***
Стало ли легче?.. Обретя сокровище, Ферн стал ещё острее ощущать, что недостоин его – и что в любой момент судьба может осознать свою ошибку. И захочет исправить, отобрав у него Эмили, причём измученное страхом подсознание подкидывало варианты развития событий настолько дикие, что сознание отказывалось признавать, что это в самом деле его, Ферна, мысли. Первым порывом было прекратить обучать Эмили обращению с тростью-хлыстом – теперь Ферн и слышать не желал о том, чтобы его жена покидала часовню, какая бы беда ни приключилась у кого бы то ни было в мире, даже у него самого. Но потом Охотник всё же заставил себя рассуждать логически: он не может сам оберегать Эмили постоянно, а жизнь в Ярнаме непредсказуема, и кто знает – не проберётся ли однажды опасность прямо в часовню? И тогда Эмили некому будет защитить. Нет уж, лучше пусть она овладеет этим хитроумным оружием настолько хорошо, насколько Ферн будет в состоянии обучить её. Но вот по поводу выходов в город между молодыми супругами не раз и не два вспыхивали нешуточные споры. – Я не могу позволить себе отсиживаться в укрытии, если у меня тут дети голодают! – тихо, но упрямо говорила Эмили, без страха глядя в лицо взбешённому Ферну. – Я, в конце концов, за тебя тоже переживаю каждый раз, когда ты уходишь на Охоту! И что, я могу потребовать, чтобы ты бросил мастерскую и сидел тут со мной взаперти? – Ты не сравнивай! – кипятился Ферн. – Я – обученный Охотник, и я… – А я не выхожу на улицы ночью и не суюсь в самые опасные районы, – спокойно парировала Эмили. – Можно подумать, днём чудовище не встретить! – Для этого я и обучаюсь управляться с тростью. Один раз уже отбилась – или ты забыл? – Да Идон всевидящий!.. Эмили! Ты ведь девушка! Охота – не твоё дело! – Вот как. – Во взгляде Эмили сверкнула сталь. – Девушка, значит… А леди Мария была мужчиной? А леди Генриетта, а Гратия? Зачем ты так, Кори?.. – Сталь подёрнулась дымкой обиды. – Прости. – Ферн виновато засопел и привлёк жену к себе. Подышал ей в волосы, легко поцеловал в висок. – Я… Не в этом смысле, ты же понимаешь. – Понимаю. – Эмили вздохнула и погладила мужа по колючей щеке. – Я очень хорошо тебя понимаю, Кори. Но… Я ведь не могу, став твоей женой, перестать быть тем, кем я была до этого. Я должна помогать выжившим горожанам. Должна лечить людей. А для этого мне нужно раздобывать разные припасы в городе. – Лечить людей… Пусть к Йозефке ходят! – Ферн всё не мог успокоиться. – Им что тут – лечебница? Вообще-то это часовня! – Ты не хуже меня знаешь, что с клиникой Йозефки что-то неладно, – возразила Эмили. – Пока я не советую горожанам ходить туда. И вообще, думаю, надо как-то разобраться, что там происходит. Я бы сама сходила, но… – И думать забудь! – Ферн отстранил от себя жену и заглянул ей в глаза. – Ох, Эмили… – Он провёл рукой по лицу. – Надеюсь, ты это не всерьёз. Просто зачем-то пугаешь меня. – Просто я постоянно думаю об этом. – Эмили взяла мужа за руку. – С тех пор, как в Главном Соборе начали проводить кровослужения, к Йозефке по большей части обращались те, кто по какой-то причине не желал применять целебную кровь Церкви. И в результате она собрала у себя пациентов, кровь которых… Понимаешь, о чём я? – Нет, – Ферн удивлённо посмотрел на жену. – Ходят слухи… – Эмили отвернулась, чуть крепче сжав пальцы мужа. – Ходят слухи, что она там проводит какие-то особые эксперименты, а для этого ей нужна чистая кровь. Многие из её бывших пациентов теперь опасаются ходить в клинику – говорят, что Йозефка… Как-то изменилась. Они будто с другим человеком говорят. – Ерунда это всё! – заявил Ферн. – Я был там недавно. Йозефка как Йозефка. Просит приводить к ней выживших в Ночи Охоты. Может, кстати, так и начать поступать? Чтобы у тебя здесь поменьше работы было… – Нет! – испуганно вскрикнула Эмили и с силой стиснула руку Ферна. – Не вздумай, Кори!.. Ты