«роль шансов»
брошенная на произвол судьбы, выкинутая из фамильного дома мужа под проклятья ранее милующихся в глаза родственников, мама сокджина была частично вынуждена строить всё с самого нуля и не забыть о ребёнке в этот удушающий год её жизни. когда сокджину было четыре, а его маме двадцать семь, в их жизнь пришёл учитель истории, ставший в последствие сокджину отчимом. он не смог (и вряд ли когда-нибудь будет способен) заменить маленькому киму отца, но стать ярким негативным примером типичного патриархального мужчины ему удалось с превеликим успехом. мать порхала над ним, как над самым дорогим флаконом духов, храня чувства к высокому мужчине около самого сердца. рядом с ним, она, вопреки ожиданиям сокджиновой бабушки не расцветала, как в тех тренингах от известных инстаграмм-блоггеров по прокачке женской энергии, а наоборот гнила в свалившемся быте, низкооплачиваемой работе и тодлере, желавшем получить всё внимание мамы. нервов у женщины хватило ровно на три года. как с куста, она исчезла из жизни бунтующего уже бывшего мужа, не оставив после в квартире и следа пребывания. окончательно расстроившись в мужчинах, она решила посветить всё время сыну и подвернувшейся возможности организации бизнеса. тогда даже она сама не верила, что у неё может получиться в минувшие тридцать. резкая восстребовательность в театральных постановках дала толчок начинающей бизнесменке двигаться дальше. брать с каждой неделей всё больше заказов и чем грандиознее они получались, тем больше число заработанных нею денег. сокджин пошёл в третий класс когда дела мамы пошли в гору. тем самым она обеспечила сокджину богатое отрочество, каждую ночь стараясь не терзать себя воспоминаниями, когда бич пакеты заменяли им адекватные приёмы пищи, а от долгого передвижения на ногах с одного конца города на другой, ступни покрывались мозолями. в очередную светскую встречу ей показалось, что происходящее буквально пять лет назад происходило с ней настолько давно, что из её речи ушли такие выражения как «в долг» и «сынок, вот так делим одну упаковку лапши на две, ну, сколько же тебя учить». их сменили «креветки на ужин — это так банально, да, джин-и?» и «выбери сам страну для отпуска, я слишком занята, заказ крупный поступил». если она пережила трудные, моментами немыслимо изматывающие обстоятельства, это не означает, что она позволит сыну вариться в этом. пусть он лучше никогда знает, как это воротники бывают не накрахмаленные и люди действительно могут не разбираться в столовом этикете, чем откладывает деньги на обед, жертвуя собственным здоровьем. сын и его комфорт встал выше на ступень, чем собственные недовольства и желания. пусть уж полностью растворяться в сыне, чем с презрением оценивать чужой внешний вид. всё ради него, для него и от лучших специалистов своего дела. желание защитить, оберечь от сложностей и предостеречь от несправедливостей жизни породило в их отношениях необходимую привязанность, держащуюся на чужом слабом сердце и том, что всю свою любовь она отдавала театру, тем самым оставляя сокджину ободранные куски пылающего чувства. плотского желания, как у кошек к новорожденным котятам — защитить, было достаточно, чтобы сокджин вырос в максимальном комфорте и отсутствие нужды. мама находила в этом сплошные плюсы, ведь сыну не нужно думать, чем набить желудок сегодняшним вечером и стоит ли заботиться об оторванной пуговице.«(у)тварь»
мама почти не подпускала его к быту и даже в дни своих лихорадок или более сильных болезней вставала за плиту и загружала стирку. только бы сыночка не перенапрягся лишний раз дома — у него ведь учёба и бесконечная вереница проверочных, а это — куда важнее постиранных носков. помимо быта, управление над которым она полноценно взяла в свои руки и лишь изредка заставляла его помыть за собой грязную посуду, когда была настолько занята работой, что сама могла пропустить приёмы пищи и отобедать только ближе к полуночи. с одной стороны взрослая женщина понимала, что всю свою жизнь тащила на себе подобных немощных мужчин, наделённых приобретённой бытовой инвалидностью, а до этого её собственная мама точно так же несла на своей идеально выпрямленной спине отца и её дядю, брошенного банкрота. сначала, по молодости, из жалости, но позже мужчины и она сама настолько привыкли к подобному распорядку жизни, что выйти из порочного круга «если я не сделаю этого, то этим не будет заниматься никто» было уже невозможно. вырастив в таком окружение и устое двух дочерей, она не надеялась на то, что они будут поступать иначе. все они, с самого седьмого колена — патриархальные женщины и из покон веков видели только один пример отношения женщин к мужчинам — прислуживание и беспрекословное повиновение. поэтому было очевидно и неудивительно, что в пятнадцать сокджин не мог даже приготовить себе яичницу и обслужить себя в ещё более минимальных потребностях — с огромным трудом к десяти она научила его одеваться самостоятельно. он был чем-то сродни тех мужчин, коих она видела, стоило ей выйти на улицу, но отличался наличием минимального ума и навыков анализа, чем можно поблагодарить те тонны книг, проглатываемые им в начальной школе. тепличные условия жизни с мамой не дали ему выигрыша во взрослой жизни от слова «никакого». всё было бы менее ужасно, если суть проблемы крылась бы именно в бытовой беспомощности — он нёс эту абсолютно детскую недоверчивость в вещи не касающиеся быта ни в одной из вселенных. он не мог самостоятельно участвовать в важных дилеммах о выборе университета или высказывать пробивающееся мнение, а если и играл в вопросах своей судьбы минимальную роль, то после случившегося ещё долго находился в тревоге и сомнениях о правильности решения. не мог быть точно уверен, что может в четырнадцать пойти гулять без разрешения мамы и что ему можно съесть ту пачку чипсов. она никогда его не ограничивала — просто привила чувство стыда за то, что он не мог соответствовать банальным правилам, поставленным ему. вставать рано, завтракать овсянкой и учиться на одни пятёрки, это же не так сложно, в конце концов. не помогает по дому, так хотя бы пусть приносит плоды необходимого ему после школы отдыха. беспомощный, но обязанный следовать указаниям, пустой настолько, что в заброшке будет побольше критических мыслей, чем в его скудной душе, но поучаствовать в конкурсе по набору актёров в школьный театральный кружок без возражений обязан. ведь если огорчить маму, а то её с«изменение круга общения»
сокджину показалось странным то, что у мамы вызвало больше число вопросов оглашение о переезде, чем тот таинственный парень, согласившийся жить с беспомощным сокджином. для его мамы намджун был тёмной лошадкой, в то время как сокджин читал его как раскрытую книгу, ведь тот являлся его знакомым аж с самого девятого класса, мелькнув в числе игроков шахматного кружка по интересам. сокджин просиживал там штаны, пока намджун совершенствовал навыки и пару раз его отправляли на областные соревнования. их знакомство можно брать как сюжет для самого сахарного в истории таиланда лакорна, потому что намджун, как это потом объяснил ему психотерапевт, являлся для него спасательным кругом и человеком-таблеткой. сокджин не имел особо близких друзей во время обучения в школе, ведь одинаковые люди со своими лицами и голосами наскучивали ему через несколько месяцев общения. доверительные отношения со сверстниками выстроить не получилось и мама видела чужое скучающее лицо при рассказах про школу и одноклассников. они все казались сокджину слишком неинтересными — у всех у них были похожие истории и проблемы, выслушивать которые он уставал за достаточно быстрый промежуток времени. особо умных людей в его классе не было, поэтому обсудить единственную тему, не приевшуюся ему за те полтора года увлечением ею, было не с кем — его сверстников интересовали кино и зарубежная музыка. мода неожиданно захлестнула подростковый, желающий прибиться хотя бы к чему-то и выбирать из этой вещи понравившиеся мысли и ресурсы, мозг, совершенно не предугадывая к чему это может привести. модные показы, вещи из брендовых магазинов, дружба с сорокалетними модными критиками ударили по родительскому кошельку длинным плетёным хлыстом. мама щедро давала деньги на закрытые трансляции показов, понимая, что это возможно единственное, чем сын будет увлекаться, даже если от него его будет тошнить. всегда с новыми людьми, интересующийся лишь одной единственной, приносящей бурю чувств и удовольствия, модой и показами новой одежды, мама отдала пятнадцатилетнего сокджина на школьный кружок по шахматам. потому что он должен посещать один из предоставленных — театр, теннис, волейбол или шахматы, ненавистные сокджину всем сердцем. он не понимал практического смысла, не желал углубляться в тактики и прочую умную дребедень, ибо через меньше чем месяц стартует сезон показов наизвестнейших брендов и ему не до королей и пешек. он ходил туда повтыкать в стену тупым