Ты с ним.

      Может в спорте или учебе Куними не отличался особенной целеустремленностью и упорством, часто позволяя себе халтурить, но если дело касалось подразниваний, то он, кажется, выпускал весь свой потенциал на волю. Ему нравилось медленно доводить кого-то почти до истерики, разумеется, он не злодействовал, в основном все дразнилки были безобидными, от души он отрывался только на /Т.и/, потому что здесь было много возможностей, да и отношения у них другие.       Парень обожал смотреть, как раскрасневшаяся то ли от смущения, то ли от неподдельной злости девушка сжимает челюсть, лишь бы удержаться от грязных слов в сторону Куними. Такая очаровательно беспомощная, отчаянно желающая чего-то, но настолько в душе «невинная», что просто не может попросить прямо сразу. Правда каждый раз, когда подразнивания и игры доходя до апогея, вся эта напускная невинность растворяется в дымке чистого возбуждения и желания.       Как же было приятно доводить её.       Легкое касание бедра на перемене и поцелуй в висок, чисто и любяще— разогревающе.       Поймать за руку в коридоре и шепнуть что-то на ушко—провокационно.       Куними свободно подходит к /Т.и/ в школе, утягивая её ближе к тем местам, где их не будут видеть окружающие, будто собирается поцеловать её, но на деле никогда не целует. Он проводит рукой по талии, поднимаясь вверх к застежке нижнего белья, оттягивает дразняще и со шлепком возвращает на кожу, улыбаясь пленительно и хитро. Как и всегда. Противостоять не получается       —С утра думаю о том, как здорово бы было порвать твое белье. —горячее дыхание на шее заставляет тело покрыться мурашками, а живот напрячься от волны возбуждения.       Когда Акира отстраняется, то смотрит с таким огнем в глазах, что к мурашкам присоединяется дрожь в коленях. Если бы они были сейчас не в школьном коридоре, то /Т.и/ бы бросилась терзать губы парня. Но пламя в темной радужке по щелчку сменяется ласковым шлейфом и волейболист быстро чмокает в лоб, уходя из злополучного коридора, без стеснения оставляя /Т.и/ со вспышкой возбуждения наедине.       На этом ничего никогда не заканчивается.       Последующие уроки сопровождаются не мыслями об ученых, формулах или терминах, в голове прочно поселился образ юноши, зубами стягивающего белье, отбрасывающего его в сторону, и жадно впивающегося пальцами в бедра и чувствительную кожу на талии. Во рту пересохло и /Т.и/ уже понимала, что сегодня снова начинает его игра, в которую она заведомо проиграла.       На последней перемене Куними обнимает её сзади, пока говорит с одноклассниками, вот то небольшое проявление публичных чувств—нежное невинное объятье. И оно было бы таким на самом деле, но Куними бы не был собой, если бы не решил начать доводить девушку прямо посреди разговора с парнями, прижимаясь пахом чуть выше её ягодиц.       /Т.и/ счастлива что является простым слушателем, а юноши не особо наблюдательны, потому что если бы ее спросили о резко покрасневших щеках и сбитом дыхание, то с вероятностью в девяносто шесть процентов она бы просто промолчала и отмахнулась, не в силах связать слова в предложения. Куними не прекращает параллельно гладить выступающие тазовые косточки пальцами, осторожно и мягко, совсем не так горячо, как прижимается со спины.       Он знает как влияет на девушку, как по капле наполняется её чаща терпения, и что поход до дома будет самым забавным мероприятием: топающая впереди него /Т.и/, злобно тянущая его за руку и шквал ругательств, которые он, определенно, заслужил.       —Красавица, ты какая-то горячая.—забывшаяся в собственных чувствах /Т.и/ пропускает секунду, за которую ладонь Куними накрывает её лоб.       Внутри хочется кричать от раздражения. Знает же засранец из-за чего она «горячая».       —Парни, мы пожалуй по домам, если заболеет, то мне потом ей все материалы носить.       Парни прощаются и растерянность и обеспокоенность во взгляде Куними сгорает в пламени, которое источает тело девушки. Она так злобно и возбужденно смотрит на него, что расцеловать эти очаровательные щеки хочется прямо здесь и сейчас, но он приличный ровно настолько, чтобы не палиться и не зажиматься в инвентарных комнатах.       