не представляешь, чем это может закончиться… – Она всхлипнула и отвернулась. – Я тут сижу как в клетке, – проговорила она с горечью. – Но люди-то ходят по Ярнаму, многое видят. И рассказывают. – Ну-ка… Кто и что тебе рассказал о клинике Йозефки? – насторожился Ферн. – Михаэль, – неохотно ответила Эмили после небольшой заминки. – Он несколько дней назад проходил со стороны Старого города. Просил наложить швы на руку, не хотел тратить кровь. – Вот как? – ледяным тоном произнёс Ферн. – Кровь, значит, тратить не хотел? Надо же, как он заботится о сохранности запасов мастерской! – Он выдернул руку из ладоней Эмили и сжал кулаки, отвернувшись и уставившись куда-то в тёмный угол. – Ты опять? – тихо проговорила девушка. – Кори… – Она осторожно погладила кончиками пальцев побелевшие костяшки его кулаков. – Неужели теперь всегда так будет? – Пока ты работаешь в этом своём лазарете – да, – буркнул Ферн. – Думаешь, я не замечаю, что эти храбрые Охотники теперь с любой царапиной идут к тебе? И как они на тебя смотрят, когда ты с ними возишься? Раньше бы они на такие, с позволения сказать, увечья даже внимания не обратили! А теперь – погляди-ка на них! Швы им наложить! – Знаешь что! – девушка возмущённо тряхнула головой и поднялась на ноги. Ферн остался сидеть на тюфяке, глядя в пол и продолжая хмуриться и сжимать кулаки. – Сам бы видел эту рану – не говорил бы так! Для инъекции крови повреждение было слишком лёгким, а без швов заживало бы долго! И мешало! И что мне было делать?.. – Да я понимаю, понимаю… – горько сказал Ферн, тряхнув головой. – Умом-то понимаю. А вот здесь… – Он прижал правый кулак к груди. – Просто горит, когда я вижу… – Он порывисто поднялся, подошёл к отвернувшейся к стене Эмили и обнял её за плечи. – Прости. Я же не хотел больше срываться. Сам вижу, как это глупо. И всё равно… Эмили развернулась в кольце рук мужа и обняла его за шею. – И я тебя понимаю, – шепнула она. – И ты меня прости. Я вижу, что тебе это всё неприятно. Но я же не могу их бросить. Как и ты не можешь бросить Охоту. Ты и твои товарищи защищаете ярнамитов на улицах, а я лечу вас, если вы получаете ранения. А как другие Охотники на меня смотрят… Уж не знаю. – Девушка усмехнулась. – Я-то на них смотрю как на людей, которым больно. И которым нужна помощь. Вот и всё. Ферн коротко вздохнул и зарылся лицом в волосы Эмили, пахнущие душистыми травами. – Так что тебе Михаэль рассказал про клинику Йозефки? – невнятно спросил он. – Он сказал, что зашёл туда как-то раз очень рано утром: он был серьёзно ранен, а кровь закончилась. Боялся не дотянуть до мастерской. Йозефка ему даже не открыла, хотя она никогда не отказывала в помощи. И он услышал за запертыми дверями какие-то странные звуки… Будто бы звон какой-то. Очень неприятный. Такой, что даже зубы заныли. И стало очень страшно, будто услышал голос каких-то жутких потусторонних существ, которые пытались что-то ему приказать. Понимаешь? Не стоны больных, не человеческие голоса. Что у неё там происходит, если она раненого Охотника на порог не пустила? Да, и ещё он сказал, что и голос у Йозефки будто бы изменился. А может, её и вовсе там нет, кто-то занял клинику, прикинувшись хозяйкой, и творит там какие-то жуткие вещи? Вот, ещё и Ровена рассказала, что её соседка дней десять назад ушла в клинику Йозефки – и так и не вернулась. Мы предположили, что её могли убить ликантропы, но дядюшка Грант сказал, что самолично проводил соседку до ворот клиники. Вот так. А она была не настолько больна, чтобы Йозефка оставила её у себя. – Возможно, ликантропы убили её по дороге домой? – предположил Ферн. – Возможно. – Эмили поморщилась. – Но это не отменяет того, что говорят о клинике очень многие – там что-то не так. И сам не ходи туда, пожалуйста, Кори, – Эмили погладила мужа по щеке. – И никого туда не отправляй, пока мы не убедимся, что там всё в