Stolen By Force

      — Деда. — позвала девочка лет семи. — Когда я вырасту, я хочу стать, как ты.       — Нет, Елена. — с улыбкой ответил мужчина и поцеловал ребенка в щеку. — Ты станешь больше...       Короткого беспамятства недостаточно для должного отдыха от воздействия, переполненной отчаянием скверны. Холод плавно отпускает измотанные мышцы, зубы перестают стучать, но в голове сплошная вата. Дышать тяжело, так как грудная клетка будто заблокирована в одном положении. Попытка собрать нечто внятное, издали напоминающее стандартную мысль, уплывает тоненьким ручейком во тьму расшатанных чертогов разума. Правда, учитывая почти коматозное состояние и мертвенность конечностей, прослеживается определенная положительная динамика. Я не растворилась в Силе, после добровольного закидывания сознания в ловушку. Успела добраться до нужного образа таинственного Владыки Плэгаса и предъявила его ученику весьма неудобные подробности прошлого. Очень хотелось красиво ответить на хитрые махинации Палпатина. Столько раз в его глазах светилась угроза расправы, но явного намерения убить все равно не прослеживалось. Ситх познает меня. Выискивает нужные детали, отмечает изъяны через Великую и взращивает пути грамотного использования. Окружение для него лишь ресурс, а я слишком глубоко капнула... Можно ли считать порывистое желание утереть мерзавцу нос растущим опытом в использовании Силы? Или все упирается во взаимодействие с его аурой? Ведь вполне вероятно, что Сидиус, каким-то образом направил меня и помог выбраться из густого тумана, в котором живет призрачный образ его учителя. «Узреть ваш потенциал.» — ловко обрубил наигранное очарование, призвав к совести. Без дополнительной, лживой увертки. Пробую открыть глаза, но плавная укачивающая волна не дает окончательно придти в себя. Только пальцы настойчиво сжимают рукоять светового меча. Ощущение прохладного сплава похоже на рефлекторную необходимость для восстановления целебной связи с Великой. Погружение во мрак, сопряженное с амнезией, концентрируется неприятной тяжестью, где-то в районе затылка. Не могу вспомнить, как именно Шив вызволял меня из жуткой пещеры. Остатки сознания тогда сосредоточились на поцелуе, удушающих ледяных объятиях и болезненном возвращении в реальность. Его язык хранил вкус моей крови и двигался в подавляющем, дразнящем ритме. Своеобразная диктовка воли с подтверждением власти сильнейшего. «Теперь это моя галактика.» — гиблые слова победителя, несущие ту самую неотвратимость. Надежды нет. Ни для кого. Наконец удается приоткрыть левый глаз, но картинка чересчур мутная, чтобы понять, где я точно нахожусь. Приходится ориентироваться на слабые свистящие звуки и относительно удобное сидячее положение. «Его лэндспидер.» — догадываюсь, что мы летим обратно во дворец. Уже предвкушаю скорую встречу с Дорме и теплую ванну с ароматной пеной. Облегчение позволяет дыханию придти в норму, только кончики пальцев неприятно покалывает. Уже могу двигать рукой и медленно поворачивать голову. Часто моргаю, чтобы вернуть зрению ясность. Противотуманные фары рассеивают густую вечернюю муть, за которой прячутся неприветливые заросли дикого леса. Мы углубляемся в непроходимую болотную местность с булькающей топью внизу. Даже гунганы не жалуют эти земли, а простому человеку и подавно не стоит тут показываться. В кабине достаточно тепло, но плечам хочется ощущать тяжесть уютного плаща с подкладкой, который, видимо остался в проклятой пещере. Рискую посмотреть на мужа, наконец продрав глаза. Тот лениво поворачивает руль, облетая большой природный навес из обломанных стволов старых деревьев. В наступающих сумерках, эта инсталляция напоминает прекрасно смоделированные декорации к многомиллионному, мрачному блокбастеру. Стараюсь оценить состояние политика и понять его настроение. Совсем не реагирует на мое пробуждение, выглядит отрешенным, даже расслабленным. Однако общий вид тотального спокойствия портит едва заметный прищур глаз. Пространство тесной кабины обрастает налетом меланхоличности. Тревожное молчание заставляет задуматься о точной цели этой поездки. Опасное погружение в прошлое Палпатина несет в себе крохотные подсказки к пониманию его истинных планов. В этой реальности Шив не пожилой маразматик. Власть и Сила в приоритете для него, как для любого ситха. Вот только мне почему-то кажется, что есть еще одна неуловимая цель... «Твои амбиции выходят за рамки Великого Плана.» — хмурюсь от подозрений и всматриваюсь в туман. Интуиция упирается на обрывки разговора, возле бездонной пропасти.