как таяли холодные льды.

он, как никто иной знал жгучее, опьяняющее чувство, когда один взгляд на человека заставляет задуматься «а чем я заслужил?»; «а достоин ли я?». и это чувство пожирало изнутри, заставляло скручиваться от невыносимой боли по ночам, стремительным потоком перетекающей из моральной в физическую. слезы накатывались на глаза неудержимым потоком, стоило только вспомнить твой восхищённый взгляд блестящих глаз, светящих и согревающих, как летнее солнце, которым ты встречала волейболиста с площадки, независимо от того, одержала ли его команда победу или научилась. твои объятия всегда были спасением, поддержкой, опорой, они были самым уютным и теплым местом, отдельным мирком, совершенно противоположным лапландии. и в этом царстве ты была императрицей, а он лишь самым жалким слугой, которого ты любила безмерно и трепетно, горячо, как угли январского костра. недостойного, только по его мнению, парнишку, ты превозносила на пьедестал, окутывая своей любовью. он считал себя недостойным, считал себя виноватым перед тобой. в своих глазах, взрывоопасной смеси янтаря и солнечных лучиков, он выглядел самым жалким во всей вселенной, как слепой котенок. ты стала его спасением и его ядом. безумно манящим, со своей легкой сладостью и толикой горечи от слез, которые он выплакал в подушку. с нежным послевкусием и приятным ароматом, яд, блаженной негой растекающийся по телу. — кенма, малыш, я дома. — ласково шепчешь ты, обнимая волейболиста со спины и утыкаясь холодным, замерзшим носом в горячую шею. льнешь ближе, пытаясь согреться о козуме, получить еще больше тепла, будучи с зимнего мороза, превратившего тебя в ледяную сосульку с руками и ногами – палками, покрывшимися инеем. у парня сердце каждый раз замирает от твоего нежного прикосновения, мгновенно дарящего чувство безопасности, обволакивающее все тело. он разворачивается к тебе лицом, обхватывая сильными руками твою талию, прижимая хрупкое тело к себе и робко касается твоих губ своими, завлекая в чувственный поцелуй, словно пытаясь сказать тебе «докажи, что я нужен, дай мне это понять.» и ты даёшь. даже больше, чем нужно. показываешь, что теперь жить без него не можешь, что разделишь с ним последнюю частицу кислорода, каждый вдох и выдох, ты будешь рядом. всегда. кенма, неожиданно для тебя, сплетает языки в страстном, горячем, влажном и до жути извращенном танго. тонкими, умелыми пальцами вырисовывает замысловатые узоры, словно репродукцию «звездной ночи» ван гога, властно сжимает, царапает, как вредный кот, а после поглаживает, смешивая приятную боль с нежной заботой. притирается бедрами ближе, когда кислорода становится чертовски мало, нехотя отстраняется, играючи прикусывая твою нижнюю губу, а после облизывается, игриво-лукаво ухмыляясь, будто испил сладкого меда после дикой жажды. только сейчас замечаешь практически каменный стояк, упирающийся в твой пах. поднимаешь взгляд вверх, встречаясь с затуманенными пеленой желания глазами, блистающими янтарем. черные зрачки были расширены настолько, что радужки почти не видно, настолько, до пьянящей одури он хочет. жаждет. ему необходимо прочувствовать тебя каждым миллиметром кожи, расцеловать каждый сантиметр тела; горячими губами по медовой коже, покусывать-целовать, играться, упиваться твоим голосом, надрывающимся под его ласками, встречаться глазами с твоими омутами, затянутыми пеленой желания. — прости, но твои поцелуи пьянят меня больше бутылки кристал. — мурчит тебе в ухо кенма, обжигая дыханием с приятным шлейфом алкоголя. чертяка. пальцами впивается в твои мягкие бёдра, с лёгкостью подхватывает тебя под них, словно ты лишь писательское перо, небрежно вжимается в твои бедра с глухим рыком, что на него не похоже. козуме мало. до чертиков мало. мало тебя, мало твоей улыбки, мало твоего внимания. но сегодня он завладеет всем. и твоим вниманием, и тобой, сегодня только его имя будет срываться с твоих сладких губ, только ему ты посвятишь свою улыбку. сегодня он будет настолько близко к тебе, что вы станете одним целым, как бы странно это ни звучало. несколько мгновений, ваши мокрые поцелуи, его горячие руки. и вы лежите на кровати, прикрытые лишь незначительными тонкими тканями нижнего белья, мокрого от пота и не только. — позволишь мне?.. — хрипло спрашивает волейболист, когда его голова маячит между твоих так сексуально разведенных бёдер, горячее дыхание опаляет нежную кожу внутренней стороны ляжки, а большая ладонь сжимает ее так, что потом, кажется, останутся отметины, напоминающие о таком кенме. взгляд его медовых глаз направлен на твое лицо, покрывшееся пунцом и выглядевшее так непристойно и так возбуждающе, что парень срывается, не дожидаясь ответа и начиная