порядке, и всем просто что-то померещилось. Обещаешь? – Обещаю. – Ферн поцеловал Эмили в лоб. – А ты мне пообещай, что, во-первых, не будешь одна выходить в город без особой необходимости – в конце концов, если этот Михаэль так любит на тебя пялиться, пусть помогает, провожает туда, куда тебе нужно! И во-вторых… – Он прерывисто вздохнул и крепче обнял Эмили, прижав её к себе и таким образом спрятавшись от её взгляда. – Обещай, что будешь смотреть на них только как на пациентов. – Кори, – шепнула девушка. – Ты дурачок. – Я знаю, – с сокрушённым вздохом отозвался Ферн. – И, между прочим, я тебя перед свадьбой честно об этом предупреждал. Эмили хихикнула и вывернулась из рук мужа. – Я уже говорила тебе, что никуда без необходимости не выйду. Но необходимость эта возникает чаще, чем мне самой хотелось бы. – Она посерьезнела и остро глянула Ферну в глаза. – Поэтому я при любой возможности тренируюсь с тростью и пистолетом. А тебя прошу об одном: будь осторожен не только на Охоте. Я знаю, что ты сам безупречно честен, но не ожидай того же от других. Не окажись слишком доверчив. Под масками хорошо знакомых тебе людей тоже могут скрываться чудовища.***
Ферн знал, что его жену ни в коем случае нельзя назвать паникёршей, и, если её что-то обеспокоило – для этого точно есть основания. Закрыв глаза и настраиваясь на сон, он невольно снова и снова прокручивал в голове всё, что слышал о клинике Йозефки в последнее время. Да, он не так давно заходил туда – пополнить запасы крови для мастерской. И хозяйка, она же главный врач клиники, показалась ему вполне обычной, такой же доброй и усталой, такой же внимательной и отрешённой одновременно. Отсчитывая требуемое количество пузырьков крови, она с улыбкой сказала: – Я слышала, вы недавно женились, господин Ферн. Мои искренние поздравления. – Спасибо. – Ферн улыбнулся в ответ и слегка поклонился. – Возможно, скоро я увижу вашу супругу на осмотре? – Йозефка с хитринкой глянула на посетителя. – По поводу будущего появления малыша. – Госпожа Йозефка. – Ферн невольно поморщился. – Вы ведь лучше меня знаете, что это невозможно. У тех, кто давно применяет Древнюю кровь – не церковную, а специальные препараты для Охотников, – не бывает детей, если они не успевают обзавестись ими до того, как присоединятся к Охоте. – Да ладно вам, господин Ферн. – Йозефка снова улыбнулась, на этот раз снисходительно и, как показалось Охотнику, с какой-то жалостью. – В жизни случается всякое, и Великие нередко снисходят к просьбам людей, если те обращаются к ним с искренними молитвами. – Сейчас в любом случае неподходящее время для того, чтобы производить на свет детей, – сказал Ферн почему-то резче, чем собирался. – Благодарю вас. – Он забрал коробку со флаконами и быстро покинул клинику. Странным образом этот безобидный разговор оставил в душе неприятный осадок. Жестоко… Жестоко со стороны доктора Йозефки было делать такие намёки. Конечно, Ферн многое отдал бы за возможность взять на руки их с Эмили общего ребёнка. От одной мысли об этом начинало щемить сердце – сначала сладко, а потом, когда осознание печальной правды развеивало сладкие грёзы, – невыносимо мучительно. Невозможно! Этого не будет никогда. Семь лет трансфузий. За всё время службы в мастерской Ферн не мог припомнить ни одного случая, когда у Охотника, проходившего переливания хотя бы год, родился ребёнок. Конечно, Охотники в принципе редко обзаводились семьями. Но всё же… И сама Йозефка, и врачи Белой Церкви не раз упоминали об этом побочном эффекте препаратов Древней крови – тех, самых старых, которые были получены ещё в Бюргенверте из артефактов, найденных в птумерианских лабиринтах. И Ферн уже семь лет проходил эти трансфузии. Он, строго говоря, уже не вполне являлся человеком – и как следствие, не мог иметь потомства от человеческой женщины. Тем более что… Ферн совсем забыл, что когда-то спас Эмили от смерти, вколов ей дозу своего препарата. Содержимое шприца крови из мастерской. Из клиники Йозефки! Невозможно. И доктор Йозефка прекрасно об этом знает. Зачем она завела разговор об этом? Неужели она не догадалась, что этим причинит собеседнику боль? Это на неё не похоже…***