— «История имеет свойство повторяться.» — кажется эти слова принадлежат Карлу Марксу, но я не уверена. Там, где есть трагедия, всегда найдется место фарсу... — Куда мы летим? — вопрос слишком быстро срывается с моих уст, обрывая линию безутешных, странных мыслей. Внутри растет беспокойство из-за неизвестности происходящего. Чуть приподнимаюсь и вовремя скрываю радость от своевременного оживления ног. Меня продолжают игнорировать, да и привычного холода ауры не ощущается. Мыслями супруг не здесь, о чем говорит размеренное дыхание и легкая тень сонливости на лице. Он думает. Складывает в голове многогранный пазл. Убирает лишнее и дополняет новым. Невольно запоминаю выточенный профиль в моменте эстетического благородства. Агония гения, заключенная в нескончаемой борьбе с собственным безумием. Мужчина упорно хранит молчание и снижает летательный аппарат на максимально опасный уровень. Двигатель низко гудит, не одобряя тесную близость с вязкой жижей, которая задевает днище тревожными ударными хлопками. Если какая-нибудь тварь, обитающая в болоте, вдруг надумает подкрепиться, то мы прекрасно подходим в качестве закуски, с учетом воссозданной шумихи. — Что вы намерены делать? — повторно обращаюсь к политику. Вжимаюсь в пассажирское сидение, прислушиваюсь к звукам извне. Идея быть съеденной жутким монстром не прельщает. «Что еще за фокусы?!» — впиваюсь пальцами в сидушку. Крепче держусь за свое место, так как лэндспидер резко выруливает влево. Не успеваю пристегнуться ремнями безопасности по причине такого же резкого торможения. Транспорт упирается капотом в поваленное дерево, возле маленькой опушки и останавливается. Мужчина откидывает защитную шторку взмахом руки и выпрыгивает через Силу, подобно пробке от игристого вина. Рассматриваю местность, затянутую неоднородным туманом. В уши врезается какафония горластых возмущений потревоженных обитателей болот. Квакающие, чавкающие причитания бьют по нервам, вынуждая одержимо рыскать глазами в поисках укрытия. Звук активации светового меча вызывает дрожь. Поворачиваю голову к источнику и не могу поверить в увиденное. Ситх подходит к высокому мертвому дереву. Почерневшая верхушка с обломанными ветвями кажется многоруким чудовищем из детских страшилок. Должно быть, в него попала молния и прожгла разрядом до корней. — Выходи. — короткий скрип, режущий ножом густой, влажный воздух. Быстро протираю глаза, дабы точно удостовериться, что мне не привиделось. Сидиус не оборачивается. Лишь сжимает рукоять своего меча, который неизвестно где хранил до этого. «Какого черта вообще происходит?!» — неуверенно открываю дверцу транспортного средства. Смотрю под ноги, чтобы случайно не вступить в болотную грязь. Поеживаюсь от холода в низине и ощущаю холодную сталь на коже. — Ах! — резкий захват шеи невидимой удавкой, тянет меня вперед на пару метров. Падаю на колени, больно торможу ладонями, предотвращаю прочесывание земли носом. — Меч. — приказывает ситх, вытягивая вперед левую руку. Усиливает свой захват и прожигает меня до костей бурлящим в глазах золотом. Отросшие пряди его челки скручиваются в огненные кудри, внося в пугающий облик неуместную романтику. — Активируй. — требует через Силу, омертвевшим от ледяной ярости голосом. Хватаюсь за шею, громко кашляю, пытаюсь отыскать выпавший из рук клинок. Удавка Палпатина не дает нормально вдохнуть и подняться на ноги. Однако, как только взгляд улавливает блеск знакомого сплава, я тянусь к нему. Ладонь получает желаемое, а золотистое свечение меча помогает избавиться от пут Темной стороны. Прокашливаюсь несколько раз, восстанавливаю дыхание и только потом медленно поднимаюсь. Держу лезвие близко к себе, чтобы согреться. Мышцы приятно тяжелеют, рождая внутри волну сопротивления. Намереваюсь отогнать скопление игл ледяной ауры и принять более удобное, уверенное положение. — Вы сошли с ума! — злюсь и отряхиваю брюки от грязи. Подсвечиваю себе мечом. Никак не могу понять, с чего вдруг он так взбесился? — Я не умею фехтовать!— звучит, как злостное оправдание, на которое политик реагирует еще более странно. Раздувает ноздри, углубляет дыхание. Смотрит на золотистое лезвие, будто хочет разложить на атомы, а потом поднимает взгляд к лицу. Кратко хмыкает, медленно указывает красным кончиком клинка строго мне в грудь. — Нападай. — бросает с улыбкой психа и ждет ответа. Раскрываю губы от шока. Окончательно теряюсь и приближаюсь к панической истерике. Похоже, что хваленый гений ситха внезапно разрушился и теперь, мне предстоит иметь дело с чудилой, который надумал вызвать на дуэль неумеху из другого мира. «Твою мать!» — ничего путного на ум не приходит, хотя происходящее можно счесть за последствия при отравлении оксидом азота. Вполне возможно, что здесь есть пары ядовитых газов или бульончик на завтрак оказался волшебным. — И как вы себе это представляете?! — спрашиваю через короткие, горькие смешки. Не получается их сдерживать.