Родственник

      — Мне нужен шериф Стилински.       Сегодня в приёмной немного людно. Нервный с виду подросток в толстовке провожает взглядом. Его изучает уставшая секретарша.       — Шериф Стилински сейчас не на посту; я могу дать вам номер его телефона, если вы скажете, кем ему приходитесь, — взгляд у неё твёрдый.       — Я прихожусь ему родственником по матери и очень хочу с ним увидеться, — ответил он заметно более тихим голосом — не нужно было первому встречному знать о его родстве.       На стол приземляется номер, написанный на блокнотном листе, неаккуратно вырванном и в целом неприглядном.       — Позвонить можете отсюда, — он приподнимает бровь. Стационар, здравствуй, давно не виделись, от чего уехали, к тому приехали. Номер набирался медленно, диск был тугой, видимо, купили недавно. Будто нехотя, руки подрагивали.       Отвечает детский голос. Он теряется.       — Не нужно звонить, я уже тут, — сзади него слышится усталый голос предполагаемого дяди, он сбрасывает вызов и идёт к нему. Дядя был явно человеком, состоявшим в абьюзерных отношениях с работой, настолько сильно, что это проглядывалось и в его внешности, и в характере поведения. По одежде видно, что холостяк или в разводе как дядя Макс, по запаху, что кофе явно не с сахаром, по глазам, что устал. Чувствительный нос улавливает нотки спиртного и чего-то ещё. «Мама, отмени ссылку, я исправлюсь. Так, Фёдор, у тебя два варианта: либо уйти мол обознались, либо не уходить».       Он поворачивается в его сторону и улыбается, поправляя сумку на плечах.       — Здравствуйте, вы меня, наверно, помните и знаете, почему я здесь, — опять эта неловкость, как он от неё устал. Морщины на лбу дяди говорят о том же.       — Да, помню, вашу семью трудно забыть, — этот вздох он узнает везде: ведь действительно, его семью трудно забыть, особенно представительное старшее поколение, в которое умудрилась затесаться его старшая сестра и сын дяди Макса.       Они вместе садятся в потрёпанную машину и быстро трогаются с места. Что-то в машине кряхтит, но перестаёт на второй сотне метров. Первым начинает разговор шериф.       — Не понимаю, почему твоя мать приняла такое решение, — в голосе слышны озадаченность и непонимание ситуации, в которой он оказался.       — Не волнуйтесь, не вы один такой: я вот тоже не понимаю её большую часть времени. Матери не нужно, чтобы её понимали, — он ведёт плечами, клетчатая рубашка теснит в плечах от непривычки, но это не отменяет её главного качества: она тёплая.       — Это не утешает.       — Я и не пытался вас утешить, — говорит он в ответ, внутренне раздражаясь из-за привычки язвить, когда дело касается семьи вообще, или когда кто-то обсуждает члена семьи с ним. Совершенно неконтролируемо и внезапно для собеседника.       В груди что-то ворочается. Ему нравится шериф как человек, пусть это и первое впечатление, но Фёдор не доверяет ему. Вот как он мог узнать его как человека, если видит его впервые?       — И чтобы вы не беспокоились понапрасну — я уже закончил старшую школу и подал документы в университеты. Ещё я знаю, что вас недавно избрали на пост шерифа.       — Ты выглядишь как ребёнок, подросток. Как тот, кто не втянут во всё это.       — Звучит как-то неопределённо, — он подавил в себе желание жестикулировать: вредная привычка, с которой он борется с переменным успехом. — Мы все втянуты в такую штуку как жизнь.       — Для меня ты всё равно ребёнок, которого отправили под мою опеку, — было видно, что он хотел помассировать поясницу, но за рулём не решался.       — А для меня вы тот, кто воспитывает моего двоюродного брата, и неплохой в принципе человек, но как детектива мне только предстоит вас узнать, — главное улыбаться, и тогда все будут думать, что у тебя нет карманов за душой и ты чист, как первый снег в октябре. Фёдор знает, что это неловко, и отвечает ему: — Но я признаю, что вы должны за мной присматривать, как взрослый в семье. Мне, кстати, шестнадцать, и я окончил школу, — давим желание пошевелить ногами — ты уже не ребёнок — и опять по-новой повторять сказанную информацию.       — Что ж, большой ребёнок, ты точно заведёшь дружбу с моим сыном, — шериф незаметно от него улыбнулся краешком губ.       — Дружбу невозможно приобрести, её можно только создать, — он поднимает указательный палец вверх, привычка победила на этот раз.       Шериф, теперь новоиспеченный дядя, ничего не сказал.       — Наверно, вы будете меня проверять, — задумчиво тянет он и ловит взгляд из зеркала. — Для справки: я не против. Это ваш единственный сын, поэтому я могу вас понять, — во взгляде читалось нежелание продолжать разговор. Если он понимает всё правильно. Он бы тоже не доверял свою сестру непонятно кому на непонятное количество времени.       — Приехали, — дядя ставит машину в гараж, в то время как Фёдор осматривает дом и его территорию. По его мнению, обычный дом с некоторым модерном. Он не разбирается в домах. Дом Стилински выглядит заброшенным и одиноким.       Шериф ничего не говорит, а он молча следует за ним.       В гостиной шумел телевизор, показывая неизвестную ему программу. Подросток не спал, а деловито сортировал журналы по известным только ему характеристикам; на звук отворившейся двери не повернул головы, лишь сдвинул готовую стопку к краю кофейного столика, видимо, чтобы взять в свою комнату. Но звуки незнакомых шагов привлекают его внимание.       — Стайлз, знакомься, твой дядя э-э… — дядя озадаченно смотрит на него, только сейчас осознавая, что забыл спросить во время их дорожного разговора.       Шериф оглядывается на него с немой просьбой. Он опускается на колени перед — о боже! — братом и протягивает руку.       — Брат. Двоюродный брат. Зовут Фредом, называют Фёдором.       Стайлз неуверенно пожимает руку в ответ. Тонкая ручка ни разу не слабая, но она легко умещается в его более крупной и мозолистой ладони.       — Стайлз, просто Стайлз, — говорит он. Карие глаза раскрываются шире, пытаясь более подробно рассмотреть и изучить.       — Вот вы и познакомились. Мне пора, — шериф уходит, оставляя их одних в большом доме.       — У него сегодня ночное дежурство, — тихий голос Стайлза отвлекает Фёдора от рассеянных мыслей. Он фокусирует взгляд на брате, уже успевшим устроиться в кресле с комиксом на подлокотнике.       — Надо же, — он всё ещё пытается собраться и приводит мысли в порядок. — А как ты узнал? — спрашивает, садясь на диван.       Вместо ответа маленький брат показывает на число, подчёркнутое синим маркером в календаре, который показался ему комиксом.       — Умно, я думал, что это комикс про Человека-паука.       — Только обложка от него.       — В жизни бы не додумался сделать так с комиксом.       Разговор явно не клеился.       — Я помню только, как взял обложку от книги Скарлетт и нацепил на книгу с мифами Египта, чтобы беспрепятственно читать её в любое время. Мы тогда проходили её и мне она, если честно, не нравилась. Но она нравилась нашей учительнице по литературе, которая задавала именно нашему классу сочинения на эту тему. Конечно же, она увидела её и попросила зачитать на том моменте, где я остановился, — он откидывается на спинку дивана, Стайлз внимательно слушает. Его глаза блестят от любопытства и Фёдор рад, что заинтересовал его. — Спешно прятать было поздно, а я остановился на тяжбе Гора и Сета, прочитав первую страницу — шрифт там был мелкий. Я ожидал взрыва хохота, но его не последовало. И так, прочитав её всю, я спешно вышел из класса, заметив красную от гнева учительницу. В этот же день родителей вызвали в школу, а мне выставили «неудовлетворительно» за урок, вот так.       