Ты с ним.

      Больно. В груди сжимается пружина, готовая при возвращении в первоначальную форму выбить кости и раздробить грудную клетку. И, честно, это привлекательное ощущение адских мук, потому что только сильное физическое может заглушить душевную, едва терпимую боль. Селфхарм, конечно, не выход, но мысли о нём успокаивают.       Общее разочарование в себе: недостаточно старается, ведёт себя глупо, постоянно плачет в подушку по ночам, слабая, не может позаботиться о себе и своих друзьях, постоянно хочется защитить близких, но никак не выходит. Остаётся не любить себя, каждую ночь обвинять в том, чего не делает или делает, но мало. Просто тошнит. Своё собственное лицо становится гримасой отчаяния.       Руки болят от постоянного заламывания пальцев, сидя перед телефоном, который лежит на светлом столе. Она хочет позвонить кому-то, но кому? Кто сможет безусловно понять её болезненные спазмы внутри? Кто просто будет сильным сейчас за неё, пока девушка приходит в состояние собранной мозаики? Ей нужно время на отдых, на то, чтобы побыть маленькой и слабой. /Т.и/ нуждается в крепкой хватке горячих рук.       Пересушенные губы даже не встречаются с бальзамом и от этого болезненно трескаются, растягиваясь в сумасшедшей отчаянной улыбке, которая становится знаком не счастья, а истинной боли, от которой не скрыться. Одинокая постель, холодная от комнатного воздуха, зовет лечь, чтобы выспаться, чтобы утром проснуться и пережить ещё один пустой день, за который /Т.и/ насчитает семнадцать мыслей о самоубийстве. Но не решится ни на одну из них, потому что глубоко внутри боится и надеется на лучшее. Маленький огонёк светит в черноте внутреннего.       — Эй, открывай! — громкие и тяжелые хлопки по деревянной двери на периферии звучали, как звон.       Паники не было ни от шума, ни от своего состояния. Вокруг всё было ровным, и безразличие пропитало каждый сантиметр души и тела. На чём вообще держится долбанное функционирование? Что заставляет есть по утрам, пить зелёный чай, вкус которого она уже не чувствует, краситься и общается с людьми? Какого чёрта вся трагедия одиночества и разочарования в себе закрывается в домике, как только дело доходит до социума? Не получается выговориться, а это рушит и надежду на то, что поймут.       Кагеяма даже не понимал, что именно его привело к знакомой двери женской квартиры, но был убеждён — если чутье подсказывает, то нужно делать. Следуя этому негласному правилу, он оказался возле квартиры /Т.и/. И необъяснимое волнение, какое бывало у него в средней школе, когда выходил на площадку впервые, сковывало лёгкие, сжимая их. Но он не собирался уходить, как бы сильно не волновался, потому что лучше убедиться, что всё в порядке, чем мучать себя догадками.       Дверь открывается, и он слишком уверенно проходит внутрь, останавливаясь и закрывая её собой. Девушка безразлично окидывает его взглядом, как будто даже не ждёт объяснений, ничего вообще. Стеклянные глаза ударяют по живому лицу.       — У тебя всё хорошо? Ты сегодня мрачная и дверь так долго не открывала, я беспокоился. — волейболист признаётся и всё смотрит в пустые глаза.       На девичьем лице дрогнула улыбка, и брови свелись к переносице. Всё ли хорошо? Что вообще не так и почему даже при общей картине жизни, в которой всё успешно, она чувствует себя бездонной ямой отвратительных чувств? Хочется разрыдаться, громко и с чувством, выплеснуть всё, что копилось, но /Т.и/ снова ставит других выше себя, не позволяя рассказать всё Кагеяме. Она не хочет грузить его собственной язвой. А парень это, кажется, замечает.       — Так, иди сюда. — темноволосый притягивает девушку к себе, и она не сопротивляется рукам, приятно охватывающим безвольную оболочку. — Ты можешь мне рассказать, не держи всё это в себе.       Они были близкими друзьями, поэтому девушка спокойно реагировала на тактильность со стороны юноши. Кагеяма сползает с ней на пол, усаживая на себя и прижимая к себе полубоком, желая утешить подругу хоть обычными, крепкими объятиями.       — Тобио, я...просто от всего устала. — большего сказать она и не сможет, потому что сама не понимает, что именно с ней не так, что является корнем проблем.       Кагеяма понимает её лучше, чем она сейчас. Укладывая ладонь на её затылке, он приятно массирует голову, второй рукой накрывая девушку так, что ей кажется, будто она в защитном коконе, через который до неё не доберутся ужасные мысли. Ощущает себя маленькой и слабой в руках волейболиста, ощущает, что рядом кто-то сильный. От долгожданного чувства, которое описать сложно, но фраза «отпустила поводья» вполне подойдет, /Т.и/ чувствует, как щиплет нос.       — Я просто чертовски устала, я хочу умереть, мне так больно, Тобио. — слёзы стоят в глазах, но контроль, который уже и не нужен, не даёт им упасть на грудь парня.       — Ты в безопасности со мной, побудь слабой и отдохни от образа стойкой девушки. Я буду рядом. — целует в макушку и стискивает крепче, показывая, что действительно защитит.       Защитит от внешнего, внутреннего, поймет и поможет справиться. Кагеяма не отпустит, зная горечь одиночества и ощущения, что тебя не понимают, страха, что никогда не поймут. Горячие женские слёзы бегут по щекам, царапая кожу, и грудь освобождается из оков, громкие всхлипы и надрывные стоны боли вырываются наружу, но утопают в груди Тобио, который крепко держит и не прекращает шептать, что он рядом.       Его присутствие и надёжность, которую признаёт даже команда, колким теплом отдаются в лёгких /Т.и/, и ей не страшно показаться жалкой и слабой. Не страшно, потому что он понимает в чём причина и действительно сильнее её. И даже если у Кагеямы спектр эмоций ограничен, боль девушки он чувствует на ментальном уровне и ни за что не позволит ей справляться с этим в одиночку.