— У меня навыков хватит, только на облезлую мышь для жарки. — пожимаю плечами и на всякий случай пячусь назад к лэндспидеру. В голове рождается кривой план по быстрому сваливанию. Добраться до машины, запрыгнуть на водительское место, дать деру. — Нападай. — с утробным рычанием повторяет Шив, ударяя пространство резким взмахом кровавого клинка. — Это урок? Вы собираетесь учить меня? — замираю на месте и продолжаю.— Такое даже поединком нельзя назвать. Будьте благоразумны! — взываю к рассудку мужа. Надеюсь достучаться до прежнего, расчетливого дельца с маниакальным спокойствием Ганнибала Лектера, но все сходит на нет, по причине новой притягивающей волны. Левой рукой, мужчина затягивает на мне незримое Силовое лассо. Приближает к себе и рычит оголодавшим хищником. — Давай. — разносится скрип, как раз перед повторным взмахом красного лезвия. Уже слишком близкого и смертельно опасного. Мои глаза раскрываются в ужасе, а рука с мечом инстинктивно вытягивается вперед для защиты. Времени на прием очень мало, но пары секунд достаточно, чтобы поставить во время короткого полета кривой блок. Вскрикиваю от страха, зажмуриваюсь, следуя рефлексу. Не хочу умирать здесь, будучи разрубленной пополам, как Дарт Мол. Клинки сталкиваются, искры ослепляют, а шипящий звук, как при жарке на раскаленной сковороде, грубо перебивает трель ночных созданий. Меня захлестывает лавиной отчаяния, ноги утопают в сырой земле. И это еще не вся мощь Владыки ситхов. — Прекратите это безумие! — морщусь от скрежета и давления его руки. Пробую уйти мечом в бок, но не получается. Берусь за рукоять двумя руками, тянусь корпусом тела назад, выгибая позвоночник до максимума. — Безумие? — переспрашивает ситх с небывалой злобой в голосе. Давит сверху всего одной рукой. Такой тяжелой, немилосердной и старательной. — Я падаю! — осознаю, что не выдерживаю. Срываюсь вниз, однако давление тут же пропадает, уступая место резкому броску. Голова кружится от скоростного разворота, рукоять светового клинка отлетает в сторону, а затылок грубо сталкивается со стволом выжженного дерева. Действие происходит стремительно, с отчетливой готовностью и намерением продолжить мучения. Прохладные мужские пальцы больно впиваются в кожу щек. Задирают подбородок вверх, пока мои руки сливаются с гладкой корой за счет новых пут Силы. — Нет. — жалобно всхлипываю, хмурюсь из-за боли. Кольца Великой на запястьях сжимаются, а лицо обдает жаром, от дыхания Сидиуса. — Девочка... — цедит рокочущим шепотом по слогам. Отключает свой меч и отбрасывает рукоять за плечо. — Бойкая, лишь на словах... — склоняется, почти соприкасаясь губами с моим подбородком. — И ничтожная, до отвращения. — Вы хотели узнать мой потенциал. — бормочу, сквозь стальную хватку лица. Дергаюсь в попытках освободиться. Догадываюсь, что он не в восторге от произошедшего в пещере. — И я вам его показала. — часто моргаю, дабы удержать не прошенные слезы. Невидимые кандалы вот-вот переломают запястья. Нагнетающий страх с физической пыткой приглушают мое внимание. Невозможно оградить разум от неприятных ощущений. Рациональная линия предположений обрывается. — Нет никакого потенциала. — продолжает громыхать ситх, оттягивая мой подбородок вверх. Чуть поворачивает голову, чтобы добраться до уха. — Ты бездарная, мямлящая девка, которую занесло сюда по прихоти судьбы. — выплевывает с явным нетерпением и улыбается, заметив на моем виске проступившие капельки холодного пота. Ломота в руках усиливается. Если давление будет нарастать, то шанс получить смещение или перелом ладьевидной косточки увеличится. Однако, даже находясь в безвыходном, удручающем во всех смыслах положении, я отчетливо чувствую, как рвется внутри что-то очень хрупкое и тонкое. — Сукин сын! Немедленно отпусти меня! — теряю над собой контроль, вскипаю маленьким чайником. Все-таки я не железная и далеко не леди. — Кусок ситхского дерьма! — не замечаю за словесным потоком брани перехода на личности. — Если бы ты мог, то уже давно прикончил меня! Но нет. Надо разыграть целое представление, просто потому, что скучно. — часто дышу и вываливаю накопившийся негатив за все время нахождения в этом мире. — Или же... — умудряюсь через боль и онемение кистей дернуть