И вновь цветёт сирень... 2: Возвращение в прошлое

Григорий Ильич давно привык к тому, что Никита довольно часто уходил куда-то по вечерам. Он никогда не говорил куда, а князь и не спрашивал, считая себя не в праве в ограничивать эту небольшую свободу сына, чувствуя нечто вроде вины перед ним за его незаконное рождение. К тому же обычно Никита возвращался довольно скоро, часа через два-три. В редких случаях задерживался до шести утра. Но когда сын не явился и в семь часов, и в девять, а потом и в одиннадцать, старый князь не на шутку заволновался. Подорванное здоровье не позволяло ему самому выйти из дому на поиски, а поручать такое дело той немногочисленной прислуге, что у них осталась, Григорий Ильич считал оскорбительным как для себя, так и для сына. Да и знать бы ещё где именно искать… Устав мерить шагами небольшую гостиную, князь, кутаясь в домашний халат, уселся в поставленное в углу кресло-качалку, в глубокой задумчивости попыхивая трубкой, и иногда бросая невидящий взгляд на висевшую на длинном шнурке клетку, где сидел, а точнее прыгал, с глухим стуком роняя на пол зёрнышки, короткохвостый чиж. Прежде Григорий Ильич думал бы о том, что скоро, наверное, придётся избавляться от курения… Ведь табак не заменит еду, и лучше уж пожертвовать первым, чем терпеть голод. Но по мнению Григория Ильича даже это было лучше, чем унижаться перед кем-то, прося о какой-либо помощи. Нет уж, он упрямо не желал терять последние крупицы своего достоинства… «Справимся, — обычно твердил он себе по много раз в течении дня. — Справимся. Всегда есть выход, а решение приходит лишь к тем, кто не отчаивается». Но сегодня все его мысли были заняты Никитой. Вот где он сейчас? Что с ним? Почему никогда не говорит, куда уходит? Неужели не предполагал, что старому отцу было бы намного спокойнее, знай он, в каких именно гостях задержится сын? И вообще, мог бы и не задерживаться! Теперь вот сиди и думай, не ограбил ли его кто, не наткнулся ли он на разбойников! Или ещё что похуже… Уж не затеял ли он с кем дуэль?! Поймав в себя на том, что нещадно грыз мундштук, Григорий Ильич вытряхнул из трубки пепел и с сердитым вздохом отложил её в сторону. — Ну где же он, в самом деле? — окончательно теряя терпение процедил он сквозь зубы. — Что мне, в участок бежать? Что б я ещё хоть раз дозволил ему молча выйти из этого дома! Тут со стороны прихожей громко хлопнула дверь, заставив князя вздрогнуть, а затем послышались многочисленные торопливые шаги, и несколько голосов будто затеяли между собой спор. — Это ещё что такое? — грозно выкрикнул Григорий Ильич, однако ответа не последовало. «Ну что за олухи! — воскликнул он про себя, только чтобы отогнать мысли о том, что это могли явиться с плохими известиями о Никите, и в то же время боясь обмануться надеждой, что это всё же он сам вернулся домой. — И зачем мне отказываться от табака, когда лучше просто распустить прислугу? В самом деле, на что нам ещё горничная и камердинер? Одной кухарки вполне за глаза! А ещё лучше найти бы кого-нибудь, кто будет готовить и убирать только за пищу да крышу над головой. Вот это было бы идеально!» Пока князь заглушал тревогу размышлениями об экономии остатков семейного состояния, в гостиную, без предварительного предупреждения, ввалились растрёпанные, с красными от бессонной ночи глазами и залёгшими под ними мешками, перепачканые какой-то сажей и пылью, Никита, Гавриил Иванович, и одетая в амазонку черноволосая бледная девушка, которую они с обеих сторон поддерживали за руки, так как сама она едва переставляла ноги, даже не поднимая проникшей, как увядший цветок, головы. Стоило только Григорию Ильичу увидеть эту