взглядом и по договору с тренером, делать взаместно занятий математику. решая приевшиеся алгебраические выражения, он поднимал голову крайне редко, да и то, чтобы удостовериться не зашёл ли завуч проверить, как проходят занятия. остальное время он, как и все присутствующие был занят своими делами, не мешая другим своим нахождением в классе. в тот год в школе сформировали три новых параллели старших классов из-за заселения нового школьного корпуса. намджун, переехавший с родителями в отстроенный район той зимой, попал в списки новой параллели десятого класса в школу за углом. почти круглый отличник и победитель прошлой олимпиады между школьниками по шахматам он вваливается в класс для проведения этого кружка с явным опозданием и неосторожностью. фигура намджуна окутана тайной до самого марта — он мелькает в коридорах, в столовой и иногда на совмещённой физ-ре играет с мальчиками в баскетбол, демонстрируя открытой майкой наличие небольших мускул. в подходящих ему очках со сплюснуто-круглыми линзами в оправе и полным портфелем книг, одетый всегда с иголочки и по форме, он не раздражает сокджина своим существованием, хотя поводов было достаточно — при виде намджуна в числе отличников — сокджину же не хватало нескольких десятых частей балла, чтобы попасть на эту стену — во время совмещённых спортивных секций — сокджин не может выдержать лишний круг на стадионе, пока намджун может даже не покраснеть после почти пяти километрового марш-броска. над намджуном можно было бы подшучивать или весьма отходчивые ученики взялись бы за буллинг, ибо старший выглядит как идеальная жертва, но вместо этого неразговорчивого старшеклассника никто не смел даже за глаза назвать уродцем. сокджин не понимал причину всеобщей молчанки — отец у него не магнат и не банкир, мама не завуч, а его старший брат не поступил в оксфорд. относиться к нему как-то иначе не было причины. в крайнем случае, воспитание сокджина не находило в этом смысловой нагрузки. намджун будто бы вышел из фантазий сокджиновой мамы — подкаченный умный отличник, умеющий играть в интеллектуальный вид спорта и не оскорбляющий очередного учителя по трудам за шовинистические взгляды. недосягаемая мечта младшеклассника — неугасающий идеал маячащий перед носом на каждой перемене. но как бы идеален не был намджун и как бы сильно сокджин не хотел дотянуться до него, безлико штудируя чужие соц.сети на наличие стади блогов или прочей шурум-бурум, им всё же пришлось сойтись может и не в самом уважающем друг друга дуэте и сокджин подписался на его инстаграмм. конец февраля выдался крайне прохладным, но маме сокджина ни одно из природных явлений не мешало работать на износ и брать заказы сверх меры, ибо весенние коллекции одежды и показы сборищ признанных в этом сезоне модных тряпок приближались, и сыночка был на стрёме, ведь пропустить такое событие он не может, даже если у него не будет доступа в интернет. пойдёт в компьютерный клуб, попросится к одноклассникам или же выпросит билеты на самолёт в модный дом. бюджет каждый новый сезон у родительницы одинаковый, а версаче неумолимо поднимает цены на онлайн-трансляции своих показов, и если сокджину это говорит о поднятии качества вещей, то его маме это свидетельствовало лишь о том, что евро дорожает с каждым месяцем всё больше. она была не против любых увлечений сына — лишь бы тот был счастлив, и чаще всего ко всем хобби его интерес перегорал через кратчайшие сроки, и это уже в пятнадцать вызывало сомнения и мнительность, но она решила списать всё на переходный возраст. так банально проще не засорять голову лишними волнениями и переживаниями. сокджин не жалуется и считает быструю сменяемость своих интересов и заинтересованностей абсолютно нормальным явлением, и мама решает не трогать сына. захочет — расскажет. в конце февраля была переаттестация учеников старших классов из-за чего угроза пропуска весеннего показа встала перед носом сокджина примерно так же, как и пробники по биологии и географии и его нервные соединения грозились разорваться ровно за три дня до начала экзаменов. тремор его рук не унимали даже выписанные неврологом успокоительные. психика подростка переносила подобные стрессовые встряски с явным ощущаемым препятствием и приступы потери времени и своей личности накрывали его и он почти довёл себя до выгорания, если бы не один случай на проклятущих шахматах. кружок проходил в пятницу после шестого урока, и в эту пятницу выдался особо сильный град, так что половина учеников осталась дома, и классы были наполнены лишь на половину. на кружок по интеллектуальному спорту ходило не больше одной десятой части со старших классов в общей массе, а сегодня и вовсе там было не больше шести человек. за три дня до экзаменов о кружке можно и подзабыть, но преподаватель разрешил поспать законные сорок минут прямо на партах, а сам оставил намджуна, сидящего неизменно на самой первой парте прямо перед учительским столом, ответственного за пять ртов, в числе коих был и сокджин, смотрящий исключительно в очередной пробник по техническим наукам. в конце семестра он планировал сжечь их прямо перед домом. намджун, заметивший чужие напряжённые складки на лбу от натруженной работы, осмотревшись, что никто и не думает просыпаться или отвлекаться на какие-то неподобающие вещи, тихонько, насколько это было возможно в опустевшем классе, подошёл к сокджину и сел напротив, облокотившись торсом на спинку стула. поправив на переносице очки и заправив за ухо выбившуюся короткую прядь волос, он устремил свой взор на сокджина, который, казалось, даже не заметил перемещений по классу. — решаешь? — тихо спрашивает намджун, поудобнее усаживаясь на деревянном стуле с металлическими ножками. увидев, что сокджин поднял глаза на секунду и здесь же опустил, старший продолжил. — я наблюдал за тобой некоторое время, и я смею предположить, что тебе трудно даётся эта часть задания, — полувопросительно заканчивает он, наблюдая как сокджин прикусил губу, погружаясь в решение ещё глубже. пухлые губы выпускают воздух изо рта, пока сокджин понимает, что окончательно запутался в действиях. он поднимает глаза с листочка на парня напротив и единственная мысль, уловить которую он успевает, так это то, что вблизи намджун ещё эпатажнее, чем с расстояния коридора. — ты понимаешь что-нибудь в физических задачах? — сокджин наклоняется чуть вперёд, чтобы его было лучше слышно, и глаза намджуна кажутся добрее, нежели он мог себе представить. ким кивает ему, и сокджин тяжело вздыхает. — вы уже проходили это, можешь вот здесь объяснить? они находят ответ только ближе к звонку и, когда трель проходит по школе, отражаясь от пустых стен гулом, сокджин почти обессиленно складывает тетрадки и сборники в рюкзак со змеями гуччи на выемках. в его планах добраться до дома немного быстрее, чтобы выкроить время на распределение дел на ближайшую неделю. намджун, окликающий его около столовой, малость меняет его ранее намеченный конец дня, вгоняя сокджина в лёгкую панику. — если тебе нужны более подробные объяснения, то мы можем встретиться завтра у меня и решать эти задачи хоть до завтрашней ночи. ещё у меня есть задачи со звёздочкой, если тебя заинтересует физика. сокджин, сидящий на чужом диване с кружкой тёплого чая между ладоней, не понимает, что намджун и его компания будет с ним рядом столько же, сколько и мода. сокджин никогда не говорит «навсегда», потому что имеет свойство менять интересы и заинтересованности чаще, чем мыть окна. сокджин никогда не обещал намджуну надолго и изначально не строил далёких планов, потому что не знает уровень и количество стресса, в которое он сам может себя вогнать и даже не может предполагать, сколько продолжится его рецидив. намджун же обещал и повторял из раза в раз, из истерики в истерику, из фазы в фазу, что будет рядом столько, сколько потребуется и готов срываться с работы и учёбы, если сокджину так хочется. намджун готов сам выуживать его из петли и готовить ему минимальную еду, умывать его и засыпать с ним каждую ночь. у намджуна не жертвенность — у него вынужденность.«безответственность до добра доводит только сперматозоидов»
