как таяли холодные льды.

у любви шоё были руки, поэтому она касалась ими его волос нежно-нежно, чуть проходясь. у любви шоё были глаза, самые красивые, какие он только видел. у любви шоё были губы, сладкие, как спелые и сочные молочные персики, поэтому она целовала его каждый раз, как в последний. а ещё у любви шоё были ноги, поэтому она ушла. > вглядываешься в ядовито-голубые глаза, в каждую трещинку, до холодка по спине незнакомую, в эти жадные берега атлантики, жертвой которых стали тысяча и одна наивных дев. но ты не одна из них. ты заложница карих глаз, медом остающихся на языке, стоит только взглянуть в них. ты заложница карих глаз, в которых ты казалась красивее в миллиарды раз; отражение в которых заставляло завороженно глазеть на себя, раздумывая, откуда у хинаты способность «розовых очков». или глаза его просто горели мириадами звезд всей галактики, оттого и подсвечивали все, что видели? но сейчас ты сидела в душном до рвотных позывов помещении, ожидая неприятного во всех смыслах человека. человека, за которого должна была выйти замуж. — я очень-очень сильно тебя ненавижу. — ласково говоришь ты, встречаясь с ледышками глаз жениха. в твоем голосе нет ни нотки злости, раздражения или той самой ненависти, о которой идет речь. таким тоном обычно признаются в любви, зовут любимого человека на ужин или разговаривают с ним же после тяжелого дня. натягиваешь на губы улыбку, сияющую так же, как неоновые вывески магазинчика на углу глубокой ночью. — ты все равно будешь со мной. потому что этого хочу я. — безжизненно отвечает тот, посильнее затягивая галстук на шее, что уже как намыленная петля. ты невольно сравниваешь его голос и голос шоё. у рыжеволосого он как утреннее и звонкое пение птичек, как озорной и спонтанный танец под дождем с незнакомцем, как вечерние посиделки у камина в его объятиях. у твоего жениха же, слишком смазливого и светловолосого, он был стальным клинком, в миллиметрах пролетающих от кончика носа, не вовремя отключенным светом или промозглым холодом в серой квартире, пробирающим до самых костей и кончиков волос. нежеланным. — ты хочешь любви без любви. — презрительно фыркаешь, поправляя ткань белого свадебного платья. оно безусловно красиво, сшито на заказ; каждая его деталь – искусная работа умелых рук людей, знающих толк в своем деле. но от этой красоты становится тошно, ведь сердце, бьющееся под тканью наряда, было отдано не его заказчику. > в огненно-рыжих волосах пляшут лучики вечернего солнышка, пока он, сбивая дыхание ко всем чертям собачьим, мчится к какому-то огромному белому зданию, который сейчас проводит твою свадебную церемонию. хината уверен, что ты вообще от этого не в восторге, что ты предпочтешь уютный вечер в компании его и кино, твоих любимых закусок и самых сладких поцелуев, когда губы отдают легкой кислинкой после мармелада, а кончики пальцев чуть липнут к чужой бархатной коже от растаявшей сладости. растаявшей от тепла рук так же, как его губы от твоих, мягких и родных, запоминающихся, как первая ягода черешни в году. он не готов так запросто потерять тебя. пока он хината шоё, он не отпустит тебя ни. ку. да. пока ты не наденешь обручальное кольцо на свой палец и не сменишь фамилию на его. он мысленно соединяет твое имя и фамилию того самодовольного ублюдка, и недовольно кривится от того, насколько же оно неправильно звучит. до рези в ушах, до горечи на языке неправильно и отвратительно, настолько, что парню хочется блевать. но он бежит, гулко сглатывая и желая пробить пару быстрых в смазливое лицо светловолосого, похожего на чучело. бесчувственное, бесчеловечное, безнравственное. на этом шоё исчерпывает свой запас цензурных слов, подходящих для описания твоего донжуана, а потому, стремится сорвать церемонию, широко и неожиданно распахивая дверь, чуть ли не снося ту с петель. — что бы она не сказала, я против! против, понятно?! и пусть вакатоши увезет меня в шираторидзаву, если это не так! — гневно и разъяренно орет парень, будто всполошенный птенчик, вышагивая словно маршем. ты не можешь сдержать улыбки, первой искренней за последний месяц, когда он чуть небрежно хватает тебя за запястье, подхватывая на руки и убегая. — чу-че-ло! — кричит твой птенчик, показывая язык парню, стоящему у алтаря в одиночном недоумении. > — а я говорила, что наша дочь уделает тебя и не выйдет замуж за этого проститута. — довольная таким исходом, заявляет твоя мама. — да почему проститута-то? я же говорила, я же говорила.. я не слышал. — возмущенно восклицает отец, в глубине души тоже довольный таким концом. но это ведь далеко не конец. всего лишь начало вашей счастливой истории. истории, в которой любовь наполнена любовью, как бы сумбурно это не звучало.