девушку, как его брови безудержно поползли вверх. Он даже не особо обратил внимания на то, в каком виде были его сын и Гавриил Иванович, так же позабыв и о тревоге, что терзала его ещё несколько секунд назад. — Это… что? — хотя князь произнёс это спокойно, даже с долей любопытства, знающие его люди услышали бы в этом тоне страшную грозу, что могла убить молнией всякого, кто окажется под рукой. — Отец, прошу, выслушай… — начал было Никита, но запнулся, когда князь метнул на него грозный, режущий пуще кинжала взгляд. Украдкой сглотнув, молодой Оленев продолжил: — Позволь мне объяснить… — Что ж, изволь, — Григорий Ильич сложил руки на груди, с недоброй усмешкой поглядывая то на сына, то на помалкивающего Гаврилу, утиравшего рукавом взмокший лоб. — Изволь объяснить, как всё это понимать! — Извини… — Никита оставил поддерживать девушку одного преувеличенно охнувшего Гаврилу, а сам решительно подошёл к отцу, понизив голос до шёпота: — Первым делом ты должен узнать, что она, хоть и очень похожа, но не Лидия… Прошу, не смотри на меня так! Я говорю совершенно серьёзно, и будучи в здравом уме. Надеюсь на это, по крайней мере… — Не Лидия? — так же шепотом переспросил Григорий Ильич, теперь скептически оглядев девушку. — А кто же она, в таком случае? — Я и сам толком не знаю. Мне известно только одно — настоящая Лидия умерла, а эту девушку, похоже, вынудили занять её место и притвориться ею. — Как это «похоже»? — резко спросил князь. — Я могу лишь предполагать и делать выводы из увиденного, так как сама она не помнит ничего. — Не помнит ничего? Как удобно!.. — Отец, я понимаю, что ты имеешь ввиду, но даже лучший актёр не сможет так притвориться! Лидия никогда не была такой, как эта девушка. — Или ты просто хочешь в это верить. — Ты просто дождись, когда она придёт в себя, и сам в этом убедишься. А главное, — Никита настолько понизил голос, что, не приблизился бы он к отцу вплотную, Григорий Ильич ничего не смог бы разобрать. — Главное, благодаря ей мы наконец сможем поправить свои дела. — То есть?.. — вот подобного заявления князь никак не ожидал. — Вернуть то, что принадлежит нам. — Каким это образом? — А ты сам как думаешь? Григорий Ильич не стал спешить с ответом, хотя теперь в его зелёных, как и у сына, глазах мелькнул огонёк интереса. Он начинал понимать, к чему клонит Никита… Но какая же это безумная, а главное — бесчестная идея! — Эм, есть ещё один момент… — осторожно молвил Гаврила, по своему истолковав их перешептывания. — Это голос. То есть слух… То есть, я хочу сказать, вам непременно нужно будет послушать, как она поёт! Уверяю вас, Григорий Ильич, такой голос невозможно подделать, и никакая выученная роль не сделает его таким. Редкий по чистоте и красоте хрусталь!.. Поверьте нам, — чуть тише прибавил Гаврила, стушевавшись под недовольными взглядами князя и Никиты, — истинную правду говорим. Это не Лидия, хотя и похожа. — Так… — чувствуя, что закипает, Григорий Ильич глубоко вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. — Никита, поговорим обо всём наедине, — произнёс он спустя мгновение. — Гавриил Иванович, пожалуйста, выйдите на пару минут. И эту… сударыню прихватите с собой. Хотя, нет… Погодите-ка, не торопитесь. Последнее он сказал потому, что девушка как раз в этот момент дёрнулась, словно вынырнула из глубокого сна, и, тряхнув головой, в недоумении огляделась, часто моргая. — И… как это понимать? — растерянно произнесла она, пытаясь спрятать испуг. — Где я? — В моём доме, — сухо отозвался Григорий Ильич, с напряжённым прищуром наблюдая за ней, ровно как Никита наблюдал за ним. «Голос и вправду другой, — вскользь подумал князь. — Что, если