Агент №13

      Элементарная биология подняла Келли с кресла.       На сей раз за кофе.       Келли не протестовала. Сегодняшнее ночное дежурство в медотсеке должно было пройти так, как и предыдущая дюжина до него — скучно, медленно и без происшествий, но если предыдущие двенадцать дежурств она просто надеялась на скуку, то сегодня ждала ее с уверенностью. Ведь сегодня пациентов в палатах не было вообще. Во всем медотсеке была занята только палата №13, но этот… пациент…       (Келли неосознанно втянула голову в плечи.)       …находится на полном сопровождении Ангелы Циглер, которая не допускает к его лечению никого из своих коллег, даже доверенных. Заготовленную фразу Келли ему уже сказала, особого внимания от нее как от дежурной пациент не требовал, ее начальник скоро вернется с вылета и возьмет пациента на себя, как всегда и делала — всё это звучало в голове Келли достаточно разумным объяснением, чтобы относиться к пациенту №13 так, словно его не существует. Поэтому — и теперь официально — медотсек сегодня был для Келли пуст. Именно таким по ее мнению и должно было быть идеальное ночное дежурство, в котором главная и единственная проблема сводилась к тому, что если ты и так бездельничаешь в пустом медотсеке, то у тебя уже не получится прерваться и отдохнуть.       Келли бездельничала. И даже внутренний голосок перфенкциониста в эту ночь не сказал ей по этому поводу ни слова. А ведь во времена ее студенчества, когда она засиживалась за справочниками по анатомии до двух часов ночи и всё-таки гнала себя в постель, чтобы хоть немного поспать и на утро воспринимать хотя бы половину информации на лекциях, ее внутренний перфекционист любил поругаться. Ты должна прочитать еще пару страниц, говорил он. Лентяйка, заявлял он. Донна из параллельной группы уже перешла к разделу про нижние конечности, а ты до сих пор тормозишь на строении черепа — как ты рассчитываешь вообще сдать экзамен, который, на минуточку, уже через ЧЕТЫРНАДЦАТЬ С ПОЛОВИНОЙ ДНЕЙ?       К счастью, всего одного года службы под началом Ангелы Циглер хватило, чтобы внутренний перфекционист Келли пересмотрел свои взгляды на жизнь. Стоило пару раз поработать в режиме “красной тревоги”, провести тридцатичасовой марафон в операционной вплоть до потери сознания и однажды протащить раненого солдата через половину нижнего этажа по заваленному камнями коридору на своих плечах, чувствуя, как на эти самые плечи тебе льется чья-то кровь, теплая и липкая, как внутренний перфекционист Келли пришел к важному выводу: окружающий мир слишком враждебен для того, чтобы ругать Келли в ее же собственной голове почем зря. В пределах одного тела у всех его субличностей должно быть взаимное уважение, понимание и доверие. И желательно поддержка. Вот почему сегодня на новом скучном дежурстве перфекционист Келли мягко сказал ей: “Дорогая Келли, отдохни, пожалуйста, как следует, пока есть возможность. Скоро это скучное, счастливое дежурство закончится, наступит новый день, и на нас могут свалиться новые сумасшедшие испытания, о которых я даже не хочу и думать. И тебе советую. Конец связи”.       Келли усмехнулась. Конец связи… именно так она представляла себе голос своего внутреннего перфекциониста: чуть суховатый, серьезный, бросающийся заезженными фразами из ее любимых сериалов или из ее разговоров с коллегами. Примерно в тот же период, когда он перестал ругать Келли за тягу к отдыху, он понабрался от коллег в Overwatch всех этих воинских словечек, которые теперь использовал к месту и не к месту.       Но и здесь Келли всё устраивало.       Фразой “конец связи” ее перфекционист уходил в молчание. То был их ритуал, означающий несколько минут, часов или дней тишины, когда Келли могла спокойно слушать в своей голове только себя — и никого больше. И сейчас перфекционист замолчал.       Молчали и все прочие мысли.       Те мысли, что пару дней назад еще заставляли ее стоять возле стойки дежурного, смотреть в пространство пустым взглядом и совершенно этого не замечать. Мысли о чужой смерти, всегда скоропостижной, иногда нелепой, а еще пугающие образы, среди которых выделялся образ призрака с золотыми глазами… сейчас они опутывали сознание Келли уже не так плотно, не так сильно, и скоро им предстояло исчезнуть вовсе. Элементарная биология не оставляла им иного варианта.       Келли улыбнулась своим мыслям. Она не смотрела в зеркало, но чувствовала, что улыбка получилась легкой, светлой, гораздо более естественной, чем три дня назад. Келли чувствовала, как раны на ее впечатлительной душе хоть немного, но начали затягиваться… и решила, что сейчас самое время отпраздновать свою психическую стойкость двойной порцией кофе. И чтобы покрепче.       На шестом шаге из одиннадцати к кофейному аппарату Келли показалось, что в дальнем коридоре кто-то есть.       Келли опустила голову ниже. Крепко зажмурилась.       Хватит. Там никого нет… Я больше не испугаюсь этих видений. Я уже взрослая девочка. Я возьму себе кофе и вернусь за стойку.       Келли распрямилась, перевела дух. Открыла глаза.       Она хотела посмотреть только перед собой. Только на кофейный аппарат. Но Келли не учла, что элементарная биология закладывала в человеческие тела и такие программы, которые работают без сознательных приказов, даже более того, которые перекрывают сознательные приказы бессознательными. Такие программы должны были срабатывать в самых разных ситуациях — когда человек касался рукой огня, когда на него из высокой травы рычал большой хищник, когда вода шла не в то горло — и во многом были универсальными, и поэтому как минимум одна из таких программ была рассчитана и на ситуацию, когда человек стоит на перекрестке двух коридоров, а к нему из одного затененного коридора странными угловатыми скачками, будто страдая от ударов тока, мчится убийца. Элементарная биология просто не могла поступить иначе, ведь именно от таких программ, срабатывающих за доли секунды, иногда может зависеть вся человеческая жизнь.       