Он положил голову на скрещенные пальцы, смотря прямо в глаза Стайлзу и ожидая его реакцию. Он хлопал ресницами так невинно, что Фёдор не мог поверить в это: годы житья-бытья в семье из двух взрослых и четверых детей научили его распознавать невинность.       Наверное, что-то поняв по его взгляду, ребёнок говорит:       — Я не читал её всю, но общий смысл уловил.       — Значит читал, — он лукаво смотрит на насупившегося ребёнка, понявшего, что его подловили на горячем.       Вот тебе и десятилетний мальчик, Фёдор.       — Так, а что ты привык читать? Не считая мифов древнего Египта, конечно же, — ему интересно, очень интересно. У него есть ещё месяц перед тем, как он официально приступит к обучению в университете, нужно потратить его с пользой.       — Комиксы про супергероев, книги в этом доме, в школьной библиотеке… я читаю всё, — Стайлз знакомо пожимает хрупкими плечиками.       Ему послышалось или у него действительно заурчал живот? Судя по хмурому виду, нет.       — Так, давай пойдём приготовим поесть, читатель. Вдруг у тебя собьётся режим питания и появится язва желудка вместе с гастритом и кишечной непроходимостью, — заботливо сказал Фёдор, исходя из своего опыта. Стайлз поморщился, видимо представляя это наяву.       Кухня располагалась возле лестницы на второй этаж, что Фред посчитал действительно удобным. Она была заброшена и превращена в чисто холостяцкую столовку.       — Прости за возможную критику, но по кухне видно, что ей пользовались лишь для того чтобы заварить чай в пакетике и подогреть пиццу, — он заглядывает в микроволновку, подтверждая свои выводы, находя следы кетчупа и кусочков сыра. В холодильнике яйца, пиво, засохшая морковка и молоко, к счастью, не просроченное. — Ты не против неклассического омлета и молока на ужин?       Стайлз за спиной открывает коробку пиццы.       — Ну конечно же, как-то же ты жил всё это время.       — Я привык, — Стайлз отвечает тихим голосом.       Фёдору не пришлось резать пиццу, так как она оказалась порезана. Беря кусок, он хотел задать вопрос, но, взглянув на ребёнка, не стал. Так и сидел, методично пережёвывая пиццу с оливками и чем-то горьким на его вкус, пока его не спросили:       — Зачем ты приехал? В чём причина твоего приезда?       Пока он дожёвывал несчастный кусок пиццы, вопросы так и сыпались градом.       — Семейные обстоятельства и расчёт главы семьи. Заметь, отправили меня, а не дядьку под два метра с недельной щетиной и широкими плечами.       Он посмотрел на Стайлза, который не выглядел убеждённым. Вздохнул, пицца была вкусной.       — Скорее я сам так захотел, что-то тянуло меня сюда и после приезда успокоилось. Как не навестить и не присмотреть за маленьким двоюродным братом, которого качал на руках и давал соску.       Новый кусок пиццы оказался суховат и пришлось доставать бумажную тарелку, лежавшую возле раковины.       Стайлз озадаченно хлопал ресницами, которые были пушистыми и, как говорила Велс, «эстетически прекрасными».       — Ты знал меня раньше?! — ребёнок удивлён.       — Конечно, до сих пор помню, как мы с Деметрием дежурили возле больницы и приносили передачи: тогда ты был с моё предплечье и Деметрий боялся брать тебя в руки, ну, а я и тем более.       — Кто такой Деметрий? Ты часто его упоминаешь, — ему было очень любопытно.       — Именно он хотел отправиться сюда, но не получилось. Он мой старший брат, ему сейчас 22, большой детина. Кстати, он дал мне список, в котором есть другие списки и так далее.       — Какие у меня родственники, однако.       — Согласен, сам в шоке, — Фёдор наконец доедает этот кусок, чувствуя, что желудок прекратил поедать сам себя. Ребёнок только начинает второй, и он решил его не торопить, пусть хорошо прожуёт, так меньше пищи пропадёт зря.       