Ты с ним.

      Настроения выходить на улицу не было совершенно, пускай теплое солнце и ласкало землю последними согревающими лучами, прячась в кронах деревьев, погода казалась невыносимой. От ранней осени веет счастьем, желанием делать что-то новое, жить и вдыхать утренний свежий воздух, сидеть в парке, читая детектив, еще пахнущий свежей печатью. Ранняя осень — прекрасное время обновиться и быть счастливым.       Ранняя осень для /Т.и/ начинается с серотониновой ямы, в которую она проваливается неожиданно для себя. Купленная красивая канцелярия, блокноты с прекрасными пейзажами столь ненавистной сейчас осени не радуют, вообще ничего не радует. Еда, которую раньше девушка с огромным удовольствием готовила на своей маленькой уютной кухне, кажется ужасной, даже попробовать её не хочется. Как и не хочется есть в принципе.       Тяжелым грузом отсутствия чувств на /Т.и/ падает апатия ко всему, нет сильной ненависти и даже раздражения, будто пустота внутри скопилась и никак не хочет исчезать. Домашние дела, откладывать которые не стоит, потому что аллергия на пыль дает о себе знать непрекращающимся кашлем, все же забываются, потому что сил на них просто нет, их нет даже на то, чтобы помыть голову.       Девушка с досадой смотрит в зеркало, отмечая, что мешки под глазами похожи на слабые укусы пчел, благо в морозилке оказались замороженные кубики ромашкового чая. Положить их на глаза и бессильно много лежать было лучшей идеей. Отеки прошли, но энергии больше не стало. Сериал, бесконечно повторяющийся своими примитивными диалогами, фонил для ощущения себя не такой одинокой в своем состоянии. Лица на экране как будто выражали сочувствие, но на самом деле искренности в их глазах не было совершенно.       Конечно, /Т.и/ могла поискать этого сочувствия в лицах других людей, но для этого приходилось бы хорошо выглядеть и все равно надевать приветливую маску, потому что так принято, ну или потому что это есть рефлекс: быть веселой и жизнерадостной. Отвращение накатывало волнами, оно не проявлялось в кривляньях, но в душе будто что-то все же кривилось. Отвращение к пище, самой себе и тому надоедливому звонку телефона, который не нравился, но поменять его никак не доходили руки. Разговаривать с кем-то не хотелось, поэтому устройство валялось на полу, прикрытое легким слоем пыли.       Умиротворенная тишина одиночества разбивается о скалы двери, по которой стучат культурно, всего три раза. Надеясь на чудо, что человек за порогом просто ошибся дверью, ну или что увидев девушку он убежит, /Т.и/ открывает гостю и замирает, выпуская из легких последний воздух.       —Выглядишь как обычно. —Цукишима поправляет рукав рубашки, исподлобья смотря на девушку.       Не упускает шанс уколоть, но за столько лет общения все его шутки кажутся не больше, чем приветствием. Особое рукопожатие. Юноша бесцеремонно проходит внутрь, по-хозяйски раздевается и вешает рюкзак на крючок, почему-то он всегда делает именно так. Его взгляд слегка возмущенно проходится по небольшой студии, и он тяжело вздыхает, поворачиваясь к /Т.и/, молчаливо стоящей у двери, благо, уже закрытой.       —Ты здесь собралась склеп организовать с паутиной и пылью? — его ухмылка колет под ребра, и сейчас что-то внутри не выдерживает.       Почему-то в момент полного отсутствия жизненных сил очень не хотелось слышать что-то подобное. Неприязнь к себе итак давила на плечи, которые хотелось бы освободить, так ещё и осуждающий тон парня вырывал стабильность, пытающуюся восстановиться.       —Если пришел издеваться, то уходи. — коротко отрезав, девушка прошла мимо парня и легла на кровать, зарывшись с головой в одеяло. Цукишима не дурак и найдет выход из квартиры.       Но вместо молчаливого ухода из чужой обители, парень просто перемещается в зону кухни и включает воду. Смотреть, что там делает блондин, не было смысла, да и не хотелось, /Т.и/ притворялась мертвой, чтобы её наконец-то оставили в покое.       А Цукишима ушел мыть посуду, потому что понял, как девушка себя чувствует, что сейчас ей не нужна его ядовитая речь, потому что отравиться она может слишком быстро. Он не был тем, кто хорош в словах поддержки, за годы дружбы с парнем /Т.и/ знала это очень хорошо, но Кей был определенно тем парнем, который решает проблему делом. И не было ни одного случая, когда он бы бросал близких людей. /Т.и/ для него была очень близкой, но иногда она пропадала даже с его радара, по возвращении объясняя это перезагрузкой. Цукишима верил до дня, когда она даже не отвечала на сообщения, поэтому и пришел к ней проверить состояние.       На кухне был порядок: фильтрованная вода стояла в графине, а курьер, снаряжённый вкусной едой, уже был в пути. Цукишима осторожно проверил не спит ли девушка и, обнаружив её тихо сопящей, вышел на улицу, чтобы забрать заказ. Он предполагал, что периодически /Т.