Грядущее

Сакура не опоздала. Пришла как обычно раньше в своей раздражающей короткой одежде – с разрезами на стройных ногах. Лицо ее было спокойно так, как не бывало прежде. Он читал ее всегда – когда светлые брови то поднимались, то опускались, демонстрируя живую мимику, когда к лицу наспех приклеена фальшивая улыбка, перекрывающая внутреннюю боль, когда оно было обманчиво спокойно, но скрывало за собой тяжесть удушья. Она сидела под тем самым деревом, пока салатовые стеклянные листья сплетались в сетчатый купол над головой куноичи, защищая от косых жарких лучей. Кожа бледная, глаза уставшие, несколько искр плясали на длинных тонких запястьях – с фиолетовыми подтеками. Тобирама не выспался, он целыми днями занимался деревней ради стабильности и чёткости. Ночами он изучал старинные свитки, информацию о природе истинной первозданной чакры кланов Ооцуцуки – для души. Он уже давно работал над созданием особенной техники, но никак не выходило, для этого Тобирама капнул немного вглубь и узнал много всего интересного о клане, буквально происходившем от бога. Гневного, кровожадного, несправедливого, поддающегося человеческим искушениям, но бога. Казалось, он ходил вокруг да около, чего-то недоставало, чтобы на основе этой чакры изучить специфику задачи досконально. Сегодня был особенный день. Он с самого утра находился в лёгком меланхоличном состоянии, рассеянный, как и каждый год в это время. Даже уход Мадары казался ему теперь естественным стечением обстоятельств. Он хмурился. Перестал скрывать чакру – но Харуно так и не почувствовала – беспечная, не всегда такая, но на тренировках расслабленная, открытая, читаемая. Сейчас она вообще находилась глубоко в своих мыслях. — Я бы лучше отработал основы бдительности, а не кендзюцу, — Тобирама придавливает, требует, не умеет по-другому. Она не гнется, вспыхивает, краснеет, оборачивается, хмурится. Спор несерьезный, он рождается за секунду и потухает, как только разговор доходит до дела. — Вообще-то я не ожидала, что вы будете нападать на меня. — Зря. У Харуно новая, сияющая катана из дорого материала, с бордовой лентой на конце. Женское, изящное оружие, в хрупких, но сильных руках. — Часто кендзюцу сочетают с тайдзюцу или ниндзюцу, чтобы использовать более разрушительные техники, — начал он, вставая напротив девушки, высвободившей катану, — опытные ниндзя могут пропускать Чакру в свои мечи для увеличения длины и остроты лезвия или преобразовывать ее в стихии, — большие глаза цвета зеленой мяты загорелись неподдельным азартом, предвкушением, — но, тебе рано. Девушка нахмурилась, разозлилась. Он сузил глаза, Сакура в ответ сузила свои. Забавная. — Покажи свою стойку, — вышло как со страниц учебника, ни шага в сторону идеально, но бесполезно. Харуно была жесткой, с катаной обращалась, как с чем-то огнеопасным. Тобирама пихнул ее ногу, грубо поправил руку, — так лучше, не стой как мешок. Твоя рабочая рука — правая, и она должна находиться сразу под цуба. Указательный палец просто упирается в рукоятку, но не охватывает ее. Катану можно брать и одной, и двумя руками. При взмахе левой рукой делай тяговое движение, оно даст одновременно разрубающее и распиливающее действие. Меч – продолжение твоей руки, он должен подчиняться хозяину во всем, а не вызывать опасения. Болезненное воспоминание вспыхнуло в подсознании. Бледная девушка с волосами цвета весенней вишни, чавкающий звук клинка, вошедшего в чужое тело, и влажные руки, испачканные в чужой крови. Тогда Рэйден его не слушалась, но за секунду до, уверен, все слышали, как он кричал ей остановиться. Взгляд по собственной воле опустился ниже – к талии. С тех самых пор его невероятно волновала одна вещь. Будучи мастером клинка и ниндзюцу, он умел проводить чакру через лезвие и преобразовывать ее. В тот момента, когда Сакура из неоткуда бросилась в его руки на усладу мечу, он был заряжен убийственной первозданной энергией. Однако сенсор не почувствовал выпуска сил в воздух, это означало только то, что девушка благодаря своей технике буквально поглотила его чакру в себя. Тобирама моргнул, сгоняя напряженное наваждение. Высвободил свой клинок – дальше пошло легче. Они со свистом схлестнулись. — Плавнее. Будь это сражение, тебя бы уже убили. — Не забывай про открытую левую сторону, враг зайдет оттуда. — Руку согни, не дерево. — Блок, Харуно, это несложно. — Снова мертва. — Сакура, меньше силы – больше мыслительного процесса. — Опять мертва. — Теперь открытая правая! Убита. Он пинал ее, тыкал в бок тыльной стороной меча и пару раз кидал в кусты, что признаться честно, доставляло ему скрытое веселье. Под вечер девушка вся была в синяках, легко появляющихся на чувствительной коже, с зелеными листьями в спутавшихся волосах и очаровательно разъяренным уставшим лицом. Несмотря на скованность и неуверенность, Сакура не сдавалась, скрипя зубами снова вставала. Она быстро схватывала для человека, который никогда не фехтовал, уже под конец тренировки она смогла несколько раз обмануть его и чуть не обезоружить, это было не неожиданно. Тобирама знал, что Сакура смышлёная и талантливая. Куноичи была из тех людей, которые ставили высокие цели и вгрызались в них, достигая. Таких он уважал. Тобирама показал ей, как пропускать чакру через острие меча, преобразовывая ее и усиливая атаки. Для этого нужно было высвобождать энергию, почти также, как дзюцу, однако не в пространство, а пропуская через податливое лезвие металла – это было гораздо проще и оставалось лишь соединить умения. У куноичи был превосходный контроль чакры, превышающий его собственный, так что она довольно легко справилась с этой задачей, но ей все еще тяжело давались конкретные наступательные атаки. Сакура поднялась с земли, еле стояла на ногах, снова приготовилась схлестнуться с ним мечами. Она сжала двумя руками рукоять оружия, от него исходил легкий пар и пульсация чакры вокруг, пропускать энергию через катану было сложнее, чем обволакивать ее. Лицо куноичи выражало недовольство и разочарование. В голове было много вопросов по поводу ее прошлого, но сейчас звучал – кто же ее настолько недооценивал, если она была всегда недовольна собой? — Хватит, на сегодня