Родственник

      Выбрался Фёдор, явно благодаря божьей матери, ну или чёртовой. Сначала успокоился и перестал проклинать Колю, насылая боли в спине, начиная с красноречивых мест. Потом он устал сидеть на деревянной сидушке, жутко неудобной, с острыми краями. А потом…       Когда-то он, с помощью намёков дорогого дядюшки, решил научиться высвобождаться из стесняющих обстоятельств, да так, чтобы выходило на автомате. Новая привычка ему понравилась — неплохо выводила из депрессии после разрыва недоотношений, как он понял после. Но была проблема в том неожиданном моменте связывания: кто будет это делать?       Вышло так, что об этом узнал старший брат, и прикольнулся, как он думал, рассказав об этом другим братьям. Тем понравилось. Так, начиная с 1 апреля 2003 года, ввелась новая причуда в семье Акерман.       Конечно, не только привязывание к стулу и прочему стало крутым приколом. Леска у входа в комнату с запуском карандашей ниже пояса? Ну ты же не встречаешься, Фред? Незаконное прилегание к кровати, когда её хозяин на конференции, олимпиаде, сборах, просто смотался на сафари с дядей, заканчивается приземлением на самодельных ежей и путёвкой в травматургию к тёте Елене, где она будет тебя жёстко подстёбывать? Открыл ящик, оказался измазан в пасте? Не твоё — не трогай. Зазевался и в рот прилетела резинка от трусов или для волос, а может и вещь повзрослее? Звиняй, но мелкие тоже хотят участвовать, и заметь, креативнее нас, не отставай, Димец, убедительная просьба прятать их получше. Что? Красноречивый знак пальцами. Так мои на месте.       Уснул на кресле в зале в вечер четверга — оказался примотан к нему и стал допрашиваем мамой, тётей, бабушкой, а позади стоит отец, с говорящим взглядом: «Блин, ну ты же знал, что в этот вечер у них сериалы и мелодрамы, так что мужественно колись под напором трёх баб, а я тебе ремня пропишу, если натворил чего».       Фёдор возненавидел тот день когда предложил это Михелю, тот рассказал Деметрию, а он — двоюродным братьям, а те — сёстрам. Родители сами догадались. Так вот, в Питере ему этого не хватало. Точнее, его настолько переломала обстановка в своём доме, что ему начало это нравиться, а сейчас, находясь в относительно спокойной обстановке, ему этого уже не хватает.       Вместе с экспресс-курсами самбо, где он огребал по полной от Натали вместе с Николаем, и муай тай и игрой без правил, Фёдор обучил Николая и этим прикольным, на его поломавшийся взгляд, вещам и привычкам. Ну и английскому, хотя Коля и так, кажется, его знал на В. Хреновый симбиоз и охрененное сожительство, как сказала Натали о сожительстве с Настей в общаге.       Так что толком они друг друга не обучили: Фёдор не зашёл дальше Паскаля, а Николай дальше самообороны, зато оба подсели на протирание своим туловищем спортзала и позе звёздочки на матах.       Да, он научил его связывать и делать узлы и ставить сигналки тоже, не только его, но это так, Фёдор не контролировал этот процесс.       Так что, оказавшись на стуле с крайне знакомым состоянием, и взрывом эмоций, было крайне тяжело сконцентрироваться и вспомнить навык высвобождения.       Слава хомячизму и тому, что он не положил болт и следил за телом.       Чуть прихрамывая, потому что он так и не научился правильно падать, Фёдор примерно полчаса искал запасные ключи, запрятанные прошлым летом, избежал старой ловушки с растяжкой и ведром, скользкого пола и прочего. Фёдор аж прослезился, а потом, охая, убрал все следы творческой деятельности его дальнего младшего брата.       Замешивая тесто для пышек, Фёдор думал, что метод Николая отлично сбил с него хандру и пыль прошедших лет, что его посыл примерно понятен, но лучше он уточнит, чем будет предполагать и закономерно ошибаться. Очевидно, что просто так он не приехал и ему что-то нужно, что-то, о чём он не мог сообщить в соцсетях.       Масло шипит и плюётся, когда на сковородку опускаются колечки из теста. Проблемы Николая, частично его проблемы и ничьи больше, так как, зная его характер и то, что он довольно скрытен до этого, Фёдор надеется, что былое доверие между ними не завяло, как фикус. На самом деле, сам Фёдор очень боится остаться один, а некоторые переписки дают ему иллюзию привязанности к обществу. Пусть он и залипает в книгах, забывает неделями о своём здоровье, на автомате делая упражнения и проверяя сети, всё равно боится. Скорее это не боязнь, а ощущение пустоты в душе, которая становится несоизмеримо больше, стоит остаться один на один с самим собой.       Однако он рад, что Николай приехал.

