И вновь цветёт сирень... 2: Возвращение в прошлое

Наверное ко всему можно привыкнуть. И, похоже, перемещение во времени тоже к этому относится. Ощущения дежавю я не испытывала — всё-таки обстоятельства на этот раз были несколько иные, да и эпоха совсем другая. Есть разница между тысяча семьсот сорок вторым годом и тысяча восемьсот восьмидесятым! Между ними целых сто тридцать восемь лет. К тому же сейчас я так внезапно и быстро перенеслась, что ещё не до конца ощущала реальность происходящего. Будто просто заснула на пару минут… И стоит лишь открыть глаза — как снова окажусь дома. Но и нельзя сказать, что мне совсем не было страшно. Было, и ещё как. Но всё же не столь остро, как в первый раз — меня ведь тогда даже до слёз пробило! Может дело ещё в том, что теперь у меня была хоть какая-то ясная цель и понимание, что возвращение обратно возможно. Уверенности также прибавляло осознание, что моих нынешних знаний и навыков вполне может хватить на достаточно долгое прибывание здесь. Только главное во время таких мыслей не начинать вспоминать о своей семье в родном веке… Вот здесь-то боль, тоска и страх, что могу навсегда потерять их, в три раза привышали те, что были в прошлый раз! Ведь теперь речь шла о моей маленькой дочке. Марьюшка… Боже, а если мне и вправду не суждено больше вернуться домой? Что тогда с ней будет? Конечно, мои мама и папа её не бросят и вырястят даже ещё в бо́льшей любви и заботе, чем меня, но это не изменит того, что у неё не будет матери. А как же Никита?.. Ему и так было очень сложно в новом, абсолютно чужом веке, в который он попал навсегда лишившись отца, друзей, родного дома, и своей прежней судьбы. Простой и понятной, где он знал, кем может стать. Здесь же, в моем времени, ему никогда не добиться таких высот. Я знала и видела, что он думает об этом каждый день — он и не мог иначе, да никто не смог бы на его месте, — но также было видно, что ради меня и Марьи он не даёт себе права опускать руки. Как я уже говорила, он с моей помощью осваивался в современном мире, изучал историю, по сути узнавая для себя то будущее, которое он не смог бы увидеть. Очень увлекся фотографией… Снимал всё, что только можно. Потом часа по два точно приходилось тратить на фильтрацию всех тех снимков… Помню, в один из таких вечеров мне позвонила одна наша дальняя родственница. Честно говоря, я её терпеть не могла! Навязчивая сплетница, вот как её можно было охарактеризовать. Попросила Никиту сбросить тот звонок… А он в то время только ещё осваивал обращение с телефонами. И как-то так вышло (не знаю уж как), что тот вызов был переведен в видео-звонок… Кто тогда испугался больше — я, родственница, или же Никита, — это ещё можно было поспорить. Но, к счастью, звонок почти сразу же сорвался, что избавило нас от необходимости общения. Подозреваю, что родственница сама и сбросила его, так как я успела заметить её мелькнувшее на экране лицо, щедро намазанное какой-то зелёной маской, и натянутую на голову целлофановую шапочку. Она явно не была готова к общению по видео, но, похоже, случайно приняла тот вызов. Мы с Никитой потом долго смеялись над этой ситуацией, а я заодно ещё раз показала ему, как нужно сбрасывать или принимать звонки. Да, Никита держался молодцом. Но что с ним будет, если меня не окажется рядом?.. Сможет ли Никита не упасть духом ради нашей Марьи? Справится ли в одиночку с новой, уже более знакомой, но всё же чужой жизнью?.. Тут я встрепенулась от напавшего на меня забытья, и с усилием вынырнула из омута охвативших мрачных мыслей. — Так, всё, хватит! С чего я вообще начала думать о подобном? Вот так всегда — допусти хоть одну негативную мысль, а за ней тут же приходят другие, и ты уже и не замечаешь, как начинаешь тонуть в них. Нет-нет, мне ни в коем случае нельзя вестись на это! Нужен настрой на хорошее… Только на хорошее. Какой бы ни была причина моего перемещения, и как бы долго мне не пришлось сидеть здесь, я в любом случае вернусь домой. Смогла в прошлый раз — смогу и сейчас. Я просто обязана… Взгляд сам собой скользнул по окружающему меня неприветливому лесу. Напряжённо шуршащие листья будто наступали на меня, походя на хор шипящих змей, свисающие кривые ветви, похожие на сведённые судорогой пальцы, будто пытались схватить любого неосторожного путника, а плеск мутной реки, в которую я окунулась по милости Анисимовой, казалось предупреждал, чтобы я не смела больше подходить к ней, а не то утянет на дно… — Б-р-р-р… Ну и ассоциации! — поежилась я, обхватив себя руками. — Да ещё так похолодало… Это всё из-за мокрой одежды. Сменить бы её скорее… Вообще крайне неприветливое место. Этот век словно кричит: «Какого чёрта ты тут забыла? Проваливай, пока не пожалела!» Да я бы и рада, но не могу пока. Хотя бы до вечера. А сейчас не время и не место раскисать. Мне