сокджин замечает у себя что-то неладное, переходящее все черты адекватности ближе к концу школы, когда срывается с уроков и убегает на вписки, пропадая с радаров, выключая телефон и не выпадая из состояния алкогольного опьянения весь апрель. про экзамены ему напоминает мама, но у сокджина будто сорвали заслон и его чуть не накрывают сердечные приступы от количества выпитого алкоголя. он начинает отношения с почти незнакомцами и бросает их через неделю, употребляет весь ассортимент магазинов с алкогольной продукцией — от эссы до палёного спирта, не щадя ни себя, ни свои нервы. он не помнит в точностях, когда это заканчивается, и в памяти гуляют лишь обрывки с той ночи на конце сеула. в ту ночь должны были гореть помпеи, но горели лишь щёки от пощёчин, полученных от уже почти родного человека. конец апреля был малость прохладен, но бушующая кровь в венах сокджина, готова была хлыстать из носа струями, будто бы фонтан и забрызгивать проходящих мимо взрослых двадцатипятилетних дяденек, заплутавших в числе отбитых подростков. заряженный и включенный телефон единственное, что могло спасти его в случае опасности, но и он оставлен где-то в прихожей чужой, абсолютно незнакомой квартиры и вроде даже успел упасть за трельяж. сокджину ничего не мешало выплёскивать сдерживающуюся весь подростковый возраст нереализованную потребность в экстриме и пакости прямо здесь и танцевать, пока держат собственные ноги. весёлого мало, на вечеринке тухло, но ему искренне всё равно на количество людей, удалённость этого места от родительского дома и он даже не вспоминает о явлении намджуна в его жизни. тот же в свою очередь уже вдавливает педаль газа в автомобиле, принадлежащему чужой маме и мчится на сигнал телефона, пробив его местоположение, и сдавливает челюсти настолько, что зубы почти скрипят друг о друга. женщина, породившая их общую головную боль, сидит рядом и почти плачет. у намджуна нет мыслей кроме тех, что сокджина нужно забрать из этого притона и чем быстрее он это сделает, тем меньше людей пострадает. чужую тушку намджун забирает — дверь квартиры захлопывается — и выписывает ему громкую и сильную пощёчину прямо на лестничной клетке. она действует отрезвляюще и сокджин понимает, что ему не хватало именно этого — чтобы кто-то близкий вправил на место съехавший мозг. будто бы месяц непрекращающихся ни на день гулянок был создан конкретно для этого случая. сокджин не успевает ничего сообразить или ответить, как его валят на плечи и несут пьяным мешком вниз, на выход из провонявшего канализацией подъезда. он что-то мычит, но на него не реагируют и на земле он оказывается по ощущениям через минуту и вновь получает пощёчину, но в противоположную щёку, и его заталкивают в знакомую по очертаниям машину, а дальше воспоминания проваливаются в небытие, и сокджин понимает, что это была последняя вечеринка в этом году. холодное апрельское утро следующего дня врезалось сокджину в память, и он в очередной раз убедился, что это был лучший момент, чтобы вспомнить про тайные зародыши чувств к человеку, спящему на полу около кровати. по голове ударили молотком — возможно, сказались те две сильные пощёчины — и прикрутили к ноющей со всех сторон шее. находя в себе силы на открытие глаз и их функциональность, сокджин замечает намджуна, устроившегося на полу, прямо напротив шкафа-купе, всегда немного приоткрытого. от удобства или от старости, сокджин уже и не вспомнит, ибо образ чёрной полоски между катающейся дверью шкапанерки и деревянным корпусом мебели впечатался в состав его комнаты точно так же, как и сваленная куча вещей под окном. ранним утром в комнате не пахнет морозной свежестью — он морщит нос от ужасного запаха, но принюхавшись, понимает, что запах источает не те совсем недавно купленные обновки, а футболка, надетая на нём уже достаточно времени, чтобы провонять сокджином до каждой машинной строчки. он не в силах поднять руки высоко, потому что при распрямлении плеч ломит все кости от шейных позвонков до копчика и остаётся лишь с глухим стоном обратно сгорбиться. с огромными усилиями получается лишь сесть на кровати, с всегда поменянными простынями. в отличие от сына, его мама всегда чётко соблюдала выработанный и привычный в их семье график смены постельного, так чтобы оно не успевало бы напоминать половые тряпки. на наличие телодвижений в комнате реагирует, с небольшой задержкой, намджун, насколько ему позволяет степень его усталости и положение, быстро вскакивает и подползает к кровати сокджина, в конце концов, упёршись руками в упругий матрас. оба не нарушают молчания в комнате, смотря в глаза напротив собственных и то ли от скопившейся постоянным пребыванием на вечеринках усталости, то ли от пересушивания глаз, или же от неожиданно захлестнувшего количества невыраженных эмоций и чувств, но сокджин начинает плакать. плакать, как самый настоящий человек, переставая напоминать механизм по переработке алкоголя, как сокджин, впервые получивший тройку за диктант, перестав в глазах одноклассников быть машиной по заглатыванию учебников, как мальчик, которого старшеклассники засмеяли за увлечение старыми играми, как тот самый сокджин, боящийся поселить в своём сердце хоть толику чувств к повсеместно присутствующему намджуну в его жизни, всегда надёжному другу и соратнику. весь месяц в его голове происходили страшные вещи и большую часть он даже не вспомнит, но обязательно припомнит мама, когда в продуктовом они остановятся около пива. месяц стёрт неустойчивой психикой, но плакать он будет ещё три месяца каникул, ибо сомнения не успели преобразоваться в какие-либо выводы, так и оставшись сидеть глубоко внутри. намджун делает банальные вещи за него. приносит ему лекарства три раза в день — он где-то успел застудить связки — делает ему перевязки лодыжек, подвёрнутые во время танцев и перепрыгивания через трёх метровые ограждения, кормит его почти с рук, после каждого приёма пищи растирая затёкшие мышцы лица и тела, укладывает его спать и меняет ему одежду на чистую, а через три дня, держа крепко под локоть, выводит малость оправившегося сокджина на недлинную прогулку по парку за углом. это не кажется ему непосильной задачей или огромной перегрузкой его расписания, всего лишь помощь пострадавшему сокджину. правильно ли испытывать чувства романтической нежности к этому созданию, намджун решает не думать, ведь сейчас им обоим нужно восстановить прежний режим жизни, но намджун отчётливо понимает, пусть его аналитические способности и стараются развить иные пути выхода, что как раньше уже не будет никогда. даже если сокджин полностью оправится — это не сможет закрыть возникшую между их внутренними мирами пропасть. от наглой недоговорённости, об которую они запинаются при каждом разговоре, у намджуна в груди бушует несправедливость, но что-то подсказывает ему, что если повести себя сейчас, как маленький ребёнок и вылить на сокджина весь мысленный мусор, то лучше он не сделает никому. он выше сокджина по оценкам, выше морально и опытнее физически и давать слабину из-за плохого настроения не входит в его планы. он уже рассматривает вариант выходного поездкой в лес прокричаться, но одним вечером сокджин первым начинает разговор, продолжая ковырять заусенец на пальце ноги. — намджун, у меня завтра экзамен и я хочу проговорить с тобой один непонятный мне момент. — физика? у тебя завтра аттестация по физике, мы усиленно готовились всю неделю, но у тебя всё ещё остались вопросы? — не в физике дело. я бы хотел поговорить про нас, — сокджин быстро смотрит на него. намджун выключает телефон и откладывает его экраном вниз на застеленную утром кровать. спальное ложе скрипит, стоит намджуну усесться по-удобнее, сменив позу. — намджун, я всегда не уверен в своём выборе и его правильности, уровне его осознанности и проценту значимости, но то, что я скажу сейчас, является серьёзным заявлением для меня самого в первую очередь, — он кладёт гибкие от природы пальцы на колено парня и с огромным усилием заглядывает в глаза. — я редко завожу новые знакомства, потому что люди мне быстро надоедают, а большая часть из них способна на необоснованные предательства. я редко доверяю кому-то, потому что боюсь потерять контакт с этим человеком. мне казалось, что я не способен на чувства, в которых я буду уверен, но ты, — он тыкает пальцем ему в грудь. — будто бы выходишь из этих правил лояльности и ты особенный для меня, намджун. сам по себе, как человек, как репетитор и друг, как помощник и соратник, но это всё так неважно на фоне того, что я к тебе чувствую. я хочу попробовать встречаться с тобой, если у меня есть возможность быть твоим партнёром. — твои возможности быть моим партнёром безграничны. они найдут друг в друге своё величайшее спасение, представ в душах друг друга тяжелейшим горем, пока на воре горит тулуп, а у сокджина горят губы после длинных поцелуев с бывшим другом.«последствия воспитания»