Вот почему, когда Келли открыла глаза, собираясь посмотреть на кофейный аппарат, ее голова сама собой повернулась в сторону коридора и сфокусировала взгляд на…       Келли закричала.       Тонкая рука схватила ее за горло, и крик превратился в хрип. Тихий электрический треск прекратился, в нос ударил неописуемый запах паленой кожи, но Келли уже не могла вдохнуть; она пыталась сбросить с себя чужую руку, но тщетно; стопы девушки медленно оторвались от земли, кровь загрохотала в висках, из глаз посыпались искры; сквозь головокружение она вслепую цеплялась пальцами за холодное запястье, сжатое вокруг ее горла, ее рот сам собой издавал жуткие хрипы, ее ноги неловко болтались в воздухе, одна туфелька упала и стукнула каблуком о плитку, и вдруг мир перевернулся…       …и спина Келли с силой ударилась о коридорный пол.       Она не могла дышать. Ее вдавливало в пол с такой силой, что плитка должна была неминуемо треснуть, голову разрывала изнутри пульсация крови. Волевым усилием Келли сфокусировала взгляд: из тумана над ней вынырнуло мертвое лицо с пустыми золотыми глазами, смотрящее на задыхающуюся девушку не мигая, смотрящее будто бы сквозь нее. Какая-то древняя сила, идущая из глубин эволюции, пронзила тело Келли энергией: оно само засучило ногами, ударило страшное лицо ладонью, замолотило по нему сразу двумя, надавило на него что было мочи, конвульсивно заскребло по чужим щекам пальцами, будто пытаясь разорвать на части…       Но лицо уже расплывалось. И все вокруг расплывалось.       И последние мысли Келли расплылись.       Во тьме.       * * *       Он смотрел на перекресток двух коридоров.       На перекрестке виднелись два тела. Одно из них, тело высокой стройной женщины с копной иссиня-черных волос, лежало поодаль с неловко подогнутыми под себя ногами, будто женщина просто сложилась на пол из положения стоя. Ее ноги облегали белые штаны, чуть задравшиеся (вероятно, от быстрого бега) на щиколотках, и потому он мог видеть серебристые браслеты — и алеющие ожоги под ними. Он не видел ее лица. Ее голова повернулась к нему затылком и смотрела на противоположную стену, куда-то в область кофейного аппарата, поэтому он не видел ее лица. Он мог бы обойти стойку дежурного и увидеть, но ему не очень-то хотелось. Во многом потому, что он уже во всех деталях рассмотрел второе тело.       Второе тело лежало чуть ближе к нему. Одетое в белый халат с нашивкой “Келли Робертсон” на груди, распластанное на полу коридора, будто вбитое в него чьей-то сильной рукой, оно лежало совершенно неподвижно, повернув голову в его сторону. Он видел красные белки ее раскрытых глаз. Видел продавленные следы от пальцев на шее, видел и упавшую с изящной ноги туфельку в полуметре от тела. Ему не требовалось так много времени на осознание ситуации, на самом деле он всё понял сразу же, стоило ему выйти на перекресток, но он всё равно смотрел на тело. Он думал, каким же образом ему на это реагировать.       Он смотрел на белый халат мертвой дежурной и чувствовал раздражение.       Всё это совершенно не вовремя…       И верно. Сейчас не время раздражаться. Сейчас время действовать. И он не позволит такому малоприятному событию нарушить его планы на ближайшее будущее. Кивнув своим мыслям, мужчина сделал несколько шагов назад (всё время удерживая взгляд на теле черноволосой женщины) и поднял правое запястье на уровень рта.       Он уже делал так минуту назад, когда велел Афине выключить тревогу. Сейчас настало время следующего приказа.       - Афина, - шепотом, какой тело черноволосой наверняка не должно было услышать, проговорил он себе на запястье, - сотри видеозапись с камеры в медицинском отсеке, которая смотрит на пост дежурного. Также сотри запись о тревоге из своих архивов, а также из всех коммуникаторов командования Overwatch, даже с моего, а в особенности — с устройства доктора Ангелы Циглер.       “Операция невозможна. У меня нет подобных ресурсов”.       Мужчина не смутился. Как и должен был.       - Сообщаю код верификации.       Афина ничего не сказала. Как и должна была.       - Тай Неккере Пассус. Сдвоенные: первая “к”, первая “с”.       “Верификация пройдена. Все записи стерты. Желаете дать отбой группе Омега-2?”       Мужчина не колебался.       - Нет, оставить приказы в силе. Сообщите капитану Боулу, что происшествию и всем деталям с настоящего времени присваивается первый уровень секретности. Дополнительно сообщите ему, что на перекрестке требуется чистка.       “Дрон-реаниматор?”       Мужчина помедлил. Тело Келли Робертсон смотрело на него застывшими глазами.       - Не требуется. К сожалению…       Затем мужчина посмотрел на обожженные щиколотки черноволосой женщины и быстро добавил:       - …но нужен стандартный целительный аппарат. Но не из костюма “Валькирия”. Костюма “Валькирия” здесь быть не должно. Доложи мне статус Ангелы Циглер.       “Возвращается с боевого вылета со средними ранениями, планолет приземлится в штабе через одиннадцать минут. В настоящий момент в регенеративной коме, придет в сознание примерно в полночь.”       - Отлично, как и планировалось. Итого у нас полтора часа на все мероприятия. Доложи мне состояние пациента №13.       “Пациент №13 без сознания уже одну минуту и сорок секунд. Пульс спустился с отметки в триста ударов в минуту до сорока. Прогнозируемое время прихода в сознание — через пять минут и двадцать секунд.”       - Время прибытия группы Боула?       “Двадцать три секунды.”       - Замечательно.       Мужчина развернулся на каблуках и поспешил прочь. Он шел по коридору тихо, четко и быстро, именно с той скоростью, с какой руководители высшего звена обычно спешат по коридорам секретных организаций по какому-нибудь важному поводу. Он шел вперед и успел пройти больше пятнадцати шагов, пока…       Пока не споткнулся на ровном месте.       Он остановился. Выпрямился. Невидящим взглядом уставился в пространство перед собой. Афина слушала его молчание — произнесенный ранее код верификации заставлял ее очень внимательно слушать его слова, ведь этим кодом мужчина реализовал одно из своих самых впечатляющих командирских полномочий, которое не применялось по пустякам, но он так ничего и не сказал. В безмолвии мужчина обдумывал идею, которая влетела к нему в мысли как невидимая пуля, и именно эта идея заставила его обернуться назад. К перекрестку. К телу черноволосой женщины, что лежала на полу не двигаясь.       