Родственник

      Днём ранее.       Красные нити пересекались в одном месте, жёлтые исходили из этой точки, где ложились на красные, зелёные были обособлены, но имели пересечения с концами жёлтых нитей. Синие начинались там же где и красные и пересекались со всеми нитями в разных точках, кроме главной, самой толстой и нарядной нити. Пурпурная нить была одинокой и соединяла точку кладбища с центром красных.       Фёдор Акерман ходил кругами по комнате, то и дело отодвигая ногой мусор и стулья, скрещивая руки за спиной, чуть наклоняясь вперёд, скрывая отросшей чёлкой тёмных волос синяки под глазами и бледность лица.       Вдруг, остановившись возле почтовой коробки, его озаряет идеей, морщинки на лбу разглаживаются, брови опускаются, появляется румянец, нервозность уходит на задний план — напал на след.       «Возможно, только возможно! Центр событий — не какой-то человек, а определённое место, что-то сакральное, даже магическое», — думает он.       Нерешительно остановился возле доски.       «Но как с этим связана тётя Клаудия и отец МакКолла?»       Надо продолжать эту мысль. Они висят на доске уже достаточно долго, чтобы перестать цеплять взгляд. Однако. Есть определённый момент, отправная точка.       Мысли создали коллапс в голове, и ему нужно снова собирать и чередовать их.       Нужно проверить гипотезу.       Фёдор звонит со старого телефона, уже повидавшего всё, старой и надёжной подруге, о которой никому не скажет, даже самым надёжным друзьям из Сент-Луиса. Трубку долго не поднимают, на рингтоне ревёт Би-2.       — Ты в курсе, что сейчас у меня глубокая ночь?       — Извини, — он совсем забыл о времени, обо всём, кроме готовки обедов и завтраков. Голос по ту сторону слегка смягчается:       — Чего хотел? — слышатся звуки включения чайника и скрип стула.       — Узнать, из-за чего в один городок направлялся стабильный поток самых разных людей, а в определённое время резко сократился и превратился в интенсивный отток, разнообразные смерти.       По ту сторону явно задумались; заварили кофе из пакетика, не стесняясь звеня ложкой.       — Скажи-ка дату и скинь на почту всех, кто там жил в это время.       Фёдор ответил, дополнив:       — Всех не получится, но я попробую.       — Хорошо, — там зевнули, — доброго вечера тебе.