несомненно, сокджину было сложно внедряться в новые коллективы и находить там людей для дальнейшего общения, потому что, несмотря на то, в чём старалась убедить его мама, на намджуне сошёлся клином свет в графе «комфортные и приятные люди» и тратить оставшиеся уцелевшие после экзаменов и тревожности с подачей документов, ресурсы сокджину не позволяло, уже тогда чёткое утверждение, пока что неопознанного им расстройства. учёба в университете неожиданно начинает высасывать из него все соки, превращая более менее собравшуюся комком психику в рухлядь истерик, отсутствия ресурса и начинающуюся депрессию. на плаву его держат только сильные чувства к намджуну и то, насколько глубоко они засели в нём. он не уверен, что это что-то спокойное, скорее, это больше похоже на ураган эмоций и химических реакций, возникших в его мозге слишком быстро и опустившихся там на самую глубину, приклеившись к корке черепа и во время болей головы непременно давящее на кость, вызывая лишнее трение. он не мог спокойно жить без намджуна, особенно, если старший задерживался в университете по вопросам учёбы или комиссии. в такие дни сокджину казалось, что он голый стоит на главной площади сеула и настолько смущён своим поведением, что хочется закрыть глаза, лишь бы не лицезреть ненужные и неинтересные ему человеческие эмоции, но получалось только тревожиться, задавая себе один и тот же вопрос из час в час — с намджуном всё хорошо? потому что ему казалось, что он не простит себе, если с ним что-то случиться. и пока намджуновские друзья умилялись чужой «заботе», сокджин принимал лекарства, чтобы мыслить здраво и не тонуть в намджуне глубже, чем это мог бы сделать психически здоровый человек. без препаратов сокджин начинал плакать в малейшее появление стресса в его дне или впадать в глубочайшие истерики, крича о том, что его разрывают изнутри чувства, хотя эти истерики и заканчивались тем, что намджун осторожно давал ему выпить необходимые лекарства, чтобы стабилизировать его состояние и так же быстро забывались, но они истощали обоих. их отношения держались на ответственном подходе сокджина к собственному здоровью и намджуновском понимании. университет казался ему осознанным шагом, хотя полноценных самостоятельных шагов он не мог сделать, пока его нахождение под крылом родительницы имело статус постоянного, так что, отчасти, лингвистический факультет был выбран под предлогом получения минимального общественного статуса. он не мог опозорить свою мать отсутствием образованного отпрыска и именно в то время сокджин начинает подозревать, что, может, мама и не любит его вовсе, а всего лишь хочет оправдать свои несбывшиеся мечты об идеальном мужчине. он загоняется с каждым днём всё сильнее, начиная напоминать птицу в позолоченной клетке, чувствуя себя полностью отрешённым от окружающего мира и людей в нём. мама всю жизнь тыкала ему в нужный ответ и указывала на правильный выбор, не собираясь расхаживаться с ним и не давая ему быть услышанным. его самостоятельность была весьма условной, заключаясь в принятии независимых от мамы решений, проявляющих себя в покупка одежды и обуви, нахождение нового, бесчисленного по счёту, хобби и питания в течение дня. все остальные сферы жизни, от режима дня до цвета волос, находились под тотальным контролем и не терпели оспаривания. сокджин мог только соглашаться, поддакивать и принимать чужое видение своей внешней оболочки, надеясь на то, что к внутренней части личности рука его мамы не прикоснётся. сокджин всегда реагировал эмоционально, часто поддаваясь вспышкам гнева, не желая анализировать собственное поведение и случившееся, предпочитая сваливать это на других людей. на этой почве у него с мамой провоцировалась примерна третья часть от общего числа конфликтов, решать кои он не привык, срываясь в истерики и уходя в тогда ещё непонятные ему состояния. он привычно называл их «мне сегодня нехорошо, мы можем обсудить это позже, намджун?», хотя сам держался на волоске веры в лучшее и мир во всём мире, потому что намджун, прочитав умнейшую книгу из библиотеки сокджиновой мамы, выразил своё видение этой проблемы и сказал, что такая ситуация возможна только в том случае, если худшие человеческие качества и пристрастия иссякнут. намджун так же добавлял, что это довольно глупо — делить эмоции людей на примитивные два столбца, а значит, худших качеств не существует, но взаместно им существуют те состояния, во время наступления которых человек должен выполнять определённые ритуалы, чтобы восстановить растраченный ресурс. так что намджун, основываясь на этих относительно понятных сокджину комментариях, спокойнее всех относился к чужой молчаливости и закрытости, зная, что если слова будут давить на стенки горла, то сокджин выпалит их одним большим потоком не сдерживающихся фраз, где половина из сказанного будет бессмысленным или пучиной междометий, но намджун слушает через фразы и составляет полноценный образ рассказа, применяя навыки, полученные в университете на практике. младший был счастливее всех, когда узнал, что намджун поступил на психолога и с искрами в глазах наблюдал, как его парень выступает на научных конференциях и прочих сборищах умных людей. казалось, намджун почти не работает и не учится, но когда они обсуждали это, выяснилось, что на самом деле намджун всего лишь умеет правильно отдыхать и заряжаться ресурсом для продуктивной, хотя кажется, что и недолгой работы. второкурсник всячески пытается помочь джину в банальных университетских штуках — разобраться как работает структура деканата, усвоить основные нормы отношения к преподавателям и оказывает поддержку при подготовке к сессиям и промежуточным экзаменам — понимая, что он сам был бы не против наличия на своём первом курсе такого знающего помощника. намджун просто хочет помочь сокджину освоиться и дать ему максимально комфортный старт студенческой жизни, чтобы учёба, хотя бы на начальном этапе не превратилась для сокджина в страшного монстра и отбила бы всё желание продолжать этот процесс. он наблюдает как парень расчётливо и внимательно сидит за домашкой, как отросшие и собранные, прямые чёрные пряди спадают со лба и он дёргает носом, понимая, что такие моменты для почти, что асексуального намджуна являются чем-то больше, чем просто «мы проводим время вместе». моменты, когда джин прикусывает и перекатывает кожу губы между немного неровных зубов, прежде чем вновь взять словарь в руки и продолжить выполнять задания, в несколько раз интимнее, чем возможные длинные ночи. или летние жаркие дни, когда сокджин полноценно доверяется погоде и своим ощущениям и снимает с себя носки, начиная малость шумновато перемещаться по полу без ковров из комнаты в комнату, краем глаза наблюдая, как намджун общается с кем-то по видео-связи на английском. порой ему кажется, что намджун способен почти на всё и из него выходит неплохой педагог — он научил младшего завязывать шнурки и научил рассчитывать время на варку макарон, а так же окончательно помог разобраться со всеми функциями компьютера и стиральной машины, рассказал, что отпариватель не работает с помощью воздуха и дал ему возможность самостоятельно организовывать порядок вещей в доме. лишь бы они оба были спокойны и не чувствовали дискомфорта в собственной квартире, пока их неспешная и в то же время быстротечная жизнь проходит мимо, огибая их несколько арендованных десятков квадратных метров, словно корягу. намджуну не сложно учить сокджина простым и понятным истинам обращения с домашним хозяйством, потому что он испытывает к сокджину что-то такое тёплое и описать это «любовью» не может, ведь в его представлении любовь не может быть тихой, скромной и спокойной. она обязательно должна взрываться искрами самоощущений, горькими воспоминаниями и общими представлениями о далёком будущем. ему так говорила мама в одно из своих пьяных откровений, рассказанных сыну в маниакальном эпизоде своего расстройства, а намджун просто не видел другого, отчего на сокджина воспроизводится именно этот сценарий поведения. как можно больше общих воспоминаний и поездок, памятных вечеров и самодельных подарков, сказанных глубоких фраз и написанных писем — намджун часто грешил подобным, когда сокджин сказал ему, что он достаточно насмотрелся на луну, чтобы перестать ходить туда каждую ночь, отвечая на чужую организацию романтических прогулок под белым спутником. намджун уделял ему столько внимания, что в некоторые дни сокджин чувствовал, что устаёт от присутствия кого-то ещё в одном с ним помещении, но когда он просил об уединении, его парень никогда не возражал, понимая — у сокджина и так маленький запас ресурсов и чем чаще он его восполняет, тем меньше сокджин устаёт. они вроде бы самостоятельные и взрослые личности, их эмоциям свойственно существовать отдельно, но настроение намджуна может испортиться, если сокджин перестаёт быть разговорчивым или закрывается в себе на несколько дней, обдумывая что-то или не выходя из съедающих мыслей неделями. намджун наблюдает за сокджином с разных сторон, делая анализ его расстройства, и сопоставляет его с ещё одним человеком в его близком круге, находя множество сходств, розня их с не меньшим числом отличительных черт. наблюдение со стороны возлюбленного показывает, что сокджин крайне трепетно относится к чужим чувствам, нуждаясь в частом контакте и тактильности, длительных беседах о каком-то маленьком событии, а ещё подтверждении наличия взаимных чувств у партнёра. но моментами намджун замечает, что сокджин опускает значимость последнего пункта, заботясь только о собственных самоощущениях.«травмирующие события не происходят просто так»
