учитывая то бесчисленное количество раз, когда он рвал свою форму, умение шить спасало его задницу чаще, чем он мог сосчитать. Он провёл пальцами по наполовину законченному рисунку, нашивке в виде подковы, которую Конни попросил вышить для его рюкзака. Конни был талантливым бегуном, он часто вырывался вперёд в неофициальных гонках, которые проводили раньше кадеты. Довольно скоро солнце заполонило всё пространство казармы, и ещё спящие солдаты начали сонно шевелиться. Золотые лучи солнца вползли через окно, весело мерцая на кроватях бойцов. От яркого света серебряная нить в руках Эрена почти искрилась, когда он с довольной улыбкой сделал последний стежок. Если бы его нервная система была в порядке и не напоминала ему каждую ночь о возможности вторжения в казарму инструктора (а также нельзя забывать о паранойе, которая просыпалась всякий раз, стоило Эрену закрыть глаза и оказаться в ловушке бесконечных ночных кошмаров, но это он научился воспринимать, как данность), он мог бы воспользоваться мирной и спокойной атмосферой и снова заснуть. Он бы просто лёг на спину и спокойно проспал до следующего месяца. Но, к сожалению, у него были обязанности, которые нужно выполнить, места, которые нужно разведать, и гиганты, которых нужно уничтожить. Марко, как самый внимательный из рекрутов, прочистил горло и объявил: — Проверка времени: Сейчас 6:20. Эрен воспринял это как призыв к готовности. Он отложил свою работу и оставшиеся от неё материалы в небольшой прикроватный ящик, вставая, чтобы переодеться в форму. Брюки надевать приходилось дольше всего, но после того, как кадеты столкнулись с «внезапными полуночными тренировками», они научились одеваться в момент. Ключ от папиного подвала по-прежнему надёжно висел у него на груди, сверкая на солнце, когда Эрен снял ночную рубашку. Он не мог подавить легкомысленную улыбку, думая о том, что его ждёт осуществление детской мечты стать разведчиком. Он ждал этого нескольких лет. Он прошёл через сложности, которые принёс ему статус беженца и суровый период военной подготовки. Его рука привычно потянулась за ремнями, которые лежали на кровати и… Внезапно он замер. Кинул взгляд на кожаные ремни. — А, ну да. Ему запретили надевать ремни. Из-за своей травмы он фактически обязан избегать лишних нагрузок на тело и не надевать ничего, что могло ограничивать его движения. Справедливости ради, когда он однажды внезапно чихнул, его рёбра решили напомнить о себе. Эрен почувствовал такую боль, будто ему вонзили в грудь раскалённый нож. В тот раз парень провёл неизвестное количество часов, дрожа на полу, как умирающая рыба. Микаса за это долго отчитывала его. Он печально вздохнул. Россыпь синяков по всему его телу стала болезненным напоминанием о долгом процессе восстановления… Он многое готов был отдать за то, чтобы снова надеть на себя УПМ и пронестись по лесу, в котором кадетов поджидали огромные тренировочные манекены. Он давно хотел попрактиковаться в уничтожении этих монстров на открытой местности, поскольку голодные гиганты обычно не ждали удобного для людей момента уцепиться тросами за ближайшую поверхность. Верховую езду он тоже считал довольно забавным занятием, а того, кто обучил животных не вздрагивать при звуке УПМ, героем. Бросив ремни обратно в сундук, он неохотно достал обезболивающее. Он был слишком импульсивным и нетерпеливым человеком для долгого изучения тактик и стратегий боя. Эрен предпочитал практику теории, надеясь на то, что его определят в более подходящую для него дивизию. Если он не хочет умереть в своей первой экспедиции за стены, и если он хочет уничтожить как можно больше гигантов, во второй половине месяца ему придётся тренироваться ещё усерднее. Его вниманием завладела сине-белая нашивка крыльев свободы, которая располагалась над нагрудным карманом куртки, приводя Йегера в восторг. Он провёл пальцем по рисунку, ощущая подушечкой пальца переплетение нитей на вышивке, по-детски очарованный заменой скрещенных мечей кадетского корпуса на новую эмблему. Выбрасывать старые куртки и накидки было настоящим расточительством, поэтому их обычно собирали и отправляли на заводы, чтобы в дальнейшем старой форме придали первостепенный вид. Он взял с собой одну из своих старых кадетских курток в память об учебном аду. На ней красовались подписи его товарищей по корпусу, отличающиеся размером букв и цветом чернил. По