***

      — Проверь центральное место, там должен быть большой дуб или ясень, чем он старше, тем больше притягивает разных чудаков с причудами. Но по твоим докам тут дело совсем нечисто. Будь осторожнее.       — Спасибо, могу в ответ помочь чем-либо?       По ту сторону заметно оживились и активно захрустели яблоком.       — Да, можешь спеть про несчастливую луну на запись и попозировать для академического рисунка? В следующую нашу встречу, естественно.       — По рукам.       На ходу надев кожанку и тёмную кепку, Фёдор думал, что неспроста Хейлы жили в лесу. Жаль, конечно, что их счастливая жизнь тут и закончилась откровенно странным поджогом, о котором молчат сильнее, чем о смерти тёти Клаудии. То, что она умерла от опухоли в мозгу (как сказано в документах) совсем не означает, что об этом нужно так молчать. Серьёзно, её сейчас едва ли помнят и крайне редко упоминают, чаще всего ровесники Стайлза. Это ли не странность? Кто закрыл им рты? Сначала он думал, что Хейлы — главная сила в городке, но рядом с ними было что-то ещё непонятное, не оставляющее следов. Они стали той плотиной, что прорвало течение горной реки.       Если бы он вывешивал все странности и несостыковки, то в его комнате было бы опасно просто стоять, из-за опаски загореться.       В округе Бейкон пропадают люди. Без разбору, приезжие, здешние, мимо проходившие. Именно в момент приезда людей со слишком мощным для охоты оружием.       Прелесть охоты он не разделял. Особенно с понтами и показушными приёмами. Зачем, когда еду можно купить в магазинах? Или на рынке? Зачем вообще валить несколько оленей, лисиц, волков и многих других, когда не сможешь их разделать и заготовить на зиму, даже просто потом приготовить?       То же самое с рыбой. Забавные же бывают люди. Раздирают нутро рыб крючками, фоткаются с ними, а после отпускают. Естественно она погибнет зазря и будет, разве что, съедена падальщиками и не брезгливым хищником, коих уже мало.       А тут, хочется спросить, на кого они охотятся? На лесного человека, снежного, может быть, а может не на человека вовсе, а на мутанта таракана с волчьими повадками? Не зря же у них аконита не просто много, а очень много, по меркам среднестатистического американца. У них же должна быть причина для этого, на покушать не тянет уже давно, с года 2007-го, когда массово пропадали люди. Людей они едят, что ли?       На волне таких мыслей, Фёдор проверил свой нож и крепления, перепроверил карту. Растерялся, ведь он уже стоит в центре, а дуба или ясеня здесь явно нет, одни сосенки обыкновенные, да трава невысокая с чахлыми колючими кустиками.       Солнце уже закатилось, Стайлз, наверно, только что обратил внимание на его отсутствие, шериф на ночной смене. Тут ему вспомнился Николай, ищущий свои ручки по образу и интуиции, которую обзывает ласково чуйкой.       Солнечный свет сурово в своей красоте отражался на старых соснах. Те от него краснели и наливались ярким тёплым светом, сливаясь для глаза в марево с тёмной верхушкой.       Дубом и не пахло.       Решив всё-таки последовать примеру Николая, Фёдор продолжил пробираться сквозь лес, который неожиданно стал густым и непроходимым. Однако упрямству его стоило позавидовать: он пролетал, проползал, огибал, всячески отводил и приминал, но — принципиально! — не ломал ветки, отчего-то чувствуя, за ещё несовершённое, вину. Неожиданно стало легче пробираться: сначала исчезли доставучие, большие сухие ветки под ногами, носки кроссовок не цеплялись за неожиданные кочки и грузди в листве, потом старые стволы деревьев, облюбованные красными муравьями и трутовиками, а ободряющим знаком того, что цель близко, стало отсутствие кустов, похожих на шиповник, ветки которого могли высечь глаза.       О корень проблемы он буквально споткнулся и уже познакомился ближе с её остатком.       Мёртвые светлячки унылыми трупиками украшали большой пень, мощные корни которого вгрызались в посеревшую землю, виясь, словно отожравшиеся питоны; из трещин несмело высовывались неизвестные ему грибы и мох с лишайником на пару, что для последнего удивительно. Сосны постарше, уже сбросившие свою хвою, выглядели откровенно жалко, а при свете полной луны — устрашающе.       Никакого дуба или ясеня, естественно, не было. Зато был пень явно от дуба, с широкими годовыми кольцами, немного светящимися при ночном свете. Это даже можно считать очаровательным, но всё портили светлячки и мотыльки, небольшими точками, явно мёртвыми, расположившиеся на пне.       Трогать его, наверно, было бы девятым отчаянным решением в его жизни, идущим сразу за дракой за гаражами.       Интуиция тренькнула и замолчала.       Фёдор постоял бы так ещё 16 минут, залипая на кольца, если бы не был так вымотан дорогой. Почему-то сидеть рядом с предполагаемым местом силы было для него кощунственным. Пробормотав что-то невнятное, Акерман стал записывать в блокнот наблюдения и непростой путь.       На его глазах из трещины вылетел десяток светлячков, сияющих зелёным светом, тут же умерших от света колец.       — Как говорил Коля, выражаю своё глубокое удивление. Какой маленький… — один из светлячков выжил, сел на палец и засветился. — Хм, ты нормальный? Светишься зелёным. Ну, ок. Лети, давай, к свободе.       Ан нет, те годовые кольца были с отсроченным уроном. Только прах на пальцах остался.       Залипательно, хоть и жуть, как в сказках русских. Или нет. У Кэрролла гигантские грибы и кальянщицы-гусеницы, но диковинных пней с системой защиты не было. Если подумать, то реальность и то, что случается в голове, существенно отличаются, хоть и путаются участниками повествования.       Главное решить, кто сейчас он. Алиса или Иванушка.

***

      Я прислушался к телу и душе.       Луна осветила поляну нервным из-за туч светом.       Всё говорило о реальности, даже зудящие костяшки пальцев на руках.       — Вообще очень странно видеть тебя/вас в таком виде, мне другое о вас говорили, — Фёдор, шо ты делаешь, а?       — Но одно могу сказать точно, про то, что вы дуб, они не соврали, — дожили, говорю с дубом, непонятным хтоническим центром этого городка.       — Раз пошло такое дело, — на русском, — то укажи или скажи, пожалуйста, кто виновен в смерти Клаудии Акерман и что мне нужно за это дать или принести.