Никита прав, и это в самом деле не она? Да как такое возможно? Это же истинное отражение той змеи! Ладно, смотрим, что будет дальше…» Девушка же сразу обернулась в его сторону, глядя на старого князя так, будто в самом деле впервые в жизни видела его. — Простите, а вы?.. — Находитесь у меня, и хотите сказать, что понятия не имеете, как обращаться ко мне? — Отец… — шепнул Никита, чуть качнув головой. — Пожалуйста, постарайся хотя бы изобразить намёк на радушие. — Ну, как бы да… — неуверенно пробормотала она, только теперь заметив, что Гаврила всё ещё держал её под локоть. Отшатнувшись в бок, она с возмущением вздёрнула подбородок: — А вы кто ещё такой? Гаврила успел ощутить, как ею после пробуждения овладела мелкая дрожь, которая тут же передалась и ему, от чего у бывшего камердинера даже голос немного сел. — Я… — он прокашлялся. — Гаврила… Вы что, и это забыли? — и про себя добавил: «Неужели в самом деле эти изверги всю память из неё высосали? Или насколько всё худо из-за тех проклятых браслетов, что сдерживали её силу, из-за чего она буквально варилась от неё? И ведь погибла бы, коль не защита предка!» — А помнила ли я это вообще? А вы?.. — теперь она перевела взгляд на Никиту, невольно содрогнувшись, как и он, когда их глаза встретились. Причина была им не ясна, но оба не заострили на этом внимания. Девушка же прямо на глазах становилась всё больше похожей на загнанную в угол птичку. В первую очередь потому, что постепенно начинала осознавать, что ничего не помнит… В том числе и то, кто она такая. «Кто эти люди? — тревожно метались её мысли. — Что это за дом? Что я здесь делаю среди них? Что, чёрт возьми, происходит?!» Однако начавшей зарождаться панике не дало прорасти смутное, но сильное чувство, что здесь ей нечего бояться. «Будто я их очень хорошо знаю… — прибавила она мысленно, неосознанно сосредоточившись на пульсе в кончиках пальцев. — Ладно, спокойно… Только не показывай им свой страх. Хотели бы навредить — не стали бы ждать, когда приду в себя. Значит, худого точно не задумали». — Простите, а можно мне воды? — попросила она у хозяина дома. — А то в голове… То есть во рту, извините! Хотя и в голове тоже… Кхм, ну, будто пустыня раскинулась. — Если с цианистым калием, то можно, — ответил он невозмутимо. — Я обычно предпочитаю мышьяк, — не растерялась девушка. — Вот как? Что, вытравливаете из себя всё крысиное? — А вы, я вижу, готовы поделиться собственным опытом, как это лучше всего делать? Оба при этом стойко сохраняли абсолютно серьёзное выражение лиц. Никита же не выдержал в конце и прыснул в кулак, а Гаврила старательно убеждал себя в том, что всё это не более, чем шутка. Наконец, уголки губ Григория Ильича дрогнули в намёке на улыбку. — Я сейчас распоряжусь, чтобы тебе принесли воды и чего-нибудь перекусить, — произнёс он. — Не беспокойся, яда там никакого не будет. Если хочешь, можешь проверить это на Гаврииле Ивановиче. — Ну спасибо, батюшка! — всплеснул тот руками. — …А мне пока нужно с сыном потолковать с глазу на глаз. Так что, просим нас извинить, оставим вас ненадолго. — Хорошо, благодарю вас… — немного смутилась девушка, и, чтобы скрыть не утихающую дрожь в руках, ухватила тонкими пальцами кончик своей косы и принялась размеренно перебирать тёмные пряди, то распуская их, то заново заплетая. Однако мучившие её вопросы упорно рвались наружу, так что уже через несколько секунд она, прежде чем князь успел двинуться к выходу, произнесла: — Простите, но я до сих пор не знаю, как мне обращаться к вам. Сперва Григорий Ильич хотел проигнорировать её, сделав вид, что не расслышал, и молча уйти, но язык вдруг сам собой, без участия хозяина, выпалил