нужна холодная голова. Но было кое-что ещё, что не давало мне покоя… Один вопрос, всякий раз настойчиво пробивающийся сквозь хор остальных — каким образом Анисимова оказалась здесь, в конце девятнадцатого века? — Ни за что не поверю, что прибыла сюда на пару недель отдохнуть от семейных забот! — я сложила руки на груди и задумалась, продолжив бормотать вслух: — Может, её сюда послала Рада? Вряд ли без её содействия Марья смогла бы попасть в другое время. Тогда возникает ещё один вопрос: зачем она её сюда послала? Если так же, как тогда ко мне с Никитой, то вряд ли Анисимова была бы одета так… по-местному. Напрашивается вывод, что она здесь жила. Но под каким именем? И, опять-таки, для чего? С какой целью? И связано ли это как-то с моим перемещением? Ведь я в прошлый раз тоже оказалась на месте Марьи… Только случайно, а здесь она сама буквально спихнула на меня свой облик. Добровольно. Не спорю, тем самым она дала мне возможность занять законное место в этом времени… Надеюсь, что законное. Но что это за место? Кто я теперь? И что от меня потребует эта навязанная роль? Боже мой… Столько вопросов, и как всегда ни одного ответа! Чтобы хоть как-то отвлечься я с усилием растерла лицо ладонями… И сердце пропустило пару ударов, когда я ощутила прикосновение холодного обручального кольца. — Почему же Марья ничего не сказала на его счёт? — упавшим голосом прошептала я, испуганно глядя на блеснувший серебряный ободок на безымянном пальце моей правой руки. — Заставила поменять всю одежду, велела в реку окунуться, так как запах волос не тот, а про кольцо ни слова? Неужели не заметила? Да нет, вряд ли. Она же почти как рентген рассматривала меня! Но что же тогда? Неужели дело в том, что без него… никак нельзя? Боже, только бы это предположение оказалось ошибочным! Что-то эта затея с подменом нравилась мне всё меньше и меньше… Возникало навязчивое желание сбежать. Но куда? И, главное, что дальше?.. — Нет, бежать точно не вариант… — пробормотала я спустя секундное раздумье. — По крайней мере сейчас. Я же ещё не знаю, есть ли чего на самом деле бояться. Вдруг неприятно потянуло кончики ушей… Так у меня бывает, когда кто-то стоит за спиной. Однако, оглянувшись, я никого не заметила… — Тьфу ты, скоро в параноика превращусь! Надо поскорее покинуть этот лес. При этих словах я взглянула на коня, оставленного мне Анисимовой. Всё это время он нетерпеливо фыркал и бил копытом о землю, словно возмущался тем, что про него все забыли. «Красивый жеребец, — подумала я, шагнув в его сторону. — Вороной, как ночь, и с ярким белым пятнышком на лбу. Какая густая грива! А взгляд… Чёрт возьми, слишком умный для животного! А как держится… Ну вылитый граф, не меньше». Рассуждая так, я продолжала осторожно двигаться к коню. Он сперва делал вид, что вообще не замечает меня — больно надо тратить внимание на подобную мелочь! Затем с подозрением взглянул сперва левым глазом, затем правым… А когда мне до него оставалось всего три шага, он вдруг заржал возмущённо и отскочил назад. И замер, продолжая изучать меня. Выругавшись про себя, я вновь шагнула к нему… и опять та же история. — Да чтоб тебя!.. — процедила я сквозь зубы после неудачной пятой попытки. — Как на зло и подманить его нечем… Яблоко бы или морковку какую… Чтобы хоть как-то заинтересовать его. Тут под плотные кроны деревьев проскользнул неприятный ветер… Запутавшись в моих волосах, заползая за ворот, он едва не заставил меня стучать зубами от усиливающегося холода. «Только что-то холод этот какой-то слишком… не естественный, — пронеслось в мыслях, а ощущение чьего-то постороннего присутствия только усилилось. — Чертовщина какая-то! Или это мои нервы начали сдавать… Нет, всё, пора уходить отсюда! Хоть пешком». В этот момент слева раздался глухой рык. Затем хрустнула ветка. Вторая, третья… Сомнений уже не было — кто-то приближался ко мне! Значит всё же не показалось, что я тут не одна, не считая коня… Внезапно из-за дерева выплыла тень, обретя затем очертания волка. Огромного, чёрного, с пылающими злыми глазами… Оскалившись, показав свои клыки, каждый длиной с указательный палец, зверь начал медленно наступать на меня. Теперь уже страх заставлял меня дрожать как в лихорадке, постепенно переходя в ужас, будто сжимающий когтистой лапой моё горло, стремительно перекрывая доступ кислорода в лёгкие. «Не смотри ему в глаза… — изо всех сил вопило подсознание. — Не смотри ему в глаза!» Не послушалась… Мой взгляд словно магнитом притянуло к этим двум пылающим огням. И в это же мгновение тело будто опутали невидимые нити, лишив меня возможности двигаться. Разум заволокло пеленой, сердце заколотилось как после долгого бега, к горлу подступила тошнота… Внезапно раздался оглушительный звук удара, а также смачный хруст, вой и всплеск… Это конь Марьи напал