Пятьдесят штормов Вонголы

Еще пару дней после прощания с Ичиго Касора не могла найти себе места. Она, то, радостная и счастливая, летала по дому и гуляла по окрестностям, то по несколько часов сидела на подоконнике и смотрела на улицу задумчивым невидящим взором. Нет, это не была влюбленность. Так она себе говорила. Всеми силами пыталась себе это внушить. Ведь, по сути, ничего толкового из этого бы не вышло. Он студент, он старше ее на семь лет, он учится в другом городе. О чем она только думала? И о чем думал, черт возьми, он? Конечно, для него это было несерьезно. И короткий поцелуй в висок – это ничего не значит. Это проявление дружеской, почти братской любви. Не так ли, Касора? И если для него это ничего не значило – по крайней мере, ничего серьезного, добавляла про себя Касора, – значит, и для нее тоже. Придя к такому выводу через два дня, она решила, что больше не будет думать на эту тему. Потому что, ну серьезно? В неполные восемнадцать так загоняться из-за какого-то недопоцелуя? Девушке было даже стыдно за все эти метания на пустом месте. Ичиго – друг. Хоть и придурок. Но он не испортил их отношения этим поступком, так что все нормально. В Лондоне у Касоры уже был парень. Это был милый и учтивый англичанин. Его звали Питер Уайлд. Сейчас Касора вспоминала эти отношения с улыбкой на губах. Им было четырнадцать. И они вместе ходили на несколько предметов, а потом еще довольно часто встречались в библиотеке, когда Касора приходила туда, чтобы сделать домашку или сбежать от некоторых неприятных личностей во главе с девочкой по имени Линда Ронан. Конечно, они доставали ее только в первый год, как Кас приехала туда, но привычка у нее осталась. Они с Питером познакомились в библиотеке, когда девушка сидела прямо на полу между книжных стеллажей, а Питер случайно уронил на нее книгу, находясь по другую сторону шкафа. Сначала она его обматерила. Потом, когда он, мило смущаясь и извиняясь, объяснялся перед ней – дала затрещину этой самой книгой. И так и началась их долгая дружба, которая как-то сама собой к концу учебного года превратилась в их первые романтические и немного дурацкие отношения. Питер был замечательным парнем, любил читать фэнтези и фантастику, играть в разные игры и приставки и смотреть кино. Именно с ним у нее был первый поцелуй, и, надо сказать, дальше поцелуев они так и не зашли. Питер был скромным и, пожалуй, немного нерешительным, так что примерно через полтора года Касора его бросила. Она не знала, в какой момент ее чувства к этому милому парню отжили свое, но дальше она бы так не смогла. Это решение далось ей нелегко, потому что добрая привязанность и дружеская симпатия никуда не делись. Почти два месяца после этого девушка старалась избегать парня и почти ненавидела себя за это решение, но знала, что если вернется к нему – пожалеет еще больше. Ей и сейчас было непросто вспоминать этот момент, потому что ей казалось, будто она обманула парня своими чувствами, предала его, и что еще хуже – она точно знала, что сделала ему больно. После этого у нее еще долго не возникало желания встречаться с парнями, но бывали моменты, когда на вечеринках ей хотелось с кем-нибудь просто пофлиртовать, почувствовать себя хоть немного привлекательной, так что она научилась симпатизировать парням, не влюбляясь в них. Это был очень хороший навык, как считала сама девушка. С некоторыми из этих парней она даже вполне неплохо общалась позже. Оливер Грин был одним из таких людей. Они познакомились на какой-то вечеринке по случаю дня рождения одного из одноклассников. На той вечеринке было много народу, все веселились и, конечно, пили. Касора тогда впервые попробовала алкогольный пунш. И там же поцеловалась с шебутным парнем по имени Оливер. Целовался тот, чертяга, хорошо. Потом они вместе сидели под пледом на холодном шезлонге и допивали чью-то недопитую бутылку виски, а под