Ферн наконец заснул. Эмили некоторое время лежала в темноте, рассеиваемой только крошечным огоньком самодельной свечи, прижавшись к спине мужа и прислушиваясь к его дыханию – медленному и спокойному. Значит, сегодня Охотник проспит долго. Часто во сне он дышал рвано, со стонами, бормотал что-то и даже вскрикивал. Эмили обнимала его, нежно гладила по волосам, почти беззвучно шептала: «Я здесь. Я с тобой. Всё хорошо». Как ребёнку, которому приснился кошмар… А иногда Охотник засыпал просто каменным сном и спал часов по шесть-восемь. Эмили каждый раз при этом почему-то охватывала необъяснимая тревога, будто чувствовала она, что душа её мужа сейчас путешествует по каким-то жутким мирам, наполненным ужасными чудовищами и мучительными видениями. Просыпался Ферн после такого сна, казалось, ещё более уставшим и разбитым, чем засыпал. А вот когда сон бывал беспокойным, он почему-то дарил отдых и обновление, и Ферн буквально за час мог прекрасно выспаться после пары суток на ногах. Это было странно. Часто, затаив дыхание, девушка прислушивалась к тому, что её муж бормочет во время такого беспокойного сна – пыталась понять, что же за тревожащие видения посещают его, но при этом не утомляют, а придают сил и снимают усталость быстрее и полнее, чем долгий глубокий и спокойный сон. Пару раз ей казалось, что она слышит что-то вроде «Кровь… Добрая кровь…», да пару раз: «Нет, не могу!», но в основном нечленораздельные звуки, издаваемые Ферном во сне, не поддавались расшифровке. Эмили осторожно отодвинулась от мужа и села на краешек тюфяка. Ей самой пока нельзя было засыпать, хотя тяжёлая дрёма настойчиво смыкала веки и путала мысли. В лазарете у неё лежали двое больных детей, и их нужно было проведать и напоить перед сном жаропонижающим. Девушка беззвучно поднялась на ноги и шагнула к двери. Вдруг шорох за спиной заставил её замереть на месте и медленно обернуться. Всё-таки разбудила мужа, помешала отдыхать… Но Ферн по-прежнему спал, только перевернулся на спину и задышал глубоко и неровно. Эмили похолодела, заметив, как под плотно прикрытыми веками быстро движутся глазные яблоки. Снова эти странные сны. Похоже, будто спящий видит кошмар, но просыпается он отдохнувшим и в прекрасном настроении. И ничего из своего сна не помнит. Во всяком случае, он так говорит. Девушка, осторожно ступая, чтобы не скрипнуть половицами, вернулась к тюфяку, уселась на пол в полушаге от Ферна и замерла, прислушиваясь.***
– Кто такой Герман? – спросила Эмили за завтраком. Ферн удивлённо воззрился на неё. – Первый Охотник, основатель мастерской, – ответил он. – Ты ведь и сама это прекрасно знаешь. – А ты разве был с ним знаком? – удивилась девушка. – Откуда? – Теперь настал черёд Ферна удивляться. – Он же исчез задолго до того, как я приехал в Ярнам. И все старые Охотники, его товарищи, давно мертвы. Разве что этот ненормальный Джура, который засел в Старом городе, мог его застать. Да Эйлин Ворона. Может быть, Хенрик. А больше-то никто из наших при той, старой мастерской не состоял. А с чего ты взяла, что я мог быть с ним знаком? – Ты во сне его звал, – пояснила Эмили. – «Мастер Герман, где вы?» И ещё: «Понял, мастер Герман, отправляюсь немедленно». То есть говорил так, будто тебе снились времена, когда он был твоим командиром. – Не помню ничего такого, – ошеломлённо пробормотал Ферн. – Это сегодня было? – Эмили кивнула. Глаза её потемнели, губы плотно сжались. – Я вообще не помню, чтобы мне что-то снилось… – Тут Охотник замолчал и с силой потёр лоб, пытаясь сосредоточиться. А ведь действительно! Он уже давно