Ты с ним.

      Безопасность — роскошь, которой не располагали ни /Т.и/, ни Цукишима. Об уверенности в завтрашнем дне речь даже не заходила. Всё было настолько неоднозначно, что приходилось планировать жизнь лишь на сутки вперёд, но постепенно это тоже должно было закончиться. Они верили, что закончится.       Девушка знала с самого начала, что своей натурой, слегка взбалмошной, любящей авантюры, она не должна была оказаться с парнем, чей взгляд был надменно спокоен и бесстрастен большую часть времени. Но нет, втянула его в свои приключения, хотя никто и не говорит, что он был против.       /Т.и/ слишком не любила всё это нечестное устройство мира, где слабому нет никакой возможности спастись, кроме как подчиниться, что значит потерять себя, стать пустышкой или умереть. С детства она не отличалась физическими данными, оружие презирала, как и любой вид насилия, но была веселой, любящей жизнь и пользующаяся любой возможностью сделать черноту вокруг светлее, она старалась жить на полную. Потому что жизнь особенно коротка в этом мире.       А Цукишима свою жизнь просчитывал на несколько лет вперед, двигался, следуя какому-то, только ему известному, плану. Выполнял задания, поступающие от якудза, изредка ходил в бары, напивался и спокойно проводил время в своей квартире, за которую платил даже не он, а организация: так сказать, за верную службу. Потому что она действительно была верная и ответственная. Парень, на задания надевающий линзы, педантично зачищал целые отряды полиции, испытывая лишь ничтожно маленькое сочувствие к их семьям. Он не был совсем уж хладнокровным снайпером, поэтому тайком приносил деньги некоторым семьям погибших, жертвовал средства в детские дома ежемесячно. Потому что сам был без семьи.       В один чудесный, а скорее чудной вечер он снова выпивал горчащий бурбон в баре, оглядывая посетителей. Все такие неинтересные, как и само заведение, хотя ему это было выгодно — никто не пристает. Но именно сегодня он стал свидетелем, как молодая девушка, облаченная в кожаную экипировку мотоциклиста, забирает у мужчины пачку денег, скидывая карты на круглый стол. Она так искренне смеется, забирая выигрыш, что Цукишима улыбается уголком губ, вспоминая, когда последний раз видел настолько живую личность. Не может свести глаз, когда девушка потягивается на деревянном стуле.       Но вечер был отчасти переломным не только из-за встречи, а из-за того, что спустя пару минут Цукишима вытаскивал её из бара, потому что один из мужчин, который, очевидно, обижен жизнью и не умеет проигрывать, ударил девушку по лицу, сильно, она вскрикнула. А парень неосознанно заступился за неё, утянув из-за стола на улицу к своей машине, потому что в ней всегда была аптечка. Оставаться в баре было небезопасно, Цукишима знал это, потому что каждый второй здесь носит минимум нож. Вот тогда всё и началось. /Т.и/ закралась в душу и не хотела уходить.       И он ещё тысячу раз вытаскивал её горящую пламенную задницу из проблем покрупнее, никогда не упрекая, лишь снисходительно хлопая по взъерошенной макушке, улыбаясь. Она была единственной, кому он улыбался и о ком хотел заботиться напрямую и не только финансово. /Т.и/ отмахивалась от его предложений жить вместе, говоря, что не хочет подчиняться, что не прогнется под блондина и ни за что не позволит сломить свой дух. Дух, который грозился быть уничтоженным почти всем, пока Цукишима не приходил и не разбирался. Молча, как и учили.       /Т.и/ не бегала хвостиком за ним, но всегда находила его, даже не звонив, вытаскивала его на сомнительные дела, а ещё, наверно, спустя год, она привыкла к Цукишиме настолько, что садясь в его машину, она начала открываться ему, рассказывая о прошлом, о семье и о том, как она устала жить одна. А потом вспоминала, что у неё есть Цукки, он ненавидел, когда его называли так, но она не обращала внимание на эту мелочь, лишь смеялась, когда он снова кидал на неё убийственный, но абсолютно безопасный взгляд.       В жизни парня появилось смутное, не вписывающееся обстоятельство — /Т.и/, которую он обнимал на заднем сидении автомобиля, когда кому-то из них снова становилось не по себе от окружающего мрака, проникающего в каждую ссадину на теле. Цукишима давно решил для себя, что не оставит девушку, что бы не случилось. Он даже готов пересмотреть план «умереть до 27», поправив его «не умереть и не дать умереть /Т.и/». Обстоятельства сложились так, что именно последний план пришлось осуществлять.       