Он смотрел на перекресток и думал.       О пациенте №13.       Об Ангеле Циглер.       О “Когте”.       Обо всем.       А если… а если это очень даже вовремя?..       - Афина.       “Слушаю”.       - Первое: подготовь протокол от имени капитана Боула о найденном теле Келли Робертсон, в котором будет сказано, что тело было на перекрестке всего одно. Добавь осмотр трупа дежурными медиками Омеги-2, причина смерти должна звучать максимально нейтрально. Второе: группа Омега-2 должна в кратчайшие сроки переправит тело на грузовой планолет, отбывающий этой ночью. Третье: дополнительный приказ Боулу — лично Боулу. Во время первого разговора с пациентом №13 он должен говорить только следующее…       * * *       Капитан Аарон Боул не любил задавать вопросы.       Еще в старшей школе он понял, что относится к той группе людей, которым важно действовать, а не размышлять. Необходимость думать над чем-нибудь без реального действия, взвешивать вероятности, выстраивать сложные планы или без конца обсуждать вопросы без ответов всегда действовали на Аарона настолько угнетающе, что будь он цветком, то на вопросе “есть ли смысл жизни?” засох бы и умер еще до слова “жизни”. Еще долго он будет помнить уроки античной культуры и свою войну со старой преподавательницей миссис Киггс, которая пыталась привить ему любовь к свободным формулировкам и ко всем этим бессмысленным раздумьям. Однажды они с классом обсуждали Трою; видимо, Аарон воображал себе бой Ахиллеса и Гектора дольше пяти секунд и на его лице мельком отразилось нечто вроде интереса, потому что миссис Киггс вдруг без предупреждения атаковала его вопросом: “как ты думаешь, мальчик мой, почему умер Ахиллес?”. Аарон знал, что такое субординация. Он чтил учительский авторитет, а потому не мог просто проигнорировать вопрос миссис Киггс, но вот беда, отвечать на что-то подобное он тоже никак не мог — его природа тут же восставала против, а мозг мгновенно блокировал все нейроны, которые пытались собрать из памяти какой-нибудь ответ о смыслах легенд, о героизме, о судьбе и так далее. На первом уроке Аарон попытался сказать, что не знает, но миссис Киггс не дала себя провести. На втором Аарон попытался откупиться от нее односложными ответами, но миссис Киггс была неподкупна. На десятом уроке (а миссис Киггс была весьма и весьма упорным человеком) и десятой попытке избежать бессмысленного рассуждения Аарон даже подумал, а не бросить ли ему всё это. Он смотрел на тетрадь своей соседки, исписанную сочинениями, и думал — а может, всё-таки что-то ответить? Впустить в свою жизнь немного рассуждений без результата? Возможно, в этом действительно есть какая-то польза? Но миссис Киггс заметила его колебания и истолковала по-своему, и когда она с дьявольским коварством запретила сначала его соседке, а затем и всему классу хоть как-то помогать Аарону в истолковании смерти Ахиллеса, потому что, видите ли, “мальчик должен прийти к ответу самостоятельно”, Аарон понял, что зря сомневался — и замолчал. Ни разу больше он не отреагировал на вопрос об Ахиллесе, ни разу больше не дрогнул под старушечьим возгласом, а возгласов таких во всем семестре было предостаточно. Так противостояние молчаливого Аарона и упертой миссис Киггс продолжалось из урока в урок, даже стало местной легендой среди всех параллелей и нескольких классов помладше, пока, наконец, не пришло к закономерному итогу в виде экзаменационного сочинения по античной культуре в конце семестра. Миссис Киггс утверждала темы для каждого ученика самостоятельно, поэтому Аарон заранее ждал беды. И ничуть не удивился, когда в начале белого экзаменационного листа, который был девственно чист и который нужно было заполнить на триста слов минимум, его терпеливо ждал он — Тот Самый Вопрос На Три Слова.       “Почему умер Ахиллес?”       Только превосходные баллы по физкультуре и победы в школьной команде по гандболу, где Аарон был центром тренерской стратегии, позволили директору школы убедить миссис Киггс поставить Аарону “удовлетворительно”. На том их противостояние закончилось. Семестр завершился, пути непримиримых недругов разошлись, но по странному совпадению вскоре после этого миссис Киггс перестала спрашивать учеников про Ахиллеса. Возможно, она пересмотрела свои взгляды на преподавание в целом, а, возможно, ей попросту надоело слышать, как в ответ на ее вопрос ученики с плохо скрываемым удовольствием цитировали знаменитое на всю школу экзаменационное сочинение Аарона Боула, дающее самый верный и самый бессмысленный ответ в буквально одной строчке.       “Ахиллес умер, потому что его застрелили из лука.”       Аарон Боул не любил рассуждать. Вообще не любил.       И за это его очень любило текущее руководство.       - Ты в сознании? Слышишь меня?       А еще Аарон был крайне устойчив к страху. Это, несомненно, полезное качество в свое время помогло ему стать в Overwatch капитаном секретного отряда специального назначения Омега-2, насчитывающего вместе с капитанской позицией целых двенадцать человек. И именно поэтому сегодня, в 22:37 двадцать девятого августа две тысячи семьдесят шестого года, капитан Боул обращался к стоящему перед ним на коленях пациенту и его самый что ни на есть капитанский голос звучал естественно и ни капли не дрожал.       - Повторяю вопрос, - ровно говорил Аарон. - Ты в сознании?       Перед ним, на ровном полу палаты №4, на коленях сидела черноволосая женщина. Ее руки, перехваченные массивными наручниками, покоились на бедрах, ее голова опала на грудь, ее лицо скрывалось за спутанными волосами. На ее шее сквозь черные пряди поблескивал электрический ошейник, к которому слева и справа крепились двухметровые ручки — прямо сейчас их держали крепкие солдаты, стоящие за спиной женщины по сторонам, словно бы удерживающие рогатинами дикого зверя. Женщина не шевелилась, не сопротивлялась, но солдаты стояли настороже, не сводя с нее глаз. Аарону не нужно было оборачиваться, чтобы знать — стоящие за его спиной два солдата, которые целятся в женщину из ружей с усыпляющими дротиками, чувствуют себя примерно так же и тоже не могут расслабиться.       