не видел снов. Или же просто не запоминал их? Раньше после пробуждения можно было ухватить хотя бы какие-то обрывки смутных видений и образов, а в последнее время он, засыпая, словно бы проваливался в полные черноту и беззвучие, чтобы вынырнуть оттуда через один-два часа – или же через шесть-восемь, при этом за короткие периоды сна он отдыхал лучше, чем когда спал подолгу. Что-то тут не так… А эти его разговоры во сне? Эмили уже не раз спрашивала, что ему снится, от чего он так бормочет, стонет и вскрикивает. А вот сегодня он, оказывается, ещё и разговаривал с Германом, который умер Идон знает сколько лет назад, и Ферн даже портретов его не видел и понятия не имел, как тот выглядит! Тут его посетила ещё одна тревожная мысль. Те сны-видения, где он обнаруживал себя лежащим на пригорке, поросшем ароматными белыми цветами… Где таинственная Хранительница снов молча сидела с ним рядом, прикрывая тёплой ладонью его глаза, чтобы рассеянный свет бледной Луны не мешал отдыхать. Эти сны тоже исчезли. А жаль… Он понял, что скучает по этой странной печальной девушке, похожей на прекрасную, совершенную куклу. И тут же сердце кольнули стыд и вина: значит, ему позволительно сожалеть, что прекратились его встречи с таинственной незнакомкой, пусть даже и случающиеся во сне, а на Эмили он без конца ворчит и смотрит волком просто за то, что она сочувственно улыбается раненым Охотникам, мягко и заботливо разговаривает с ними! «Ох, как же всё сложно-то!» Ферн опустил взгляд, будто опасаясь, что Эмили по его глазам догадается, о чём он сейчас думает. А ведь ему ни разу даже в голову не пришло рассказать жене об этих видениях! Почему? Неужели было стыдно? Неужели это голос нечистой совести? – Кори… Ты что-то недоговариваешь? – Эмили с тревогой заглянула Ферну в лицо. Охотник с трудом выдержал её взгляд. – Нет, с чего ты так решила? – Я знаю тебя. – Жена мягко взяла Ферна за руку. – И я вижу твой страх. Что-то прячется в тёмных тенях в твоём сердце. Многие боятся темноты, но пугает ведь не она сама, а то, что мы не можем знать, кого или что она скрывает. Освети тёмные углы – и страх уйдёт. Проговори свои опасения вслух – и они исчезнут, как темнота от света свечи. Дай своим страхам имена – и ты сможешь приручить их. – Я ничего не скрываю, – пробормотал Ферн, незаметно прикусив губу. Ему никогда ещё не было так плохо – с тех пор, как он узнал правду об отце и Элис. – Хорошо, – Эмили тепло улыбнулась и погладила руку мужа. – Я верю тебе. Хотя… Знаешь, а ведь «Верю» в отношениях – штука опасная. Вера может быть слепой. И можно так обмануть самого себя, что потом вовек не определишь, где правда, а где твой собственный вымысел. Может, всё-таки лучше не верить, а знать, как думаешь? Вера – это туман, который, возможно, скрывает неприятную правду; а знание – яркий свет, прогоняющий страхи из углов. Давай просто договоримся, что не будем ничего скрывать друг от друга, хорошо? – А тебе не кажется, что какая-то правда ранит не хуже зубьев пилы-топора? – хмуро отозвался Ферн. – Кровоточить будет потом очень долго... – А если ты наткнёшься на врага с пилой-топором в темноте, рана будет намного серьёзнее, – с улыбкой возразила Эмили. – Тайна другого, которую ты раскроешь сам, ударит по чувствам в два раза больнее. Но всё же... Я понимаю тебя. Живи так, как подсказывает тебе сердце. Я же, со своей стороны, буду поступать так, как велит мне моё. – Сразу же говорить всю правду? – Ферн горько усмехнулся. – Даже если будешь знать, что она может ранить, а пользы от этой раны никакой не предвидится? – Раскрытая ложь в любом случае ранит сильнее, – твёрдо сказала Эмили. – Я бы не стала так рисковать. Ферн молча обнял её. «Мы разные... Мы причиним друг другу – и сами себе – много боли. Что ж, остаётся только смириться с этим... Если уж не хватило духу просто оттолкнуть её, уйти и не возвращаться».