***

      — Так, а теперь будь добр, объясни, почему так сорвался с места и зачем вообще приехал?       — Тебе правда так интересно это знать? — переспрашивает Николай мальца, на кочке подпрыгивая вместе с джипом, перекрикивая рычание мотора. Земля всё-таки расквасилась.       — Ты серьёзно?! Раз спрашиваю, значит интересно, дядь, — почти рявкает Стайлз от напряжения. С последствиями такой погоды он не справлялся и предпочитал не бороться в лесах столь отдалённых. Джип повело, но, выкрутив баранку, Стайлз его выровнял. Скоро начнётся более нормальная дорога, а дальше асфальт. Чёрт. далеко же они заехали и забрели.       — Да потому что нас он мог застать или убийца был рядом, а также те, кто будет охотиться на него, — на очередной кочке он ударился головой. Выругался, теперь к саднящей шее добавилась пульсация в голове.       — О Сыктывкар, о боже и чёрт блять. Так что сразу не сказал и что этот маньяк там тусуется, его ведь ищут! Мой отец его ищет. Чёрт.       Николай поморщился на ругательство и чуть не расчесал в кровь ранки на шее. Бинты чуть сползли, время смены повязок будет через час. Он покосился в зеркало, смотря на напряжённое лицо Мечеслава, усмехнулся: некоторые черты этот ребёнок сумел перенять от Фёдора, переделав их под себя.       Дорога стала намного ровнее и безопасней, так что под мерную работу мотора, он уснул. Сказывался многочасовой перелёт и недостаток сна.       Стайлз уже хотел грубо растормошить недобрата-недодядю, но явно ровесника Фёдора, как увидел, что он очень бледен, а из-под горла водолазки торчат бинты. Будить его не пришлось, он проснулся сам, вытаращив на Стайлза чёрные глаза, как сова, повернул несколько раз голову и ловко спрыгнул с края сиденья на жидкую землю. Та чавкающе заглотила по подошву его кроссовки. Николай, даже не стряхнув комков грязи, приветливо помахал силуэту в окне. Мечеслав припоминает, что окна кухни выходят на улицу и приободряется: есть хотелось сильно, но не сильнее желания согреться как можно быстрее. На крыльце становится ясно, что его новый брат ценит чистоту и порядок, засунув грязные кроссовки в пакет и оттерев от грязи гачи джинс. Фёдор их не встречает.       Из маленькой кухни доносится одна из песен КиШ, про странного героя, аппетитно пахнет котлетами и чем-то сладким. Стайлз хмурится, но внутри себя одобряет такую еду: он — молодой организм, ему это никоим образом не повредит. В голове проносится девять нот старения, которых не избежать, и расчётные задачи по биологии с умеренным питанием и расчётом калорий за порцию.       Брюнет за его спиной снимает тёмно-серый плащ, вешает на трёхногую вешалку, кепку-ушанку закидывает небрежно на полку, ловко обходит его и исчезает за углом кухни. Их последующий разговор приглушается припевом:       «Разбежавшись, прыгну со скалы-ы,       Вот я был и вот меня не стало-о…»       Стайлз раздражённо дёргает замок, он никак не может расстегнуть молнию до конца, а следовательно полностью снять уже успевшую промокнуть куртку. В кроссах хлюпало, когда он расшнуровывал их, попутно убирая прицепившиеся колючки и сухие веточки. Ступни неприятно холодит, в носу тепло, а грудь и шея аномально горячая. «Заболел», — думает он безрадостно, вспоминая свой маленький опыт в этом состоянии. Неожиданно наступает усталость, былая радость от новой зацепки сменяется страхом от того, что совершил убийца и разных догадок, кто им может быть.       