Фёдор окидывает взглядом фронт работ: весь месяц оказывается забит напрочь. На телефон приходит смс.       От Велс: «Как добрался? Как прошло знакомство? Тебя не тошнит? Нам это интересно.»       Для Велс: «Всё прошло отлично, не переживайте, нет, не тошнит. Как добрались? Сумели расплатиться с Шаффиком? Я точно помню, что положил список в карман джинс Мэтта. И поверь, что двадцатка останется у Киры.»       На телефоне 23:00.       — Ох, кажется, я сбил тебе режим, — он реально потерял с ним чувство времени, оттягиваясь по полной.       — Не переживай: у нас сейчас каникулы и я могу спать хоть до обеда! — братец прямо переполнен энергией.       — Ну-ну, маленький энерджайзер, злоупотреблять этим не стоит. Но пользоваться не забывай, — Фёдор подмигивает ему. Стайлз светится и поднимается по лестнице на второй этаж. Так, первый контакт засчитан.       Фёдор следует за ним комнату для гостей, которая отведена ему. Там немного пыльно и видно, что здесь пытались убраться, но забросили это дело на полпути. Фёдор обещает себе, что позаботится о порядке позже, доставая из тумбочки запасное бельё, которое не пахнет порошком, и застилая кровать. Закончив, он видит Стайлза, что продолжал стоять в проходе.       — Я думал, ты пошёл спать в свою комнату.       Ребёнок не отвечал и смотрел странно. Сглотнув, он ответил:       — Ночное дежурство — самое опасное время, я беспокоюсь сильнее за отца в это время.       — Тогда устроим сеанс просмотров фильмов, сериалов или мультиков, — он понимал его: когда-то в детстве он сам старался не спать, слишком беспокоясь за близких, которые решили вернуться домой поздно или под утро. Поэтому он часто засыпал в неудобных позах на кресле или диване, ожидая возвращения домой близких. А потом он нашёл успокоение в книгах и сериалах, начиная с Алисы.       Продуктов для закусок почти не было, поэтому пришлось достать из сумки две пачки чипсов и сок в пакетиках с трубочками. Стайлз заинтересованно смотрел на это действие.       — Ты же знаешь, что после надо обязательно почистить зубы? — получив в ответ кивок, Фёдор успокоился. Ребёнок открыл пачки и высыпал чипсы в миски, забавно принюхиваясь.       — Краб и сыр со сметаной?!       — Они стоили недорого, — ответил он, переключаясь, — действительно недорого и вкусы нейтральные — идеально после операции. — Теперь надо закрыть дверь на защёлку. Она, конечно же, не закрыта, — иронично подмечает он и обращает внимание Стайлза к себе. — Запомни: цепочка может не помочь, она нужна как слабенькая предусмотрительность при выборе открывать или не открывать дверь незнакомому человеку. Её можно порвать, подрезать, может возникнуть ситуация, что будет невозможно закрыть дверь из-за вовремя подставленной ноги. Так как мы оба знаем, что твой отец сегодня на дежурстве, то смело делаем так, — он демонстративно щёлкает защёлкой и замком. — Теперь можем пойти смотреть фильм, который ты выбрал.       — Я его не выбрал, хотел, чтобы ты это сделал. Это будет хорошим знакомством.       — Ох…       В итоге Фёдор достал фильм «Няньки» и включил на телевизоре. Он оказался очень интересным и захватывающим, но под конец они оба уже спали, укрывшись пледом, поставив миски с чипсами на столик. Как ответственному взрослому, Фёдору пришлось на силу открыть глаза и проснуться, после чего отнести Стайлза в его комнату и не лечь рядом с ним. На диване расположиться было неразумно: шериф мог, вернувшись утром, лечь там, значит, оставалась комната для гостей, но для начала нужно проверить кухню.       Стол убран, грязная посуда в раковине. Фёдор уныло шёл вверх по лестнице, чувствуя, что навеянный Стайлзом сон улетучивается.       В кровать он лёг совершенно разбитым.