достаточно, несмотря на то, что обучать тебя владению мечом – это как обучать кого-то с уровнем Зуко, — он сделал паузу, наслаждаясь раздражением в лице девушки, — это очень хорошо для первого занятия, быстро учишься. Удивленно моргнула, брови забавно открыто расслабились. Румянец покрыл щеки, но угрюмость не отступала. — Я все еще могу продолжать, — Сакура вскинула голову и побежала на него с оружием. Тобирама даже меч не использовал, зашел сбоку – перехватил тонкое запястье, выбил катану. Она замахнулась на него кулаком – совсем как-то разбито, почти не защищаясь, не похоже на себя обычную. Сенджу перехватил вторую руку, но сила в ней была как всегда колоссальная, оба повалились под деревом, больно ударяясь об твёрдые крупные корни. Золотые лучи солнца запутались в розовых волосах, тяжесть дыхания, концентрированно приторный запах вишни и ванили, высоко вздымающая девичья грудь под его собственной. Его внутренности сделали кульбит. Странная тяжесть поселилась внутри. Его руки упирались по обе стороны от ее головы. Очень близко. Тобирама почти себя не контролировал, что случилось крайне редко – это пугало и злило. Всегда его злила Сакура, а сейчас он злился на себя за чувства. — Это было лишним, — хрипло проговорил, сам пугаясь голоса. Девушка покраснела сильнее, но взгляда не отвела. Он почувствовал, как сильно забилось маленькое сердце – затрепыхалось, словно у птички загнанной в угол. Тяжесть внизу живота оповестила, что пора заканчивать эти игры. Тобирама тяжело вздохнул, все еще не веря себе, и слез с девушки, присаживаясь рядом и лениво опираясь о дерево. Взглянул украдкой на Сакуру, она выпрямилась, села рядом, темные ресницы опущены, костяшки сбиты, вид виновато-подавленный. — Прекрати себя наказывать, — слова вырвались сами собой. Она молчала несколько секунд, словно думала, стоит ли выворачивать перед морским дьяволом душу наизнанку, но он и так все видел. Знал. Смерть Изуны сильно ударила по ней, но сочувствовать в его положении было бы глупо и притворно. А теперь и Мадара ушел, а он знал, что Учиха приходил к ней вечером, по колебаниям чакры чувствовал, но был слишком занят встречей с дипломатами других деревень. Никому никогда не признается, но сорвался сразу после ее окончания и никого не нашел. Чуть не захлебнулся от собственной желчи. А потом застал брата в слезах и унынии, валявшегося абсолютно трезвым, словно мешок с мукой. — Есть за что, — уязвленно, тихо пробормотала Сакура. Откровенно. — Не бери на себя слишком много, чужие проблемы – не твои. Нельзя разорваться на всех и уж тем более вернуть того, кто ушел. Сакура слушала его, голову опустила совсем низко так, что волосы скрывали лицо, плечи болезненно расслабились. Ему стало почти физически больно смотреть. Такая сильная снаружи и надломанная внутри, одинокая. Тобирама всегда считал Изуну несносным, опасным, нестабильным, он сам давно жаждал его смерти и даже был близок к расправе, если бы не девушка. Несмотря на ее безумную искру и силу настоящего шиноби, не раз убивавшего в своей жизни, в этой женщине удивительным образом проявлялось милосердие. Однако смерть Учиха не принесла ему и доли того успокоения, на которое он рассчитывал, а состояние Харуно после произошедшего сильнее разбередило надоедливую рану под кожей. — Это бремя… я виновата и только я, в том, что Изуна…— полу всхлип, — простите. Ну вот, она извинялась за слезы. Неужели видела в нем такого монстра? — Сакура, живущие заслуживают столь же уважительного отношения к себе, какого сами удостаивают мертвых. — Тобирама-сама… На некоторое время она замолчала. — Мадара ушел, теперь он будет мстить деревне, — тихо, несчастно пробормотала куноичи, словно и это было ее виной. — Ты прекрасно знаешь, что никто и ничего не способно остановить тараканов в его голове, даже Хаширама. Она фыркнула, скрывая смех. — Хаширама-сама умеет оказывать огромное влияние на людей, он замечательный, искренний добрый и теплый, будто летний луч на закате, — она говорила это с трепетом и уважением. Тобирама был согласен с каждым словом. В отличие от брата он не сохранил невинную чистоту души, или не имел ее никогда. Тобирама был плохим человеком, — иногда мне кажется, что я не заслуживаю находиться рядом с такими как он…— словно прочитав его мысли, сказала куноичи, откидывая голову к дереву и ненароком касаясь его плеча. В чем-то они мыслили одинаково. — Он родился таким болваном, — разбавил Тобирама, и Харуно прыснула в ладонь. — Что будет теперь? — довольно размытый в трактовке вопрос, но он понял. — Мадара вернется, — задумчиво протянул он, чувствуя спокойствие, — нить уз между ним и братом слишком сильна. Его притянет магнитом, и тогда жди беды. — Вы правы. Тобирама вздохнул, поднялся, отряхивая доспехи от листьев и непривычного уюта. Имелось еще одно важное дело. Он чувствовал на своей спине сверлящий ядовито-зеленый взгляд. — Есть еще кое-что, пойдем. — Я? — Сакура глупо моргнула. Он нетерпеливо протянул ей руку, дождался, пока маленькая узкая ладонь окажется в ней и помог подняться. Такая хрупкая, чуть сильнее сжать – и треснет как стекло. Улицы Конохи радостные звонкие, люди на них разные – приветливые, хмурые, бедные, богатые. Но жизнь кипела, он видел все больше детей без шрамов и болезненно взрослых глаз, которыми обычно одаривала война. Они остановились у небольшой чайной, очень простой. Они оказались в той части деревни, где он и сам бывал редко, хотя она и находилась недалеко от квартала Сенджу. Оранжевые теплые лучи заката отбрасывали искры повсюду, описывали невысокое строение с массивной изогнутой, традиционной крышей. В воздухе витала пыль и ароматы сенча с лепестками сакуры. Куноичи недоверчиво оглядела вход, подняла брови, уперла руки в бока. Ткань, скрывающая внутренние помещения, отодвинулась. — Кое-кто очень хотел увидеть тебя, — произнес Тобирама. Из прохода в кафе вынырнули две детские фигурки. Девочка с волнистыми волосами и мальчик – оба зеленоглазые. Сакура удивлённо уставилась на них. — Истеричка, давно тебя не было! — проговорил смутившийся Зуко, глаза отвел, щеки покраснели. — С-Сакура-сан, — стеснительно, тихо пробормотала девчонка, пряча руки за