Внизу КиШ также напевает тот припев. Стайлз знает, что Фёдор не любит слушать на репите одно и то же. В голове происходит секундное осмысление его положения и он выниривает из своих мыслей уже на втором этаже. Его внимание цепляют коробки и сундук с чердака, который был открыт явно сегодняшним утром. От них пахнет затхлостью, кислым парфюмом, старыми книгами и чем-то давно забытым. Проход к его комнате не был завален, и подросток благодарен брату за это, отложив на потом причину вскрытия чердака.       Ему нужно в свою комнату больше, чем снять куртку. Усталость грозит сморить его на полпути, уложив на покрывшиеся пылью коробки.       Оказавшись в комнате, он падает окончательно без сил на кровать.

***

      — Вот я был и вот меня не стало, — глухо подпевает Николай, что заметно на фоне самой песни. Его брат не обращает внимания на это, занятый выуживанием из кипящего масла пышек и творожных пончиков.       Он наблюдает за этим процессом с рассеянным вниманием, больше занятый ковырянием в Свежести и поиском отличий сна от реальности.       Шея не зудела, а пульсировала как раненная, немного гноящаяся и немного подгнившая плоть, навевая панику и депрессивные ассоциации.       Песня ему самому не нравится тем, что ярко с ним перекликается, но ассоциируется с Фёдором. Аппетита после долгих дорог, убитого режима и частого применения энергетиков нет, но запах медленно пробуждает его.       Перед Николаем ставится стакан апельсинового сока, а салат убирают.       — Сегодня я на страже твоего здоровья, так что пей, — Фёдор говорит очень убедительно и серьёзно, однако фиолетовый в розовую клетку фартук портит впечатление, а уж белая футболка, на несколько размеров больше, довершает образ.       Он смеётся и добавляет только им понятный шифр:       — А на френдзону имеете виды?       — Если обговорить условия, — брат заканчивает готовку, выключает плиту и отставляет масло на другую конфорку, фартук снимает и вешает на крючок возле холодильника. Ставит на стол приготовленное и разливает сбор им обоим. Говорит, уже сев за стол:       — Поздравляю с получением грантов.       — И как тебе перевод Склефария?       В унисон спросили и тут же засмеялись.       Фёдор заметил потянувшуюся к шее руку, тут же одёрнувшуюся возле ворота водолазки, из-под которого торчали белые нити бинта. Его взгляд тут же стал цепче и внимательнее к деталям, что не укрылось от Николая. Тот вздохнул.       — Заметил, да? Я вот тоже заметил позапрошлой ночью, даже успел расчесать в кровь. Утром корка осталась на подушке, когда встал, сразу ощутил боль, — он нервно запустил пятерню в отросшие волосы, оттянув, и продолжил: — Обработал как следует и попытался вспомнить, где получил её, но вся загвоздка в том, что я не помню последнюю неделю, никто не знает где я был, все думали, что я на больничном. И знаешь что странно — всё было подчищено. А история про больничный легко легла на пустоту, ведь там ничего не было.       Фёдор выслушал до конца его доводы и переживания, мысленно шерстя свою память на подобные случаи, беря в пример состояние говорившего сейчас. На примете появилась идея из одной книги, где автор писал свои гипотезы насчёт необъяснимого и приводил некоторые его случаи, подробно описывая состояния добровольцев. Но брат выглядел скорее отравленным чем подхватившим болячку. Однако, устанавливать диагноз он не собирался, а вот проверить бессознательное — вполне. Он дождался пока Николай допьёт чай и сказал посмотреть на гущу. Его лицо исказилось в испуге, когда он посмотрел на неё, а рука дрогнула.       