Эту женщину весь штаб Overwatch в Цюрихе знал как пациента №13, а некоторые офицеры рангом повыше помнили как Амели Лакруа. Из-за строгой секретности большего о ней наверняка никто не знал, но за последние несколько месяцев из шепотков за чашкой кофе в столовой, из коридорных сплетен и обрывков разговоров об этой женщине сложились невероятные истории, в которые, надо признать, Аарону верилось с трудом. Кто-то называл ее невинной жертвой войны, кто-то — тайным оружием “Когтя”, кто-то — тайным и смертоносным оружием Overwatch, которое было украдено “Когтем”, и с этого список версий только начинался. Аарон не слишком увлекался теориями заговора, поэтому не знал последних сплетен о пациенте №13, но по стечению обстоятельств сегодня именно Аарон знал об этой женщине самое главное. Впрочем, ничего удивительного. Он не мог быть капитаном специального подразделения Омега-2 и не знать это “главное”.       Женщина перед ним была опасна. Об этом шептались его оперативники и об этом же его предупредила Афина час назад, когда передавала инструкции по обезличенному каналу руководства, и потому Аарон позаботился о наручниках, ошейнике, о ружьях с транквилизатором и о надлежащем инструктаже своей группы Омега-2. Прекрасная защита, многоступенчатая, непробиваемая, но Аарон смотрел на сгорбившуюся фигурку впереди, и что-то внутри него вдруг сочло эту защиту недостаточной.       А еще что-то внутри Аарона с тревогой заметило, что Аарон не может понять, спит эта женщина или притворяется. И если она притворяется, то…       - Спрошу третий раз, и если не ответишь, я разбужу тебя электрическим разрядом, - капитан Боул взглядом приказал солдату справа от женщины быть наготове. - Ты в сознании?       Женщина медленно подняла голову. Сквозь спутанные волосы сверкнули золотые глаза. Краем уха Аарон услышал, как солдат за его левым плечом поудобнее перехватил ружье для прицела.       - Где… я…?       Хриплый голос. Надтреснутый. В нем не звучало угрозы, были только усталость и недоумение. Аарону нередко доводилось слышать такой голос на допросах, в основном, от тех, кого при задержании слишком сильно били по голове.       - Ты находишься в штаб-квартире Overwatch в Цюрихе, - ответил Аарон. На этот вопрос от пациента №13 ему было приказано ответить открыто. - Содержишься в палате №4. Сейчас без десяти одиннадцать вечера, и ты провела здесь уже пять с половиной минут.       - Почему я… здесь?..       На этот вопрос капитану Боулу велели отвечать не только открыто, но и подробно. Нестандартный приказ, ну да ладно.       - Ты атаковала сотрудницу медицинской службы Overwatch. Афина зафиксировала нападение десять минут и тридцать две секунды назад, и по прибытии на место мы обнаружили тебя без сознания, лежащую в коридоре рядом с…       Опущенные плечи женщины напряглись.       - С кем?       Женщина подняла голову.       - Лежащую рядом — с кем?       - Келли Робертсон, - тихо сообщил капитан Боул, глядя в золотые огоньки. - Она была на дежурстве этой ночью в медицинском отсеке.       Женщина медленно выдохнула. Аарону показалось, или это был выдох облегчения?..       - Больше никого?       - Нет, - ответил Аарон и, тщательно вспоминая свои заранее подготовленные ответы, продолжил: - Но наличие только одной жертвы не спасет тебя от обвинения в умышленном убийстве, которое в ближайший час будет предъявлено тебе специальным отделом внутренних происшествий Overwatch. По регламенту тебе предстоит проверка на психическую вменяемость, и для этого в палату №4 в половину первого ночи прибудет медицинская комиссия во главе с доктором Ангелой Циглер, которая…       - Нет.       Аарону предсказывали, что она прервет его здесь. Но он все равно удивился.       - Прошу прощения?       - Она не должна приходить сюда, - пациент закашлялся. - Это слишком опасно.       - Проверка уже назначена. Отменить ее невозможно.       Пациент №13 вдруг с силой тряхнул головой, заставив солдат у себя по бокам напрячься.       - Ангела не должна приходить ко мне. Я не должна ее видеть, мы не должны быть рядом. Я представляю для нее опасность — опасность, слышишь меня?       - Доктор Циглер более чем компетентна.       Аарон действительно верил в это возражение, как и в Ангелу Циглер. В штабе они встречались довольно редко и не были особо близки, но Аарон читал отчеты о ее боевых вылетах и знал о ней многое от своих сослуживцев, так что, наверное, в любом случае вступился бы за нее, даже если бы ему не приказали. Но в данном случае приказ удивительно удачно совпал с желаниями самого Аарона. Раз уж ему велели настаивать на присутствии доктора Циглер и повышать напряженность пациента, то почему бы мимоходом не защитить репутацию хорошего человека?       - Она опытный специалист и воин, она знает, что такое опасность, - продолжил он тоном, не допускающим возражений. - Она легко выполнит все поставленные задачи. Будь уверена, она сможет справиться и с тобой, если потребуется.       - Подумай, - это слово было произнесено так, что только исключительная стойкость к страху позволила Аарону удержаться от того, чтобы сглотнуть. - Я только что убила человека. Я не помню, как это делала, но знаю, что могу сделать так еще раз. И не по своей воле. И у меня есть основания считать, что именно Ангела Циглер находится сейчас под угрозой...       - Я передам ей твои слова. Она будет осторожна.       Голова женщины устало опустилась. Черные пряди скользнули вперед по металлическим ручкам, закрыв ее лицо. Аарон не мог понять, что у нее на уме.       - Есть ли вообще что-то, - тихо проговорила она, - что может заставить тебя передумать? Есть ли хоть какая-то возможность? Может, мне по вашим проклятым регламентам положены какие-то права и я могу сменить доктора? Может, я могу… не знаю, напасть на вас сейчас, нанести еще пару увечий людям, чтобы тяжесть преступления возросла и меня бросили за решетку вообще без психологической проверки?       