спиной, — мы все хотели вас отблагодарить… спасибо, что вылечили нас и спасли моего брата… Харуно замерла, ее лицо было удивлённым, уязвимо-испуганным, чистым. — Это моя обязанность, ребята, не нужно благодарить, — неловко замахала руками она, смущаясь так глупо. — Фу, — сказал Зуко, — ты занудная даже в такие моменты… Тобирама приготовился, что Харуно оттает и пнет мальчика в целях профилактики, но видимо, предвидев нечто подобное, Иошши вдруг показала руки и протянула куноичи букет из длинных красивых колокольчиков. Полевые лиловые цветы были бережно обвязаны простой хлопковой розовой лентой и несли сладкий тонкий аромат. Куноичи моргнула, осторожно, словно дорогой хрусталь, приняла букет, явно растроганная слишком сильно. — С-спасибо вам. Он не знал, как это произошло. Но уже через десять минут они сидели внутри чайной, устланной соломенными циновками татами, этим местом заправляла Иноуэ Сенджу. Ели онигири, удон, кацудон. Хозяйка постаралась на славу. Посетителей было немного, им выделили небольшую комнатку с зелеными панельными обоями. Это место очень напоминало ему старые чайные из детства – прежде чем принести еду Иноуэ взбила церемониальный чай матча с помощью бамбукового венчика. Сакура смеялась и расспрашивала застенчивую, но явно восхищенную медиком Иошши о подробностях их жизни с тетей. Оказалось, дети помогали Иноуэ по хозяйству, она была к ним очень добра, всем все нравилось. Тобирама и так знал все это, он периодически присматривал за ними из тени, конечно, только исполнял свой долг перед Кэзу, не более. Зуко ел слишком много, периодически цепляясь к куноичи, хватая ее за руки и сыпля косноязычными колкостями - она явно ему нравилась. У мальчика был здоровый аппетит, и Тобирама подметил еще давно, что для нетренированного ребенка у него неплохой запас чакры. Они недолго поиграли в точу, которая вызывала восторг скорее у Сакуры и детей, а не у него – за столько лет он выучил почти все сорта чая, росшие в ближних краях и редко ошибался. Это было странное времяпрепровождения для него, обычно Тобирама разделял прием пищи с братом или со своей командой во время миссии, с мертвецами, когда занимался исследованиями… Но чаще всего сам с собой, один. Он знал, какое значение в кланах имеет совместный ужин или завтрак – это традиция, признак единства и близости. Почему-то мысли, что впервые за много лет он находится в таком несвойственном кругу именно с Харуно, тревожила, а тревожила потому что, что нравилась. У него были важные дела, и обычно Тобирама избегал больших компаний, особенно в эти дни он был крайне нелюдим, но сейчас, отчего-то вовсе был не против провести еще немного времени так, среди запахов чая и смеха. Трапеза закончилась тем, что оба маленьких Сенджу облепили Харуно и потащили к выходу – гулять. Тобирама спокойно шел рядом, пока они бродили по улицам, отчего-то его совсем не напрягала такая, странная на первый взгляд, компания. — Я, между прочим, активно тренируюсь, чтобы победить тебя, ведьма! — известил Зуко, выставляя кулак вперед. На его потрепанной юкате плясали всполохи заката. Сакура по-доброму усмехнулась, видимо вспоминая их спор. — Тебя кто-то тренирует? — поинтересовалась она. Зуко вдруг стеснительно отвёл глаза. — Нет… но, я и сам справлюсь! — огрызнулся. Он явно испытывал ее хлипкое терпение, продолжая: — Не думаю, что это так сложно. На вид ты хиленькая, — он рассуждал, не замечая, как побагровело лицо Харуно, — но больше меня настораживает самоконтроль. Как ты вообще стала шиноби будучи такой истеричкой? — Ах, ты маленький засранец, — Сакура вспыхнула, и Тобираме пришлось держать девушку, чтобы она не убила мальчика, — а ну иди сюда!!! — Бе-е-е-е, — чувствуя себя безнаказанным, маленький провокатор высунул язык, как раз в тот момент, когда Харуно несколько раз заехала Сенджу локтем по ребрам, но он стоически сжал зубы, не издав ни звука. Тобирама даже подумал, что если вдруг, его рука случайно соскочит, будет довольно справедливо. Но сдержал эти мысли. Потакать жажде Сакуры калечить других пока не входили в его планы. Перепалки между куноичи и Зуко были все же нелепыми. — Тебя всегда задевает мнение кого-то кому только исполнилось двенадцать? — равнодушно спросил он, чувствуя, что Сакура злиться еще сильнее. Сенджу повернулся к веселому кривляющемуся мальчишке. — Сакура – очень сильный шиноби, — спокойно пояснил он, отчего лицо Зуко вдруг выразило удивление и… легкое подобие вины. Но не менее впечатленной выглядела Харуно… Ее большие глаза расширились, вся краска ушла с лица. Как удивительно даже слабая похвала влияла на эту невероятную женщину. Несмотря на постоянные споры между горячной куноичи и темпераментным мальчишкой, прогулка была теплой и расслабляющей. Они отвели детей и в темноте направились в сторону квартала Сенджу, обсуждая последнюю тренировку и точности владения оружием. Темнота обступила худые плечи девушки, когда она вдруг остановилась напротив одного из зданий. — Я планировала сходить в онсэн сегодня, так что… Тобирама посмотрел на вывеску за ее спиной, изображающую кураге, тонкую полоску теплого света в окнах, контрастирующую с темно-синим покровом ночи. Почему-то отпускать Сакуру не хотелось, наверное, в его голове все еще роились подозрения по поводу нее. — Хорошо. — Спасибо. Сказали одновременно. Мужчина выгнул бровь в недоумении. Сакура вдруг залилась румянцем, неловко усмехнулась. — За тренировку и…— она с трепетом взглянула на букет в руках, — этот день. Так искренне, без язвительности и утаек куноичи с ним практически не разговаривала. Подавленность и внутренняя борьба явно читались в ее поведении, плохо скрытом. Что же происходит в этой маленькой розовой умной голове? Столько невысказанного так и не слетело с обветренных девичьих губ, но он прочитал все в живых глазах. Молча кивнул. Внутри отчего-то кольнуло. Это чувство в его груди… Странное и похоже на раздражение. Разворачиваясь на потяжелевших от чего-то ногах, он украдкой кинул на девушку взгляд, зная, что она не заметит. Понимание всей плачевности положения пронзило хуже чужого клинка. Уж лучше катана меж ребер, чем это. Боль на красивом лице была наказанием за его грехи.

