Ты с ним.

      Иногда просто хотелось секса. Организм не требовал, не посылал ноющее возбуждение в низ живота, не покрывалась испариной кожа при виде возлюбленного, не тряслись колени от возбуждения. Желание было психологическим. Хотелось громко стонать, врезаясь ногтями, слишком острыми для безболезненных царапин, в широкую спину партнера, обвивать ногами его торс и до хруста выгибаться в пояснице, прижимаясь жарко к влажной коже. Секс был единственным способом взорваться и не держать себя в рамках созданных самой для себя. Только так получалось забыть весь кошмар, образовавшийся в жизни внезапно, грубо разрывая самообладание и выдержку.       /Т.и/ держалась из последних сил. В гортань врезался истеричный ком, тошнило и раздражало, слишком уж напряженное состояние. Девушка была похожа на лист, готовящийся упасть с дерева, хрупкая и сухая, потрескавшаяся внутри, а снаружи уже испепеленная усталостью и ненавистью к себе. В деятельности будто нет смысла, всё, что делает /Т.и/ превращается в бессмысленный поток, будь то учеба, которая перестала быть интересной, или же взаимодействия с семьей, которая принимает её лишь в том случае, когда она оправдывает ожидания, социальная жизнь так же становится пустотой из-за необходимости выгребаться из ям поглубже.       Пылью и бессмысленностью не покрылся только Суна, который видел, как девушка буквально перегорает от всего, устает от самой себя и ревностно смотрит на окно, желая выйти из него. Он умело разбавлял её насыщенный черный своим присутствием, всегда находил способ вернуть её со дна самокопаний. /Т.и/ даже не знала, как это происходит, просто рядом с ним не хотелось перерезать себе горло. Он улавливал её короткие вздрагивания и прижимал к себе, перебирая пряди сухих волос узловатыми пальцами, напоминал пить воду и есть что-то кроме снеков, заботился.       И заботился даже в самом странном проявлении. Выполняя то, от чего иногда самому не по себе.       В пустых глазах на дне блестит злость, девушка сжимает кулаки и просит себя успокоиться, ей нужно сорваться, покричать, почувствовать себя живой, а не тряпичной куклой в руках мерзких, кусающих мурашками и отвращением, чувств. Ей нужен Суна прямо сейчас. Прямо здесь.       —Сделай со мной что-нибудь, укуси меня, не знаю, ударь, поцелуй. — набор противоречивых просьб Суна понимает сразу.       Она на грани.       —Иди сюда.       Ни намека на нежность, грубо, резко, больно, ей нужно сейчас именно так, от этого тошнит, это не здорово, это не то, чего хочет парень. Ему хочется мягко притянуть девушку за талию к себе, мягко опустить свои губы на её и сминать их в нежном тихом темпе, но он лишь врезается в её сухие покусанные губы и целует глубоко и грубо, зубами оттягивая нижнюю губу и смачивая её слюной, рычит, когда /Т.и/ отвечает ему тем же. Она борется постоянно, не зная, когда нужно сдаться. Эту девушку, потерянную и ломающуюся каждый день, нужно приручать и подчинять. Этим Суна и занимается.       Грубыми и резкими движениями хватает под бедра, усаживая на край стола. /Т.и/ громко стонет не от возбуждения, а потому что хочет выплеснуть всё напряжение из себя. Ринтаро уже давно без футболки, он знает, что когда девушка приходит в себя, то жадно смотрит на каждый изгиб его мышц, упивается видом сокращения пресса, когда он входит в неё глубоко и несдержанно.       Стол холодный, но это не волнует никого, голые ягодицы прижаты к плоской поверхности, а Ринтаро так и не отрывался от женских губ, оставляя красные следы укусов на них, кровь мелкими крапинками выступили на верхней губе, когда он всё же сменил положение. Теперь шея старательно вылизывается мокрым и горячим языком, засосы будут светиться темным ожерельем уже к утру, но /Т.и/ ничего не скажет, только влюбленно проведет по ним пальцами и ощутит покалывание в коленях. Редкий момент, когда она что-то чувствует.       —Выеби меня уже, ну же! —девушка двигается к краю, обхватывая бедра парня.       Он специально не переходит к действиям, мучает, чтобы потом, когда в глазах девушки появится осознанность, она яркой вспышкой ощутила оргазм, все эмоции и чувства, скрытые и подавленные. Он давно научился этому трюку и каждый раз он безотказно срабатывал. Вцепившись в волосы /Т.и/ на затылке, Ринтаро оттянул их назад, возвышаясь над возлюбленной, отчаянно желающей поскорее добиться результата, он упивался её агрессивной требовательностью.       —Ты здесь и сейчас ничего не решаешь. Принимай то, что тебе дают.       Это могло звучать унизительно, грубо, почти настолько, что можно было послать парня нахер и никогда больше не подпускать к себе, но для /Т.и/ беспомощность и отсутствие ответственности было тем, чего ей остро не хватало, и Суна умело снял с девушки заботу обо всём, что сейчас происходит, она должна лишь покорно принимать ласки какими бы они не были.       