Друг моей сестры.

Юра кивает на дверь брата и поджимает губы в тонкую полоску. Она смотрит на Бекхёна с надеждой и одновременно не верит в то, что Бён как-то изменит сложившуюся ситуацию. И вообще, рискованно пускать его туда. Бекхёну не разрешалось заходить в комнату младшего Пака ни в коем случае и сейчас она, возможно, делала одну из самых больших ошибок в своей жизни. Но… если был хоть один процент на то, что Бек сможет сделать хоть что-то для ее солнечного мальчика – Юра была согласна. Она хватается за ручку почти негнущимися пальцами и, получив тихое «не ходи туда за мной», толкает дверь. Комната Чанёля ничем не отличается от большинства тех, что полностью обустроены подростками. Все так, как ему нравится. Так, как ему по-настоящему комфортно. Стены темно-синего цвета, множество понатыканных мелких лампочек на потолке – имитация звезд на ночном небе – плакаты с машинами, гитара в углу и просторная кровать у самого окна. Сгорбленную фигуру Пака Бекхён находит на ней же. Он не спешит шевелиться, что уж говорить о том, чтобы повернуться лицом к незваному гостю. Бёну кажется, что он спит. И дай Бог, что бы это было действительно так. Бекхён мягко закрывает за собой дверь, а после ступает к Паку, стараясь не оглядываться. - Чанёль? – Подрагивающий голос жалок. - Пошел вон, - Бекхён не узнает сквозящего холодом голоса и ежится почти неосознанно. - По голосу меня узнаешь, гаденыш? – Бекхён посмеивается тихо и почти неправильно, но подходит вплотную к кровати. - По запаху. Проваливай, - Чанёль сжимается в клубок лишь сильнее, пряча лицо в складках измятого одеяла. - Прекрати вести себя так, - Бён хмурит брови и опускается все же рядом на кровать, не слыша ожидаемого скрипа, но замечая, что Чанёль двинулся чуть ближе к окну. - А как я должен вести себя с тобой? - Это ты тогда врезал мне, а не я тебе, - Бекхён хмыкает громко и, схватившись за ворот чанёлевской толстовки, тянет его на себя, принуждая принять парня сидячее положение к себе лицом. - Руки убрал, - Чанёль зашипел зло, опуская взгляд на чужую руку, все еще сжимающую ткань. - А ты врежь. Как всегда делаешь. Я всегда злил тебя, а ты почему-то ни разу свою ручонку не поднял и не замахнулся даже. - Противно руки о тебя марать. Для Бекхёна эти слова – последняя капля. Он чувствует, как внутри все закипает от злости и едва ли сдерживается, чтобы не поднять самому руку на этого несчастного. Впрочем, Чанёля и так жизнь потрепала. Да и глаза Пака… они смотрят куда-то далеко в душу, хотя и закрыты пеленой стекла. Бекхён чувствует, что упускает что-то очень важное в своей жизни. Чувствует, но не понимает что. И, наверное, слишком глупо придвигается ближе, что бы схватить Пака за шею и притянуть к себе. Чанёль сам слабо соображает, но цепляется зачем-то длинными пальцами за чужие плечи. Он почти уверен в том, что именно этого ждал столько времени и сейчас от близости едва ли не задыхается. Бекхён непозволительно близко. А Чанёль, как последний дурак, пялится на его губы, едва ли не облизываясь. - Что такое, Пак? – Бён и сам опускает взгляд с чужих глаз на потрескавшиеся губы: - Хочешь? Чанёль приходит в себя слишком поздно. Лишь тогда, когда Бекхён поднимает ладонь выше и сжимает в пальцах не без труда короткие волосы на его затылке и в следующее мгновение придвигается гораздо ближе дозволенного, впиваясь в чужие губы. Чанёль не старается отпихнуть его, как когда-то, не истерит и не называет пидором. Просто несколько долгих мгновений смотрит на чужие прикрытые глаза и подрагивающие длинные ресницы, а после сам притягивает к себе Бёна за плечи ближе, неуверенно отвечая на поцелуй и понимая всю ситуацию. Он проиграл. И теперь остается только ждать, пока Бён оторвется от его губ, врежет хорошенько и громко заржет в лицо. Просто Чанёль – брат его подруги. Всего лишь глупый мальчишка, младше его почти на три года, а теперь еще и наркоман. А еще, Чанёль просто уверен, что Бекхён захочет отомстить, и сделает это просто омерзительным способом. Унизит его, как никто и никогда. Опустит его ниже плинтуса и вызовет истеричное желание, либо умереть, либо уехать в другую страну, поменять имя и удариться где-нибудь затылком обо что-то весом минимум в три тонны – лишь бы забыть все. Именно этот страх и заставляет его поспешно оторваться от чужих губ уже спустя минуту с лишним. Чанёль распахивает глаза шире и смотрит Бёна, как на чудо света. И Бекхён, правда, достоин этого звания. Он сидит с выпрямленной по струне спиной, прикрытыми глазами и все еще блестящими после поцелуя губами. Паку хочется верить в то, что такое чудо не сделает ничего плохого и просто улыбается, но застывает и опускает уголки губ сразу же, как только чужие ясные глаза распахиваются. Бён смотрит на него долго и пытливо, а после опускает голову низко и поддается вперед, утыкаясь носом в чужую широкую грудь. Чанёль не знает, что им движет, но все же обхватывает хрупкое тело руками и прижимает к себе чуть крепче, чем стоило бы. Это не похоже на что-то нормальное. В конечном счете, они никогда и друзьями не были, да и сейчас на них тянут едва ли. - Зачем тебе нужна была та гадость? – Бекхён прижимается крепче; его изящные хрупкие руки скользят по узкой талии подростка и скрепляются в замок за спиной. - Я не знал, - Чанёлю все равно, откуда он знает обо всем произошедшем. Гораздо важнее лишь то, что Бён не смеется над ним, а находится рядом. Это настолько неправильно и непонятно, что все кажется глупой галлюцинацией. Ему хочется поджать губы и зарыдать в голос. А еще крепче сжать худющего парня под боком, боясь, что он вот-вот и сам выплюнет ему в лицо что-то омерзительное и скроется за дверью комнаты, точно также неожиданно, как и появился в ней. Бекхён двигается через пару минут молчания, но не спешит отстраняться. Он лишь поднимается чуть выше и шепчет у самого уха причудливой формы: - Хочешь, я покажу тебе то, что приносит гораздо больше удовольствия, чем эта дрянь? Но тогда ты пообещаешь, что откажешься от наркотиков. Навсегда. Как бы сложно это ни было.