головой. Только чтобы посмотреть мужчине в глаза. — Ты не знаешь, что делать? — мой вопрос звучит странно. Более того, короткая передышка, следующая за ним, дает разуму осознать нечто поистине удивительное. «Чтоб мне провалиться.» — хмурюсь от догадки, но продолжаю подсознательно сомневаться. Сидиус в диссонансе. Мечется перед выбором: убить или использовать. В первом случае, он лишается того, что усиливает не стихающий интерес. Моя осведомленность, взаимодействие с прошлым через Силу и знания, о которых никто не ведает. Во-втором — отчетливое сопротивление и угроза срыва Великого плана. Я вынуждаю его действовать спонтанно, минуя привычную детальную продуманность. Не даю окончательно определиться и подогреваю главный изъян — жадность. Агрессия с террором через страх, лишь завеса своеобразной защитной реакции, подобно игре в «плохого копа». Насилие с унижением выступают дополнительной обороной. Кандалы Силы исчезают. Запястья не сразу реагируют на свободу, которая, впрочем, оказывается весьма короткой. Шив действует очень быстро, пользуясь моим замешательством. Поднимает руки вверх, впечатывает в ствол дерева левой пятерней и почти наваливается всем телом. Продолжает давить пальцами на щеки. Хрипло дышит в лицо, выискивает что-то в ответном взгляде. — Твоя участь предрешена. — готов сделать выбор в пользу расправы. — Разве? — возражаю не так уверенно, как хочется. Тоже понижаю голос до шепота. — А если я смогу призвать из самой преисподни дух вашего учителя? Или обращусь к младшей сестре? Что она скажет, когда увидит деяния любимого брата? — бью по больному и морально готовлюсь к новой пытке. Стоять на носочках с задранными вверх руками очень неудобно, не говоря о тупой боли в травмированных запястьях. Резкий, свистящий вдох, переходящий в змеиное шипение, заставляет прикрыть глаза. Предпринимаю попытку отвернуться, но безрезультатно. Смотреть на перекошенную от Темной стороны маску нет сил. — У тебя нет такой власти. — мужские губы касаются моего подбородка и медленно движутся к шее. Задерживаю дыхание и дергаюсь. В условиях наступающей ночи, растет встревоженность из-за слишком тесного соприкосновения наших тел. Мысли теряют ясность, а усталость соблазняет на проигрыш. — Откуда вы знаете? — в голове вертится другая фраза, но мне лень продолжать не выгодное по всем фронтам противостояние. Лучше просто отвлечь вопросами и успокоиться. — Не пытайся оттягивать очевидное. — как всегда, великолепно выкручивается, разгадав мои намерения. — Я всего лишь рассуждаю. — хочу увернуться от прохладных уст, вызывающих мурашки по коже. — Вы не можете знать всего. — хватка на подбородке слабеет. — Для этого у меня есть ты. — Шив немного отдаляется. Убирает левую руку с моих запястий, заменяя ее ненавистными кандалами Силы. — Увы, мое предвидение весьма трагично. — смотрю ему в глаза и громко выдыхаю. — Вряд ли вас обрадует печальная участь будущей Империи. — разговор в пещере вновь всплывает в памяти. «Он все еще слишком близко. Почему не отходит?» — не могу должным образом сосредоточиться. Вроде вспышка ярости проходит и в глазах ситха уже не такое яркое золото. — «Как неудобно.» — чуть двигаю руками, чтобы вернуть чувствительность. Отток крови притупляет боль, но я знаю, какой точно расцветки будут гематомы. — Просто сосредоточься на этих знаниях. — политик опирается ладонью о ствол дерева, к которому я прикована Великой. — В нужное для меня время. — излагает сухим, надменным тоном, будто только сейчас очнулся. «Или это раздвоение личности?» — История имеет свойство повторяться. — вглядываюсь в переливы радужной оболочки его глаз. В ночной темноте, с включенными фарами лэндспидера, этот зловещий калейдоскоп гипнотизирует мистическим сиянием. — Каждой Империи приходит конец. — быстро прочищаю горло от комка.— Неужели у вас нет сомнений? Вдруг Сила решит покинуть вас и оставит с дырой в душе? — даже намек на тот самый Феномен Опустошения, вызывает внутренний озноб. Это действительно нечто непонятное и очень страшное. Ситх опять прикасается к моему лицу. Двигает пальцами вниз по шее. Смотрит с явной скукой и каменной маской непроницаемости. — Ты до сих пор веришь, что она у меня есть? — приподнимает уголок губ, но сам вопрос звучит серьезно. С нотками узнаваемой драматичности. — Самоирония, как главный показатель духовности. — смело произношу и успеваю заметить крохотную трещину в былой самоуверенности оппонента. — Которая не является для меня сдерживающим фактором. — тут же парирует, опуская пальцы к ребрам. Наши взгляды сталкиваются и я замираю всем телом. Неудобство переходит в неожиданный, обескураживающий трепет. — Мне плевать на твои попытки помешать тому, что давно начато. — выгибает бровь и рассматривает, как экзотическую зверушку. — Даже с призывом войска мертвецов, все равно проиграешь. — перебирает указательным пальцем мои ребра. Поднимается к левой груди.