всей коричневой ткани разбежались разномастные каракули вперемешку с рисунками, некоторые уникумы решили оставить после себя изображения пенисов, Эрен отказывался это комментировать, многие делали ставки на то, как долго Эрен выживет в качестве разведчика («Три экспедиции!», «7 лет», «Попробуй пережить свою первую экспедицию, поговорим потом, когда будешь проставляться в трактире!»). Эрен знал, что разведка никогда не отличалась большим финансированием, поэтому он был уверен, куртка, которую ему выдали, точно не была новой. Размер, конечно, совпадал с его, но он сомневался в скорости работы заводов, они бы просто не успели сменить нашивки учебного корпуса на крылья легиона. К тому же на внутренней стороне куртки отсутствовала надпись его имени. — Сколько человек из вашего корпуса вступило в подразделение? — спросил один из северян. Южане быстро переглянулись, пытаясь вспомнить точное число. Бертольд поднял две руки в сложенном жесте «V» Саша ответила вслух: — Нас двадцать два! Эта цифра, кажется, напугала их. — Двадцать два? — Наш район едва наскрёб десятерых. —…Шестерых. — А я думал, что двенадцать — это очень много… — Южане чаще всего идут в разведку, — сказал Марко. — Просто среди нас есть оратор, раздающий мотивацию направо и налево, — Жан бросил на Эрена многозначительный взгляд. — Я хотел вступить в военпол просто назло Йегеру и его грёбаным проповедям. — Я приму это за комплимент, большое спасибо, Кирштайн, — Эрен закатил глаза. Жан немногословно показал ему средний палец. — Ты прошёл в первую десятку? — недоверчиво спросил кто-то его. — Наша десятка вся пошли за Шину. — Да, я шестой. — Кто ещё из лучших пошёл в разведку? — Думаю, проще сказать, кто не пошёл… — Жан замолчал и посмотрел на своих друзей в поисках поддержки. — Райнер и Энни, — присоединился к разговору Конни. — Второй и четвёртый солдат из десятки. — Картофельная девчонка Саша, вон в углу сидит — девятая, я, к моему удивлению, восьмой, обманчиво добрый мастер пассивной агрессии Марко — седьмой, раненый проповедник Эрен — пятый, высокий, смуглый и красивый Бертольд —третий… — Высокий, — завороженно повторила Саша. — Смуглый? — Бертольд моргнул несколько раз. — Красивый, — кивнул Эрен. — …А первое и десятое места, заняли Микаса и Криста, они в другой дивизии, — закончил Конни. По всему телу Эрена пробежала волна удивления, ведь все они знали о довольно хрупкой репутации корпуса. Общественность торопила разведчиков, люди хотели, чтобы они поскорее изобрели оружие массового поражения против гигантов, но это не значило, что гражданские были высокого мнения о легионе. Они терпели разведчиков, но всякому терпению рано или поздно приходил конец. Лёд между рекрутами треснул. Некоторые из их соседей по общежитию воспользовались этой дружеской атмосферой, чтобы начать разговоры друг с другом. Эти скудные диалоги едва можно было назвать общением закадычных друзей, но начало явно было положено. Искры только зародившейся дружбы уже пролетели между ними, но разгорятся ли они в жаркий костёр товарищества, зависело только от них самих. Среди военных было много людей, у каждого за плечами была собственная история. Когда Эрен попытался сблизиться с товарищами из своей дивизии, он получил хорошую возможность прикоснуться к огромному разнообразию культур юга. Теперь для него стало важным узнать как можно больше информации о других районах, будь то похвала горячих источников на севере страны, скучающие реплики солдат о кухне запада или внезапные новости о непредсказуемой погоде востока. У каждого рекрута были свои причины для вступления в легион. И хотя Эрен умирал от желания узнать, почему некоторые из них решили вступить в разведку, он держал язык за зубами, поскольку понимал, что это как минимум не его дело. Жан сцепил руки. — Если все уже проснулись, — громко объявил он, и в комнате воцарилась тишина. — Бертольд может прочитать объявление, вывешенное на нашей двери. Он повернулся к Бертольду. — Публика ждёт. Кивнув, Бертольд поднялся со своего места и снова достал листок. Он сглотнул и громко и чётко прочёл объявление, когда убедился в том, что внимание всех было приковано к нему. Первые пункты записки оказались напоминаниями о наблюдении за поведением рекрутов и вынужденном поддержании дисциплины. Всё это было безумно интересно, но солдаты уже слышали всё перечисленное прошлой ночью перед