сокджин не проговаривал это вслух, но намджун понимал, что сокджину действительно не нужны чужие чувства, потому что парню достаточно бытования собственных, часто переполняющих его чувств. старшему не нужно оканчивать свою специальность и писать дипломную работу, чтобы применить навык сопоставления и выявить с помощью небольшого анализа — сокджин является почти что полным отображением самого близкого для намджуна человека — мамы, скончавшейся несколько лет назад. она была самым ярким и впечатляющим человеком в жизни спокойного намджуна, разбавляющейся событиями в школе и семейными застольями, на которых еда всегда была самой сочной и сытной, а улыбка мамы самой ослепляющей, граничащей с блеском натёртых фужеров. она увлекалась пением и танцами, макраме и лото, по молодости участвовала в гимнастических соревнованиях, сходилась с какими-то деятелями искусства во мнениях, но быстро перегорала к картинам и статуям, желая удалить все контакты из мобильного телефона. очень часто жертвовала своим временем и отдыхом, так необходимым её ментальному состоянию, ради намджуна и тем дням, которые она любила тратить на поездки за город или на поход в горы. она жила на всю катушку, редко упуская шансы и жалея деньги, и если раньше это поведение отец намджуна считал распутством и легкомыслием, то после ноября того года он неожиданно стал относиться к любым её решением с максимальной серьёзностью и вслушивался во всё, что она говорила, потому что в бардачке машины до сих пор лежит чужое заключение от психиатра и выписанные сильнодействующие транквилизаторы. тогда в их семье много что сменилось — сменилась музыка в машине, количество внешнего шума, постельное бельё они купили в те самые уродские цветочки, но у мамы они вызывали сущий восторг, книжек на папиной полке стало в полтора раза больше, а огромная часть домашних обязанностей сместилась на мужчин. намджун помнит много из тех нескольких месяцев, но объединяющий фактор этих воспоминаний выражался в их непрерывном воздействии на его родственницу и последовательности своего происхождения. всё не рушится в один момент, день или неделю — оно медленно купирует её падкий на эти манипуляции мозг, с каждым днём всё яснее превращая разум, принадлежащий ей, в безвольную субстанцию без чётких выраженных границ. прежде всего, в эти месяцы осени она долго и вдумчиво молчит, хотя раньше она могла изволить себе продолжительно и часто рассказывать о давнишних встречах с критиками какого-то нелепого романа, считая их более нелепыми и глупыми, чем написанная писакой проза. она не берёт в руки книг уже под конец сентября, замещая их телевизионными передачами с проплаченных каналов и просит сына покупать ей модные журналы из ларька около школы. ещё через несколько недель, когда ей наскучили передачи и модели на глянцевых обложках, она начинает выходить на улицу и долго сидеть на деревянной лавочке около подъезда или на детской площадке. в такие часы она ничем необычным не занимается — она не ведёт себя как сумасшедшая и не кидается на людей с расспросами — наоборот даже, людей предпочитает избегать и отказывается уходить с насиженного места. уходит она только ближе к вечеру. ночами женщина не спит, а делает все домашние дела, игнорируя свою откровенную шумность и доставучесть остальным поселенцам квартиры. спит же она перебежками в течении дня, засмотревшись в окно или в стену. в начале октября, отбросив идеи о лицезрении оконных пейзажей, она надумывает запираться в спальне, где нескончаемо засиживается в кресле рядом с кроватью или, чего интереснее, что-то нашёптывает себе под нос, иногда выделяя согласные звуки выпуском воздуха из рта. общаться с членами семьи прекращает совершенно, только скрюченно опирается на стул спиной и глупо разглядывает давно не стиранную — домашние дела прекращают выполняться уже как семь дней — столовую клеёнку. к концу октября бедное, не знающее куда себя деть от навязчивых мыслей и задумок создание не находит в себе сил мыться и перебираться из кровати на стоящее в нескольких сантиметрах от ложа кресло, бесконечно находясь под стеганных одеялом на пружинистом матрасе. в её голову перестают приходить благомерные мысли, обращая скудное познание в яркое владение приходящих образов суицидального наклона. она закономерно никому не смеет поведывать о прибытии подобного рода замыслов в её красивом черепе, продолжая неспешно скатываться в безвылазное скудоумие. все вопросы предпочитает игнорировать, уходя в царство сновидений, не посещающих её отнюдь не малое время. чаще всего её нахождение рядом ощущал намджун, бесстрастно проходя около приоткрытой двери. под конец мучительных недель, перетекающих в слишком тоскливые месяца, приготовление блюд стало обязанностью самого младшего члена коммуны. сопротивления ученик старших классов не оказывал, преобладая умением абстрагироваться от происходящих вокруг его фигуральности действительности. затянувшаяся болезнь матери выпала на смену им учебного заведения, проб завести новый круг общения и не упасть духом под навалившимися трудностями. он отменно справлялся со стрессом, стараясь минимизировать частоту его выползания в быстро протекающих днях, но даже самому крепкому терпению приходит конец и натянутые концы нервных окончаний изволяют рваться. такие сцены крайне искусно выводят на экраны в кинематографе, выставляя главного героя, посмевшего совершить такую грешную затея в своей реальности, самым брошенным и несчастным человеком во всей картине. в действительности, намджун чувствовал и предугадывал, словно это должно случиться на днях, но рьяно гнал от себя лишние опасения, зная — если его маме настолько сложно существовать, что её способность превозмочь душевную боль достигнет пика своего воплощения, то прятаться от сего происшествия будет глупо. по своей глупости, он никогда не спрашивал о её самочувствии в эти несколько циклов лунного серпа, полагаясь на решения судьбы. судьба, уставшая наблюдать за страданиями невинного создания своего воплощения, приобретала лик, диктующий ей напутствия на ответственный и серьёзный шаг. она же, полагая о бренности своего бытия, о своей непрекращающейся боли и усталости, внимала каждому звуку. надежды о счастливом излечении рухнули под её ступнями чётко в минуту, когда кухонный, всегда хорошо заточенный нож — она выпускала приступы агрессии на невиновные ни в чём овощи, готовя каждую неделю вкуснейшее овощное рагу — оказавшись в её руке, приятной тяжестью оттягивал пальцы. в его металле отражались её глубокие, немного округлые глаза, пересохшие от отказов в еде губы и щёки, впавшие уродливыми дырками вовнутрь. медленными шагами женщина перебирала к ванной комнате, имевшей хорошую деревянную дверь, открывшуюся одним лёгким движением. с другой стороны была прекрасно устроившаяся там защёлка, щёлкнувшая под её аккуратными худыми пальцами. последнее, что она помнит, прежде чем острие ножа начало проезжаться по тонкой желтоватой коже, стал звук открывающейся входной двери, впустившей домой окончившего учебный день намджуна. она шёпотом считала нанесённые порезы, с наслаждением наблюдая за скатывающимися по ногам струями крови, впервые чувствуя облегчение от своей притворной счастливой жизни. её сын, не подозревающий о действиях его некогда искрящейся от благополучия их семьи и её участи мамы, начал заниматься уже привычными делами, заменившими ему отдых — загрузив посудомойку, он принялся за готовку семейного ужина, пусть он и знал, что мама не будет принимать куски пищи. он умещает у руке неотёсанный нож, чьё лезвие до ужаса отупевшее, но приметив это, бросает его в раковину. мысли заполняют воспоминания о самом лучшем ноже из их коллекции — папа разделывал им мясо, позже перемалывая вырезку в фарш. обыскав все ящики и полки, несвойственные его исконно принятому местонахождению, подросток теряет попытки отыскать его. в тишине квартиры слышится удар металлического предмета о плитку. в голове недавно пришедшего домой намджуна складывается пазл ужасающей и леденящей душу картинки, заставивший перетащить на ватных, остолбеневших ногах стан плоти к двери ванной комнаты. испуг рвался в его груди отвратительным птенцом из-за закрытого, замурованного пути в необходимую ему комнату для подтверждения мелькнувшей в рассудке теории. деревянное препятствие срывается с петель, падая в направлении коридора, являя зрелище явно не для его едва сформировавшейся психики. дрожащими руками он обнаруживает в кармане школьных брюк смартфон, теряя понятие того, чей номер сейчас набирать первым. когда врачи, а за ними и сотрудники органов вбегают в помещение квартиры, намджуну хватает сил забиться в угол и отвечать на чужие вопрошания тихо, глотая слёзы и желание закричать на весь дом. образ его собственной, горячо любимой мамы, с окровавленным ножом в ослабевшей руке и исполосанными предплечьями сниться ему в омерзительных кошмарах длительные месяцы после. он чувствует, как чужое решение сейчас высасывает из его очерневшей души нужные ему ресурсы и силы для подготовки к предстоящим контрольным и экзаменам. начало зимы в опустевшей