— И сдохнешь, как подобает скоту. — останавливается прямо возле сердца. Сгибает пальцы, используя Силу уже в новой пытке. Начинаю задыхаться. Глаза раскрываются от волны пугающего шока. То, как мастерски он переходит от простого диалога к запугиванию, поражает. Ощущаю неудобство под ребрами. Будто эта самая ладонь мягко обхватывает мое хрупкое сердце через кожу и кости. — Прекратите! — верчусь из последних сил. Боюсь того, что со мной сейчас творит Сидиус. — Мы же договаривались! — дышу частыми, короткими вдохами. С глаз стекают слезы. Сердце стучит и просит пощады, когда холодный захват не дает нормально сократиться мышцам, чтобы как следует разогнать кровь. — Моя рука никогда не дрогнет. — скрипит в ухо и смотрит на свою кисть у моей груди. — Запомни это, девочка. — Хватит! — начинаю молиться про себя. — Я ваша законная жена, а не игрушка для ситхских потех! — чувствую мгновенное облегчение и жадно глотаю воздух. Руки опускаются, голова падает вниз, а колени дрожат. Выжата, как лимон и готова рухнуть на влажную землю. Прямо сейчас, перед ним. Хочу закрыть себя руками, но еще чувствую прикосновение мужских пальцев через рубашку. Палпатин продолжает смотреть в одну точку. Тянет указательный палец выше, добавляет средний, задумывается. Взгляд потемневших золотых глаз медленно проходится по моему телу, вызывая дрожь. — Действительно. — произносит шепотом, смазав нижнюю губу кончиком языка. Ладонь следует за пальцами, сжимает мягкую плоть груди, успевает задеть твердую вершину. — Моя... жена. — опускает другую руку на талию и ведет ею вверх по линии позвоночника. Громкое мужское дыхание начинает сбиваться. Раскрываю губы во вдохе. Пребываю в тотальной дезориентации. Хочу убежать, но не могу, так как зажата с двух сторон. Интерес Палпатина переходит в другую плоскость, к которой я совершенно не готова. — Нет. — сдавленно возражаю, упираюсь ослабевшими ладонями ему в грудь. Шив еле заметно дергает бровями, выказывая легкое удивление. Похоже, что он впервые сталкивается с отказом и это начинает беспокоить. Мужская рука сильнее сжимает грудь, через тонкую ткань бюстгальтера с рубашкой. Оценивает объем, приподнимает, чем вызывает слабый всхлип. Без того густой воздух насыщается напряжением. Его аура сталкивается с моей, Сила образует плотное поле, отгораживая от внешнего мира. Магия момента расходится по коже быстро ползущими электрическими импульсами. «Зря я это сказала.» — Давайте вернемся во дворец. — с надеждой смотрю в золотистые глаза мужа. — Пожалуйста. — неосторожно забираюсь пальцами под плотную ткань мужского плаща. Ощущаю подушечками физическое тепло, твердость грудных мышц и гулкое биение сильного сердца. — Прошу вас. — слышу мольбу в собственном голосе. «Неужели у этого человека есть сердце?» Политик прищуривается. Расплавленное золото радужной оболочки насыщается оранжево-красными всполохами. — Никакой пощады. — так медленно и обреченно произносит, что душа уходит в пятки. Отрывает мои руки от себя, опять поднимает над головой. — Нет! — повторяю более громко, однако крик не успевает разойтись по воздуху. Палпатин наклоняется. Целует сразу с языком. Завладевает ртом в грубом, яростном напоре. Не учтивым, как в нашу брачную ночь и не дразнящим, как в пещере. Просто берет, прикусывает нижнюю губу, впитывает в себя мое возмущение. Остается только мычать и дышать носом. Голова кружится. Странная жалящая щекотка проходит по всему телу, принося за собой холод и знакомый запах озона. В пространстве мелькают короткие вспышки, но я не распознаю их, так как страшусь открыть глаза. Его язык гладит нёбо, давит на мой, способствует накоплению слюны. К протестному мычанию добавляются влажные неприличные звуки. Властные объятия ощущаются более остро, словно я обнажена. К стыду примешивается больной кураж, по вине шквала противоречивых чувств. Мы в окружении топких болот, кишащих опасными тварями. Они следят за нами из булькающих укрытий с несмолкаемой перекличкой. Белесый туман застилает плотным одеялом, скрывая сияние звезд в ночном небе. Ненависть сливается со страстью, воспламеняя внутри опьяняющую жажду. Силовые потоки окольцовывают запястья, приподнимают мое тело и фиксируют дополнительным наростом на стволе мертвого дерева. Чувствую мужскую ладонь на своей ягодице, пальцы на ногах поджимаются. Резко раскрываю глаза, когда политик вдыхает утробное рычание мне в горло. Дуновение холодного ветра разносит слабый запах пали. Тяжело висеть и не дотягиваться до земли. Ногам слишком холодно. Черный плащ Сидиуса падает вниз. Пальцы левой руки проходят по животу и очерчивают пупок. «Как так?!» — только сейчас осознаю, что из одежды на мне лишь распахнутая рубашка. Ботинки и белье с брюками, как по волшебству, успели раствориться в воздухе.