на волка и одним мощным ударом задних копыт отбросил эту тварь прямо в реку! Оцепление тут же спало с меня, но только с тела — разум ещё не перестроился — и поэтому дальше я действовала на уровне инстинктов. Подскочив к коню, я быстро запрыгнула в седло (чему он не сопротивлялся на этот раз), и, сжав поводья так, что побелели пальцы, пустила его в галоп. Хорошо, что додумалась усесться по-мужски. Седло, конечно, было рассчитано под дамскую езду — то есть сидя боком, — но мне в тот момент было совсем не до неудобства. Скорость и тряска были такие, что я не могла думать ни о чём, кроме как о том, чтобы не упасть. При этом я захлебывалась обжигающим воздухом, и едва успевала уворачиваться от веток, так и норовивших расцарапать моё лицо. И при этом спиной ощущала, будто за нами гонятся… Наверное так и было, иначе конь вряд ли бы несся с такой скоростью, и совсем не подчиняясь мне. Оборачиваться я не стала — да и не смогла бы при всём желании — и лишь на мгновение прикрыла глаза, тщетно пытаясь вспомнить хоть какую-то молитву, и поэтому своими словами шептала… что-то. Я даже не запомнила что именно! Настолько силён был охвативший меня тогда ужас. Внезапно меня ослепил яркий белый свет, пробившийся даже сквозь закрытые веки, и вслед за тем копыта коня застучали… по мостовой! В следующее мгновение я уже ощутила стремительное падение, и едва успела выпрыгнуть из седла, чтобы не оказаться придавленной конём. Правда, это не уберегло меня от очень болезненного знакомства с каменной дорогой. Кажется, я ударилась всем, чем только можно и нельзя… Боже, хоть бы обошлось без переломов! И без сотрясения мозга. Хотя… последнее вряд ли уже удастся миновать. Когда первый шок прошел, я с трудом уселась, со стоном и гримасой боли касаясь травмированных мест, и, сощурившись, огляделась. «Замечательно!.. Из дремучего леса я угодила прямиком на городскую набережную. Интересно, и каким же образом? Опять перенеслась? Как-то слишком много для одного дня. Что это за город-то? И какой век? Судя по одежде всех этих зевак, я, если и перенеслась, то не очень далеко от второй половины девятнадцатого века… Ох, как болит голова!.. Вот-вот расколется… Боже, но что же такое творится со мной? Сперва был силуэт за окном, потом перемещение, затем Марья, потом какой-то дьявольский волк, и, наконец, опять перемещение! Если не во времени, то точно с места на место. Не понимаю, что такого я сделала, что теперь со мной творится вся эта чертовщина?!» В нескольких шагах от меня уже стоял на ногах мой спаситель и невольный виновник падения, и, опустив ко мне морду, мягко коснулся плеча, будто спрашивая: «Ну как ты?» Конечно, я была несколько зла на него. Если повезло и нет никаких трещин в костях, то синяки и ссадины теперь очень долго будут заживать. Но, с другой стороны, он спас меня от того волка. Да и виноват ли конь, что он оступился? Только что бежал по лесу, а тут под копытами оказалась мостовая! Да ещё та вспышка света… Тут кто хочешь не устоял бы на ногах. — …Сударыня, вы слышите меня? — донёсся до меня чей-то голос, и я только сейчас поняла, что всё это время ничего действительно не слышала. — Д-да… — ответила я, вновь ощутив подкатившую к горлу тошноту. — С-слышу. — Встать можете? — участливо спросил тот же голос, оказавшись уже где-то совсем близко. — Не знаю… — честно ответила я, сумев-таки повернуть голову в его сторону. И не смогла удержать возгласа изумления и испуга одновременно! Прямо передо мной, присев на корточки, находился никто иной, как Саша Белов! Его буйные кудри, лицо и глаза, с вечно пляшущими в них задорными искорками, я на всю жизнь запомнила в мельчайших деталях. Только сейчас он был одет в тёмный фрак, на голове красовался цилиндр, а на руках буквально сияли белоснежные перчатки. Но это ещё не всё: позади него стоял златоволосый юноша с мушкой над губой, и ясными глазами, серыми у зрачка и ярко синими по краям. Он тоже был во фраке и цилиндре, только без перчаток. Они сиротливо торчали из кармана… — Алёша… Саша… — сами собой прошептал губы, и я невольно подалась назад, переводя округленные глаза с одного на другого. — Не может быть… Но как?.. Сашка (вернее похожий на него юноша) сперва с недоумением смотрел на меня после того возгласа, затем его губы вдруг дрогнули в беззлобной усмешке и он обернулся через плечо к двойнику Корсака: — Ты слышал это? — Конечно, — кивнул тот и обратился ко мне: — Сударыня, вы уже второй человек, одаривающий нас подобным взглядом и называющий нас этими именами. «У них даже голоса те же самые!..» — Простите… — я сглотнула ком в горле, стараясь придать себе хоть чуть менее растерянный вид, и спросила машинально: — А кто же был первым? — Один молодой человек, назвал себя нашим другом, а представился как… Да, точно, как князь Никита Григорьевич Оленев.