Он не рассказывал о своей работе, точнее она знала, что он выполняет заказы, но не знала кто заказчик. И зря. Отчасти поэтому /Т.и/ вляпалась в проблемы серьёзнее, чем невыплаченный карточный долг или угнанная и проданная машина. Она стащила документы у неизвестного ей мужчины, потому что обещали хорошо заплатить. Заплатили, да, хватило бы на год шикарной жизни, девушку это даже не насторожило, но она поняла, что ошиблась, когда её сдали и пришлось суматошно перебирать ногами в ближайшее место, где может потеряться.       С улицы позвонила Цукишиме и рассказала всё, пока он давился воздухом, понимая, что всё летит к чертям. Был напуган впервые настолько сильно, что поджилки затряслись, и никогда не дрожащие руки едва не уронили трубку.       /Т.и/ была его заказом.       Заказом, который он принял полчаса назад, но не выполнял. Не смог бы. За Цукишимой никогда не следили, потому что с шестнадцати лет парень ни разу не давал повода, сейчас он был рад, что репутация бела, как снег в горах, поэтому он и беспрепятственно смог забрать перепуганную /Т.и/ из какого-то шумного места, кишащего подростками.       — Цукки, я сбегу, дай мне пистолет и... — она хрипела и шептала от паники.       Юноша опускает руку на девичье колено, сжимая, возвращая её в реальность, показывая, что он рядом. И это обнадеживало.       — Ты же оружие в руках не держала. — факт невозможно оспорить. — Я тебя одну никогда не оставлю, говорил же уже. Поеду с тобой, всё устрою, у меня есть люди, которые помогут свалить из страны.       И очередная его реплика, которая заставляет верить. Уверенный тон, сильные руки и спокойный взгляд, который не выдает ни намека на внутреннее замешательство. Цукишиме придется действовать быстро, бросая всё в Иокагаме. Хотя оставлять здесь было нечего. За годы работы он не завел друзей, товарищей, всегда занимаясь делами в одиночку, но вот /Т.и/ стала единственной родной душой, которую снова нужно защитить.       — Прости, я не знала! Ничего не знала! Лучше брось меня, тебе же достанется! — /Т.и/ сжимала его ладонь на своем колене, слезно прося оставить её, надеясь, что не послушает.       И он не послушал.

***

      У неё получилось сбежать, Кей действительно помог, лично перекрасил ей волосы, купил линзы, дал одежду. Деньги у неё были. /Т.и/ улетела в Южную Корею, страну, где жил единственный человек, которому Цукишима доверил тайну и девушку. Тот принял её, нашел ей небольшую квартиру, помог с новыми документами и не спросил ничего лишнего, видимо всё что нужно блондин ему рассказал. /Т.и/ была слёзно благодарна за всё, что для неё сделали.       Отделаться от чувства потери и вины не получалось. Цукишима, оставшийся в Японии, но обещающий прилететь, не звонил, не давал никаких надежд о звонке или сообщении. Он просто пропал уже на месяц. /Т.и/ винила себя, кусала руки, резала острыми ножами бёдра, чтобы боль отрезвила сознание, которое падает в бездну. Друг также не знал что с парнем, но /Т.и/ не винил, даже не говорил, что из-за неё у блондина могут быть проблемы.       В квартире, которую она так и не обставляла, было холодно, и только сейчас девушка поняла, как на самом деле холодно вокруг, пока Цукишимы нет даже на расстоянии километра. Оказывается её адекватное функционирование в мире было завязано на этих золотых глазах и любимой улыбке. Он так много значит для неё, но понимает /Т.и/ это только когда не знает что с ним, где он. Из-за неё у парня проблемы.       Засыпать было тяжело, но она старалась как можно скорее отключиться, чтобы во сне увидеть Цукишиму с его вечным «дурочка» на лице и ухмылкой, дьявольски привлекательной. Скучала, дико скучала и нервничала, теряя себя в бушующем непонимании ситуации. Жизнь свелась к тусклому свету, физиологии и ожиданию блондина.       — Какая же ты худая. — шёпот над ухом словно во сне, и девушка жмурится.       Жмурится потому что так давно не слышала этот чарующий мягкий голос, потому что скучает по тому, как он её отчитывал или хвалил, как гладил по волосам. Силясь вернуться назад в приятную негу сна, девушка сводит брови и чувствует, как кто-то смеётся. Смеётся так реально и знакомо, что тело подкидывает вверх, а зажмуренные ранее глаза распахиваются, сначала даже не фокусируясь.       А когда фокусируются видят Цукишиму. Настоящего и живого Цукишиму, сидящего на корточках у матраса, который стоит на полу в углу комнаты, Цукишиму, улыбающегося ярче обычного. Не верит в реальность, но даже если это сон, то она безумно ему рада.       — Я так скучаю. — цепляется за предплечья парня и задушено шепчет, не сводя глаз с родного лица, по которому скучает невыносимо.       — Дурочка, я настоящий. — Кей смеётся и обхватывает её плечи руками, притягивая к себе. — Совсем из ума выжила, раз сон от реальности не отличаешь?       Всё тело пропускает ток и начинает ломать от физического ощущения боли в груди. Что это она не знает, но знает, что стучащее под рёбрами сердце сжимается и вызывает дискомфорт, что нос улавливает запечатлевшийся в памяти запах Цукишимы, что-то горячее и кремовое, настоящее. И поток слёз срывается вниз по его кофте, цвет которой она не запомнила, всецело отдаваясь горячим рукам.       — Настоящий. — отстраняется и смотрит в голубые глаза, впитывая его образ, боясь оторваться на секунду.       На лице юноши два пореза: один на скуле, а второй на подбородке. Раньше их не было, но выслушивая реплики о своей никчемности он отхватил парочку «украшений» от заказчика. Этого было не избежать, но он готов был терпеть все избиения, скрывая, что девушка в другой стране, и что они вообще с ней знакомы. Эту тайну он бы забрал с собой в могилу. Он был готов.       Вечером они уже сидят на том же матрасе, обсудив самые неприятные новости. /Т.и/ осмотрела Кея, открыв для себя ещё три глубоких пореза на его спине, которые обработала и перевязала бинтом. Цукишима, с замотанной грудью, улыбался, глядя, как девушка ест под его чутким надзором. Она действительно была истощена, и приятный румянец на щеках стал тусклым. Цукишима не может представить, как она извелась здесь без него, совсем одна, покинутая, в чужой стране, с чужим именем.       Он, разумеется, тоже сходил с ума, даже стояв под ударами металлических палок, думал о том, что /Т.и/, наверно, уже перекрасилась в свой привычный цвет и что спит у стенки, потому что боится открытого пространства за спиной. Но её спину всегда прикрывал Цукишима.       — До сих пор не верю, что ты здесь. — /Т.и/ протягивает парню лист салата. — Надеюсь, больше нас не разделят. И я обещаю тебе, что больше никаких авантюр, не хочу больше потерять тебя и даже рисковать тобой.       Она никогда не сможет больше остаться без Цукишимы, потому что это невозможно больно ломает внутри.       — Могу пообещать тоже самое, но хочу попросить у тебя кое-что ещё.       Девушка слушает внимательно, потому что знает — даже сейчас они в опасности, он может попросить её изменить внешность, да что угодно, она всё равно выполнит. Потому что он сделал для неё так много, ей нельзя отказываться, да она и не хочет.       — Могу я взять твою фамилию? Понимаешь, у нас теперь проблемы. Я личность видная. — Кей поправляет очки и театрально восхищается собой, стараясь уменьшить напряжение. — Могут найти даже по фамилии. Только твою я до сих пор не знаю.       Девушка заливисто смеётся и не знает куда себя деть от всё же смущенного Цукишимы. Он так нелепо выглядит, стесняясь этой просьбы, которую /Т.и/ понимает.       — /Т.ф/ Кей...звучит стремно, давай возьмем общую?       — Нет, отлично звучит. Рад, что ты согласна.       Цукишима закидывает в рот пару сырных палочек и надувается как маленький ребёнок. И это мило, невозможно смешно и мило. Она понимает зачем именно её фамилия, а не та, которую сейчас носит девушка, изменившаяся свои документы — он хочет быть связанным с ней по-настоящему. /Т.и/ осторожно касается его шеи и подползает ближе, заключая в легкие объятия, чтобы спрятать и свою смущенную физиономию от внимательного взгляда. Вся ситуация звучит как глупое предложение руки и сердца. Хочется засмеяться от того, что всё как по правилам: секс после свадьбы, поцелуи после свадьбы. Но она не смеется, сдерживаясь.       — Только знаешь что... — девушка горячо шепчет на ухо и чувствует, как Кей вздрагивает. — Ты все равно будешь Цукки.       Парень подхватывает её и с легкостью подминает под себя, ловя её визгливый смех и попытки оттолкнуть.       — Заноза. — говорит Кей и наклоняется ниже, едва ощутимо касаясь губами носа /Т.и/.       Она оплетает его ногами и руками, притягивая снова к себе и заставляя упасть на слабое женское тело. В глазах нет огня, но есть тлеющие угольки, которые могут разгореться от легкого дуновения ветра. Ничто не сделает её пустой и сломленной, кроме отсутствия Кея рядом. Поэтому сейчас, после долгой разлуки, она снова старается ощутить его надежность рядом, почувствовать его настоящего и родного, по которому скучала.       — А в губки? — задорно шепчет она и сама целует, не напористо и мягко касаясь сухих губ, которые растягиваются в улыбке.       Он счастлив.