— «Быть этого не может!» Непонятно, каким точно образом, этот мерзавец провел фокус. Волна смущения заливает мое лицо краской. Унижение растекается по коже, вместе с неуверенностью. Действие можно расценивать, как изнасилование. Вот только я ответила на его поцелуй с той же яростью и страстным непримирением. «Чтоб тебя!»—отворачиваюсь, закрываю глаза. К горлу подкатывает горечь. Знаю, что супруг не станет рассматривать мое тело и злобно усмехаться в физическом превосходстве. Ему это не нужно, ведь изучать следы оскорбительной пытки на лице гораздо интереснее. — Мнимая покорность, удел самонадеянных глупцов. — мужчина хмыкает в конце фразы, притупляя тяжесть своего дыхания. Давит большим пальцем мне в пупок. — Ублюдок. — шиплю сквозь зубы и инстинктивно сжимаю бедра. — К чему все это?! — взвизгиваю от неконтролируемой истерики. Понимаю, что таким образом ситх меня наказывает, проявляя открытое неуважение, как к женщине. Намеревается использовать через грязное, унизительное соитие или же решит оставить вот так. С голой задницей, под открытым небом. — Ты забыла, — его пальцы медленно скользят вниз. Испускают ощутимый заряд тока, который напоминает острый укол в живот. — Я наслаждаюсь. — ответ на мою дерзость, устроенную в пещере. Когда пришла идея напомнить про Дарта Плэгаса. Новый заряд заставляет дернуться и расслабить мышцы ног. Ладонь ситха пользуется этим послаблением. Пальцы проникают неспешно, чуть загибаются и выбивают из меня остатки воздуха. Сильнее зажмуриваюсь, прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать громкий вскрик. Стыд усиливается, под ускоренное биение сердца. Остаточное возбуждение имеет место быть, даже в такой отвратительной ситуации. Точно знаю, что не страдаю Стокгольмским синдромом. Для него нужно больше времени с регулярным физическим насилием. Просто там, в пещере, Сидиус мягко обволакивал мою ауру. Дарил обещание, а контакт рук с активированным мечом рождал сумасшедшее ощущение единства в Силе. Мне не просто понравилось. Меня замкнуло на этом конкретно. Сдавленно дышу. Не вижу, как исчезает самодовольная ухмылка с лица супруга. Он прижимается ко мне, хмурит брови, оценивает общее состояние. Двигает указательным и средним, углубляет проникновение, сбивчиво дышит в ухо. Жду издевательского обращения с его стороны. Того самого, пресловутого и похабно-ласкового. «Девочка...» Вот только политик молчит. Продолжает двигать рукой и пристально смотрит на мое лицо. Другая рука хватает за подбородок, поворачивает к себе. — Смотри. — приказывает не своим голосом. Повторно сгибает пальцы, отчего тело пронзает вспышка напряжения. Силовые путы на руках ослабевают. Раскрываю глаза и невольно выгибаюсь, насколько позволяет положение. Ноги дрожат, голова не может откинуться назад, поэтому мне приходится созерцать лицо мужа. Это не мертвенно-бледная маска галактического зла и не светящаяся самодовольством физиономия. Он хочет моей боли, моих страданий, но с таящейся жаждой в золотистых глазах, все выглядит как-то иначе. Более эмоционально, по-настоящему. «Глупости!» Звук пряжки ремня с коротким визгом расстегнувшейся молнии брюк, кажется особенно громким и лишним. Невольно раскрываю губы, когда догадываюсь, чего желает Палпатин. Призрачная боль в висках служит подтверждением. Мужская рука обхватывает под ягодицей, отводит ногу в сторону. Я продолжаю смотреть в глаза политика. Страха нет, но растущая связь в Силе вводит в ступор. Шив толкается. Удерживает мой затылок, а потом опускает руку вниз. Сжимает по пути грудь, вытягивает пальцами твердую вершину и подхватывает за вторую ногу. Проникает до конца, через несколько движений вперед. Вздрагиваю из-за полноты, сжимаюсь от легкого неудобства. Слышу тяжелый выдох, смешанный со стоном и разрываю через Великую путы на своих запястьях. Цепляюсь руками за плечи супруга, тянусь к ярким волосам. С новым толчком приходит тупая боль в копчике и лопатках. Меня плавно вдалбливают в дерево с отчетливым треском внутри мертвого ствола. Пальцы утопают в великолепной рыжей копне, тело начинает