***

Все вокруг, кроме шелестящего под голыми ступнями тростникового татами было сделано из свежей, приятной пахнущей древесины. В это время посетителей не было совсем, хозяйка удивлённо оглядела Харуно на входе, но ничего не сказала. Внутри деревянной постройки было душно, уютно. Сакура помылась, взяла предложенное полотенце, заглянула в зеркало. Тело в большом количестве свежих синяков, тонкая талия, явно проступившие тазовые кости, ребра. Казалось, еще немного и она растает в воздухе. Щеки раскраснелись, глаза лихорадочно горели салатовыми искрами. Розовые волосы распушились от влаги, концы липли к плечам, они заметно отросли. Сердце больно кольнуло. Ей нужно было расслабиться и отпустить все, что лежало тяжелым грузом на сердце. Тренировка помогла это сделать, рядом с Нидайме становилось спокойнее, и она впервые за долгое время почувствовала себя живой. Но встреча с Зуко и Иошши просто выбила почву из-под ног. Погрузившись в горячую расслабляющую воду, она позволила себе прикрыть глаза. В бане пахло древесиной, вокруг стоял белый пар плотной тягучей ватой обволакивающий пространство. Вода имела глубокий зеленый оттенок, она не была прозрачной. Сакура абсолютно одна в огромной купальне, отчего внутри разливалась волна облегчения. Хотелось собрать и выплеснуть скопившееся в теле и душе напряжение, печали и сомнения, ком чувств, давящий в горле. Вода горячими струями обволакивала, лечила, грела. Только темнота и бульканье подогрева воды расслабили, она уловила шевеление среди густого пара, девушка нахмурилась, напряглась. Воду разрезал звук погружения, она почувствовала, как кто-то что-то бормочет тонким голосом. Неизвестный человек опустился напротив нее и как только плен белой ваты выпустил, Сакура напряглась еще сильнее. Ухоженные блестящие каштановые волосы химе были забраны в небрежный пучок наверху, лисьи глаза с длинными ресницами глядели прямо на нее. Обнаженная Хэнэко, наполовину погруженная в воду заставила Харуно выгнуть брови. Довольно странная компания для пустующего онсэна. Где находились слуги и самураи, сопровождающие принцессу по обыкновению? Вдали от дома, она вряд ли могла так спокойно расхаживать в одиночку. Девушка напротив расплылась в хитрой улыбке, не предвещающей ничего хорошего. — Саку-ра, как приятно вас видеть, — сладко протянула она, наматывая выбившийся блестящий локон на палец. Игривость в тоне заставила Харуно напрячься. — Добрый вечер, — сдержанно пробормотала куноичи. Ее щеки приобрели еще более горячий оттенок, когда она проследила за тем, как влажная капля скатилась прямо в ложбинку между большой грудью девушки. — Неожиданная встреча, — по неприкрытой насмешке Сакура поняла, что встреча явно ожидаемая и вполне возможно намеренная. Ирьенин нахмурилась. Хэнэко надменно улыбнулась, пар стелился за белоснежной спиной, — удивлены меня все еще видеть здесь? — Что простите? — холодно отозвалась Сакура, стараясь не взорваться, она была удивлена, и еще как, ведь казалось очевидным, что Хаширама влюблен в Мито, и никакого брака Мацуде не видать. — Старший Сенджу очарован принцессой Узумаки, — она недобро усмехнулась, внимательно наблюдая за реакцией Сакуры — но младший пока свободен. Харуно не понравилась ярость, проснувшаяся в ней от ледяного тона наглой принцессы. Она вскинула на нее горящие глаза, закусила губу, умело сдерживая злобные слова. В какие игры играла эта Хэнэко, выводя Харуно из себя своим циничным обращением к Сенджу? Что ей было нужно? Вызвать в ней злость? За те дни, что они провели под одной крышей, Харуно сделала для себя интересные выводы. Хэнэко явно была не так глупа и заурядна, как хотела показаться. — Разве для вас так привлекателен брак с Сенджу? Как же возможность бывать в стране Молний? — она решила говорить начистоту, вспоминая разговор о том, как девушка любила бывать в том месте. Все ее лестные высказывания и мечтания. — Ждала, когда вы спросите, — она рассмеялась, зашептала высоким ядовитым голосом, сузив глаза, — шут и его брат-ворчун меня не волнуют. Очень проницательно с вашей стороны. Знаете, Сакура, а мы с вами не такие разные, как вы считаете, — она приблизилась к куноичи вплотную, — нам обеим нужно жертвовать чем-то, чтобы выжить. Разговор принимал очень странный и непонятный, опасный оборот. О чем принцесса говорила, какие обязательства заставляют ее вести двойную игру и следить за Харуно? — Зачем вы рассказываете мне это? — Харуно подавила в себе желание отстраниться, упорно глядя в глаза обнаженной девушке, давившей на нее. В нос ударил запах жасминового мыла, исходящий от Хэнэко. — Ты мне нравишься, — Хэнэко коснулась рукой шеи Сакуры, спустилась вниз, обвела ключицу, — будешь дальше совать свой носик в чужие дела, кто знает, что может случиться. А ты довольно красивая… худовата правда, но кому-то такие нравятся, — блеснула глазами принцесса, переходя на явную фамильярность. Харуно покраснела еще сильнее, ощущая, что сейчас перед ней был совсем другой человек, нежели в поместье, настоящая Хэнэко без тщательно сыгранных масок. Но зачем ей выстраивать другой образ перед всем двором? — Твое поведение… не связано с господином Дайме, — озвучила она свою догадку. Хэнэко резко отстранилась, снова вальяжно облокачиваясь о стенку. — Кто знает. Сакура нахмурилась, резко поднялась из воды, не скрывая своей наготы и развернулась, чтобы покинуть онсэн. Она планировала расслабиться и отвлечься, но не получилось, новые проблемы нашли ее даже здесь. — Удачи, Сакура. Быстро вытершись и натянув форму, Сакура собиралась покинуть место, но вдруг догадка остановила ее. Она блеснула глазами в сторону вещей, лежащих в другом конце узкой, пропахшей древесиной, раздевалки. Хэнэко не была шиноби, она не должна заметить такую маленькую шалость, ведь так? Оглядевшись, прислушавшись к внутренним ощущением, Сакура поняла, что химе еще в бане. Крадучись куноичи подошла к вещам - ничего примечательного, дорогое кимоно в стиле дочери феодала, атрибуты нижнего белья, заколка. Нащупав за подкладкой одежды внутренний вшитый карман, ее глаза блеснули и остановились на гребне для волос. Золотое украшение в форме лилии, смазанное ядом. Вот так безделушка для глупой принцессы. Рука аккуратно пролезла в потайное отверстие и вытянула небольшую бумажку. «Дорогая, Хэна-чан, Мы все очень скучаем, пиши новости почаще. Как поживают наши общие друзья? Что именно происходит в их и твоей жизни, ты же знаешь наше любопытство. Особенно скучает, конечно, Хакумо, мы о нем заботимся, но и ты не забывай о своем долге.