отбоем. Большинство видов военной деятельности будут следовать блоками по одному часу каждый, все учения будут длиться весь день с утра до вечера, но их наличие не избавляло рекрутов от внезапно объявленных командованием ночных тренировок. Сообщалось также, что они не должны бояться обращаться к старшим офицерам за помощью. Следом упоминалось о важности хороших и доверительных отношений между друг другом, так как дружба — залог успешной миссии и выигранного боя. И, наконец, единственное правило, которым они располагали — сразу после подъёма прибыть на плац для зарядки и дальнейших распоряжений командования. На другой стороне листа была карта местности с ориентирами, которые могли помочь юным солдатам не заблудиться. —…В расписании не указано, что конкретно нам следует делать, — сообщил им Бертольд. — Нет никаких точных цифр, кроме часа утренней зарядки, времени приёма пищи и отбоя. Просто «первый», «второй» и такое перечисление до шестого периода. — Наверное, это станет сюрпризом для нас, новобранцев, — хмыкнул Марко. Отовсюду раздались звуки согласия. После краткого единения, они разошлись, каждый к своему месту. Утренняя тишина сменилась суетливым шарканием и лязганьем застёжками ремней. Кто-то решил нарисовать карты, чтобы распространить их среди дивизии, пока некоторые небольшие группы рекрутов медленно скрывались из казармы, чтобы заняться своими делами. Эрен снова потянулся, разминая свои запястья, стараясь разогнать кровь в конечностях. Скорее всего, им позже придётся разминаться, но лучше перестраховаться сейчас, чем потом жалеть о потянутой мышце. Он быстро глянул на часы и понял, что у них осталось около четверти часа свободного времени. — Уже пора? — спросил он Сашу, разыскивая взглядом остальных друзей. Она пожала плечами. Эрен заметил, как нахмурился сидящий неподалёку Жан. Лучше им (кругу друзей) изучать местность вместе. Никто из них понятия не имел, как командование легиона относилось к пунктуальности, и станет ли их опоздание грязным пятном на чести рекрутов… — Эй, южане! Мы уходим через две минуты! — Жан повысил голос, чтобы заглушить глупую болтовню. — Если не хотите, чтобы инструктор Шадис охотился за вашими задницами и звал вас бесполезными слюнтяями, которые позорят его, советую послушать меня. Собираемся у постели Бертольда через две минуты! Повторяю, через две минуты! Учитывая, что все солдаты проснулись рано на рассвете и уже привели себя в порядок, никто не удивился, что ровно через две минуты у ближайшей к двери кровати уже стоял сформированный отряд. Саша мягко потянула Эрена за локоть, чтобы взять его за руку. Она весело улыбнулась, подпрыгивая от нетерпения, как и сам Эрен, что заставило его улыбнуться в ответ. Жан прислонился спиной к стене и глянул на часы в ожидании, пока Конни добежит до их группы. Конни подбежал к ним, шутливо отдавая честь. — Сэр! Эрен кашлянул, чтобы скрыть смех. — Если бы я был твоим куратором, ты бы до полуночи бегал кругами по лесу за опоздание, — Жан смотрел на Конни без всякого удивления. — Воу. Сурово, — протянул Эрен. — Ты должен извиниться, Конни. Думаю, инструктор Кирштайн ждёт от тебя двадцать отжиманий. — Сто, — вмешался Марко. Жан задумчиво глянул на провинившегося. — Не подсказывайте ему! — воскликнул Конни, беспокоясь за себя и за свои бедные руки. — Так нельзя разговаривать с командованием, — проворчала Саша. Конни возмущённо ударил её по руке и поднял взгляд на Жана в поисках поддержки. —…Никто не хотел брать на себя роль лидера, — тихо проговорил Жан, положив руку на подбородок и опустив рассеянный взгляд себе под ноги. — Кто-то должен был это сделать, иначе мы заблудимся и прибудем на плац только в полдень… Солдаты дружно уставились на него. — И. вообще-то две минуты уже прошло! Жан покраснел под тяжестью общего удивления его друзей, дёрнул головой, всё ещё отказываясь от идеи встретиться с их широко раскрытыми глазами, когда понял, что они до сих пор таращились на него. Он громко откашлялся, выпрямился во весь рост и развернулся к выходу, чтобы никто больше не смог наблюдать за выражением его лица. — Теперь… теперь, когда мы все собрались, не будем больше терять время. Солдаты обменялись недоумёнными взглядами, пока Жан быстро выскочил из казармы. Они сплотились, как настоящий отряд, выбрав своим ориентиром выступающий из толпы затылок Бертольда, следуя за ним, словно старые друзья.