утро, когда девушке стало совсем нехорошо, он даже проводил ее до дома. Конечно, бабушка тогда знатно ругалась, все же смилостивилась над ней, проворковав что-то про то, что и сама была шестидесятницей. А с Оливером они подружились. И он стал ей, пожалуй, самым близким другом во всем промозглом и дождливом Лондоне. Вспомнив об этом, Касора будто отмерла и тут же хлопнула себя по лбу. Не так давно родители Оливера развелись, он остался с мамой, а в январе этого года они уехали жить во Францию. Конечно, они обещали писать друг другу и даже созваниваться, а летом Оливер собирался приехать обратно, чтобы повидаться с друзьями. И они переписывались по почте какое-то время… пока бабушка Хелен не умерла. Это было в марте. Три с небольшим месяца назад, мать их. Тогда Касора написала ему что-то не совсем толковое и внятное, мол бабушка умерла, и она уезжает в Японию. И все. Точка. С тех пор она не проверяла свой электронный ящик, а номер она изменила, и, конечно, Оливер не мог знать его. Черт возьми, какая же она дура. Она молниеносно соскочила с подоконника, едва не зашибив собой тумбочку, быстро собралась и побежала в центр – искать интернет-клуб. Когда она все же его нашла, причем не так далеко от дома, как предполагала, то очень обрадовалась. Внутри помещения было темновато, несколько компьютеров было занято. Касора заплатила и села за компьютер чуть в отдалении от остальных. Быстро набрав в поисковике почтовый ящик, и введя туда свои логин и пароль, она затаила дыхание, дожидаясь, пока прогрузится страница. А когда она загрузилась… – Вашу мать, – коротко заключила она, видя в своем ящике 39 непрочитанных сообщений, 36 из которых были от Оливера. Она прочитала их все. После десятого ей было стыдно. После двадцатого хотелось провалиться сквозь землю. После тридцать шестого она надеялась, что ее смерть от рук Оливера будет хотя бы не слишком мучительной. Не получив от нее ни одного сообщения за три месяца, Оливер, должно быть, очень волновался за нее. Он писал, что волнуется, что должен приехать к ней, что она должна объяснить ему, что происходит, что ни один из их прежних друзей толком ничего ему не объяснил, и ни у кого нет ее нынешнего адреса или номера телефона. В последних сообщениях он грозился надрать ей зад, если она не ответит ему, и лично приехать в Японию и отыскать ее, чтобы претворить эту угрозу в жизнь. С этим нужно было что-то делать. И делать срочно. Иначе, Касора могла поклясться, у этого сумасшедшего действительно хватит безумия приехать в Японию, чтобы начать ее искать, не имея ни единой зацепки о ее местонахождении. Девушка начала набирать письмо, но несколько раз удаляла его и начинала заново. Каждый вариант казался ей недостаточно честным, недостаточно искренним и недостаточно сожалеющим. После пятнадцати минут попыток она удалила очередное начатое письмо и уронила голову на руки. Но вдруг, в голове будто что-то щелкнуло и слова начали складываться в голове будто сами собой. Она писала и писала, объясняясь с давним другом, глубоко сожалея, что забыла о нем на эти три месяца, что заставила его волноваться за нее, виня себя за то, какой она ужасный друг. Поставив последнюю точку и перечитав все сообщение, она нажала на кнопку «отправить» и облегченно вздохнула. Хотя понимала, что это было слегка преждевременно. Касора знала, что когда Оливер прочитает сообщение, он будет рад, но еще – он будет зол. И она его не винила, зная, что он имеет полное на это право. Тем не менее, она надеялась на его понимание и прощение. Внутри девушки скреблись кошки, будто ей и без того не было тошно. С чувством выполненного долга Касора отправилась домой. На душе было спокойно. Вечером должна была зайти Ван Хи, так что по пути Касора зашла в магазин и купила попкорн для вечернего просмотра сериала. Дома, не зная, чем себя занять, она решила заняться растяжкой. Все-таки, если Тадаши