Невозможное

      – Ты так долго спал, – сказала Кукла с нежностью, в которой сквозило беспокойство. – Прошлая ночь была тяжёлой?       – Да. – Ферн приподнялся на локтях, щурясь от неяркого, но всё же спросонья режущего глаза лунного света. – Чудовищ всё больше, и они становятся сильнее. Думаю, что-то изменилось. Возможно, уже совсем скоро снизойдёт Кровавая Луна.       – Спроси у Германа. – Кукла убрала со лба Охотника падающую на глаза прядь волос, и Ферн вновь мимолётно удивился нежности и теплу её фарфоровых пальцев. – По-моему, он в мастерской.       – Да, пойду поздороваюсь. – Ферн легко поднялся на ноги и неторопливо зашагал по искрошившейся каменной лестнице вверх, к гостеприимно распахнутым двустворчатым дверям небольшого дома с колоннами в виде шахматных фигур. Из мастерской доносился запах кофе и сладковатого древесного дымка.       – О, Охотник, ты как раз вовремя. – Герман, как всегда, сидел в своём кресле на колёсах возле кофейного столика. Заметив вошедшего, он приветственно кивнул и налил кофе во вторую чашку. – Давно тебя не было видно. Пододвинь скамью поближе, садись. Поговори со стариком. Как твои дела?       – Благодарю, мастер Герман. – Ферн послушался и, усевшись, с удовольствием вдохнул аромат горячего напитка. Да, кофе Первый Охотник умел варить не хуже, чем изготавливать оружие. – Я только что говорил Кукле о том, что в последнее время число чудовищ на улицах возросло, и они стали опаснее. Приходится слишком часто использовать кровь. Чувствую себя зелёным новичком. – Он смущённо хмыкнул и отпил кофе. – Возможно, что-то в мире меняется? Кровавая Луна готова взойти, как говорится в предсказаниях?       – Она не раз всходила и не раз ещё взойдёт, мой мальчик, – вздохнул Герман. – Но ты прав: что-то меняется. Мы можем не успеть… Нужно найти Бледную кровь до того, как Луна станет алой. Понимаешь? Иначе Кошмару не будет конца.       – Понимаю. Может, вы что-то подскажете, учитель? – Ферн почтительно наклонил голову.       – Попробуй отыскать Святую чашу, – ответил Герман. – По слухам, она спрятана в разрушенной церкви в Старом Городе. Но туда так просто не попасть. Старый Ярнам кишит чудовищами.       – Я был там. – Ферн кивнул. – И чуть не умер, и не раз. Понимаю. Будет непросто. Но я это сделаю. А что даёт эта чаша?       – С её помощью можно провести ритуал вскрытия печати подземного лабиринта птумеру. Ты ведь знаешь, что источник Бледной крови находится именно там, глубоко под Ярнамом. Исследование катакомб может помочь тебе в поисках на поверхности.       – Понял, мастер Герман. Отправлюсь немедленно. Только вот проверю, сгодятся ли новые кровавые самоцветы для моего меча или пилы-топора.       – Да, и ещё наведайся в Хемвик, – напомнил Герман. – Безумие всё сильнее охватывает тамошних ведьм, и кто знает, во что оно в итоге выльется. Говорят, когда-то Миколаш выкрал из Бюргенверта и передал им инструмент Кэрилла для запоминания рун. Надо вернуть его в мастерскую. Он слишком опасен в их руках… И слишком важен для нас.       – Сделаю. – Ферн кивнул, поставил на столик пустую чашку, поднялся и отошёл к оружейному верстаку. Достав из кармана несколько тёмно-красных камней, он стал разглядывать их на просвет.       – А как твои сны? – спросил Герман. – Хорошо ли ты отдыхаешь? Не нужно ли тебе ещё успокоительного?       – Всё в порядке, спасибо, мастер Герман, – с благодарностью отозвался Ферн. – Те сны больше меня не беспокоят. Последний был как раз про то, как я едва не умер в Старом Ярнаме. Та девушка выхаживала меня, а потом… – Он со стуком положил камни на столешницу и потёр виски. – Не могу вспомнить. Вроде бы было что-то ещё. Но память ускользает.       – Вот и хорошо, – с лёгким вздохом сказал старый учитель. – Мир снов не должен заменять собой мир яви и быть помехой реальной жизни. Ты – Охотник, от тебя и таких, как ты, зависит судьба нашего мира. Ты не должен терять рассудок, как бы тяжело тебе ни приходилось.       – Я понимаю, мастер Герман. – Ферн снова взялся за камешки и инструменты. – Я контролирую себя.       – Знаешь, а ведь все, за кем пришлось поохотиться нашей Эйлин, думали так же. – Герман развернулся вместе с креслом, старые колёса негромко заскрипели. – Не переоценивай себя и свой самоконтроль. Просто делай то, что должен, пока ты можешь это делать. А если случится беда…       – Охотница на Охотников придёт за мной, – подхватил Ферн. – Но моё дело не будет завершено.       – Совершенно верно. Поэтому – берегись своих снов. Не давай им себя обмануть. Не поддавайся на искушения. Не верь морокам. Найди своё предназначение в мире яви.              

