Через три дня состояние Ульяны улучшилось, и к ней наконец пустили ее дядю. Подойдя к двери ее палаты, Шапошников постучал и после слабого «войдите» неторопливо зашел. Палата была чистой и светлой. В окно светили лучи весеннего солнца. Из трех коек занята была только одна — Ульянина. На тумбочке возле постели стояла изящная вазочка с букетом тюльпанов, рядом лежала записка с пожеланием поскорее выздороветь. Рядом суетилась молоденькая санитарка, раскладывавшая на две другие койки чистое постельное белье. Похоже, сегодня у Ульяны появятся соседи.
Сама же Ульяна лежала на койке и смотрела в сторону окна. Кажется, она похудела за все время, что находится тут. Возможно, Шапошникову только так показалось — племянница была в довольно широкой белой больничной пижаме, из-за которой, видимо, и казалась худее, чем была. Русые волосы длиной ниже плеч были растрепаны, тонкая кожа вокруг синих глаз, при больничном освещении казавшихся серо-голубыми, была покрасневшей и слегка опухшей, собственно как и нос. Шапошников понял, что Ульяна еще совсем недавно плакала, но не стал спрашивать, почему. Он догадывался, что после всего пережитого за последние две недели его племянница имеет достаточно причин для слез. И об этих причинах она ему, конечно же, не скажет.
— Ульянка, привет. — Павел накинул халат под строгим взглядом заглянувшей в палату медсестры. Когда санитарка вышла, и они вместе с медсестрой ушли, Шапошников спросил:
— Как самочувствие?
— Держусь, — меланхолично отозвалась Ульяна, сев на краю кровати. — Пока что.
— Я понимаю, что мой вопрос был не очень корректен сейчас, — серьезно заговорил Шапошников, — но я просто…
— … не знаешь, как начать разговор? — догадалась Ульяна, придвинувшись ближе. — Понимаю. Я до сих пор не могу поверить, что в этих убийствах виноват мой отец. Он всегда был в моем представлении хорошим отцом. Ну, до поры до времени. — Она помрачнела и замолчала. Шапошников кивнул, мол, продолжай, но Ульяна снова заговорила лишь спустя несколько минут:
— Конечно, он ревновал к тебе из-за того, что мы много времени проводили вместе, занимались чем-то. Мы как-то всегда были близки, иногда, наверное, слишком близки для дяди и племянницы. Но мы же не виноваты в том, что у нас схожие интересы? Разве это ты виноват в том, что хотел проводить со мной время? А я, я разве виновата, что мой отец держался достаточно отстраненно от меня?
— Конечно же это не наша с тобой вина, — подтвердил Шапошников, и Ульяна продолжила:
— Не знаю, в какой момент все началось — наверное, когда моя мама в итоге подала на развод, но последние несколько лет отец не слишком часто и не слишком охотно со мной общается. Приветствует еще дружелюбно, но дальше у нас общение не клеится. Хотя с Аней он всегда находит о чем поговорить. И говорит он с ней более добродушно, чем со мной. — Шапошников заметил, что племянница загрустила. — Неужели он на самом деле никогда меня не любил?
— Ульян, думаю, твой папа как раз наоборот очень сильно тебя любит, — попытался спасти светлый образ своего брата Шапошников. — Просто любовь его… Гм… Своеобразная.
Ульяна с сарказмом поинтересовалась:
— Пойти на преступление, чтобы я больше не мозолила ему глаза или хотя бы не смогла работать по желанной специальности, — это такое своеобразное проявление любви? Вау. Не знала.
— В любом случае он понимал, на что шел, — настаивал Шапошников. — И он ответит за все, что совершил, — за убийство Карины Лопатиной, за организацию двух других убийств, за похищение людей, за активное сопротивление полиции… Ему лет двадцать светит, не меньше.
— Ужас, — вырвалось у Ульяны. — В старости только выйдет…
— Ну так-то он еще не слишком старым будет, — возразил Шапошников, — но да, на двадцать лет он точно выпадет из жизни. Может, ему дадут чуть поменьше — первый раз же на скамье подсудимых. Может, выпустят по УДО. Не знаю. Нужно дождаться суда.
— Дядя, а можно не идти в суд? — вдруг спросила Ульяна. — Я… Я не уверена, что выдержу, если снова увижу своего отца.
— Твои показания точно будут нужны, — вздохнул Павел. Он понимал ее чувства, сам не хотел, чтобы Ульяна снова переживала тот кошмар, но суд нуждался в подтверждении ее слов. Шапошников положил руку ей на плечо и успокаивающе его сжал:
— Прости, тебе придется снова с ним встретиться.