принимать и подстраиваться. Шив не изменяет себе и придерживается отточенной до автоматизма монотонности. Правда, в этот раз фрикции более глубокие, более полные, более... Из глубины поднимается жар, пальцы не слушаются и соскальзывают вниз. Спрятать лицо не получается, так как каждое движение до конца вынуждает давиться воздухом на вдохе. Во рту ощутимо пересыхает. Никогда не занималась сексом на улице. Да еще в такой позиции. В этом плане Ероним консервативен, а я намеренно подавляла в себе чрезмерную темпераментность. Возможно, если бы не Сила, то подобных ощущений не возникло. — Боже... — всхлипываю и не знаю, что лучше сделать. Попросить ускориться или, мать его, продолжить. Ситх смотрит на меня. Золото его глаз проникает внутрь, вместе с ползущей в животе щекоткой, щупальца которой тянутся к пояснице, вызывая острую духоту. Горло рвет от накопленных возгласов, стонов и еще ни пойми чего. Боюсь сорваться и позорно разораться на всю округу. Совсем не от боли, черт подери. Угол толчков впечатляет. Позволяет задевать какие-то особые точки на передней стенке. Да так основательно, что можно лишь хныкать и вторить коротким «Да». За этим одурением, я совсем не улавливаю знакомых потоков холода, торопливо устремляющихся вверх к голове. Щелчок затвора в висках, слабый провал с болью и замутнение картинки реальности. Таково начало ментальной связи через Силу.

***

      Он снова в ней. В прямом и переносном смысле. На этот раз сопротивления нет, но ясность образов, блуждающих в сознании, рассыпаются мелким песком в бесконечной темноте. Следует поторопиться, ибо финал их близости неумолимо приближается. Аура Сидиуса расползается черными, гибкими отростками. Они прорастают и переплетаются длинными ветвями плюща в разуме молодой женщины. Остервенело гонятся за крошечными мотыльками света, несущими отдельные обрывки воспоминаний. Теперь он не ограничится одним. Захватит и распробует сразу несколько. Получит желанную информацию, воссоздаст цепь событий, чтобы точно удостовериться в догадках о странном родственнике. Искорка момента из прошлого, открывает ему мрачный вид странного комплекса одноэтажных и двухэтажных кирпичных сооружений. Над раскрытыми решетчатыми воротами закреплена неровная панель с надписью на непонятном языке. Группа подростков, во главе с экскурсоводом и тремя учителями, неспешно проходят вперед, с опаской рассматривая неприветливые, пустующие окрестности. Даже внутри ее воспоминания, Шив ощущает незыблемую боль этих мест, пронизанных смертью и страданиями. Ему чудится запах опаленной плоти, который расходится по воздуху отравляющим смрадом. — Arbeit macht frei(нем.)* — произносит парнишка лет двенадцати, указывая пальцем на ту самую надпись, а его товарищ шикает, напоминая о соблюдении тишины. Мужчина провожает взглядом толпу школьников, а потом находит ее. Девочка останавливается у высокого сетчатого ограждения. Прижимает блокнот к груди и смотрит в одну точку. Там нет ничего, только развалины, но в ее глазах угадывается страх с затравленностью. Темные волосы собраны в косу, а по светлым щекам текут слезы. Воспоминание неожиданно ускользает и растворяется в бездне расшатанного сознания, однако ситх упрямо поглощает еще несколько «мотыльков», желая добраться до более существенного. Вновь она. Стоит под дождем в черном платье с лентой в волосах. Вокруг люди, машины, много цветов и свечей. Кто-то громко рыдает, уткнувшись носом в платок. На могильной каменной плите инициалы мужского имени и годы жизни. Здесь Елена не плачет, только смотрит на одинокую старушку у старого креста неподалеку. Та глядит на нее в ответ с укором. Что-то бормочет себе под нос в маразматическом припадке и опирается дрожащей рукой на трость. Сплевывает с ругательствами, трижды крестится, громче заявляет про какую-то нечистую силу. Видение вновь смазывается под гнетом быстрого урагана. Переносит хозяйку сознания и гостя в уютную маленькую комнатку, оформленную в персиковых тонах. На деревянной тумбочке возле окна сидят куклы и пара мягких игрушек. Рядом находится столик с зеркалом, где расставлены фотографии в рамках. Елена смотрит на одну из них, пребывая в неком трансе. Медленно расчесывает густое полотно темных волос. Здесь она уже не ребенок, а молодая девушка. За закрытой дверью раздаются громкие крики взрослых. — Почему ты не хочешь повременить с этим?!