Слева от Аарона со стороны оперативника раздался тихий скрип. Так скрипит кожаная перчатка, когда человек слишком крепко сжимает рукоять винтовки, боясь пропустить момент вражеской атаки.       Взгляд золотых глаз показывал, что пациент тоже это слышал.       Аарон сделал себе пометку в уме, чтобы не забыть отчитать оперативника позднее. Ну а сейчас настала пора очередных ответов. В конце концов, на эти вопросы ему приказали отвечать как можно более подробно.       - Права у тебя действительно есть. Одно из них — право на справедливый суд, согласно которому ты не можешь быть привлечена к ответственности без суда и следствия. Из-за этого права мы не можем просто убить тебя, покалечить тебя, оставить тебя в тюрьме и в целом вынести тебе приговор, не учитывая всех обстоятельств произошедшего. Мы должны учесть и субъективную сторону преступления, то есть определить твою степень вины, и именно для этого нам нужно провести твою психологическую проверку. Как видишь, именно твои права на справедливый суд заставляю нас проверять…       - Я отказываюсь от права на справедливый суд. Я отказываюсь. Он мне не нужен. Этого достаточно? Проверка больше не потребуется? Ангелу ко мне больше не призовут? Меня будут держать подальше от нее?       - Ответы: нет, нет, нет, нет. От права на справедливый суд отказаться невозможно, поэтому регламент останется прежним, а все процедуры пройдут согласно плану. И да, нападать на нас не советую. Даже групповое убийство не даст тебе желаемого — освидетельствовать тебя все равно будет Ангела Циглер.       - Скажи мне, ты желаешь ей смерти?       - Я не собираюсь реагировать на глупые…       - Послушай меня.       Аарон молчал. Афина отдельно предупреждала его, что в диалоге с пациентом №13 наступит момент, когда пациент будет опасаться за жизнь своего доктора и, вероятно, дойдет до отчаяния. Слушая интонацию женщины, Аарон уже был готов засчитать ее за мрачное и нарочито спокойное отчаяние.       - Ты только что хорошо о ней отзывался, - хрипло говорила женщина. - Судя по всему, она для тебя не просто рядовой сослуживец. Видимо, ты ее ценишь. И тебе должно быть не все равно, что с ней случится, если она вдруг придет сюда и встанет передо мной. Думаешь, всё это, - женщина неопределенно мотнула головой, звякнув ошейником, - действительно поможет? Спасет ее? Я в этом совсем не уверена. Совсем. И поэтому она не должна приходить ко мне… и если ты, солдат, в самом деле заботишься о ее безопасности — то помоги мне найти способ защитить ее. Помоги мне не допустить ее сюда.       Отчаяние в голосе пациента звучало куда ощутимее. Аарон понял, что пора. Будь это игра в шахматы, его следующая реплика считалась бы за шах.       - Все варианты… не в моей власти. Я не могу.       - Кто может?       А следующая реплика — за мат.       - Только директор организации Overwatch, - ответил Аарон, ставя воображаемый мат. - Поскольку все внутренние регламенты утверждались его приказом, только он может оперативно изменить их процедуру.       - Тогда…       Пациент №13 поднял голову.       - Тогда приведите его.       * * *       Он пришел.       Сказал, что торопился. Его тело подтвердило Вдове, что он не лжет: он действительно слегка запыхался, а артерия на его шее билась чаще, чем должна была бы биться у человека после спокойной ходьбы. Он и правда торопился. Судя по всему, когда вон тот суровый капитан возле стены набрал его по коммуникатору и сообщил просьбу Роковой Вдовы, он предпринял реальные усилия, чтобы прийти быстрее. Он отказался от предложенного стула. С точки зрения Вдовы стоило бы согласиться — сидя на стуле, он смотрел бы на Вдову сверху вниз, с позиции господского веления, что было бы однозначно полезно в любом разговоре, однако если он и знал о подобном ресурсе, то, видимо, не счел нужным использовать. Возможно, он хотел показать ей, что выше этого. Возможно, нет. А возможно, он уже давно перестал играть в эти переговорные игры и теперь просто делал, что хотел. Это хорошо объяснило бы Вдове, почему этот человек, отказавшись от стула, сел напротив нее метрах в двух прямо на пол, скрестил ноги, опер локти на колени и теперь смотрел на свои переплетенные пальцы.       - Так, - начал человек по имени Генри Нолдрейт себе под нос, смотря на свои переплетенные пальцы. - Вы только что убили человека. Это первое. По вашим словами вы сделали это против воли, потому что активировался один из ваших внутренних механизмов, отвечающий за мгновенное убийство любого врага поблизости. Это второе. Этот механизм активировался, как вы говорите, сам собой, и вы его не контролируете. Это третье.       - Да.       - И самое главное, четвертое — теперь этот механизм может “включиться” сам собой, что, как я понимаю, создает смертельную угрозу всем присутствующим во всем штабе Overwatch.       - Не всем.       - Простите?       - Только моему ближайшему окружению, - ответила Вдова сквозь пересохшее горло. Пока они ждали директора, она просила воды, но капитан возле стены ей отказал. - Этот… механизм… выбирает себе цель из людей поблизости и… в качестве приоритета… будет атаковать тех, кого меня научили считать врагом за время службы в “Когте”…       - Понятно. С сегодняшнего дня вы можете случайно атаковать Ангелу Циглер.       - Да.       - И именно поэтому вы просите меня изменить процедуру вашего освидетельствования? Вы не хотите подвергать ее опасности — здесь? Рядом с вами? А вы уверены, что она действительно в опасности?       - Абсолютно.       - Но откуда у вас такая уверенность? Откуда вы знаете, как работает этот “механизм”? Почему убийство дежурной в медотсеке не может быть разовым событием, спровоцированным, например, вашим посттравматическим синдромом? Знаете, я ведь читал о вашем состоянии в отчетах Ангелы Циглер, и даже в самых последних отчетах ничего не говорится о ваших механизмах, которые готовы включаться самостоятельно…