узнает, что она бездельничала все это время, он с нее три шкуры спустит на первой же тренировке. Следующим утром Касора проснулась довольно рано. За окном шел мерзкий проливной дождь. Сил совершенно не было, а потому девушка просто легла спать дальше. Она видела во сне непонятные бессвязные обрывки сцен из ее жизни, перемешанные с какими-то совершенно дикими и мрачными фантазиями. Когда девушка проснулась в следующий раз, часы на тумбочке показывали 13:36. За окном все так же уныло лил дождь. Девушка встала совершенно разбитая и усталая, не желая что-либо делать. Но пустой желудок уже давал о себе знать, так что волей-неволей пришлось спуститься на кухню и искать там что-то съедобное. Из относительно готового съедобного в холодильнике были только огурцы, а шкафу – печенюшки. Выбора не было, так что пришлось совместить это все в нехитром завтраке. После этого девушка вспомнила, что она отправила письмо Оливеру, так что решила сходить в компьютерный клуб снова, чтобы проверить, не пришло ли сообщение от ее друга. Девушка не торопясь собралась, оделась чуть теплее – все-таки за окном весь день лил дождь, взяла зонтик и вышла из дома. По асфальту текли ручьи, маленькими водопадами проваливаясь за первые попавшиеся ливневые решетки. Она довольно скоро добралась до компьютерного клуба. Народу сегодня было больше. Заплатив, она села за первый попавшийся компьютер, но там ее ждало разочарование – новых писем в ее ящике не наблюдалось. Посидев еще немного, девушка отправилась обратно в еще более упадническом настроении. Нащупав в кармане связку наушников, девушка поискала еще и плеер и продолжила путь под размеренные звуки джаза. Дождь то усиливался, то едва капал, а Касора, увлеченная своими мыслями, вдруг обнаружила, что идет не в ту сторону, откуда пришла. Она стала озираться по сторонам в поисках ориентира, и вдруг увидела невдалеке крышу своей школы. Игараси направилась в ту сторону и вскоре достигла ворот школы. У школы было непривычно пустынно. Не было школьников, снующих по территории, и она будто вымерла. Касора подумала о том, что скоро ей нужно будет сюда вернуться, но эта мысль не вызвала ни отвращения, ни тоски, ни радости. Она еще раз окинула школу взглядом и заметила, что в одном окне левого крыла горит свет, а само окно было чуть-чуть приоткрыто. В том крыле на третьем этаже находился кабинет Дисциплинарного комитета, и Касора задумалась, не могло ли это окно находиться как раз там. «Интересно, что Хибари делает в школе сегодня?» Ворота оказались не закрыты, так что девушка без раздумий скользнула на территорию школы и быстро добежала до входа. Она оставила свой зонтик тут же, переобулась и пошла наверх. В школе никого не было. Каждый шаг отдавался тихим гулом в конце коридора. Она поднялась наверх, но кабинет Дисциплинарного кабинета оказался заперт, а на ее стук никто не отзывался. Разочарованно вздохнув, девушка спустилась вниз, где в холле до нее донеслись еле слышимые звуки музыки. Решив, что это доносится из музыкального класса, она направилась туда. Музыкальный класс в старшей школе Намимори находился на первом этаже, почти в конце правого крыла, с тем расчетом, чтобы не мешать остальным классам во время занятий. Сейчас оттуда все громче доносилась какая-то красивая медленная музыка, и девушка, встав у двери, не могла оторваться от нее. Кто-то играл на пианино, и делал это так виртуозно, так прекрасно, что у девушки перехватывало дыхание. Девушка прижалась затылком к стене у двери и жадно вслушивалась в каждую ноту, почти перестав дышать. Она даже представить не могла, что кто-то в школе так умеет. Музыка казалась смутно знакомой, но девушка никак не могла вспомнить, где она раньше ее слышала. Когда мелодия закончилась, девушка, сомневаясь, открыла дверь. У самого окна стоял красивый черный рояль. А рядом – Хибари Кёя. Касора обомлела. Хибари медленно повернулся