ответ: — Князь Григорий Ильич Оленев. А этот лохматый — Никита Григорьевич Оленев, мой сын. Вспомнилось что-нибудь? «И что это было? — изумлению князя не было предела. — Почему я ответил ей против своей же воли? Ведь не хотел же!» — Нет… — помотала головой девушка, нахмурив брови, изо всех сих напрягая память. — Вообще ни о чём не говорит. Извините, вы, кажется, знаете меня, и видимо я тоже знала вас, хотя и не помню этого… Какое у меня имя, Григорий Ильич? — Вы, скажем так, племянница моего сводного брата. Говоря по простому, седьмая вода на киселе для нас. В недавнем прошлом были замужем за нашим далёким родственником, с той поры носите фамилию Оленева. Недавно овдовели. А имя ваше… Лидия Ивановна. Это сочетание вызвало на мгновение на лице Григория Ильича такое выражение, словно он за раз разжевал несколько перцев. Никита тоже чуть поморщился, однако это осталось никем незамеченным. — Как, и я Ивановна? — девушка скосила глаза на Гаврилу. — Так наши батюшки тёзки? — Ну, были, да… — Забавно. Только почему мне кажется, — она в свою очередь сощурила глаза, — что Лидия — вовсе не моё имя? Нет, точно не моё… Вы уверены, что не путаете меня ни с кем? Будь моё имя Лидия, во мне хоть что-то да отзывалось бы на него, не так ли? А тут — абсолютная пустота! — Вполне возможно, что оно не ваше, — со странной улыбкой произнёс Никита, смысл которой был понятен лишь ему одному. — То есть как это? — напряглась она. — Вы же только что сами сказали… — То, что вы являетесь кем-то, вовсе не делает вас тем человеком. Например — если вас зовут Лидией, то это не означает, что вы и есть она. — Простите, сударь, но теперь вы окончательно меня запутали! «И не только тебя, — подумал Григорий Ильич, украдкой поглядывая на сына. — Что он задумал? Неужто собирается рассказать ей, что она никакая не Лидия? Или он просто хочет, чтобы Лидия, потерявшая память, сейчас убедилась в том, что она — вовсе не она? Хотя нет, эта девица явно не Лидия… Голос в самом деле другой. Остра на язык… Да и глаза… Цвет тот же, тёплого летнего неба, но у Лидии они были пустые, безжизненные, как у рыбы, а у этой они так и горят каким-то неистовым пламенем! Нет-нет, совершенно разные люди. Но зачем Никите рассказывать ей, что она будет только исполнять роль Лидии, на деле же являясь другим человеком? Причём мы даже не знаем кто она». — Может, вам ближе будет иное имя? Например, Агния? — с опаской предположил Гаврила, заодно настороженно поглядывая за реакцией всех троих. «Хоть кто-нибудь из них признает в этом что-то знакомое? — подумал он. — Нет, похоже, ничего… Бог мой, ну почему всё складывается так, что я единственный в этой компании остаюсь в здравом уме и с целой, тьфу-тьфу-тьфу, памятью?!» — Агния? — переспросила девушка, задумавшись на мгновение, однако и в этот раз отрицательно помотала головой. — Нет, и это имя не вызывает отклика. — А вы вообще хоть что-нибудь помните? — с небольшим напором спросил Гаврила. — До того, как очнулась здесь… Нет, ничего. Как чёрным туманом всё заволокло… Вы не знаете, почему так? Что со мной произошло? — В самом деле, что? — вопросительно глянул Григорий Ильич на Никиту. — Батюшка, я расскажу, но прежде нам надобно о деле потолковать, как вы и собирались. А нашей княгине напомню, — Никита нарочно выделил голосом обращение к ней, — что она намедни слетела с лошади, когда та неслась галопом по мостовой, с того и начались все её нынешние невзгоды. Гаврила, позаботься пока о ней, ответь, на что сможешь, а мы воротимся вскорости. — Хорошо… — уныло кивнул бывший камердинер, мягко подтолкнув глубоко задумавшуюся девушку к единственной в комнате кушетке. Помимо неё, из