Придется тебе рассказать ему обо мне.

      Вдова стиснула зубы. Ты здесь…

Да, я здесь. Этот человек рассуждает о психологии, но мало в ней смыслит, а ведь ему принимать по тебе решение. Расскажи ему обо мне, иначе он сделает неверные выводы и не поможет.

      - М-м-м…? - Генри приподнял брови. - Мне повторить вопросы?

Расскажи ему про меня. Иначе его не переубедить!

Тебе-то что с того?

А мне пока нравится развитие событий. Я его поддерживаю. Как же не поддержать твое желание отдалиться от Ангелы Циглер с помощью ее же собственного начальства? Да я только за! Хочешь, проверю слова этого Генри твоими чувствами правдовидца, чтобы мы знали, что он не врет? Хочешь?

Отвяжись от меня!       - Что-то не так? - снова спросил Генри.       Вдова подняла голову. Оперативники вдоль стен едва заметно подобрались, она это видела, но никто из них сейчас не имел для Вдовы никакого значения. Она лишь смотрела в лицо директора спереди и призывала к себе все оставшиеся в ней темные силы, которые были готовы ее слушать. Едва ли директор был искусным вруном. Пусть чувство правдовидца теперь тоже под вопросом, уж директора-то она наверняка могла бы проверить на ложь самостоятельно.       - Считаете ли вы “Коготь” своим врагом?       - Да, - ответил директор Нолдрейт, глядя Вдове прямо в глаза.       - Считаете ли вы, что Ангела допустила ошибку, доверившись мне?       - Я думаю, что само решение она приняла верно, - спокойно промолвил директор. - Как показывают дела, на вас действительно можно делать ставку, так что я не скажу, что решение Ангелы полностью ошибочно. Однако я считаю, что она ошиблась в мотивах. Она доверилась вам не потому, что это был тактически верный ход в войне с “Когтем”, а потому что любит вас. Эта иррациональная причина, которую я могу понять, но вот принять — никогда.       - Какие у вас планы относительно меня?       - Наблюдать, - тут же ответил Генри Нолдрейт. - Узнать ваш потенциал, вашу реальную полезность и использовать ее на благо Overwatch и всего мира ради победы добра и справедливости — и против любых угроз нашему светлому будущему, включая набирающих силу омников Нуль-сектора. Я считаю вас очень способным солдатом, которому нужно лишь показать правильное направление для стрельбы.       Он не врал. Ни в одном слове.       - А Ангела? Какие у вас планы относительно Ангелы?       - Мне очень нужна ее поддержка в вашем деле, - Генри по-прежнему не отводил от Вдовы взгляда. - Хотя у нас с ней были… м-м, определенные разногласия на тему психологической тактики, с недавних пор я пришел к пониманию, что всё же хочу видеть именно ее в качестве вашего личного доктора, поскольку именно она может дать всем нам реальный результат, и теперь… теперь мне нужно как-то убедить ее, что я знаю несколько способов улучшить ваше лечение в Overwatch, упростить вашу интеграцию в общество, чтобы вы смогли послужить ему как можно проще для себя и как можно лучше для него… но это не значит, что я собираюсь как-либо отстранять ее от работы над вами, естественно! Вы не подумайте. Она всё так же ваш лечащий врач, я не посягну на ее независимость. Мне просто незачем. Сейчас она знает вас лучше всех, в курсе всех ваших особенностей и предписаний, да и вообще — она ведь умнейший человек… пусть иногда ее выдающийся ум и скрывается за импульсивными поступками, когда дело касается вас…       - О том и речь…       - Что-что?       - Если вы знаете, что она принимает нелогичные решения, - голос Вдовы дрогнул, - то должны понять, почему она не должна приходить на мое медицинское освидетельствование. Она будет в опасности. Она этого не заметит. Она привыкла, что со мной всё хорошо, но даже если рассказать ей… о произошедшем, она всё равно будет считать опасность контролируемой… хотя это не так. Я могу не успеть ее предупредить…

А ты и не успеешь.

      - …но даже если ее заранее предупредите вы или вот тот тупица у стены, у нас нет гарантий, что она всё равно не рискнет… не попробует остаться со мной один на один. Она уже рискнула так два месяца назад, она рискнула своей жизнью, но тогда нам повезло. Тогда я удержалась от убийства, потому что… потому что сама принимала решение. Но сейчас я боюсь, что не смогу…

А ты и не сможешь.