к ней. – Что ты тут делаешь? – скорее недовольно, чем удивленно спросил он. Это напомнило девушке их встречу на крыше. Правда, тогда вовсе не она незаметно подкралась к нему. – Эм… я… я услышала песню и… прости, что подслушала. Ты красиво играешь. Кёя хмыкнул. Ну конечно. Это же был Хибари-чертов-Кёя. Чего еще можно было от него ожидать? – Что это была за мелодия? – «My Immortal», – неожиданно ответил он, и Касора подумала, что у него хорошее произношение, столь нетипичное для японца. – Ну конечно, – улыбнулась девушка своим мыслям, подойдя ближе к роялю. – Как я могла ее не узнать… Не знала, что ты слушаешь такое. – Девушка невесомо коснулась клавиш. Парень внимательно наблюдал за ее действиями. – А ты многое обо мне знаешь? Вопрос попал в точку. Касора даже испугалась, насколько верным был вопрос. Она подняла взгляд и наткнулась на пристальный взгляд Кёи. Она улыбнулась, опустив глаза, и села на кушетку. – Ты играешь? – Нет. Но хотела бы научиться. Девушка легко нажала несколько клавиш. И вдруг подумала, что что-то должно было привести сюда Хибари. Сложно было представить сурового замкнутого префекта за чем-то таким удивительным, как игра на рояле. – Давно ты играешь? – С пяти лет. – Ого. Это… немало. Неудивительно, что у тебя так хорошо получается. У Касоры промелькнула вдруг одна идея, и она повернулась к Хибари. – Сыграй для меня еще раз. Пожалуйста. Лицо Хибари как обычно ничего не выражало, если не считать удивленно приподнятой брови. – Пожалуйста, пожалуйста? – попросила девушка еще раз, сложив ладошки вместе и даже слегка склонив голову, как делают это японцы. – Обещаю, что об этом не узнает ни одна живая душа. Хибари промолчал. Касора отвернулась, разочарованно вздохнув. И правда, с какой стати Хибари бы стал играть для нее? В этом не было ничего удивительного. – Прости, что помешала тебе, – вежливо улыбнулась девушка, собираясь уходить. Но она не дошла до двери. Позади послышались первые ноты песни. Девушка, обернувшись, широко распахнула глаза. За роялем сидел, бегло касаясь пальцами клавиш, Хибари. – Ох…– девушка выдохнула, насколько красиво тот выглядит в данный момент. Пальцы Кёи замерли над роялем, и он слегка повернул голову в ее сторону. Девушка заметила легкую ухмылку парня. Он продолжил играть, и Касора, медленно подойдя, неуверенно присела на край кушетки. Хибари Кёя сидел совсем рядом с ней и играл «My Immortal» для нее на рояле. Не бред ли это? Кому скажешь – не поверят. Впрочем, Касора и не собиралась никому рассказывать. И даже не столько из-за страха перед Кёей, сколько из-за собственного чувства, неопределенного и несформировавшегося, подсказывающего ей, что такое лучше оставить между ними двумя. Хибари все играл и играл, изредка задевая девушку рукой. От него шло такое тепло, что не хотелось отстраняться. Не хотелось уходить отсюда никуда. Ни в кабинет Дисциплинарного комитета, ни наружу, в холодный дождливый мир. Игараси наблюдала, жадно ловила каждое касание длинных пальцев к белым и черным клавишам, пытаясь отпечатать это воспоминание на обратной стороне век. Касоре было спокойно. И в то же время ее сердце заходилось в быстром ритме, подстраиваясь под музыку, разнося ее по венам. Девушка не поняла, в какой именно момент Хибари перестал играть. Она так глубоко ушла в себя, а музыка все еще продолжала играть в ее голове. Касора очнулась, когда почувствовала на себе пристальный взгляд парня. Она посмотрела на него и вдруг поняла, что у него серые глаза. Почему-то это показалось важным. – Спасибо, – шепотом выдохнула она. – Это ничего не значит, – равнодушно заключил префект и встал. Ушел, даже не попрощавшись. Впрочем, это же был Хибари Кёя. Уже дома, сидя на диване, читая «Отверженных» Гюго, девушка подумала, какой же сложный человек Хибари Кёя. И она действительно не знала о нем совершенно ничего. Но, черт возьми, как же хотелось узнать.