Твои любящие подруги Г. и К.».

Сакура еще раз посмотрела на бумагу, письмо казалось обычным на первый взгляд, но почему-то оно не читалось, как дружеское послание. Кем были люди, обращающиеся к дочери правителя в столь открытой форме? Очень близкие друзья или даже родственники. Двойная подпись тоже казалась не менее странной. Отправители не поделились своей жизнью, ограничиваясь сухими и скупыми словами – такой стиль письма мало присущ знати. Кто такой Хакумо? Последняя фраза больше походила на угрозу. Сакура быстро вернула записку на место и поспешила уйти, услышав плеск воды в соседнем помещении. Ступая по деревянной дорожке-мосту, расположенной на опорах в метре над булыжниками и тонким ручейком, петляющей и расходящейся, Сакура размышляла над тем, стоило ли ей сообщить кому-то о странной записке. Возможно, в этом действительно не было ничего подозрительного и она просто заразилась паранойей от Тобирамы. В любом случае, он был единственным, кому стоило сказать о странной находке. После утреннего разговора с младшим Сенджу, Сакура отчего-то стала чувствовать себя легче и даже смогла отодвинуть странное, скребущееся под коркой сознания чувство, возникшее после ухода Мадары. Тревога. Она остановилась на развилке, глядя на клены с желтеющими листьями и острые массивные крышами кланового поместья. Что-то странное, щелкающее, словно множество нитей потянуло совсем в другое сторону, прочь от квартала, в лес, к реке. Она знала, кого сможет найти там в это время. Серебристые искорки блистали среди ночного хрусталя водной глади, тоненькие вспышки салатовых светлячков отражались в синеве. Под ногами влажная трава шелестела, мягко прогибаясь, голубые тени отплясывали на лице и руках, пока цикады щебетали из кустов и вдали ухали совы. Она уже чувствовала влагу, насытившую воздух и запах реки, когда показались колосья блистательных тонких стебельков ив, сплетающийся в купол над ее головой и свисающими серебристо-салатовых сетчатыми гроздьями к прозрачной воде. Под их крышей, весь берег сиял. Сакура увидела мужскую спину, не доходя до реки, ровная осанка оставалась при нем, однако общая атмосфера рассеянности насыщала пространство. Она не пыталась прятать чакру, зная, что рано или поздно будет обнародована. Куноичи понимала, что ее давно заметили. Но Тобирама не двигался с места, стоя среди небольшой поляны до ив и оставаясь неподвижным. Ирьенин робко подошла ближе, заметила большой мемориальный камень, аккуратный и чистый, с выгравированными созвучными именами… «Каварама Сенджу». «Итама Сенджу». Сакура замерла в нескольких шагах, не решаясь вторгнуться в личное пространство этого человека еще больше. В один миг она начала чувствовать себя очень глупо и даже неуютно, ведь нужно было найти более подходящее время для встречи с ним, а не так бесцеремонно посягать на что-то настолько личное и сокровенное, тем более для такого закрытого человека, как он. В голове назрел вопрос. Почему мальчики захоронены отдельно от кладбища Сенджу? — Кавараме было семь, Итаме восемь, они не дожили до возведения фамильного особняка в том виде, в котором он сейчас, — словно прочитав ее мысли, разрезал спокойный, без эмоциональный голос тишину ночи. Сакура чуть вздрогнула, оставаясь неподвижной. Она понимала, что слова сожаления были бы лишними, поэтому лишь подошла чуть ближе и аккуратно, едва касаясь, положила ладонь на его большую спину. Она знала, что дети умирали в те времена очень рано, столь же быстро они оказывались на передовой без должной подготовки и возможной помощи. Это было дико и жестоко. Все больше Сакура начинала проникаться ненавистью к бывшему патриарху клана Сенджу, хоть он был и не единственным из множества благородных семейств, кто поступал так со своими отпрысками. Она уже знала, что Буцума отправил Тобираму на поле боя раньше остальных, чтобы избавиться от неугодного, «слабого» балласта. Он был более, чем ужасен и невежественен в ее представлении. Робко куноичи поравнялась с Нидайме. — Это очень раннее начало для шиноби, — тихо сказала она довольно прозрачную правду. Тобирама молчал с минуту, стоя неподвижным изваянием, и Харуно уже начала переживать, что сказала лишнего. — Все кланы выставляли детей в раннем возрасте на тропу войны, чтобы испытать их способности к выживанию, — сказал он задумчиво, все ещё глядя на камень, — считалось, что если ребёнок в таком возрасте уже не может приспособиться к бою с беспорядочным и хаотичным противником - он не годен. Слова грубо резали слух, куноичи догадывалась, что мужчина во многом говорил о себе. Сакура вспыхнула, как фитиль. — Это ужасно несправедливо, неужели родители не проявляли милосердия?!? — она поздно спохватилась о значении данных слов. — Я помню, как первый раз убил человека, через десять секунд, после того, как вступил на поле боя в пять лет… это был Учиха, он целил в Кавараму копьем… Отец… он не был впечатлён, он растил воинов и закалял их как мог. Он всегда говорил, что война будет продолжаться, пока убийцы нашего рода не будут истреблены и наказаны за все содеянное. Тобирама провёл рукой по лбу, словно чудовищно устал. —Это никогда не имело конца, — тихо догадалась она. Ниндзя кивнул. — Учиха убили моих братьев, мать… а затем и его. — И все же…— чувствуя себя чуть раскованной начала она, — вы доверились Учиха Кагами. — Мы все были втянуты в жестокие игры нашими отцами, а они дедами, и наивно предполагать, что они вошли в это по-другому. Теперь предстоит отстроить совсем другое общество, чтобы оборвать круг, — заключил человек, который, как ей казалось до недавнего момента, больше прочих ненавидел Учиха. Миг единения прошёл. Сакуре показалось, что даже лучики светлячков потускнели, когда Тобирама с нечитаемым видом повернулся к ней. — Пойдём, Харуно, — только и произнёс он, ступая вперед, зная, что он последует следом. Сакура ему обязательно скажет, но, возможно, не сегодня. В ее комнате