сидячих мест в ней были только кресло-качалка Григория Ильича, и старенький стул со спинкой в виде лиры, стоящий возле камина. Воспользовавшись мгновением тишины, пока голос этой девушки не привязывал их к ней, подобно невидимым канатам, оба Оленева по быстрому скользнули за дверь. Там, столкнувшись в коридоре с горничной, Григорий Ильич велел ей принести гостье воды и что-нибудь из того, что осталось с завтрака. За неимением в доме отдельного кабинета, скромная библиотека выполняла обе эти роли. Укутанные мягким теплом аромата старых книг, отец и сын плотно закрыли за собой дверь и молча подошли к стоящему возле окна столу. — Ну-с, — первый нарушил тишину Григорий Ильич, барабаня пальцами по гладкой, чуть пыльной, поверхности. — Объясни, друг мой, где ты пропадал? — Извини, задержался в гостях. Не ожидал, что это продлится так долго. «Особенно не ожидал того, что меня попытаются убить, из-за чего я узнаю о существовании колдунов и их убийц — Мортамбров, о которых я теперь не могу никому говорить. А так же того, что потом мне почти проломят голову, затем заставят выпить какую-то горько-соленую гадость, выведенную из пожертвованный памяти этой бедняжки, иначе нас с Гаврилой точно бы убили. И после этого вынудят смотреть на никому ненужное выступление полуголых танцовщиц, чьи костюмы с монетками до сих пор звенят в ушах, слушать барабаны с флейтами и ещё чёрт знает что. А напоследок отправят прыгать в пылающий камин, чтобы мы смогли вернуться домой! До сих пор всё трясется от ужаса… Но отцу, конечно же, ни к чему знать все эти подробности». — Ладно, а девицу эту где подобрал? — Можно сказать, что на улице. Помнишь, давеча я приводил к тебе Гаврилу, а с ним пришла Лизавета Овсова? — Помню, конечно же. — Она-то и рассказала мне про это происшествие с падением Лидии с коня посреди мостовой. Они с братом как раз в ту минуту мимо шли, и решили помочь. Походу она потом от них сбежала — вряд ли Лизавета или Николай Ермолаевич допусти ли бы, чтобы она вышла на улицу в таком состоянии… Скажем, я застал её в полубреду. Ну, чего делать, взял её с собой, рука не поднялась бросить, а там на счастье повстречал Гаврилу. Собственно, потому я и задержался в гостях, что мы долго пытались в чувство её привести. И вроде получилось, мы даже поговорить с ней смогли. Пошли обратно — так она опять сознание потеряла! Здесь мы уже решили везти её сюда — наш дом был ближе, чем Гаврилы. «До чего же это мерзко, врать отцу… Но и правду я не могу сказать! Выбора нет…» Трудно было сказать, поверил ли в это Григорий Ильич. Во всяком случае, говорить ничего не стал. Лишь поинтересовался: — Так что ты имел ввиду, когда сказал, что с её помощью мы сможем поправить свои дела? — Наверняка ты уже знаешь ответ. — Потрудись озвучить. Никита лукаво улыбнулся. — Одинокая, не знающая кто она, играющая роль другого человека, ей конечно же захочется, чтобы рядом был кто-то, кто поддержит, выслушает, будет добрым другом. А там, если немного постараться, дело может дойти и… до венца. — Выходит, решил воспользоваться её слабостью? — нахмурившись произнёс князь. — А коль она окажется вовсе и не слабой? — А кто сказал, что мои намерения не будут искренны? — Ты хочешь ступить на опасную тропу, сын. — Отец, в чём опасность? В разоблачении? Женщины любят ушами, у них очень чувствительная гордость, они падки на внимание, и необычайно ревнивы к тем, кто, как им кажется, проявил к ним неравнодушие. Это такая же игра, как и все остальные, и побеждает в ней тот, кто готов пойти на риск. Я готов, так как в случае победы я не просто получу состояние, а верну именно наше состояние. То, что было отнято. Скажи, что с