Ты с ним.

Оставалось только сидеть в углу кровати, прислонившись спиной к прохладной стене. Из открытого окна тянуло холодной ночной улицей. Как же хотелось плакать, свернувшись калачиком в постели уткнуться носом в любимую игрушку, с которой так и не получается расстаться, и плакать, плакать, плакать. И хотелось бы забыть те слова, которые заезженной пластинкой повторялись в голове и заставляли чувствовать себя неправильной, неуместной. Томоко не знала какой ей быть, чтобы обрести покой. Слишком громкая, слишком резкая, со странными увлечениями и перепадами настроения от незначительных мелочей, чувствующая и глупо шутящая, она оказалась неугодной тому, к кому по собственной воле переехала жить год назад. Он не любил её, когда она была рядом, но как же он обожал её, когда она уезжала. Когда становилась такой далекой и текстовой, ни звонков, ни аудиосообщений, только текст и «достаточный» один эмодзи. И она уезжала с радостью, но никогда не уходила надолго. Или Томоко боялась остаться одна из-за бессознательной убежденности, что она действительно «не такая», или потому что верила парню, что всё изменится и он понимает её. А в Токио её ждал Суна и в Токио она уезжала как можно чаще, заставляя совесть замолчать. —Ты правда думаешь попробовать себя в писательстве? Суна непривычно заинтересованно смотрел на лицо Томоко, светящееся от счастья снова увидеться с другом, и от затихающего внутри чувства, что она может быть интересна. И Томоко рассказывает сюжет, описывает персонажей и их черты характера, говорит, что мечтает нарисовать их, как только научится изображать что-то кроме яблока. Ринтаро слушает. Слушает и не перебивает. —Прости, я так много и быстро говорю, останавливай меня, если что! Мы в конце концов так давно не виделись, а я не могу заткнуться. Томоко неловко смеется, прикрывая рот руками и снова ловя горячий стыд. —Говори, пожалуйста, мне нравится тебя слушать. Боль сосредотачивается в кончиках пальцев и в уголках глаз, вырываясь наружу слезами и дрожью. Томоко теряется от этого чистого взгляда, от рук, подхвативших её пальцы, и от вздоха Ринтаро, судорожно застывшим на его губах. В сердце ноет от мысли, что что-то она точно делает неправильно, раз сейчас, прислонившись головой к плечу Суны, плачет от того, что в ней могут быть заинтересованы. —К сожалению, я понимаю почему ты плачешь.—волейболист осторожно касается макушки губами.—С тобой всё в порядке, не нужно подавлять себя, если кто-то считает тебя неправильной. Ты самая лучшая, если ты счастлива. Наверно и правда пора выбирать себя.