царил полумрак, синий прозрачный свет луны немного успокаивал, приводил мысли в порядок. Что ей делать дальше? Сакура окончательно запуталась, растерялась, она устала бороться и постоянно лгать, лгать этим замечательным людям вокруг себя. Все ее планы летели к чертям. Жизнь Харуно рушилась. Она взглянула на букет полевых цветов, собранных вручную: «не заводить близких знакомств, не привязываться». Что же она наделала? Тобирама, который все больше начинал ей раскрываться человечной стороны, Шодай и его открытая поддержка, сироты, выражающие к ней черты привязанности, Мадара, который… Ее мысли резко приняли тягучий, гневный оборот, все в существе кричало о тревоге и странной тяжести. Где он находился сейчас и что планировал делать? Сакура села в позу лотоса выдохнула, нужно срочно помедитировать, чтобы восполнить недостающую чакру в бьякуго. Девушка прикрыла глаза, стараясь сконцентрироваться на своем внутреннем резерве, который ответвлялся от небольшого основного и был по сравнению с ним бездонным океаном чакры, скрытым под множеством печатей. Она просидела так довольно долго, пока кто-то не схватил ее дух, вытягивая. Знакомое чувство провалившейся реальности не напугало ее, лишь подогрело желание получить хоть какие-то ответы. Тело стало легким невесомым, свободным от физической тяжести. Знакомые очертания старинного места, вымощенного сероватым камнем, исписанным иероглифами и местами потрескавшимся, поросшим мхом. По стене спускались небольшие, хрустальные нити водопадов, просачивающихся сквозь плиты. Колонны, расписанные причудливыми рисунками и пропахшие мхом, влагой, плесенью, легким шлейфом цветов уходили в потолок, систематичные дыры в котором пропускали на этот раз блеклый лунный свет. Их оплетали ловкие салатовые плети лиан. Сквозь старые камни и отколотые плиты прорастали мелкие сапфировые и кремовые цветы, они светились неоном среди темной синевы и треска воды. Место выглядело тоскливее и холоднее, чем в прошлую их встречу. Казалось, все ее невесомое и ватное тело наполнилось влагой. Перед Сакурой восседал Хагоромо, все в том же странном божественном облике, лишь белоснежная кожа и рога казались менее человечными в холодных резких лучах, а риннеган сливался с блеском мелких цветов. — Вот мы и встретились, куноичи, — потусторонним голосом проговорил он, оглядываясь вокруг, леветируя в позе лотоса над затопленными камнями, — ты очень изменилась с последней нашей встречи, — голубое сияние ночи подчеркивало его нечеловеческие рога и кеккей генкай глаз. Харуно и сама вскинула голову, оглядываясь, разве могло подсознание людей так меняться? Несмотря на то, что она этого почти не чувствовала, ее щиколотки утонули в воде. Словно услышав ее вопрос, Хагоромо ответил: — Изменения рождаются крайне редко, когда личность человека и его душа трансформируются. Сакура сглотнула. Внезапная вспышка воспоминания пронзила ее. Предсмертный крик, кровь, агония, сковывающие нити по всему телу и болезненная пустота. — Я… не понимаю, зачем…— она подняла голову, — это вы остановили меня тогда, когда Изуна, — лицо скривилось от горечи. Хагоромо молчал несколько секунд, продолжая оставаться изваянием без эмоций, распространяя потусторонний холод вокруг себя. — Мальчик Учиха выполнил все, что должен был, его душа стремилась покинуть тело. Куноичи, никто из нас не вправе противиться судьбе. — Разве не ради этого я нахожусь тут, — почувствовав в себе внутреннюю силу, прямо спросила Сакура. — Есть вещи, неподвластные даже мне, — бесцветно сказал он, — высшая материя и настоящие боги. Серебристый лик луны рисовал на его лице холодные отсветы, растворяющиеся в дымке шумных водопадов, холод, пробирающий до костей. Сакура зажмурилась, не в силах сдерживать новый поток слез. Она чувствовала себя жалкой и одинокой. Изуну не вернуть, пора отпустить его. Луна мерцала на хрустальных слезах, она нахмурила брови, отступая в темноту, чтобы свет из потолка не освещал слабость ее духа. — Чувства – это не слабость, никогда не следует сожалеть, что человека обуревают чувства. Это все равно, как если бы он стал сожалеть, что он человек. — Что мне делать дальше? — надломленным голосом спросила она, утирая слезы. — Я расскажу тебе немного о клане, древнем семействе небесных существ – клане моей матери. С начала всех времен представители клана были способны потреблять жизненную энергию и генетический материал других миров, чтобы постоянно развиваться с конечной целью достижения божественности. После того, как моя мать сошлась с человеком, она оказала огромное влияние на ваш мир и положила начало истории шиноби. Чакра матери божественна, она буквально катализатор всей природы ниндзя, ее энергия обладает свойствами, не стоящими рядом с любой другой чакрой, — тихим голосом повествовал Ооцуцуки, — в этом времени влияние ее силы еще не так ослабло как в те далекие времена твоего рождения, остатки основной ветви клана все еще скрываются где-то далеко, в направлении некогда божественного древа, увядающего с каждым годом. Там, где земля все еще пропитана черной силой древа, произрастают растения, обладающие первородной чакрой, они способны оказывать колоссальное влияние на энергию людей и их генетическую восприимчивость. Сакура нахмурилась, переваривая информацию. Хагоромо не говорил ничего прямо, его речи и рассказы оставались многословными и туманными. Она явно должна была дойти до каких-то ответов самостоятельно. Растения, влияющие на генетическую восприимчивость? Значило ли это, что правильно использования этих ростков в научных целях могло помочь человеку лучше принимать чужой, пересаженный кеккей генкай. Или… наоборот. — Так, значит, — она нахмурилась, собирая все детали головоломки воедино, — где-то в этом времени существуют растения, из которых можно сделать сыворотку, отнимающую возможность пользоваться чакрой Ооцуцуки или чакрой в целом, — она кивнула сама себе, слова пугали