— Ненавижу его, — прошипела Ульяна, ощутив, как глаза наполнились слезами, которые она, впрочем, не могла пролить. Справившись с очередным приступом эмоций, Шапошникова посмотрела на дядю и серьезно сказала:
— Никогда бы не подумала, что мой отец способен на такое. Ну, на это вот все.
— Ульян, я знаю, почему ты злишься, — спокойно ответил Павел. — И ты так-то имеешь на это полное право. Но я уверен, что спустя некоторое время ты его простишь. Он все-таки твой отец.
— Ни за что, — отрезала Ульяна, глядя не на рядом сидевшего дядю, а в окно. Шапошников кивнул — он не видел смысла спорить с племянницей, в которой сейчас бушевал целый ураган эмоций. Она все еще была на взводе, злилась, винила себя и потому не могла трезво рассуждать. «Она просто неопытная еще», — подумал Шапошников и погладил ее по спине. — «А лет через десять из нее может получиться отличный следователь. Вернее, мог бы…»
Это, пожалуй, самое сложное, через что придется пройти и ему, и ей. Хоть закон не запрещал брать на работу в полицию человека, у которого осужден родственник, почти всегда таким людям отказывали в трудоустройстве. Павел Шапошников не знал ни одного случая, когда молоденького курсанта принимали на работу в правоохранительные органы, если было известно, что у него в тюрьме находился кто-то из родителей или братьев-сестер. По мнению майора, это было очень несправедливо — дети не должны отвечать за родителей, особенно если в целом семья не криминальная. Однако один Шапошников ничего не мог поделать с системой, но тем не менее он хотел поговорить об этом с Ульяной, дать ей надежду и силы на борьбу. Ему-то, скорее всего, ничего не будет, а вот ей столь неприятный факт из ее семейной истории наверняка осложнит трудоустройство.
Сама Ульяна молчала. Ее обуревали разные чувства: злость, ненависть, облегчение, сожаление. За последние два дня у нее нередко были моменты, когда волна всех этих эмоций накатывала на нее, не позволяя дышать, и Ульяна едва ли не задыхалась при мыслях о том, что будет дальше. Ужасно не хотелось думать об этом, потому что казалось, что будущего нет. Отец — в тюрьме, младшая сестренка Аня будет расти без отца, мать наверняка будет умолять дядю Пашу скостить срок, дядя вряд ли на это пойдет, и это может стать поводом для очередного семейного конфликта.
Хоть Шапошникова и понимала, что от всего этого не убежишь, ей не хотелось пока строить какие-то планы, особенно далекоидущие. Лишь успокоительные помогали ей не заработать нервный срыв из-за многочисленных переживаний. С дядей Ульяна не хотела обсуждать тему будущей работы, но в то же время Шапошникова понимала: он — единственный, с кем об этом можно поговорить и не получить торжествующее «я же тебе говорил, что эта профессия не женская! Точно не судьба, значит!». Дядя Паша никогда ее не осуждал, всегда старался понять и направить. Поэтому лучше все-таки обсудить этот вопрос с ним. Вдруг удастся получить какой-то дельный совет.
Ощутив, что молчание затянулось, Ульяна спросила:
— Дядя Паша, что теперь со мной будет? Я наверняка не смогу работать в полиции. С этими вот… отягчающими обстоятельствами, так сказать. Получается, я зря потратила почти три года…
— Так, Ульян, — строго заговорил Шапошников, — ничего не было зря. Ты большая умница, что сама пересдала экзамены и поступила туда, куда хотела ты, а не туда, куда хотели твои родители. Это уже говорит о том, что ты — сильная и уверенная в себе личность. Слышишь меня?
— Угу, — без энтузиазма откликнулась Ульяна.
— За это время ты точно получила какие-то знания. И они тебе определенно пригодятся. Так что давай, успокаивайся, — сказал Павел, видя тщетные попытки Ульяны скрыть опять наполнившиеся слезами глаза. — Тем более скоро Кузьмин придет, неужели хочешь, чтоб он тебя в таком виде застал?
— Что? — удивилась Ульяна. — Откуда ты знаешь, что Кузьмин придет?
Шапошников улыбнулся:
— Ульянка, я ж просил не держать меня за дурака. Судя по тому, что в тот вечер, когда вас с Димкой привезли, Кузьмин примчался сюда за десять минут и хотел узнать, как ты, между вами точно что-то большее, чем просто дружба или товарищеские отношения. Ты, конечно же, можешь не рассказывать мне подробностей — ты же уже взрослая, не должна ни перед кем отчитываться, — с деланым безразличием добавил он, а Ульяна возмутилась:
— Опять ты меня пародируешь?