квартире воспринимается отрешённо, пусто и до глупого бессмысленно. будто бы ему стало проще, если бы декабрь не наступал вовсе. будто бы стало легче переждать эти стрессовые условия без завывающих за окном ветров и валившем стеной снегом, резким спадом температуры и вопросами родственников о предстоящем новом годе. намджун не хочет слышать о новом годе. потому что новый год без улыбающейся мамы около ёлки, без бенгальских огней и загадывания желания с шампанским не будет новым годом. новым годом не будет этот миг перехода от одной цифры к другой, потому что крика мамы он уже не услышит. намджун не хочет ни с кем разговаривать, потому что ранее имеющая хотя бы минимальный смысл жизнь потеряла его, так же, как в последний день холодящего воспоминания ноября он потерял самого важного в его жизни человека по своей глупости и необразованности. он не мог себя винить, ведь на поступок родительницы он не оказывал влияния, а даже если и мог бы, то слушать она его не стала бы — к тому времени способность социализации прекратила свою деятельность. из произошедшего он хотел сделать какой-то вывод, обрисовать одной фразой случившееся событие или, в конце концов, понять причину чужого самоубийства, лишь бы не мучить себя рефлексиями длительными ночами. на языке крутился единственный вопрос, не имевший возможности задаться хотя бы одному лицу. «почему она так сделала и какие были у этого причины, виноват ли в этом он сам, своим безразличием к чужой болезни или так сложились обстоятельства? почему она выбрала именно этот день и этот способ? что двигало ей в тот отвратительный вечер? думала ли она о своём сыне в последнюю секунду? могла бы она сожалеть об этом, если бы выжила? почему она никому ничего не сказала? почему она приняла решение молчать до самого последнего дня?» намджун не мог дать себе ответ ни на один из прокручивающихся тезисов.«разговоры отчаянных»
отец оказывается темнее тучи, получивший час назад свидетельство о смерти его родной души и искорки. тот будничный день выдался выматывающим — возвращался домой усталый он редко, предпочитая оставлять проблемы на работе в кабинете офиса. характером мужчина был мягок — людей, считаемых близкими, он не подвергал своим иссушающим его самого эмоциям, стараясь приносить в семью с деньгами свою ресурсность. конец осени проходил смазано. состояние здоровья жены напрягало его, — ему она доверяла сильнее всех и только с ним она могла обсуждать волнующие её темы, не боясь осквернения. подобные периоды протекали спокойнее, чем в этом году. чаще всего она просто глубже, будто бы это было возможно, погружалась в работу, не возвращаясь в уютное место проживания ночами, действуя активным сотрудником до самого восхода солнца. её это расслабляло, ибо чем яростнее проявлялись депрессивные эпизоды, тем лучше она выполняла свои должностные обязанности, заставляя себя получать от этого минимальный набор эмоций и впечатлений. по исхождению времени пребывания её мыслей в условном характере нездоровости, ей было сложно приниматься к восстановлению ранее действующего режима жизни, вновь общаться с людьми и слать мужу просьбы о исполнении маленьких бытовых дел. он чувствовал и не раз советовал ей обследоваться, понимая к чему может привести халатность по отношению к таким серьёзным аспектам существования. женщина действительно сходила один раз на консультацию, после которой она ни разу не появилась в кабинете психотерапевта. ведь три страшные буквы были уже выведены в истории болезни, спрятанную в потайной отслойке шкафа. её муж никогда не был сторонником карательной медицины и наплевательского отношения к своему здоровью, так что он не понимал причину прятать поставленный, отнюдь не смертельный диагноз от семьи. он разговаривал с ней, но всегда получал закрытую позу и отведённые напуганные глаза. он знал, что невозможно спрятать слона в посудной лавке, что она ловко старалась воплотить, но решил уважительно отнестись к её решению не принимать мер. тридцатого ноября он ментально был не готов к произошедшему часом ранее в его квартире, думая, что по приезде домой он попытается с ней переговорить и если потребуется, надавить, но всё же отправить её к специалисту. но листок, чуть пожелтевшей бумаги из больницы являлся доказательством — он не успел. прогадал со сроками, со временем, неудачно задержался на работе и попал впоследствии в пробку, гудящую громкими звуками людей, желающих вернуться по домам в кратчайшие сроки. пропустил мимику чужого лица и скоропостижное движение кисти и просто оставил на потом, предугадывая, что сможет обговорить это страшным вечером последнего дня осени. в момент открытия полупустой квартиры он понимает, что иногда судьба преподносит людям слишком горькие, но крайне поучительные уроки, научивая их впредь думать в другом русле и наклонности. намджун тихо и неподвижно сидит на кухне, направив взгляд в давно немытое окно. конфорка, на которой несколькими часами ранее предполагалась готовка бульона к чужому возвращению, выключена во избежание пригорания продуктов ко дну и стенкам кастрюли. лук и морковка для зажарки остаются нетронутыми, потому что намджун истерично отказывается прикасаться к ножам. отец устремляет свои глаза на его маленькую фигурку около батареи, решая подойти. подросток поворачивается на скрип пола слишком резко, показывая родителю своё заплаканное и распухшее лицо. они смотрят друг на друга пару секунд, после чего старший устраивает рабочий чемоданчик на стул около его бока, начиная управляться на кухне. он молча достаёт полуфабрикаты из морозилки, вновь зажигая пламя на плите, проверяя на наличие соли воду. пока вода закипает, он бросает туда замёрзшую еду, немного обжигаясь кончиками пальцев. намджун неотрывно следит за каждым его движением, малость затекая сидеть в одном положении на дряхлой табуретке. по истечению времени, отец жестом приглашает его к столу, предлагая вместо отужинать. — мы сможем поговорить об этом, когда ты будешь готов, — прочищая горло, начинает мужчина, предлагая ему сметану. — я знаю, что не смогу объяснить тебе произошедшее на уровне специалистов в этой сфере и если ты почувствуешь, что тебе нужна конкретно их помощь, то не стесняйся сказать, — он прожёвывает кусочек горячей пищи. замечая, что сын не притрагивается к тарелке, он добавляет. — тебе нужно поесть, намджун. твоя психика испытала слишком очевидный урон, попытайся восстановить силы. — мы можем обсудить это прямо сейчас? — скрепя горлом спрашивает намджун, беря вилку в подрагивающую руку. — подготовься к тому, что это может принести тебе много боли, но если ты чувствуешь необходимость сейчас обсудить это, то я готов объяснить или просто успокоить тебя, в зависимости от твои запросов, — мягко отвечает ему старший мужчина, осторожно умещая свою тяжёлую руку на его мальчишеском плече. — мне интересно твоё мнение, — говорит он, наблюдая, как отец убирает замаранную тарелку в раковину. — она могла сделать это осознанно или у неё не было конкретных причин поступать так? неужели жизнь была настолько ненавистна ей, что она решила закончить её именно сегодня? почему она молчала все эти недели, запираясь в спальне, хотя у неё была куча возможность поговорить об этом с нами? — я думаю, что у каждого поступка и действия имеется причина и выходящие следствия. у её поступка тоже были причины, увы неизвестные нам, но это не отменяет того, что обесценивать её действия и превращать их в посредственность, не нужно. я понимаю, что одна мысль об этом приносит тебе боль и ты сейчас не понимаешь произошедшего, находясь в стадии отрицания действительности. я не знаю, почему она выбрала, если у неё была возможность этого выбора вовсе, конкретно сегодня. все обстоятельства сложились так, что это в любом случае произошло бы. не я, не ты не можем сейчас, когда возможности спасти её не осталось, предпринять какие-либо действия для отговаривания её от этого, — он поднимает на него мокрые глаза, хлюпая носом. — нам с тобой понадобится время, чтобы принять факт её смерти и начать новую главу нашей жизни, где физически её присутствие формально. единственное, в чём я точно могу заверить тебя, как твой отец и как человек, которому она сильнее всех доверяла — мы вместе пройдём этот путь. мы научимся просыпаться и засыпать без неё и делать другие привычные общие вещи вдвоём. так случается, намджун, что людям приходится оставаться вдвоём и наша цель — принять настоящее, в котором мамы больше нет, — он видит, как лицо сына кривится в ужасную гримасу, предрекающую истерику. — мы можем вместе поплакать сейчас, если ты не против, потому что мне тоже тяжело смириться с этой утратой. отец быстро подходит к нему, обнимая и чувствует, как сын упирается лбом ему в плечо, взрываясь фейерверком слёз и всхлипов. они обязательно разберутся с тем, что им предстоит делать дальше, потому что всё в конечном итоге приходит в норму. каждому существу положен свой покой.«отец!»
