как таяли холодные льды.

ширабу не рассчитывал увидеть тебя после выпуска. он, если честно, не рассчитывал увидеть тебя вообще. но жизнь любит подкидывать сюжетные твисты и насмехаться, с этим ничего не поделаешь. особенно, когда волейболист пьян в хламину и выглядит более жалко, чем слепой новорожденный котенок. — кенджиро? — удивлённо лепечешь, заходя в, казалось бы, пустую комнату, залитую мертвецки бледным светом луны. кенджиро? почему его собственное имя режет слух тупым ножом, когда ты перестала называть его ласковым «кенджи»? почему в груди так неприятно сжимает? — т/и... я рад тебя видеть. — заплетающимся языком приветствует светлоглазый, поднимая голову и стараясь встать с пола, опираясь на позади стоящую кровать. — я тоже. — приветливо улыбаешься, в момент оказываясь рядом с парнем и усаживая его обратно на пушистый и мягкий ковер. — как твои дела? он не знает, что и ответить. сказать, что все летит к чертям собачьим с того момента, как вы перестали общаться? сказать ли, что все его пустые слова о том, что учеба важнее, а на тебя у него нет времени были лишь бегством от собственных чувств? не хватает слов, воздуха, времени. не хватает чего-то, чтобы сказать тебе обо всем, объясниться и быть, наконец, до конца честным. потому что ты этого заслуживала. парень поднимает бутылку вверх, намереваясь сделать несколько глотков терпкого вина, но ты нежно накрываешь его руку своей, останавливая. — тебе хватит, кенджи. что-то случилось? — тон такой ласковый, что ему расплакаться хочется, но больше — избить себя до полусмерти. — прости меня. пожалуйста. я такой придурок. его глаза, цвета самого изысканного крем-брюле в том самом кафе на углу, в которое вы постоянно ходили, будучи друзьями смотрят на тебя с мирской любовью и щенячьей тоской. укладываешь свою теплую ладонь на его щеку, едва-едва поглаживая кожу подушечкой большого пальца, а его сердце трепещет, словно крылья бабочки на ветру. — луна сегодня так красива. * — еле слышно шепчешь, укладывая голову на мужское плечо и отчетливо слыша чужое быстрое сердцебиение, — не так ли? недолгое молчание сопровождается красными, под цвет галстука, щеками ширабу. и то ли алкоголь замедляет его сознание, то ли ощущение истины въедается в голову слишком сильно, он, как ни крути, медлит с ответом. и ты собираешься уйти, полагая, что вы были и останетесь друзьями, когда даже спустя несколько лет ты оставалась главной зависимостью парня. — ты мне тоже. — искреннее и теплое, как майское солнце. он сам весь как майское солнце. • кенджиро, если честно, никогда не собирался отдавать тебя кому-либо. таких, как ты попросту не отпускают, как бумажный кораблик по ручью. таких, как ты берегут, словно зеницу ока, главное сокровище своей жизни, берегут так, будто от тебя вся жизнь зависит. нет. без «будто». так и было. держать тебя за руку или запястье было тем моментом, что спустя века сохраняется в памяти, любить тебя до дрожи в кончиках пальцев, так, как описывают в сопливых ванильных романах, но всем сердцем, душой, разумом. обожать до самых кончиков волос, сходить с ума и писать стихи на рассвете, хоть и вовсе не поэт. мчаться по первому зову, носить не только в телефоне, памяти, кошельке, а мысли превратить в твою галерею, сердце — в дом. и ширабу был рад, что ты наконец вернулась домой. — тц. почему мы так глупо проебали столько времени? — раздраженно шипит он, завидев тебя на кухне в его футболке. — не бузи, имбирный пряник. — ты легко посмеиваешься, тянешься за утренним поцелуем и даже не подозреваешь, что создаешь счастье сейчас. таких, как ты действительно не отпускают. с таких, как ты пишут картины и боятся продавать, ведь в них вложено слишком много любви, души, красоты. — я люблю тебя. — слишком внезапно выпаливаешь ты, глядя на то, как парень пытается убрать челку с глаз. а кенджиро и понятия не имеет, сколько чувств в эти слова вложено.