выцеловывать молочную кожу, чуть посасывая и покусывая. дразнится и играется, как только представится случай. из твоего рта вырывается до крайности неприличный стон, раззадоривающий козуме до состояния напряженной струны в миллиметрах от того, чтобы не сорваться. — милые трусики, т/и–чан. но они нам не понадобятся. — влажная ткань оказывается вне пределов досягаемости, а в следующую секунду блядски горячий язык проходится по влажным складочкам, слизывая смазку и поддразнивая, лишь на толику задевая комок нервов. — п-пожалуйста.. кенма.. — твой язык тебя не слушается, заплетается, а кенма наоборот же, отлично им владеет, в чем ты убеждаешься на практике. он сильнее прижимает тебя за бедра, фиксируя те руками и с ужасно пошлыми причмокиваниями начинает выписывать искусные узоры, рисунки, кружки, а у тебя от того, что он вытворяет, уже звездочки перед глазами летают, а сознание где-то на тонкой грани потери. слишком хорошо, господи. но когда он вводит палец, начиная неторопливые движения и задевая заветную точку, твой голос срывается, а губы бормочут то ли проклятия, то ли мольбы не прекращать. дыхание сбитое как после пяти километров непрерывного бега, но это лишь усиливает наслаждение. пальцами зарываешься в шелковистые волосы своего партнёра, оттягивая и слегка запутывая, но никого это не волнует. когда твои стоны становятся все громче, а тело начинает бить мелкая дрожь, волейболист вводит второй палец, отчего у тебя полностью срывает крышу, как и все рамки приличия. — кенма-а... — бесстыдно протягиваешь, когда волна экстаза захлестывает твое тело, сокрушаясь в сладкой истоме и крупной дрожи. — ты.. в порядке? — беспокойно спрашивает козуме, нависая над тобой и любуясь твоим видом: румяные щёчки, блестящие как два алмаза глаза, мокрые и красные, истерзанные твоими же зубами губы, похожие на спелую черешню. ... которую парень пробует на вкус, сминая и смакуя, наслаждаясь сладостью и мягкостью сия лакомства. его язык беспорядочно исследует твой рот, руки блуждают по мягкой голой груди без капли стеснения, оттягивая горошины сосков, потирая и раззадоривая; нежно и заботливо сжимает груди , боясь причинить дискомфорт, но жаждя получить как можно больше. нескрываемое, безграничное желание и безусловная любовь сквозит в каждом его действии. и так будет всегда. козуме небрежно сажает тебя на свои колени, и смотрит вопросительно, с волнением, ожидает твоего разрешения. ты ничего не отвечаешь, нетерпеливо кладя руки на его плечи и медленно опускаясь на большой и толстый член любимого. неописуемые чувства. ваш спонтанный первый секс будет незабываем, наполнен положительными и волшебными эмоциями. парень что-то хочет сказать про защиту, нервно впиваясь пальцами в твою тонкую, до совершенства безупречную талию, но ты сбивчиво шепчешь: «у меня таблетки», потому что недавно решила опробовать, так, на всякий пожарный. и не прогадала. с каждым введеным сантиметром ощущение желанной наполненности усиливалось, но вместе с ним на глаза накатывались слезы, которые были так не к месту. кенма был первым, кому ты доверилась настолько. и он стоил того. с каждым днем ты все больше убеждалась, что не жалеешь ни о секунде, проведённой с ним. смотришь на него, такого открытого и искреннего в такой момент, и уже хочется кончить. его лицо, умиротворенное, с эмоцией несказанного наслаждения и сведенными к переносице бровями, несколько выбившихся прядей, спавших на лицо – все это, до малейшей детали, ты любила. тянешься за поцелуем, легко касаясь чужих губ, а потом опускаешься на всю длину, вскрикивая и блаженно выдыхая после услышанного мужского стона и открывшихся в удивлении глаз. козуме захлебнулся от ощущений и продолжал жадно глотать воздух, настолько неописуемо приятно. чертовски. приятно. приподнимаешь бедра, а после, опускаешься круговыми движениями, неосознанно сжимаясь вокруг ствола, от чего волейболист не сдерживает довольных стонов, сжимая пальцы на твоей талии и задавая быстрый темп. он остервенело вколачивается в твое податливое тело, когда все помещение заволакивают два мелодичных голоса, упивающихся друг другом. получаешь смачный шлепок по левой ягодице, когда кенма насаживает тебя на член по самые яйца, кончая и заполняя тебя своим семенем. твои ноги бьет мелкая дрожь после яркого несчитанного оргазма, а тушка обессиленно падает на мужскую грудь. сильные руки сразу же мягко ложатся на талию, прижимая к себе ближе, а на лбу остаётся влажный след от поцелуя. — забыла сказать, я люблю тебя. — шепчешь уже в полудрёме, окутанная уютом и спокойствием. — и я тебя люблю. — отвечает козуме, хотя уже доказал это действиями. теперь он чувствует, что нужен. теперь чувствует, что достоин.