и опьяняли ее, — если я добуду этот цветок, то смогу обезвредить Мадару навсегда. Мудрец Шести Путей посмотрел на Сакуру странным выразительным взглядом, от которого ей стало не по себе. Все-таки его божественная сущность очень на нее давила, даже без физической оболочки. — В Мадаре уже течет чакра моей матери, и нет в этом мире таких волшебных губительных вещей, но. Божественный цветок называемый людьми с гор фланарией способен изменить малейшую составляющую чакры ниндзя и сделать его невосприимчивой к риннегану. Это редкий и непримечательный подвид, кланы, обитающие в тех краях, используют его чистый сок, как яд. Глаза бога… Как Сакура не подумала об этом раньше? В геноме содержится информация о последовательности аминокислот во всех белках организма. Именно это и называется генетической информацией. За счёт генов регулируется время синтеза белков, их количество, место нахождения в клетке или в организме в целом. Во многом за это отвечают регуляторные участки ДНК, усиливающие и ослабляющие экспрессию генов в ответ на те или иные сигналы. Природа чакры у каждого тоже различна и напрямую зависит от ген, это также логично, как то, что, если пересадить ей сейчас риннеган или шаринган – это будет бессмысленно. Многие шиноби годами пытались понять, что особенного в ДНК и природе чакры кланов, обладающих кеккей генкай. Если она сможет… вывести эту сыворотку, Мать чакры никогда не пробудиться, так как Мадара просто не сможет использовать глаза бога. Невероятная мысль и искра слабой надежды, мотивации проснулись в ее душе. Девушка подняла глаза к божеству, кивнула. — Я вас не подведу. После разговора с Хагоромо она провалилась в глубокий тревожный сон от усталости. Ее терзали кошмары, вода со всех сторон, липкая темнота, кровавая луна, красные глаза, длинная челка и руки, душащие ее, трогающие, перекрывающие кислород. Со следующего дня ее новая жизнь и миссия брали новый виток. Теперь она чувствовала на себе не только ответственность, но и реальную возможность сделать стоящее великое дело. До этого Сакура болталась в суровом мире, не зная, что ей делать, а теперь появилась конкретная цель. Утром она проснулась от тревожной грозы и прохладного сквозняка из окна. Погода последнее время была особенно переменчивой. Сакура потянулась, прикрыла окно, из которого за ночь уже налило на татами. Девушка приняла теплый душ и еще на влажное тело надела стандартную водолазку и штаны, обвязала щиколотки бинтами, подметив, что старая форма, так напоминавшая ей Коноху будущего, совсем истрепалась, и стоило уже позаботиться о новой. Несмотря на то, что было уже восемь часов утра, за окном стояла поразительная темнота и идти никуда не хотелось. Вдруг, знакомые поспешные и даже встревоженные шаги, заставили куноичи напрячь слух. В комнату постучались, быстро, но дёргано - Минами. Пожилая женщина была обычно собранной и аккуратной, но ее руки немного дрожали, а глаза были поддернуты нервной пеленой. Серые тени из окна плясали на морщинистом лице. Нехорошее предчувствие мгновенно поселилось в душе. — Что случилось? — куноичи вскочила. — Господин Тобирама, — взволнованный голос выдал ее с головой. Сакура резко поднялась с места, сердце отчего-то пропустило удар. — Что с ним? — она на ходу закрепила подсумок на бедре, схватила халат, перчатки, волосы оставила распущенными. — Ранен, Сакура-сан, они с господином Теруо и господином Кейго вступили с кем-то в битву. Подробностей я не знаю, но ему очень плохо, — на ходу объясняла женщина, едва поспевая за Харуно. — Где он? — У себя, пойдемте. На подходе к спальне Тобирамы ее встретило несколько испуганных девушек целительниц и напарники Сенджу. Рыжеволосый барсук был весь измазан кровью чуть ли не по локоть, даже щеки отливали красным, у енота вся одежда местами порвалась, и сиял большой порез на щеке. Мужчины сидели на полу в коридоре, пачкая блестящие натертые доски. У обоих лица были напряженные, очень серьезные. — Что произошло? — строго спросила Сакура, подходя к ним, — вы тоже ранены? Барсук вскочил, его темные глаза были поддернуты нервной пеленой. Шимура остался сидеть на полу с подавленным видом. — На нас напали исподтишка, несколько десятков врагов, нет, мы в порядке. Тобирама-сама, — он увел глаза, — принял весь удар на себя. Из-за этого пострадал сильнее. Он явно что-то недоговаривал. Сакура опасно сузила глаза, но времени выяснять все, не было. — С вами я позже разберусь, — кивнула она и последовала за целительницами в спальню Нидайме. Сакура совсем забыла, что не бывала тут раньше, только в кабинете будущего Второго. Просторное лаконичное помещение, пол из темного блестящего дерева, аккуратный шкаф с книгами и свитками, стойка с доспехами и оружием, большая красивая кровать на невысоком подиуме, собственный выход в сад с озером и декоративное седзи, исписанное голубыми мелкими узорами, напоминающими ей витражи. Ничего лишнего, идеальный порядок. На данный момент, Тобирама лежал не на кровати, а на футоне рядом, видимо, из соображений, что он сильно истекал кровью, да и целителю будет проще подойти к нему так. Когда Сакура влетела в комнату с непривычно трепещущим от опасений сердцем, она не сразу заметила, что рядом с Нидайме сидела женщина в темном закрытом кимоно и доспехах. Ее суровые черты лица казались еще более напряженными. Это была Тока Сенджу из его команды. Харуно не придала ее присутствию никакого значения, прошла мимо, не взглянув, и села рядом с Тобирамой. Сразу же осмотрела, просканировала чакрой глубокое ножевое ранение, довольно грубое и явно нанесенное с желанием сделать атаку как можно хаотично извращённее и больнее. Сакура закусила губу, представив, какую боль он испытал. Нидайме находился без сознания, он хмурился и периодически неспокойно двигался. Мужчина был очень крупным по сравнению с ней и другими лекарями, которые уже с опаской смотрели на то, как будущий Второй увернулся от руки