Чашка полетела на пол.       Бессознательная часть среагировала.       Быстро поднявшись со стула, Фёдор подхватил его, чтобы не упал, и понёс в свою комнату; скоро придёт шериф, Фёдор надеется на это, но не полагается.       На подъёме у него раскрылись некоторые ранки, которые не успели зажить за короткий день. Нужно торопиться уложить его в кровать или на любую мягкую поверхность в комнате. Он сильно сомневается, что сможет удержать дёргающегося юношу.       Фёдор читает свои записи, на каждой строке кидая обеспокоенные взгляды на брата. Ребёнка он проверил, тот заснул спокойно себе в верхней одежде, не став долго там задерживаться.       Николай дёрнул плечом и снова затих, затем снова дёрнул им. По своему опыту затяжных кошмаров Фёдор знал, что этот момент скоро наступит, и предусмотрительно остался рядом, чтобы брат не навредил себе.       В комнате запахло страхом, азартом, чем-то ароматным, волчьим и едким. Его крылья носа затрепетали, различая еще больше запахов эмоций, но Фёдор решил не углубляться в этот процесс, а просто запомнить таким каким есть, стараясь как можно меньше притрагиваться кожа к коже, не дай боженька языческий из-за этого контакта показ воспоминаний закончится.       Как позже он узнает, это было распечатывание воспоминаний.       Глаза резко открываются и на него смотрят чёрные щелки среди золота, руки тянутся к шее, чтобы расчесать её. Фёдор удерживает их над головой, что очень трудно, ещё и он начинает вертеться, выворачиваться и пинаться, заехав ему в живот коленом.       Сквозь бинт пробивался сине-фиолетовый цветок.       Фёдор сам старается не впасть в панику и находит пусть и безумный, но выход.       Сев на колени Николая, чтобы меньше дрыгался и меньше сил затрачивалось на его удержание, одной рукой снимать бинт, другой удерживать руки и коленями сжимать бёдра — что сказать, пренебрегать физическими не стал, уже плюс, но напряжение в уставших мышцах жгло.       Бинт путался, а завязки приводили в отчаяние. Не рискнул ножницами разрезать бинт, всё же он находился рядом с шеей, одно неверное движение — и конец. Повезло, что Николай завязывал на недобантик, что легко, если нащупать, распутать. Дальше было делом техники, только вот цветок зацепился и начал вылезать следом.       — Где только найти такую гадость успел.       Цветок, точнее цветки выталкивала сама плоть, отторгая. Возможно, процесс прошёл бы намного легче, если бы их было меньше, но за три дня их явно наросло. Возле кровати приземляется конец того побега. Николая рвёт в тазик для умывания, что он успел подставить ему навстречу, придерживая за плечи.       Мокрый от пота, нервный и бледный, он должен был вызывать лишь жалость или сочувствие, но Фёдор дал ему стакан холодной воды и полотенце. На жалость или сочувствие расходиться было бессмысленно: никому не нужны.       Пока Николай полоскает рот, он достаёт из своего шкафа футболку и домашние штаны, убирает вылезшие цветы в герметичный пакет, рвоту отливает в спец-ёмкость, сам таз выносит за пределы комнаты.       В коридоре он встречает недовольного Стайлза с салатом свежести и телефоном в руке. Волосы растрёпаны, на щеке след от подушки.       — Было очень вкусно, но обидно что без меня.       — Посмотри ещё в шкафчике, мы тебе оставили.       — Знаешь, я должен задать один определённый вопрос прямо сейчас, но думаю, задам утром…