моей стороны несправедливо даже попытаться! — Поэтому ты не внушаешь девушке, что она на самом деле Лидия? Никита, я не могу не согласиться, что в твоих словах есть своя доля правды. Но подумай, ты ведь намерен использовать эту девушку в своих целях! — Такова жизнь, отец, все используют друг друга, так или иначе. — Может и все, да не так. Станешь ли ты лучше Лидии и её дяди, коль сделаешь всё так, как задумал? — Иной раз ради справедливости стоит поступить так, как это делает зло. Но разве я намерен разоблачать её публично? Собирался ли сообщать всему свету секрет, который человек даже с самой крохотной каплей чести никогда не решился бы раскрыть? Особенно в отношении тех, кто был твоей семьей! Так что не говори, что я стану похож на них. Я просто хочу вернуть то, что принадлежит нам по праву! — И ради этого ты готов лгать. А если всё откроется, ты представь, вы станете друг другу врагами! А если нет, то тебе так и придётся всю жизнь провести во лжи. Живя с нелюбимой, ты со временем начнёшь искать тепло в объятиях других женщин. Она об этом узнает — всегда узнают, как ни скрывай, — а потом, обманутая, в отместку сама начнет изменять тебе. Тебе это нужно? Брак по расчёту с какой-нибудь купеческой дочерью и то был бы более искренним, чем такой! — Да, отец, мне это нужно, — твёрдо ответил Никита. Никогда он ещё не позволял себе говорить таким тоном с отцом, но чувствовал, что сейчас никак нельзя было иначе. — Ладно, — устало вздохнул Григорий Ильич, сжав двумя пальцами переносицу. — Мы поговорим об этом позже. Мне, да и тебе, нужно отдохнуть. Из-за твоих похождений я почти всю ночь провел без сна. — Прости, отец… — Ладно уж, вижу, что действительно чувствуешь вину. Но впредь, будь добр, говори мне, куда уходишь. А всё же… — князь снова задумался. — Кто она такая? Я про эту девушку. Она точно не Лидия, но их сходство просто поразительно! — Если бы я знал, — пожал плечами Никита. — У Лидии случайно не было сестры? — Да нет, точно одна она была. А там, кто знает… — Как бы там ни было, я от своего не отступлюсь. Я принял решение, и мне же и нести за него ответственность. — Говорю ж, потом это обсудим. Первым нужно решить, куда девать нашу гостью… Как её звать-то? Приучать к тому, что она — Лидия? — Да, но не будем скрывать что она другой человек. Когда она узнает нашу историю, то тогда не будет удивляться, почему мы были к ней добры, а не наоборот. — Это я и так уже понял. Ладно, пошли. Надеюсь Гаврила не наломал там дров в наше отсутствие. — Я его предупредил, что бы он говорил ей только то, что знает. «Вернее, нашу общую легенду». — И он, получается, в курсе, кто она такая… — Я доверяю Гавриле, он не станет болтать. Доктора умеют хранить тайны. Да это и в его интересах тоже. — Он что, в курсе твоих намерений? — Нет конечно же, я не настолько доверяю людям. Они — не ты. — Тогда с чего ему не раструбить на всю округу, что она — не Лидия? — Во-первых, как я понял, он почему-то очень печётся об этой девочке. Во-вторых, кто ему поветит? Его слова — то есть человека, который прежде почти не знал Лидию, — ничего не будут стоить. — А характер и голос девицы будут только подтверждать эти его слова… — Вызывать сомнения, хочешь сказать? Так их легко развеять. Особенно если девица поймёт, что ей лучше пытаться соответствовать своей роли. «Главное только, чтобы она не начала случайно колдовать… — мелькнуло в мыслях Никиты. — Впрочем, после тех браслетов, что сдерживали её силу, если верить Лизавете, дня два-три она будет просто восстанавливаться. А к этому времени она обещала начать приглядывать за ней… Как и Белов с Корсаком. Присмотрят, а там и мягко посвятят в детали…»