их отношения с отцом почти всегда были очень тёплыми и доверительными. намджун с самого детства знал, что у него есть незаменимая опора, могущая помочь ему в случае сильной опасности или разобраться с душевными неурядицами. отец не давал ему советов и не упрекал, позволил развиваться в интеллектуальном спорте, в то время как мама старалась убедить сына в пользе бокса для нервной системы и не лезла за словом в карман. случалось, родители спорили о воспитании сына — мужчина говорил спокойным тоном, стараясь не заострять внимание на чужих обидных словах. он всегда был внимательным, учтивым и располагающим, не терпел откровенно глупых людей и бардака, стараясь показывать незрелой личности понятие себя, как человека. взрослым свойственно прятать эмоции, переживания и отчитывать менее взрослых за абсурдные идеи и мнения. отец плакал вместе с ним над грустными фильмами, отпрашивался с работы, если намджун звонил и его речь содержала надрывающийся голос, устраивал ему уютные дни рождения и покупал случайно упомянутые в разговоре книги или предметы. он старался стать для сына человеком, с которым приятно разговаривать, не стыдно спрашивать нелицеприятные вопрошания и учитывающим границы. намджун давал ему единственную характеристику — «адекватный». после смерти матери он не ушёл в запой, не увлёкся азартными играми, чувствуя ответственность за подростка с нестабильной психикой и быт, свалившийся горой платежей и расходов. гордость за папу брала вверх над намджуном, он не упускал возможности напоминать ему, что мужчина огромный молодец. он лишь трепал его по отросшим волосам и искал новую школу, ведь в учебном заведении начали ходить отвратительные слухи, давящие на намджуна камнем ответственности за чужие поступки. забыть про случившееся ему не давали ни школа, ни тренер по шахматам, вскользь интересующийся состоянием родительницы. младший и сам понимал, наилучшим путём решения сложившейся ситуации будет начать всё заново, даже если это мнимая условность. отец спрашивает раз в день о его самочувствии, интересуется, не появилось ли новых знакомых, предупреждая его, что к людям стоит присматриваться. намджун кивал на его разглагольствования за ужином, зная, что мысли об исчезнувшей маме не оставили его даже спустя два месяца. февраль серой палью оседал в памяти школьника, напоминая день сурка. всё вокруг становиться до отвратительности грустным, безликим и сам намджун становится отрешённее от этого мира. с мамой их связывала удушающая потребность в тепле и понимании, которого им, как рано муж не возвращался бы с работы, не хватало. женщине нужен был новый предмет обожания из ресурсов которого можно будет выскребать хотя бы недельку собственного ублажения, сыну же необходимо утолять тактильность, возросшую в подростковом возрасте в несколько раз. спустя месяцы он всё ещё был привязан к маме, смотря на её фотографии с восхищением и истощающим эмоциональные ресурсы чувством вины. ночами он прокручивал знаменательный день, разгребая память. длинными сутками намджун моряще длительно ревел в подушку, выплакивая образовавшуюся боль, но действительно проще ему не становилось. боль не исчезла через несколько десятков дней, оставляя кляксы в относительно недурных днях. на примере её кончины подросток возродил в себе мысли, что даже самые мощные представители общества находят свой конец по незамысловатым причинам. с самого начала года он пребывал в нескончаемой тревоге и предвкушении, весьма травмированном, лишении ещё одного близкого человека. мальчик совершал действия ради приостановления неизбежного процесса, ловя опустошающие приступы панических атак из-за не отвеченного звонка или забытом обещании приехать домой раньше. смена коллектива только добавляла на жирный бисквитный торт переживаний и тревожности красивейшую радужную посыпку, преподнося обществу, такому злому и беспощадному, намджуна. в особенно устрашающие моменты навязчивых мыслей желание получить этой привлекательной выпечкой прямо в нос, разбив его в кровь, промелькивало сквозь тревогу и отчаяние очередным тёмным пятном. он чувствовал необходимость отрезвляющего события или обстоятельства. хотел получить встряску, подрыв адреналина и разрыв глазных капилляров, но поделившись этими мыслями — он смог выудить несколько из не сворачивающегося клубка — с папой, тот предложил обратиться к психотерапевту и поблагодарил за откровенность. — я не могу обещать, что специалист тебе поможет, но ты можешь попытаться рассказать ему о своих переживаниях. врачи очень сострадательные люди, намджун. они хотят вылечить тебя, а не покалечить. если ты хочешь, мы можем сходить туда вместе. не нужно держать это в себе. ученик старшей школы поднимает разбитый взгляд, направляя своё внимание на напротив сидящего отца. в пучине ужасных воплощений собственных огорчений, мелькали здравые мыслительные потоки, текущие ручьём, о необходимости специализированной помощи. навязчивые пристрастия мешали ясно думать, постоянные, перетекающие в отвратительную характеристику «хронические» головные боли в самом центре висков, слишком тревожный сон и отсутствие аппетита не сулят спокойного существования. намджун всё чаще вспоминает события годовалой давности, когда мама загорелась занятиями йогой и, находясь в шаге от студия для групповых занятий, приехала грустная обратно домой. уже тогда ей было сложно принимать решения касательно своего близкого или отдалённого будущего, определять чёткие желания и ездить к родителям мужа. она не делилась с семьёй, считая свой настрой в отношении чужих родственников напускным, но внутри себя испытывала отвратную озлобленность к взрослым, прожившим большую часть своей жизни, людям. видя, как сын искрится от чужих сказок и фокусов с пальцем, имеет общие секреты о съеденном мороженном и пролитом коктейле, ей приходилось терпеть их присутствие в своей квартире. младший понимает, что его маме было гораздо хуже, чем ему сейчас, но он не может читать новости о росте процента самоубийств, пересиливая себя чтобы сделать реферат к обществознанию и пялится в экран монитора, понимая, что сердце вылетит из груди, подобно пробке от шампанского, если он не перестанет откровенно и осознанно триггерить себя. через неделю после рассказа реферата лично преподавателю, заранее заверив себя в правильности своего поведения, он замечает, что возвращать его в печальные воспоминания о маме начинает буквально каждая мелькая вещь, связанная с ней минимальной точной соприкосновения. упаковки её любимого чая, запах геля для душа, даже подписки на серверы вызывают не только прилив страшнейшей ностальгии, но и душащую тревогу, охватывающую у самого горло, впивающуюся тернистыми пальцами во взымающийся кадык. оттягивающийся приём у специалиста назначает ему папа, когда он сообщает о сегодняшнем осознанном прогуле школы. мужчина чувствует, что звоночков и до середины недели прозвучало предостаточно, но маленький диалог преподносится в сложившихся обстоятельствах быстро действующим катализатором. психотерапевткой представляется госпожа сан, занимающаяся когнитивным анализом и специализирующаяся на тревожных расстройствах. у намджуна впервые за несколько недель разжимаются сдвинутые постоянным желанием не проронить слёз челюсти и он потоком выливает всё долго держащееся. она назначает следующий сеанс через неделю, задавая ему домашнюю работу, состоящую из максимально чёткого описания своих эмоций и ощущений в течение дня. подросток с огромным превознемоганием делает её каждый день и приносит в указанный час сеанса на нескольких листах, получая огромное количество похвалы. с приходом психотерапии его дни не становятся светлее или ярче. отсутствие агрессивных чёрных полос в мыслях и пустоты в душе они вместе с врачиней считают сильнейшим продвижением.«не придавая этому бдительности»