***

      В Старом Ярнаме правят чудовища. Людей здесь больше не осталось – после того страшного дня, когда прославленный защитник простых ярнамитов Людвиг вдруг отдал тот приказ: «Очистим эти улицы от скверны!» И что в итоге? Улицы были очищены, но как раз от людей, а скверна расползлась по ним, ничем более не сдерживаемая.       Нет, один человек здесь всё же остался. Старый безумец Джура, который защищает чудовищ, утверждая, что они – всё те же люди, только обросшие шерстью… И что не желают они никому зла, а просто хотят, чтобы их оставили в покое. Конечно, конечно… Окажись на этих улицах ночью заблудившийся прохожий – эти «безобидные» местные обитатели его просто съедят. А что, им же тоже надо чем-то питаться…       Да уж, с Джурой лучше не связываться. Ферн уже не раз пытался поговорить с ним, объяснить что-то – бесполезно. Единственное, на что удалось получить согласие – так это на беспрепятственное перемещение по подконтрольной бывшему Охотнику территории – при условии, что ни одно чудовище не пострадает. Теперь Ферн старался просто обходить обитателей Старого города стороной, чтобы не получить в спину залп из пулемёта с крыши. Даже если кто-то нападёт первым – разве ненормального Джуру это волнует?       Ну ладно, главное – чтобы эта пакость не лезла на улицы Нового города, к уцелевшим мирным жителям. Все выходы из Старого Ярнама перекрыты, мост, соединяющий его с центром города, давно взорван. Так что теперь этими выгоревшими и обезлюдевшими улицами и в самом деле правят чудовища.       «Ярнаму конец…» – иногда жалобно хныкал Агата, когда Ферн заглядывал в часовню Идона. Да, здесь на это было особенно похоже. Весь Ярнам ждёт та же участь… если Охотник не успеет развеять Кошмар до восхода Красной Луны.       Шустрые заражённые шныряли в тенях, скрывались в затянутых дымом переулках и неожиданно выскакивали из выбитых окон и дверей. Прикрывая лица руками от света факела, они утробно урчали, бочком подбираясь ближе, а потом прыгали – да так быстро, с такой яростью, что новичок, не знающий их повадок, недолго прожил бы, вступив на мост, ведущий от старой церквушки в глубь квартала.       Ферн давно освоился здесь и теперь просто, размахивая факелом, отгонял поросших чёрной шерстью бывших людей и продвигался дальше, отшатываясь от раздающегося прямо над ухом пронзительного визга сгорбленных и замотанных в полуистлевшую мешковину старух, которые выскакивали из клубов дыма и норовили вцепиться в него когтями. Во сне он едва не умер, когда одна из таких исполосовала его и заразила трупным ядом. И та девушка…       Нет, не надо об этом вспоминать. Нельзя позволять снам затуманивать разум наяву. Забыть. Это просто сон. Вперёд, Охотник.       Вот и старая церковь. Свод её обвалился, стены сохранились только частично. Ферн поднялся по ступеням, сжимая рукоять пилы-топора. Он предпочитал сражаться мечом, который носил имя Людвига, легендарного Охотника и основателя мастерской Церкви Исцеления, но против некоторых чудовищ зазубренное полотно одного из старейших инструментов мастерской годилось лучше. Проверив, легко ли вынимаются из подсумка шприцы с кровью, Охотник вступил под полуразрушенную арку входа.              Да, если чаша и здесь, заполучить её будет непросто…       Чудовище родом из кошмаров, из ядовито-жёлтого тумана бреда, порождённого смертельной лихорадкой. Обитатель самых тёмных, сырых, запутанных птумерианских лабиринтов. Ненасытно жаждущий крови зверь, когда-то напившийся её до того, что кожа на нём лопнула, повиснув отвратительными лоскутами. Маленькая голова, почти не видная под лохмотьями окровавленной кожи. Длинные конечности с когтистыми пальцами. Распространяя отвратительное зловоние, кровоглот скакал по пустому залу церкви, что-то подбирая с пола и снова бросая: видимо, обнаруживая, что ничего съедобного тут не осталось.       