— голос женщины дрожит от слез. — Наша дочь сама попросила о помощи. Психиатр выдал разрешение и рецепт. Ей нужна поддержка! — Я не отказываюсь от своего ребенка и постараюсь помочь, чем смогу. — отрезает мужчина. — Буду на телефоне. — И это все?! — А что я должен еще сделать?! — грубо переспрашивает в ответ. — Она не маленькая и отлично понимает, что происходит. Давно следовало так поступить, но я не решался из-за смерти твоего отца. — Какое благодушие! — с истеричным смешком выкрикивает женщина. — Ты не боишься быть одураченным этой вертихвосткой? — Эва здесь не причем! — резко возражает мужчина. — Я сам все решил... — Она старше твоей дочери на девять лет, Арон!... Девушка отбрасывает расческу, шмыгает носом и подходит к столику. Смахивает ладонью разбросанные выписки с анализами. Хватается за одну из коробок. Нетерпеливо разрывает, достает прозрачный пузырек с выпуклыми таблетками, прокручивает в дрожащей руке. Тяжело вздыхает и заправляет пряди волос за уши. Еще сомневается, но страх заставляет идти на поводу отчаяния. «Вот, какая ты на самом деле.» — Шив невольно присматривается к ней. Зрительно запоминает детали внешности, оценивает черты лица, женственные формы еще формирующегося тела. По сравнению с теплой, благородной красотой Амидалы, в его жене присутствует тот самый контраст, который по его субъективному мнению, гораздо более привлекателен. Темные волосы спадают на плечи легкими волнами, изысканно светлая, чистая кожа и глаза, сияющие яркой зеленью, подобно изумрудам. Не высокого роста, с живой мимикой и вздернутым носиком. В ее задумчивости есть нечто особенное, неуловимое и оттого знакомое. Будто Елена видит скрытые грани этого мира, являясь неким проводником для иных сил. Политик осторожно приближается, намереваясь взглянуть на фотографии в деревянных рамках. Елена прижимает пузырек к груди и бросает тоскливый взгляд в сторону окна. Немного хмурится, пятится назад, будто замечает нечто странное. — Уходи. — шепчет и вертит головой. Резко открывает крышку, достает пару таблеток, поджимает губы. Слезы катятся вниз по щекам, а крики родителей наконец смолкают. — Ты должен был остаться. Ради меня.— вытирает слезы пальцами. — Ведь обещал, что позаботишься. Поможешь справиться с этим... — ее подбородок трясется. Подносит ко рту медикаменты, разгрызает, не запивая водой. Продолжает смотреть в угол, возле окна, словно там находится собеседник. — Я хочу жить нормально. Стены комнаты начинают растворяться, пока политик присматривается к изображению высокого мужчины с едва заметной улыбкой. Он держит на руках совсем маленькую Елену. Широкий лоб с небольшими залысинами, на висках седина, а длинные до плеч волосы убраны назад резинкой или шнурком. В прищуре глаз распознается лукавство. Клетчатая рубашка и синие брюки простят весь облик, однако стоит набросить на его плечи джедайские одежды... «Ты...»— с недоверием и удивлением думает Сидиус, отмечая явную схожесть с образом погибшего джедая из своей памяти. Ментальная связь резко обрывается, унося видения в бурный поток воспоминаний. Ситха выбрасывает в реальность, где разгоряченное женское тело прожигает своим жаром его чресла. Молодая женщина стонет, тянет его на себя, обнимает в порыве острого удовольствия, будто хочет поблагодарить и взмолиться. Такая уязвимая, искренняя в своих намерениях и чистая, подобно первозданному Свету. — Не могу... больше. — сбивается от нового толчка, закатывает глаза и рвет рукав мужской рубашки. — Не могу... — сжимается вокруг него, двигается в ответ, напрягается перед падением. Политик ощущает плотные сжатия, ускоряет темп фрикций, резко прижимает к себе в ответной разрядке. Буквально насаживает с низким рыком, смотрит на светлую кожу ее шеи, сглатывает излишек слюны. Нападает, терзаемый голодной одержимостью. Бесконтрольность сбрасывает привычные оковы, высвобождает поток эмоций, граничащих с ситхской яростью и переходящих в животный порыв. Вкусить мягкую плоть, смешать наслаждение с болью и вновь ощутить во рту терпкий металл крови. Он вздрагивает от удовольствия, кусает чувствительное место, возле ключицы и крепко удерживает супругу, которая вскрикивает от неожиданной боли. Потоки Силы сливаются с возрастающим ветром, обламывая прогоревшие ветви дерева. Елена роняет руки вниз, тяжело дышит и закрывает глаза. Боль от укуса совсем не волнует, как и скрипучий шепот супруга на непонятном языке. Тело в истоме, спина ноет от ушибов, а внизу живота сладко пульсирует. — Ты не знала. — сквозь неровные выдохи, говорит Падлпатин, водя губами по ее виску. Продолжает удерживать супругу на руках, не разрывает физическую связь. — Что он джедай. — прислушивается к ударам ее сердца, чувствует ни с чем не сравнимое насыщение. Она все поймет. Вернее, уже поняла.