и/ накрывает такая апатия и хандра, выбивая её из жизни, но почему она скрывала это от него не понимал и сейчас. Да и не думал об этом, потому что мысли заняты были беспокойствами о питании девушки, она, наверняка, ела только воду и лимонные дольки с сахаром.       Распаковав еду, Цукишима вернулся к постели девушки, мягко погладив её плечо сквозь плотное одеяло. Ему хотелось согреть её и убедить в том, что она не одна сейчас и чувствовать себя так время от времени вполне нормально, ей не стоит скрывать от него свои чувства и состояние. Небрежный пучок торчит из-под одеяла, и это смешно. Кей тыкает в него пальцем и слышит недовольное мычание, приглушенное тканью.       —Просыпайся, я заказал еду, тебе нужно покушать. — блондин держится, чтобы не съязвить, сейчас это было не нужно.       Одеяло шевелится, и недовольное лицо с надутыми по-детски губами торчит теперь вместе с пучком волос.       —Я не голодная. Ты можешь идти, спасибо, мне просто надо отдохнуть.       И парень ей, конечно, не верит и слушать не собирается.       —Прекращай капризничать. — Цукишима все же закатывает глаза. — Чего хочешь? Могу полежать с тобой, могу с ложечки покормить супом или тебя надо удочерить, мелочь?       Возможно, то, что парень не нежничает с ней слишком сильно, заставляет /Т.и/ улыбнуться совсем немного. Идея лежать рядом с человеком, который точно сильнее и теплее, чем ты сейчас, перспективна и очень приятна. Внешний вид немного беспокоит девушку, но то, как выжидающе смотрит Цукишима, ожидая её ответа, заставляет забыть обо всем второстепенном. Грязная голова не такая большая проблема, а сухие ладони совсем ерунда.       —Полежи немножко. — голос становится уязвленным и будто стыдящимся просьбы.       На это парень лишь ухмыляется, по-доброму и родному проводя по лбу девушки пальцами. Он стягивает с себя рубашку и смотрит на /Т.и/, отводящую взгляд, усмехнувшись реакции, Цукишима удаляется в небольшую гардеробную, где всегда есть его шорты, которые он специально перевез к /Т.и/, потому что их спонтанные ночевки были делом слишком частым.       Под одеялом рядом с ним тепло и уютно, Цукишима обнимает не крепко, но от этого его объятья не становятся менее надежными и согревающими не только тело, но и что-то внутри. Осеннее солнце совершенно бесполезный, горячий, но не греющий шар, по сравнению с телом Цукишимы. От него пахнет свежим гелем для душа со слабыми нотками ментола, этот запах почти такой же бодрящий как утренний осенний воздух. /Т.и/ чувствует себя спокойнее, прижимаясь к плечу друга и проваливаясь в сон.       А Цукишима изо всех сил старается быть для неё сейчас всем, потому что четко ощущает, как на её душе сейчас холодно и пусто, как будто лето, которое было для /Т.и/ насыщенным, унесло с собой всю радость. Радость может и ушла, но Цукишима остался. Остался сегодня с ней, потому что ему не позволяет необъяснимое чувство бросить девушку одну. Отчего-то он уверен, что ей не хватает чужого крепкого плеча.       Когда она просыпается, то парень буквально на руках несет её в ванну, пытаясь освежить забитую ненужными мыслями о бренности голову. Мягкие длинные пальцы массируют кожу головы, пока /Т.и/ жмурит глаза, чтобы пена от шампуня не попала в них, поджав колени к груди, она просто наслаждается заботой и стекающими по телу струйками теплой воды. При Цукишиме не страшно было оказаться без одежды, он не переходил грань, когда «дай я потру тебе спину» становилось чем-то пошлым, парень просто помогал принять душ.       Выходила девушка из него сама, укутанная в халат и полотенце, она прошла на кухню и все же осилила любимый острый суп и одну маленькую порцию риса, на большее согласиться не могла, желудок, питавшийся несколько дней водой, был счастлив. Цукишима был рад тоже, когда увидел румянец на щеках подруги и её улыбку, которая обычно была на лице, если она вкусно поела. Ему нравилось видеть её спокойной, не уходящей в склеп серотонинового дефицита, а живой и наслаждающейся маленькими вещами, например, едой. Ну или присутствием Цукишимы.       —Ты меня спас. — /Т.и/ мрачно отводит взгляд, стыдясь чего-то, хоть парень и считает, что не сделал ничего такого особенного.       —Где мой значок героя?       /Т.и/ прикладывает палец к носу Цукишимы, тыкая его совсем легко, он улыбается не от милого жеста, а от улыбки девушки, совершенно не такой печальной, какой была до похода в ванную.       —Можешь остаться сегодня со мной?       Цукишима будет только рад остаться на ночь у подруги, хотя может себе сразу и не признается. Ему нравилось быть рядом с ней и наблюдать, как она ворочается во сне, как жмется ближе или обхватывает его руку ладонями во время тревожных снов. Кею нравилось быть для неё нужным и видеть, как она становится счастливее рядом с ним. Поэтому он не мог упустить возможность остаться с ней.       —Только без рук, юная леди!       По встревоженному взгляду он понимает, что сказал не то, что она хотела услышать.       —Ладно, с руками.       Всю ночь девушка крепко обхватывает торс парня, чувствуя, как его широкая ладонь скользит по плечу.