Харуно, с грохотом снеся плечом несколько ампул. Вывод пришел сам собой – они будут только мешаться. — Я вылечу его, — уверенно сказала ирьенин, — принесите мне лучше кое-какие травы из моих запасов, — она начала пояснять, какие именно нужны растения и где их взять. Тобирама в этот момент издал сдавленный хриплый полу стон, который он быстро заглушил. Настоящий позер, даже такое проявление боли себе не позволил. Сакура сглотнула, почувствовав затрепетавшее сердце и отголоски странной неизвестной ей боли в душе. Тобирама нахмурился. — Сакура? — тихо спросил он. — Да, я. Лежи, не вставай, — ей пришлось положить его обратно, оборвав попытку подняться и придерживая за руку. Как он вообще мог находиться в сознании и стойко терпеть такую боль? Она закусила губу, стараясь не выдать волнения. Харуно даже не заметила, каким тяжелым взглядом Тока Сенджу посмотрела предплечье Тобирамы, где покоилась ее рука. — Можете все быть свободны, — нажала она. Целительницы кивнули и поспешно пошли к выходу. Совсем рядом с ней выдохнула сквозь зубы Тока, но Сакура на нее даже не посмотрела, она сфокусировалась на ране. Чувствовала, что Тобирама не отрывает взгляда от ее лица. Сенджу, наконец, поднялась и, распространяя странную неприятную энергетику, собралась покинуть комнату. — И да, Тока-сан, — бросила ей вслед куноичи, не отрывая взгляда от ранения перед собой, она ощутила, как женщина замерла, оставаясь спиной к ней, — скажите страдальцам, чтобы шли в мед-часть и обрабатывали свои раны, с Тобирамой-сама все будет в порядке, а лечить их от столбняка из-за беспечности я не буду. — Хорошо, — сиплым, тяжелым голосом сказала женщина и удалилась. Куноичи сразу же промыла рану и приступила к исцелению чакрой. Спустя некоторое время напряженной работы, когда лекари уже принесли ей травы и снова ушли, она выдохнула, понимая, что жизни Нидайме больше ничего не угрожало. Он, казалось, спал, и напряженное красивое бледное лицо его было неспокойно. Сакура не хотела признаваться себе, как сильно она напугалась на первых порах. Руки даже немного тряслись. В тишине, прерываемой лишь мерным дыханием Второго, она позволила себе аккуратно убрать его белые пушистые волосы с лица, которые, вероятно, ему мешали и только поэтому. Она немного склонилась к мужчине. — Не думала, что вы из тех, кто безрассудно бросается прикрывать других, — тихо прошептала куноичи, все еще ощущая рукой мягкие волосы Нидайме. Что Сакура творила? Сама не ведала, отчего все эти странные мысли, и желание пришли к ней в голову, но безнаказанность опьяняла. До поры, до времени. — Ты слишком плохого обо мне мнения, — вдруг сказал он, перехватывая ее руку и меняясь с девушкой местами, повалив ее на пол. Сакура испугалась, мгновенно залилась краской. Ками, он все слышал. Сердце забилось чаще. — Т-тобирама-сама, кто так пугает? — пробормотала она, все еще находясь в довольно сомнительном положении под мужчиной. И откуда столько сил в человеке, перенесшем такие тяжелые травмы? Чертовы гении Сенджу. — Не можешь спящего человека отличить? — хрипло, но холодно и язвительно сказал он. — Вы еще слабы, не стоит перенапрягаться, — Сакура попыталась его легонько оттолкнуть, но была прервана, она почувствовала горячие чужие губы на своих и сильную руку на талии. Грубо и требовательно Сенджу углубил поцелуй, пока девушка растерянно слушала оглушающие удары своего сердца. Мгновенно низ ее живота начало приятно тянуть, все мысли затуманились странной пеленой. Вокруг не существовало ничего, только искры, сильное мужское тело и требовательный чужой язык. Миг испуга, сменился решимостью отбросить трезвость рассудка. Она ответила практически с тем же нажимом и опьяняющей грубостью, словно все их словесные искрометные перепалки преобразовались, дошли до точки кипения. Она должны были когда-то дойти, по-другому и быть не могло. Большая ладонь на ее талии сжалась сильно, грубо, словно тиски. Тобирама вмял ее в пол. Сакура сама не заметила, как руками зарылась в пушистые, мягкие волосы. Это было безумие, и они оба больше не сопротивлялись ему. Тобирама вдруг резко приподнялся, разрывая поцелуй, но, не выпуская хрупкую, раскрасневшуюся куноичи из плена. Он посмотрел на седзи, за которыми раздались легкие шаги - оба затаили дыхание, словно подростки, боявшиеся быть застуканными. Сакура тяжело дышала, глядя на красивый профиль Второго, мысли смешались в хаотичную кашу. Кто-то прошел мимо комнаты, шаги затихли. Сенджу снова посмотрел на нее, плавно провел рукой по скуле. — Боитесь кого-то, Тобирама-сама? — весело поддразнила она, ухмыляясь. — Ты не в том положении, чтобы язвить, — усмехнулся он, сильно тыкая ее в бок. Сакура чуть не вскрикнула и подпрыгнула в его руках, краснея на этот раз от раздражения, Тобирама выглядел безумно довольным собой. Она обиженно надула губы. — Как подло. Харуно, все еще подвластная моменту и не анализирующая себя потрепала его по волосам, на что получила еще один тычок в живот. — С кем вы дрались? — тихо и серьезно прошептала она, глядя ему прямо в алые глаза. Лицо Сенджу вмиг стало серьезным. — Остатки клана Ооцуцуки, будь они неладны. Сакура испуганно охнула. Ее сердце участило ритм. Она вышла на след и должна была воспользоваться возможностью узнать больше информации об этом деле. — Я думала, они все мертвы. — Не все, — он привычно хмурился, глядя куда-то сквозь куноичи, Сакура тоже посерьезнела, но не убрала руки с его шеи, — еще какие-то выродки из Страны Молний рыщут по округе. — Шпионы? Снова из-за Хаширамы-сама? — Возможно, — ярость и запал во взгляде красноречиво выражали все, что он думает по этому поводу. — Вам в любом случае, нужна реабилитация после ранения, — вдруг опомнившись, она отпихнула Тобираму и вскочила, поправляя сбившуюся водолазку, — и сон. Посмотрела на Нидайме – ошибка. Щеки стали еще краснее. — Я приду на перевязку позже, — Сакура поспешно скрылась за дверью. Она пропала.