Ферн спрятался за колонну и вгляделся в полумрак. В глубине зала виднелся алтарь – если чаша здесь, она стоит именно на нём. И незаметно не подобраться. Ну что ж, Охотник должен охотиться…       Вспыхнуло лезвие пилы-топора, натёртое огненной бумагой. Кровоглот вздрогнул и обернулся, заметив незваного гостя в своих владениях. Охотник шагнул в центр зала и приготовился к атаке.       Неимоверно быстрая тварь. Отскочить, уклониться, ударить… Не попал. Ещё раз… Зверь спрятался за колонной, не достать – надо выманить на открытое пространство. Перекат. Удар. Ещё ударить. Пока не опомнился…       Кровоглот встаёт на дыбы, оглашая гулкий зал клокочущим рёвом. Во все стороны разлетаются брызги вонючей жидкости, попадают на одежду, шипят, прожигая и добираясь до кожи. Больно… Смрад становится ещё отвратительнее, голова кружится, накатывает дурнота. Нужно противоядие… Успеть! Флакон отлетает в сторону, звона Ферн не слышит: он уже на другой стороне прохода, укрывается за колонной, нащупывает шприц с кровью… Получил удар и не заметил, в голове туман от отравления, а как оно отступило – с ног едва не свалили боль и слабость от кровопотери из раны в боку. Скорее… Так, отлично, ещё немного поживём. Тварь беснуется за колонной, не может сообразить, как достать назойливого Охотника. Ядовитая вонь забивает лёгкие – одной дозой противоядия не обойтись…       Достал! Один удар цепляет за бок сквозь плащ, не даёт отскочить, второй сбивает с ног, и боль выбивает из груди дыхание… Третьего удара Ферн уже не чувствует, только видит, как с бешеной скоростью проносится перед глазами что-то красное.              Охотник лежал, расслабив все мышцы, медленно вдыхая и выдыхая, не веря собственным ощущениям. Ничего не болит. Не кружится голова, не мутит от яда. Он же только что умирал в когтях кровоглота! Или это смертный сон?       Ферн осторожно приоткрыл глаза – и вместо свода старой церкви увидел над собой… Тоже свод, но намного ниже, и нигде не обвалившийся. Пошевелил руками – слушаются, не болят; в правой зажата рукоять пилы-топора. Не потерял оружие – отлично.       «Где я?» Он приподнялся, опираясь на локти. Осмотрелся. Охнул.       Он лежал на полу той самой церквушки, в которую из часовни Идона вёл в старый Ярнам потайной ход, известный только Охотникам Церкви. Именно отсюда он некоторое время назад, петляя и отмахиваясь от заражённых факелом, начал свой путь в глубь старых кварталов. Вот только…       Ферн сел и уставился на появившийся посреди небольшого зала церкви изящный фонарь, испускавший неяркое, приятное лиловое свечение. Фонарь едва слышно звенел, и казалось, что в его свете танцуют крошечные существа, похожие на частички звёздной пыли, и напевают песенки на языке забытых богов.       Охотник осторожно коснулся цепочки, обвивающей корпус и стекло фонаря. Вокруг того места, где изогнутая ножка лампы вырастала из брусчатки, заклубился серо-фиолетовый туман, из него показались тоненькие белые, как кость, ручки и головки странных и жутких существ с разинутыми в жалобных гримасах ртами. Ферн испуганно отдёрнул руку – видение исчезло. Однако он успел заметить, что в клубах тумана проступили очертания знакомой лестницы, знакомого домика с украшениями в виде шахматных фигур по углам… И даже знакомый силуэт в шали и шляпке у подножия лестницы удалось разглядеть.       «Что это?»       Он снова, уже смелее, коснулся лампы – и не убрал руку, когда туман вновь поднялся, взвихрился вокруг, и крошечные цепкие ручонки неведомых существ ухватили его и втянули в серое марево, в забвение, в ничто…       «Вот она – смерть?»              …Он осознал, что стоит на нижних ступенях лестницы, ведущей к мастерской. Ошеломлённо уставился на Куклу, лёгким поклоном приветствующую его.       – Добро пожаловать домой, добрый Охотник, – сказала она. – Что случилось?       – Я… Я сам не знаю, – пробормотал Ферн, сделав шаг к ней. – Я дрался с кровоглотом, потом он… Он меня… Я же умер! – воскликнул он, с ужасом уставившись на хозяйку этого места.       – О, нет, ты не умер, – успокаивающе произнесла Кукла и взяла ледяную руку Охотника в свои – как всегда, тёплые и нежные. – Ты просто вернулся домой отдохнуть перед новой схваткой. Сейчас ты наберёшься сил и вернёшься туда, где тебя ждут незаконченные дела.       – Но… Как это? – Ферн потряс головой. Происходило что-то странное – дикое даже по меркам безумного Ярнама.       – Во сне смерть – это лишь повод проснуться, – нараспев произнесла Кукла. – Теперь для тебя нет смерти, добрый Охотник. Есть лишь пробуждение… Из яви в сон.       – Я ничего не понимаю, – пробормотал Ферн, смутно желая высвободить руку из ладоней Куклы – и не находя сил сделать это. – Сон? Явь? Где я сейчас?       – Этот сон – единственная явь для охотников, плутающих в лабиринтах кошмаров, – тихий нежный голос Куклы убаюкивал, обволакивал, как туман, как предрассветная сонная нега. – Не бойся, добрый Охотник. Здесь ты в безопасности. Отдохни. Ты нужен нам сильным и бодрым. Тебя ждёт Охота.       Ферн опустился на ступени у её ног и привалился спиной к шершавому камню. Веки сомкнулись, и Охотник задремал, не в силах противиться странной сонливости.              

***

      – Кори! Кори, проснись! – Эмили изо всех сил тормошила мужа. Хотя она никогда не позволяла себе будить его, что бы ни случилось, но происходящее сейчас явно требовало его вмешательства.       – Что… Что такое? – Ферн моргнул пару раз – и тут же одним движением вскочил на ноги, подхватив лежащие рядом с тюфяком ножны с мечом. – Напали?       – Нет… Не здесь. – Эмили махнула рукой куда-то в сторону Центрального Ярнама. – Там, на кладбище…       – Что там? – Охотник бросился из комнаты.       – Хенрик сошёл с ума, – дрожащим голосом проговорила девушка, с трудом поспевая за мужем. – Он заглянул в часовню, я с ним поздоровалась… Но он не ответил, а как-то странно посмотрел на нас с Агатой и пробежал мимо – в сторону прохода к гробнице. А потом я услышала какие-то жуткие звуки. Решила посмотреть, что там… Нет, я была осторожна, никто меня не видел! – Она едва успела остановиться, потому что Ферн резко развернулся и свирепо уставился на неё. – Я не вышла, только послушала. Но там… Судя по всему, там драка. Причём Хенрик рычит, как… – Она замолчала и прижала руку ко рту.       Ферн, больше не тратя времени, развернулся и побежал к выходу, ведущему в город.              Во дворе гробницы Идона и вправду шла драка. Выкрики и рычание мужчины, звон стали, выстрелы, свист метательных ножей… И тяжёлое, хриплое дыхание – женское.       Ферн, похолодев, помчался вперёд со всей возможной скоростью.       Эйлин! Она выследила обезумевшего Охотника и пришла исполнить свой долг. Но Хенрик, один из старейших Охотников, почти легенда, старший напарник не менее легендарного Гаскойна, слишком силён, и он вполне может одолеть уже немолодую Охотницу на Охотников.       Спрыгнув с верхней площадки лестницы на крышу пристройки, Ферн мгновенно оценил обстановку. Среди надгробий мелькали две фигуры – одна в рыже-песочном плаще, вторая – будто вихрь языков чёрного пламени. Одеяние из перьев. Точно Эйлин… Обезумевший Охотник теснил её к ограде, то метая ножи, то стреляя из пистолета и сбивая атаки. Мелькали лунным серебром клинки Милосердия, но всё реже… реже…       Прыжок за спину Охотника – удар – невероятным, звериным чутьём тот замечает внезапную опасность сзади и уклоняется – Ферн едва успевает остановить клинок, летящий к той, кого он любой ценой должен защитить. Эйлин замечает нежданного союзника, коротко кивает и прыжком уходит вбок, выхватывая пистолет и стреляя в Хенрика, за спиной Ферна уже изготовившегося к броску ножа. Попала… Но старый Охотник только взрёвывает и с лязгом трансформирует пилу-топор. Атакует в рывке, задевая Ферна. Левую руку обжигает болью. Всё, пистолет не поможет…       Меч летает как молния, сидеритовые клинки ещё быстрее… но пила-топор в руках одного из опытнейших Охотников – страшное оружие, с которым вынуждены считаться все. Даже топор могучего Гаскойна не всегда был эффективнее.       