      - …и я нападу. И тогда она…       - Умрет.       Пересохшее горло будто потерли металлическим скребком, когда Вдова с силой сглотнула.       - Да.       - Но на вас наручники, - директор смотрел на ее руки. - И ошейник. Не могу удержаться от комментария, что это выглядит недостойным Overwatch и нарушает все мыслимые гуманистические принципы, вас будто бы держат на привязи как зверя, но… если подумать, это ведь и спасет Ангелу от ваших рук, верно?       - Я… - я могу выдавить ей глаза большими пальцами за половину секунды, - не думаю, что… - я могу задушить ее цепью от наручников, - это действительно дает гарантию… - я могу убить ее одним ударом в кадык, - безопасности Ангелы…       Генри молча приподнял брови. Должно быть, запинки в речи пациента №13 заставили его снова задуматься о ее психическом состоянии, но Вдова так и не узнала этого, потому что директор тактично придержал свои мысли при себе. Он выдохнул, надув щеки, словно бы решая сложное уравнение, и в конце концов сказал:       - Ваше переживание о ней похвально. Вы проявляете о ней заботу, которая характеризует вас с, м-м, лучшей стороны. Но эта забота хорошо характеризует и Ангелу Циглер, и знаете, почему? Потому что она предсказывала ее два месяца назад — и вашу возрастающую способность к эмпатии, и вашу человечность, и многое другое. Она говорила о вас многие вещи, которые на тот момент казались мне совершенно неправдоподобными, но поглядите — именно эти вещи сейчас становятся реальностью, которую я чуть было не уничтожил своими неправильными решениями. А знаете, почему они были неправильными? Да потому что я решал без Ангелы. В той области, где она знает, умеет и достигает больше меня. Я убедил командира Моррисона попробовать вас перепрограммировать, хотя никто из нас до конца не понимал, как же это сделать... Я убедил его отстранить Ангелу от процесса, что не принесло мне результата, но сильно осложнило будущие отношения с ней. С доктором, который теперь мне нужен. Понимаете? Понимаете, к чему я клоню?..       И Вдова поняла.       Вдова поняла, что этот человек, которого она просит отстранить Ангелу от медицинского освидетельствования, вот-вот скажет ей “нет”, потому что в прошлый раз такое отстранение вышло ему боком.       И Генри шел к ответу “нет”, но кругами: он сказал что-то про огромный жизненный опыт Ангелы, который наверняка позволит ей избежать опасности со стороны пациента №13, потом добавил, что не может пойти с ней на открытый конфликт и просто запретить посещать Вдову, потом неуверенно заметил, что лучший компромиссный вариант — это приставить к Вдове круглосуточную охрану, но Вдова уже не слушала. Она предвидела эти реплики и не видела смысла тратить на них время.       Вдова тратила секунды на свои собственные мысли о том, что всё это время в ее власти было убить Ангелу более чем сотней способов. Вдове могли сковать руки, на ее ноги могли навесить кандалы, ей могли угрожать электричеством и транквилизаторами, но это никак не отменяло тот факт, что мир вокруг Вдовы по-прежнему изобиловал возможностями совершить скрытное убийство, которое в ряде случаев заметит разве что Афина. С упавшим сердцем Вдова думала, что ее тело всегда могло и все еще может убить Ангелу так быстро, что помощь не поспеет — оно могло перегрызть ей горло, могло задушить в локтевом захвате, могло сломать шею метким ударом, на тренировки которого Вдова в “Когте” потратила не меньше полугода, прежде чем отточила его в совершенстве, могло спровоцировать удар тока от охранника, но успеть схватить Ангелу за руку, чтобы электричество ударило и по ней... И это еще Вдова не думала о подручных предметах, а ведь они множили все возможности, разветвляли все сценарии геометрической прогрессии, поскольку при должном уровне креативности у любого материального предмета вокруг могло найтись как минимум одно летальное применение. Ручка, карандаш? Ножка стула? Поясной ремень? Лента личного пропуска? Краешек стола? Выломанная из предплечья лучевая кость? Вдова легко могла представить себе эти предметы в действии, причем в таком действии, после которого ее даже в этом цивилизованном мире бросят в тюрьму без всякого справедливого суда. И что тревожнее — Вдова могла претворить всё это в жизнь без особых затруднений.       А раз могла Вдова, значит, мог и Охотник. И никакая так называемая “охрана” от Генри Нолдрейта его не остановит. Если слова темного нечто внутри Вдовы правдивы…

Мои слова правдивы.

Не сомневаюсь.

Я уже сказала тебе об этом на нижнем уровне, где невозможно солгать. Я действительно могу перевести тебя в режим Охотника, а он действительно может использовать все твои навыки для быстрого и результативного убийства. Если ты хочешь обезопасить свою ненаглядную Циглер от моей угрозы, тебе нужна помощь этого человека — но он не готов тебе помочь. Пока не готов. Расскажи ему обо мне.

Нет.

Ты стесняешься меня? Стыдишься? Боишься признаться ему в открытую, что я с тобой, что теперь ты не одна принимаешь решения?

Да пошла ты к черту.

Ну так скажи ему, идиотка. Чего ты упорствуешь?