— Опять, — подтвердил Павел, а в его глазах зажглись веселые огоньки, свидетельствовавшие о его намерении снова подразнить племянницу. — Потому что, Ульяша, как бы ты ни сопротивлялась — ты все-таки с удовольствием принимаешь мою заботу. И ты вовсе не против, если я тебе помогаю или тебя защищаю. Я прав?
Ульяна посмотрела с минуту на своего догадливого дядю и иронично улыбнулась:
— Сразу видно — следователь.
— Тут и дедукции не нужно, — усмехнулся Шапошников. — Главное — не допускай, чтобы Кузьмин мешал тебе учиться и работать. А то знаю я вас, молодежь…
— Да не волнуйся, дядь Паш, — уже по-доброму и искренне улыбнулась Ульяна. — Володя мне только помогает. Мотивирует меня учиться.
— Что ж, прекрасно. — Павел поднялся, собираясь уже уходить, и вдруг сжал плечи Ульяны. — Выздоравливай. И не сдавайся. Так-то попытаться точно стоит.
Шапошникова надулась:
— Иногда мне кажется, что моя жизнь — сплошная борьба. Все время только и делаю, что борюсь. А жить, жить-то когда?
— Ну, а как ты хотела, — развел руками Павел. — Взрослая жизнь — сложная штука.
— Да уж. Теперь я вовсе не против того, чтобы ты меня оберегал от проблем и опекал, как раньше. — Ульяна вдруг встала и обняла его. — Спасибо, дядь Паш. Прости меня, пожалуйста, за все грубости и колкости, которые я тебе наговорила. Я только тогда, на стройке, поняла, почему ты так заботился обо мне и иногда не давал лишнего шагу ступить. Спасибо.
Не ожидавший такого порыва чувств со стороны племянницы, стремившейся во всем — в том числе и в умении «держать лицо» — походить на него, Шапошников обнял Ульяну в ответ и погладил по спине. Хоть он этого и не показывал почти, он все-таки любил ее. Всегда любил. И будет заботиться о ней даже когда она будет уже в его возрасте. Даже несмотря на нередкие Ульянины шуточки по поводу его похождений налево, которые, правда, его племянница шутит только наедине с ним.
— Ульянка, я все понимаю, — негромко сказал Павел и прижал ее еще крепче к себе. — Я так-то и сам, наверное, палку иногда перегибаю. Но, поверь, это от большой любви.
— Охотно верю, — засмеялась Ульяна, похлопав дядю по спине.
***
— Ульян, привет, — радостно произнес Кузьмин, зайдя к ней в палату. Ульяна отложила книгу, которую ей еще утром принесла мама, и, широко улыбнувшись, поприветствовала его. Кузя сел на стул рядом с ее койкой и поинтересовался самочувствием.
— Да вроде неплохо, — пожала плечами Ульяна. — Спасибо.
Взгляд Кузьмина, быстро изучавший обстановку в палате, наткнулся на вазочку с тюльпанами. Кузя кивнул на цветы и засмеялся:
— Что, Святослав все-таки нашел способ к тебе прорваться?
Ульяна округлила глаза:
— Типун тебе на язык! — и уже потеплевшим тоном добавила:
— Это от однокурсников. Скучают по мне, спрашивают, когда вернусь.
— Круто. — Кузьмин потер глаза и подавил зевок, затем кинул взгляд на обложку. — Что читаешь? «Нейромант»*? Не знал, что тебе такое нравится. Тяжелая для восприятия книжка.
— Так-то да. — Ульяна немного помолчала, вдруг выпалила:
— А я наконец вспомнила, кого ты мне так напоминаешь.
— Да? И кого же? — удивился Кузя.
— Нео из фильма «Матрица», — улыбнулась Шапошникова. Кузьмин удивился еще больше:
— Надо же! Я люблю этот фильм. — Он замолчал, затем покраснел и выпалил:
— И тебя люблю.
Ульяна раскрыла рот от удивления. Она, конечно, подозревала, что Кузьмин испытывает к ней далеко не дружеские чувства, но не знала, что настолько. Оправившись от изумления, Шапошникова склонила голову вбок и ответила:
— Я смотрела этот фильм. Ничего такой, но не совсем в моем вкусе, — затем закончила:
— Зато ты — очень даже, — после чего Ульяна улыбнулась и приобняла его за талию. Теперь настал черед Кузьмина удивляться. Племянница его начальника настолько хорошо маскировала свои чувства, что Кузя даже не подозревал, что может ей нравиться как бойфренд. Новоиспеченная парочка с минуту смотрела друг на друга, хлопала в недоумении глазами, затем Кузьмин и Шапошникова рассмеялись.