А вот в /Т.и/ приличия меньше, чем казалось.       Пусть она и стеснительная и где-то даже неловкая, но если правильно задать температуру, то становится обжигающими языками пламени.       —За мной.—намотанный на кулак галстук выглядит как поводок.       Куними восхищенно следует к выходу из школы и искренне удивленно вздыхает горячий воздух, когда оказывается затолкнутым в несчастную инвентарную, так и не дойдя до дверей главного входа.       Взгляд у девушки абсолютно чисто выражает страстное бурлящее желание, только маленькая красная искорка злости тлеет в глубине её расширенных зрачков. В комнате темно, но щеки горят, как и бледная кожа Куними покрылась румянцем. Неожиданный порыв застал его врасплох, но он не планирует жаловаться и отступать от своей схемы.       —Не хочу тесниться в этой кладовке, дома куда удобнее. —парень мягко проводит по шее девушки пальцами, чувствуя пленяющий жар её тела.       —Куними, —/Т.и/ выдыхает сквозь сжатые зубы,—замолчи, ты изводишь меня с самого утра, я сосредоточится не могла, представляла в красках все твои слова.       О, он знает это, потому что именно это и является его целью, удовольствие бежит по затылку до плеч, вызывая мурашки.       —А теперь позволь мне, я не буду ждать до дома.       В кровь попало столько адреналина, что кажется он превзошел лимит и разрядился в воздухе вокруг, оседая плотным туманом возбуждения. /Т.и/ проверяет дверь. Закрыта. Куними обожал, когда у неё срывало крышу, потому что в такие моменты он был вне себя от радости и результатов своих провокаций.       Женская ладонь скользит к паху, сжимает, дразняще-приятно, Куними рассчитывает на то, что обычная дрочка в необычном месте не обернется им выговором, потому что держать голос, когда пальцы девушки расстегивают ширинку и пропадают под тканью нижнего белья, невероятно сложно. Несмотря на жар в помещении, руки у девушки холодные, выдают её отрезвляющий страх.       —Один звук и я оставлю тебя тут одного.       У /Т.и/ суровый тон и сбитое дыхание. Куними бы усмехнулся, если бы мог сейчас это сделать, вид девушки, опустившейся на колени перед ним выбил абсолютно весь воздух из груди. Волейболист в панике и возбуждении. Минет девушка делала отменный и вряд ли он сможет молчать, чувствуя всё то, что она будет вытворять с ним.       Язык касается головки, упругой, мягкой, /Т.и/ страшно попасться, но факт риска только подогревает уже кипящее возбуждение. Она проводит рукой вниз и погружает член в рот, смачивая его слюной и пробуя смазку на вкус, приятная тяжесть внизу собственного живота управляет телом девушки, она берет глубже, двигает головой активнее, втягивает щеки, в ушах шумит и ей это нравится.       —Чёрт…—Куними шепчет, а потом затыкает себе рот ладонью, чувствуя пальцы девушки на мошонке.       Она дразнит его, замедляется, выводя кривые узоры на чувствительной головке, дует на неё, а затем сжимает в губах, снова начиная двигаться, почти врывая из парня задушенный стон, но он молчит, слишком хорошо затыкает себе рот закушенной ладонью.       Чувствуя как жар поднимается из паха, кажется, до груди, Куними хочет отстраниться, но /Т.и/ впивается пальцами в его бедра, прижимая к себе, загоняя член в глотку так глубоко, что если бы Куними держал её за шею, то наверно почувствовал бы его давление ещё и снаружи, но сейчас он ощущает как стенки горла сжимают его внутри. Он мучительно сильно кусает руку, стараясь не застонать, когда, завязавшийся внизу, узел наконец-то разрывается ослепляющей вспышкой оргазма.       Парень ощущает сокращение горла, когда девушка проглатывает вязкую жидкость и выпускает его изо рта. Вид у неё сумасшедший, но уже не такой, как был несколько минут назад, сейчас по ней видно, что она сможет потерпеть до дома. Вытирая слюну с уголков рта,/Т.и/ поднимается с коленей на дрожащие ноги.       —Я.—Акира притягивает девушку к себе, целуя глубоко и сочно, выдавая все сдержанные порывы.— Блять, слов нет.       —Если нет слов, то пошли домой, займешься делом.       /Т.и/ выдыхает ему в губы, горячий воздух и уже бредит мыслью как он все же порвет на ней это несчастное белье дома.