Но она знала, что парень никогда ей не навредит.       В одном спортивном топе /Т.и/ не чувствовала прохлады кухни, только жгучие, почти болезненные прикосновения к бедрам, груди; она ощущала пальцы, сухие и грубые, стискивающие соски, оттягивающие их сильно и приятно, смазка стекала из лона прямо на мебель, и это было не важно. Сейчас существовали только /Т.и/ и Суна, давящий пальцами свободной руки на язык девушки, заставляя облизывать их, всасывать в себя и умолять этими действиями вставить ей. Это он и планировал.       —Разведи ноги, покажи, что тебе нужно. — хриплыми нотами сдирал с /Т.и/ кожу, и она молилась, чтобы Суна не молчал.       Женский громкий стон от приказа, от собственного повиновения и абсолютно бесцеремонного касания пальцев клитора, вырывает из груди и отскакивает от стен помещения, врезаясь в пах Суне, где ноющий член уже готов проникнуть во влажную сжимающуюся девушку.       —Мокрая, покорная. — Суна стягивает домашние штаны до коленей и давит на грудь девушки, откидывая её на стол. — Моя.       Он рычит это прямо в губы и одним плавным движением погружается внутрь, задерживаясь, давая привыкнуть, растянуться и прочувствовать каждый сантиметр возбужденной плоти. /Т.и/ кричит, выгибается и просит большего, извивается и призывно вытягивает язык. Пошло, как-то по-извращенному хорошо и необходимо. Суна даёт ей больше, даёт ей ещё. Отводит бедра назад и выскальзывает почти до конца, смотрит на растягивающиеся вокруг члена мышцы и стонет сам, он бы очень хотел вылизать девушку, мокро и сочно, испачкавшись в её смазке, но сейчас ей не нужна его нежность, резко возвращается и врезается бедрами в ягодицы /Т.и/.       Шлепки становятся громче, движения рваные, головка задевает чувствительные точки внутри, /Т.и/ отчаянно хватается за предплечья парня, оставляя на бледной коже вмятины ногтей, в глазах пустота и на дне видно безумие, Суне стоит вытащить его наружу, дать безумию, а не горчащему отчаянию власть над телом девушки. Ладонь опускается на горло девушки, и она шипит, плавится под его силой, стонет громче, срывая голос, в глазах застывают слезы, но парень знает, что ей приятно, что ей нужно ещё немного.       —Ты такая сексуальная, мягкая, вкусная. — он закидывает ноги девушки на свои плечи и покусывает икры, гораздо слабее, чем раньше. — Хочу, чтобы ты сказала мне, чего хочешь, чтобы попросила, как просишь всегда, давай, кричи!       В клитор ударяет возбуждение, и тело натягивается как струна, оргазм так близко, так мучительно близко и далеко одновременно, что /Т.и/ выныривает из омута пустующего разочарования и теперь на самом деле чувствует всё, что происходит. В радужке сияет осознанность и животное возбуждение.       —Кончить! Дай мне кончить, пожалуйста, Рин, позволь мне! —голос грозится не восстанавливаться еще пару дней, она кричала с удовольствием.       Ринтаро удовлетворенно сжимает женскую ягодицу прежде, чем ударить по ней горячей ладонью.       —Кончай на мне, сожми меня, покажи, как тебе хорошо. — девушка прикрывает глаза и выгибается, но Суне это не нравится. — Смотри на меня!       Он хочет видеть удовольствие и яркие эмоции в цветной радужке, хочет видеть результат своей работы и то, как отчаяние сменилось наслаждением. /Т.и/ слушается и послушно кончает на его члене, сжимая его внутри так сильно, что Суна рычит, отпускает ноги девушки и падает на неё сверху, несдержанно быстро раздвигая пульсирующее нутро. Ему хватает пары секунд, чтобы выйти из девушки и кончить на мягкий влажный живот. Тяжелое дыхание оглушает его вместе с оргазмом.       —Блять, как ты так делаешь? — /Т.и/ дышит сбито и устало, но на губах мягкая полуулыбка. — Как ты вытрахиваешь из меня всю дурь?       Суна смеется в изгиб женской шеи и совершенно не спешит отстраняться.       —Мы слишком давно вместе, хороший секс и забота о тебе — мои прямые обязанности.       /Т.и/ благодарно обнимает его за плечи, чувствуя приятную усталость в теле и яркие приятные отголоски оргазма, сейчас так спокойно и безопасно. В очередной раз посещает мысль, что нужно всё менять и переставать справляться со стрессом так, это нечестно по отношению к Суне, который мягким и пушистым котом хочет ластиться к девушке и видеть её улыбку, а не задушенные мольбы о помощи. Ей стыдно, горько и вина уже готова загореться тусклым светом.       —Прекрати накручивать, я буквально слышу, как ты винишь себя. — Суна возвышается над девушкой, поднявшись на руках. — Я помогу тебе справиться со всем дерьмом в твоей жизни, ты не одна, и я люблю тебя вне зависимости от твоего состояния.       —И я тебя, Суна, до безумия.       Потому что она уже давно сошла с ума.