— Я не догадывался, что я тебе нравлюсь, — признался Кузя. А Ульяна кивнула.
— Отлично. Ведь я все для этого делала.
Они вновь посмотрели друг на друга, затем синхронно потянулись друг к другу и столкнулись лбами.
— Ой!
— Извини, Уль, я не хотел.
— Да это ты меня извини, я слишком быстро приблизилась.
— Да ладно тебе, — прошептал Кузьмин и наконец поцеловал Ульяну. Та обхватила его шею руками и крепко прижалась к нему. Ульяне было очень хорошо с ним, хотелось, чтобы эти мгновения никогда не заканчивались. В конце концов парочка все же оторвалась друг от друга. Ульяна и Кузя смотрели друг на друга круглыми глазами — до сих пор не могли поверить, что их чувства взаимны, затем снова рассмеялись и обняли друг друга. Он поцеловал Ульяну в затылок и прижал к себе как можно крепче. А та сама льнула к нему, чувствуя в нем силу и опору, которую так долго неосознанно искала.
Вдруг Кузьмин опять зевнул, и Ульяна с беспокойством спросила:
— Ты спать хочешь?
— Нет-нет. — Кузя выдавил из себя улыбку, но Шапошникова, которой наконец удалось рассмотреть синевато-серые полукружия под его глазами, сонный взгляд и сероватый цвет лица, с ужасом задала следующий вопрос:
— Володя, ты что, не спал несколько дней?
— Ульян, я просто устал, — заверил ее Кузьмин. — И не выспался. Не волнуйся. Все хорошо. — Он снова поцеловал Ульяну и поинтересовался:
— К Диме пускают уже?
— Пока нет, — пожала плечами Шапошникова, затем хитро улыбнулась. — Но мы можем договориться с медсестрами.
Пока они шли к Диминой палате и пока Ульяна вела переговоры и слезно умоляла пропустить их к Красавченко, Кузьмин рассматривал ее. Глаза Ульяны все еще были покрасневшими, но в то же время, будто звезды, сверкали ярким голубым сиянием на ее бледном лице. А тонкие руки активно жестикулировали в попытках убедить медсестер в том, что Кузьмину и Шапошниковой очень нужно пройти к Диме в палату. Кузя зачарованно наблюдал за своей уже девушкой. В его глазах Ульяна была очаровательна, даже несмотря на сходство в поведении с майором Шапошниковым. Кузьмин был готов вечно наблюдать за ее активной мимикой, лучезарной улыбкой, сияющими яркими синими глазами и тонкими пальцами, мельтешившими сейчас перед глазами у медсестер, с чьих лиц, казалось, никогда не сходила усталость.
Наконец медсестры сдались и дали добро на визит.
— Только недолго, — предупредили они. Кузьмин и Шапошникова пообещали, что не будут слишком уж беспокоить Диму, и как можно тише вошли в палату. Красавченко лежал с закрытыми глазами и ровно дышал. Кузьмин осторожно, чтобы не нарушить сон друга, подвинул к койке стул и сел на него. Ульяна взяла второй и сделала то же самое. Вместе они рассматривали спящего Красавченко, и каждый мысленно пытался предположить, как скоро проснется их раненый товарищ. Дима долго был без сознания — потерял много крови и сильно ослаб. Но даже в бессознательном состоянии он был красив: его золотистые волосы — те, что были видны из-под повязки на голове — были немного спутаны (видимо, он ворочался), щеки были бледными, а губы — слегка приоткрытыми. Дима казался таким беззащитным, что у посетителей в лице Кузьмина и Шапошниковой невольно сжались сердца.
Ульяна заметила, что Кузя сжал Димину ладонь и теперь с надеждой смотрел в лицо Красавченко.
— Он очень смелый, — прошептала девушка, и Кузьмин кивнул. Вдруг веки Димы задрожали. Он открыл глаза, но солнечный свет из окна был слишком ярким, из-за чего Красавченко пришлось зажмуриться и медленно-медленно пытаться снова открыть глаза, продолжая часто моргать. Увидевшие это визитеры обрадовались. Дима тоже был счастлив видеть своих товарищей рядом.
— Кузя, — прошептал Красавченко, крепче сжав руку приятеля, — Ульяна… Вы здесь… Я так рад, что с вами все в порядке. В основном тебя касается. — Дима посмотрел на Ульяну. — Я старался не отключаться, потому что боялся, что он тебя покалечит, но у меня не вышло. Ты не ранена?