И всё же двое на одного – исход предрешён. Старый Охотник в изодранном плаще, залитом кровью так, что уже не различить его первоначальный цвет, оседает на землю у ограды. Пистолет выпадает из руки, но пилу-топор умирающий прижимает к груди, как руку друга. Будто представляет, что умирает не в одиночестве.       Эйлин, тяжело дыша, приближается к Хенрику и опускается на одно колено.       – Да примут твою душу милосердные небеса, – говорит она низким хриплым голосом.       Глаза Охотника, уже закрытые, вдруг широко распахиваются. Ферн, стоящий за спиной Вороны, заглядывает в них – и каменеет от ужаса.       Не безумие в них, не жажда крови – бесконечная тоска и боль. И – понимание?       – Да будет проклята эта Охота… – шепчет Хенрик, заваливаясь на бок. – Спасибо, Эйлин. И тебе… того же… Гас… Прости, я… Мы встретимся ещё у… Umbasa...       Охотница на охотников осторожно укладывает обмякшее тело Хенрика на спину. Застывает на мгновение, глядя тому в лицо. Сняв перчатки, осторожно закрывает остановившиеся глаза. И снова молчит, не двигаясь, нахохлившись, как настоящая ворона.       Ферн стоит неподвижно, боясь нарушить тишину даже шорохом.       – Спасибо, – говорит Эйлин глухо. – В этом не было нужды, но… Спасибо. – Она тяжело поднимается на ноги и поворачивается к Охотнику. Снимает свою знаменитую маску-клюв, держащую в страхе весь Ярнам. Ферн впервые видит лицо Вороны – высокие скулы, смуглая кожа, вокруг усталых чёрных глаз – сетка морщинок. В гладких смоляных волосах – густая изморозь седины. Немолода… Но взгляд обжигает ледяной лунной сталью. – Он терял рассудок. Уверена, что так и следовало поступить. Однако старайся не запятнать свои руки. Охотник должен охотиться на чудовищ...А охотников оставь мне...       – Да, госпожа. – Ферн кланяется, отступая на шаг. Терял ли Хенрик рассудок? Безусловно. Но вот что это было? Опьянение кровью? Или…       Горе? Такое, которое застилает глаза и разум и лишает воли к жизни? Заставляет проклинать то, что рассудок ещё до сих пор не покинул тебя?       Ферн покосился на крышу пристройки, на которой он когда-то, кажется, целую вечность назад, нашёл труп растерзанной женщины с красной брошью на платье. Здесь, на этом кладбище, он упокоил её несчастного мужа, обратившегося в зверя – и не узнавшего любимую жену. Он вспомнил надпись на клочке бумаги внутри музыкальной шкатулки, которую ему вручила испуганная маленькая девочка. «Виола и Гаскойн». Дочь и зять Хенрика. Родители его внучек, которых тоже, скорее всего, больше нет… Как можно было жить дальше и не сойти с ума? Никак. И подтверждение этому они с Эйлин только что видели собственными глазами.       – Вы не ранены? – спросил Ферн. Боль в левой руке, притуплённая горячкой боя, вернулась резким ударом, заставив закусить губу. – В часовне есть небольшой лазарет.       – Знаю. – Эйлин улыбнулась одним уголком губ. – Твоя знаменитая жена. Ты знаешь, Охотник, что о её доброте и самоотверженности уже легенды в Ярнаме слагают? Гордись. – Она снова повернулась к Хенрику и едва заметно покачала головой. – Со мной всё в порядке. А ты… Иди. Нам со старым другом нужно побыть вдвоём. – И она уселась прямо на залитую кровью брусчатку перед телом бывшего товарища.       Ферн неслышно отступил ещё на шаг, развернулся и покинул кладбищенский двор, стараясь ступать беззвучно.       Хотя рука болела и кровоточила, он не пошёл сразу в часовню, а свернул под арку на широкую лестницу, ведущую на кладбище Идона со стороны Центрального Ярнама. Постоял, глядя на крыши города, залитые последними лучами заходящего солнца. Ярнам, Ярнам… А где на твоих улицах сейчас – не кладбище?..       Был ли безумен Хенрик? Был ли он более безумен, чем сама Эйлин? Чем любой из них, вовлечённых в эту безумную круговерть Охоты?       Кто знает…