сокджина, как знаменательно это не произошло бы подобное столкновение, он впервые видит в день назначения собственных лекарств. белые маленькие таблеточки назначаются комплексом вместе с сессиями психотерапии, позволяя намджуну более точечно прорабатывать свою травмированность. прежде, чем её проработать, её следует принять. парня с красивым овалом лица и проблемами со зрением он случайно наблюдает бегущего по коридорам. он цепляет внимание всего на несколько секунд, но в дальнейшем появляется на шахматах и бесконечно готовится к каким-то предметам. сокджин старательный, но избегающий людского внимания и боящийся казать лидерские качества. в марте они знакомятся, решая задачи по физике. сначала терапии прошло почти два месяца и специалист даёт направление на первые нейролептики. посттравматическое расстройство наполняет его жизнь наравне с новым знакомым. если к первому необходимо привыкнуть и осознать чужое наличие, то второе сглаживает все неурядицы и просто прелестно смеётся со скинутых мемов. с младшим комфортно, спокойно и легко, впервые за столько месяцев. препараты, психотерапевтические сессии и общение с сокджином положительно сказываются на ментальном здоровье намджуна. он неспешно погружает его в свою жизнь, в один из вечеров апреля рассказывая уже не настолько страшные события, связанные с уходом матери. произошедшее перестало отвратительно загонять его в нелепые бессонницы перед трудными днями, но до сих пор откликается больными надрывами в районе солнечного сплетения. воспоминания ударяют под дых, старшеклассник выплакивается ему, позволяя себе крепко сжимать чужие пальцы. джун просит остаться его с ним на ночь, понимая, что не сможет заснуть без чьего-то тепла вблизи груди. девятиклассник не видит смысловой нагрузки в отказе. уделять время на разговоры для папы становилось всё сложнее, ибо обстоятельства крутятся калейдоскопом, показываясь причудливыми узорами и комбинациями. тем не менее, вбрасывание нескольких историй в неделю постепенно приобретало вид постоянного происшествия, потому что взрослый хотел узнавать больше о сеансах психотерапии, побочных действиях таблеток, даже самых неожиданно постыдных и радоваться, что сын начинает социализироваться в обществе. сокджин его единственный друг, отчего намджун через несколько месяцев беспрерывного общения с взаимных интересом, знает о девятикласснике всё, но отцу доверяет минимальную информацию о близком друге, ощущая потребительское отношение со стороны других едва знакомых людей. отец чаще говорит ему о необходимости образования и старается затрагивать взрослые темы, поднимая одну из таких поздним ужином в начале мая. у намджуна экзамены, ему не до обсуждения контрацепции и прочей понятной ему естественной общедоступной информации. из уст родителя он хочет слышать исключительно вопрошания о самочувствии и успеваемости, но в любом общении с абсолютно рандомным человеком возникают скользкие на его взгляд темы — от их упоминания в груди скомкивалась жижа от неприятного услышанного мнения — и намджун не ожидает обсуждения их с отцом. с одноклассниками, интернет незнакомцами, психотерапевткой, но с папой, скорее, непривычно, чем неправильно. мужчина втыкает вилку в ранее разогретые спагетти, щедро сдобренные томатной пастой и солью, разрушая тишину неприятным звуком скрипа столового прибора о поверхность тарелки. намджун, сидящий рядом, двигает мимическими мышцами лба. — мы можем поговорить, намджун? — невзначай интересуется старший, направляя вилку с едой в рот. намджун довольно неразговорчив, почему просто кивает головой, отпивая пакетированный чай. — мне интересно твоё мнение, потому что мы редко разговариваем на подобные темы. раньше просто не находилось времени или ситуация не подворачивалась, — осторожно начинает свой монолог мужчина. часто случалось, что намджун впитывает, словно губка, сказанную информацию, а в дальнейшем, по усмотрению, отвечает сдержанными несколькими предложениями, предпочитая не прерывать мыслительные потоки родителя. — мы живём в современном мире, приветствующим современным тенденции и взгляды. такая реформация коснулась многих сфер нашей повседневной жизни. ты, возможно, острых изменений не почувствовал, но я жил в страшные времена, когда о многих ситуациях, о которых сейчас спокойно позволяется вещать на каждом углу, моментами было страшно думать, не говоря об обсуждении их с кем-то. я хочу поговорить с тобой о разных людях и их предпочтениях, не касающихся иных людей не одной точкой окружности, — они встречаются глазами, намджун вновь отхлёбывает приятную жидкость. — люди отличаются между собой не только по цвету кожи или национальности, но и по романтическим и сексуальным предпочтениям. ты осведомлён о наличии нескольких ориентаций, признанных в нашем обществе? — я не понимаю, к чему ты ведёшь нашу беседу, — отвечает сын, возвращая глаза в собственную тарелку полную неостывших макаронных изделий. — я решил начать издалека, чтобы не вызвать в тебе реакцию отторжения, — поясняет отец. — вероятнее всего, ты осведомлён о них. я хочу сказать тебе, что ты волен любить любого человека, независимо от его пола и гендерной идентичности и я никогда не буду этому противостоять. я знаю случаи когда родители, преимущественно мужского пола, не принимают романтические интересы своих детей, в силу религиозных убеждений или устоявшегося мнения, — в груди намджуна неприятно разливается вулкан оседающей магмы. — если вдруг у тебя возникнут мысли о том, что влюбиться в мужчину — это глупо и противоестественно, то непременно гони эти мысли от себя. я приму тебя любым, в какие ситуации ты не попадал бы и каких людей не приводил бы в квартиру. — почему ты решил затеять этот разговор сейчас? — он чётко помнит, что вкладки с нелицеприятным контентом он всегда закрывает. — ты растёшь и твои предпочтения могут меняться. я сказал это тебе, чтобы ты не боялся, в случае необходимости, рассказать мне о важных вещах, — он наматывает на вилку последний кусок макарон, освобождая тарелку от еды. оставшийся вечер они проводят в тишине, занимаясь своими делами. отец нередко заводил подобные разговоры, не сопутствующих сложными или недопонятыми ситуациями. невербально он ощущал возможность дальнейших инцидентов лёгкой тревожностью, решая заранее обсуждать это с человеком, напоминающем ему о когда-то существующей полноценной семье. взрослый мужчина очень болезненно восстанавливался после смерти жены, но понимал, что его состояние не критично. он старался восполнить возможный дисбаланс в общении у намджуна и всячески отвлекать сына от грустных мыслей. проводить выходные в кинотеатрах или ресторанах превращалось в традицию и почти осело в завершившемся виде на их забитые расписания, пока в одну из суббот намджун не уехал вечером в неизвестном направлении. с тех пор он пропадал надолго из дома, прихватывая учебники и сменные вещи. мужчина решает не совать нос в дела почти совершеннолетнего сына и игнорирует его частое отсутствие, понимая, что у него присутствует жизнь помимо родной семьи. костью в горле вставал вопрос на тему «как скоро намджун соизволит познакомить родную семью с иной жизнью и людьми из неё». папе не пришлось утолять возникший интерес в реальном времени, потому что намджун сам намекает на ответ, выдавая в одну из совместных трапез, вопросительное предложение, по характеру подходящему заинтересованности отца. — пап, можно у тебя кое-что спросить? — мужчина поднимает на него глаза, утвердительно кивая головой. — я понимаю, что мы с тобой ещё полноценно не оправились от случившегося, но я хочу познакомить тебя с одним человеком, успевшим стать мне дорогим за это короткое время, — он призрачно вглядывается в лицо мужчины, не имея понятия о реакции. напротив его волнениям, отец легко улыбается. — я буду только рад, если ты познакомишь меня с этим человеком и я благодарен тебе, что ты считаешь меня достойным таких обстоятельств. — в эту субботу, — осторожно уточняет намджун. прошло ровно четыре месяца со смерти мамы и они планировали устроить поминальный день. он видит тень в глазах отца, но он глубоко вздыхает и продолжает слушать. — утром мы позанимаемся с ним физикой, а потом все вместе пообедаем. ты хочешь что-то изменить? — я думаю, что он окажется очень интересным человеком, и мы просидим до самого вечера. меня устраивает сценарий субботы. не беспокойся, намджун, всё, что мы планировали, мы сможем провести на следующих выходных. всё нормально, — его глаза сжимаются от улыбки. у папы намджуна закрадываются сомнения, могущие не прийтись по вкусу его сыну, отчего они остаются не озвученными. он не может решать за своего сына и лишать его возможностей в социализации, так необходимой ребёнку, но многозначительный взгляд позволяет бросить. он, как взрослый человек, относится к происходящим вещам со скептицизмом, но намджун сам должен набить шишек, запинаясь об острые камни и падая носом в токсичной наполненности лужи. главное им обоим не проследить момент, когда на месте грязных нескольких сантиметров воды окажется глубоководное тинное болото с квакающими лягушками и пролетающими мимо стрекозами. главное не проследить момент полнейшего одиночества и бессилия обеих сторон, скитающихся от семейных специалистов к общим друзьям, желая как можно скорее прекратить линчевания.