— Только если морально, — пошутила Шапошникова, но по ее дрогнувшему голосу Дима понял, что это больная для нее тема. Красавченко мягко улыбнулся и второй рукой сжал ладонь девушки.
— Я рад, что тебе повезло больше, чем мне.
— Спасибо тебе, Дима, — сказала Ульяна, ласково погладив его по плечу. — Спасибо, что пытался защитить меня. Ты отличный товарищ, верный друг и… Просто хороший человек.
Дима с улыбкой кивнул и повернулся к Кузьмину.
— Кузь, — Красавченко лучезарно улыбнулся и ему, — ты опять несколько суток не спал, что ли? Сколько раз я тебе говорил — нельзя так издеваться над организмом. А ты снова меня не послушал. И не спорь: вижу, что спать хочешь.
— Нет, не хочу, — помотал головой донельзя сонный Кузьмин. Вдруг его глаза закатились, и парень упал в обморок.
— Кузя! — одновременно закричали Дима с Ульяной, и Красавченко вдавил кнопку вызова медсестры.
***
— Володя, ну как так? — удивилась Ульяна, когда уже сидела рядом с приведенным в чувство Кузьминым и гладила того по голове. — Ну как можно было наплевать на сон и на еду? Ты чего?
— Я за вас волновался, — признался Кузьмин. — Не мог ни есть, ни спать.
Ульяне такое объяснение показалось очень милым, и она, умиленно взглянув на приятеля, продолжила одной рукой гладить его волосы, а другой — его ладонь. Кузьмин то и дело прикрывал глаза. Все тело пронизывала слабость, и Кузя даже пошевелиться боялся — вдруг упадет. Красавченко сжал его ладонь и с торжеством проговорил:
— Вот что бывает, когда ты меня не слушаешь.
— Дим, ну не начинай, а, — поморщился Кузьмин.
— Буду начинать, пока ты не поймешь наконец, что здоровье нужно беречь с молодости, — назидательно произнес Дима. — Тебе же не вечно двадцать пять будет. Ты как, в норме?
— Вроде бы. — Кузьмин крепко обнял Красавченко и похлопал его по спине. — Спасибо, Дим. Обещаю, я когда домой приеду — обязательно поем. И посплю.
— Володь, может, на такси поедешь? — обеспокоенно предложила Ульяна, но Кузьмин замотал головой:
— Я лучше пешком. Воздухом подышу. — Улыбнувшись, он пожал Диме руку, чмокнул Ульяну в щеку, попрощался с друзьями и неторопливо, чтобы снова не стало плохо, ушел. Когда шаги Кузьмина стихли, Дима негромко спросил:
— Вы вместе?
Ульяна смутилась — она видела симпатию Дмитрия по отношению к ней, и ей тяжело было думать о том, что однажды предстоит этот разговор, — но все же честно ответила, что да.
— Поздравляю, — искренне улыбнулся Красавченко. — Вы отличная пара.
— Дим… — заговорила было Ульяна, но тот, поняв, о чем она хочет сказать, успокоил:
— Все нормально. Я понимаю, что между нами вряд ли что-то могло быть, но тем не менее до последнего надеялся. — Дима посмотрел на Ульяну, а та перевела взгляд на окно. — Ульян, не переживай. Я уважаю твое решение и твой выбор. Если ты счастлива с Кузей — это очень хорошо. Он отличный парень и очень любит тебя. Видела бы ты, с каким выражением лица он твои фото в соцсетях разглядывал, — в очередной раз не смог удержаться от улыбки Красавченко, и Ульяна улыбнулась в ответ. — Мне ты, конечно, тоже очень нравишься, но, может, мы сможем остаться друзьями? Как считаешь?
— Ты… Ты не против быть моим другом? — изумилась Ульяна.
— Конечно не против. Мне нравится с тобой общаться. Надеюсь, что и тебе со мной тоже.
— Очень.
Тут заглянула медсестра и напомнила о договоренности. Снова посмотрев в радостные голубые глаза Димы, Ульяна погладила его по груди.
— Боюсь, мне пора. Я так счастлива, что ты в порядке. — В ее глазах неожиданно заблестели слезы, но на этот раз это были слезы радости. — Выздоравливай.
— Ульян, ты чего? — с нежностью спросил Красавченко. — Не плачь. Все же хорошо. Мы живы, почти здоровы, — тут они оба засмеялись, — а все остальное переживем. Иди сюда.
Ульяна осторожно обняла его, чтобы не навредить.
— Ты прав. Я вечером к тебе зайду, можно?
— Конечно. — Дима радостно улыбался, но по его виду было заметно, что он все еще слаб. Ульяна погладила его плечо и покинула палату.
