Родственник

      С самого детства ему было привито правило полезности для семьи. Если ты бесполезен, то не стоишь оказанного тебе внимания. Если ты показал полезность, то взлетаешь на новый уровень семьи.       Он был и там, и там.       Первый уровень был прост. Делай всё раньше других. Лучше других. Просто будь лучше, чем многие. Тогда по достижении нужного возраста он перешёл на второй, где было всё совсем не так.       Он задавал себе вопросы: стоит ли чего-то жизнь, полная угождения эго старшего младшим, и стоит ли это менять, зачем нужна такая система в ячейке отдельного общества, какое место он сам занимает в этой ячейке? Прочитанные им книги не давали ответов, лишь направляли. Давали право сформировать своё мнение самостоятельно.       В конце средней школы ему ясно показали ошибочность этого мнения о семье.       По окончании старшей — выкинули на первый и отослали прочь за ненадобностью, придумав благовидный предлог.       И вот, на обочине жизни он видит этого ребёнка.       Без этой брехни про полезность и престиж. Обычного ребёнка. У которого умерла мать, дарившая ему заботу и любовь. Сам он смутно понимал, как матери дарят это своим чадам. Виктория была главой семьи и его матерью, с которой он виделся не слишком часто. А вот многочисленные братья и сёстры, наоборот, уделяли ему много внимания, как и он им.       Так что он подарит Стайлзу то, что имеет в избытке.       Чьи-то ноги в мёрзлой воде,       Чьи-то руки на твоих плечах.       Я сегодня падал и вставал,       Руками листья тормозил.       Брата по линии Клаудии он учил всему, что знал, а что не знал, тому учился и передавал ему.       Стайлз будто вылитый он. Забытый и давно потерянный в амбициях чужих ребёнок.       Всё сидят и ждут мальчика с ясной головой. Надрывного крика его трубы.       Вот угораздило их обоих быть прямыми наследниками семьи, и всё от сестёр матриарха. Порой возлагаемые надежды взрослых вместо сильных крыльев дарят тяжёлые адамантовые цепи с миниатюрными замочками.       Однако и цепей и крыльев нет. Зато есть человек.       Мальчика нет давно,       Мальчика след простыл,       В поле, за кустом сел, прилёг,       В травы голову ясную уронил.       Пора бы уже жить без оглядки на семью.       Он слышит звук шагов на втором этаже. Стайлз уже встал, а дядя на смене. А овсянке с молоком не хватает какао.       — Дор, Дор, как же так! — Стайлз по-актёрски всплеснул руками. — Из всех каш мира — именно овсянка.       — Не просто овсянка, — он мудро указывает на кашу ложкой, — а овсянка, сэр!