Потому что я и без тебя разобралась, что делать!       - … и поэтому, - директор, судя по всему, завершал свой монолог, - я не могу исполнить вашу просьбу. Не могу. Но будьте уверены, я прослежу, чтобы с Ангелой ничего не случилось, я предупрежу ее об опасности с вашей стороны и даже перескажу наш с вами диалог…       - Но вы не станете отстранять ее от моего освидетельствования.       - Не стану, - ответил Генри своим скрещенным ногам.       - А если мы договоримся?       Генри поднял голову. Несколько секунд они с Вдовой смотрели друг на друга и молчали.       - Поясните.       - Я предлагаю вам сделку, - хрипло проговорила Вдова. - Вы поможете мне обеспечить безопасность Ангелы: снимете ее с моего медицинского освидетельствования, переведете меня из палаты №13 в любую другую, в которую у Ангелы нет свободного доступа. Я не знаю, как это сделать, и оставляю это полностью на вас. Вы не подпустите ее ко мне, а если вдруг это необходимо, то вы организуете любые наши с ней встречи так, чтобы она не оставалась со мной в одном помещении — неважно, одна она или с толпой вот этих охранников. Нас всегда должно разделять что-нибудь… Стена. Бронестекло. Другой человек, которую я в прошлом считала врагом. Хоть что-то. Сделайте так, а я…       Холодный металлический ошейник пригибал ее плечи к земле. Вдова заставила себя выпрямиться.       - … а я буду работать — с вами.       Она выдержала паузу, проверяя эффект сказанных слов. А эффект был замечательный, потому что Генри молчал. И темное нечто молчало. И внутри, и снаружи Вдовы ее собеседники явно заинтересовались тем, что же она скажет дальше.       - Я буду работать с вами в тренировочном зале, в оружейной и на стрельбище. Как вы там сказали… хотите наблюдать за мной, узнать мой потенциал? Так наблюдайте в реальном времени и без посредников, ведь мне предстоит множество тренировок, чтобы выйти на пик боеспособности. Хотите направить мои тренировки новыми способами, но еще не убедили Ангелу в их целесообразности? Но теперь вам и не нужно ее убеждать — просто предложите эти способы напрямую мне и смотрите, как я беру их на вооружение. Хотите быть в курсе моего психологического состояния? Назначьте мне другого лечащего врача…

Интересно! А можно меня?

      - …который сразу будет на вашей стороне, который будет рассказывать вам всё, о чем Ангела предпочитала молчать.       - Но никто из них не будет лучше Ангелы, - Генри качнул головой в сомнении. - Никто из медиков Overwatch не сравнится с ней по уровню интеллекта и тем блестящим озарениям, которые ей постоянно дарит интуиция. В вашем деле мне нужны ее советы…       - Тогда не исключайте ее из моего дела полностью. Пусть она всё так же остается моим лечащим врачом, но дистанционно, пусть видит все документы и отчеты обо мне, но не приближается физически. Осматривать меня непосредственно будет какой-нибудь другой врач…       - Которого вам не жалко?       - Верно.       - Как жестоко…       - Вы не готовы пожертвовать хотя бы одним врачишкой ради жизни Ангелы Циглер?       - Я не о враче, - отмахнулся Генри, - а о себе. Как жестоко с вашей стороны искушать меня таким планом! Вы предлагаете мне отдалить от вас Ангелу Циглер, которая уже едва не сломала мне челюсть за одну такую попытку в прошлом… Боюсь, еще одну попытку она мне уже не простит. Вы бы простили?       - Нет, но это не важно. Вы всегда можете поставить ее в зависимость от себя. Сделайте так, что вы останетесь ее единственным способом узнавать все новости обо мне, и тогда она будет вынуждена сохранить вас в своем круге общения. Да, она будет злиться, ругаться… но она будет искать встречи с вами. И диалога. Она будет расспрашивать обо мне, просить информацию из первых рук — это поставит ее в очевидно зависимую от вас позицию, и вы сможете использовать это, чтобы убедить ее работать с вами на более удобных для вас условиях.       В голосе директора Нолдрейта сквозило неприкрытое восхищение:       - Какая невероятная тактическая мудрость! Вы просто луч света в нашем темном царстве… Но ваш план, пусть и рабочий, все равно ставит меня в довольно неудобное положение — даже если Ангела поддастся на давление с моей стороны, наши с ней отношения, скорее всего, будут испорчены навсегда. И без права на реабилитацию. Может ли ваше прекрасное стратегическое чутье подсказать, каким же образом мне избежать подобной участи?       - Сделайте грустное лицо. Скажите ей, что это было не ваше решение, но мое. Что я нашла некий рычаг давления на вас, которым воспользовалась, но вы не можете про него ей рассказать, потому что я запретила…       - Я не стану ей врать.       - А недоговаривать станете?       - А это можно.       - В таком случае я угрожаю вам, что если вы не поможете мне дистанцироваться от Ангелы, я поубиваю кучу народу своими же руками, а затем убью вас. Как вам?       - Звучит серьезно.       - И я сделаю точно то же самое, если вы ей об этом расскажете.       - Ага, - хмыкнул Генри. - И теперь формально угроза состоялась, поэтому мои слова Ангеле о ней не станут прямой ложью. Что ж, полагаю, с этим можно работать. Ну а если она насядет на меня с вопросами или обвинениями…       - Отправьте ее ко мне. И я объясню ей, что это мое решение. Целиком и полностью.       Генри молчал. Его карие глаза оценивающе рассматривали Роковую Вдову.       - Вы действительно готовы на это пойти? - спросил он спустя полминуты. - Вы отказываетесь от ее общества… которого она так искала последние четыре месяца… хотя нет. Четыре года. Вам не тяжело? Не жаль?       - К чему эти вопросы? - раздраженно спросила Вдова. От веса ошейника и креплений для ручек, который никак не облегчали стоящие по бокам солдаты, у нее уже ощутимо болела спина. - Зачем вам мое эмоциональное состояние?       - Я хочу понять вас. Понять, что вы за человек.       - Какого черта вам нужно знать, что я за человек?       - Такого, что я не заключаю сделок с незнакомцами, - парировал Генри. - Вы просите меня об услуге, вы предлагаете услугу взамен, это сделка, но любая сделка — это в том числе акт веры. Вы должны хоть немного верить в того, кому пожимаете руку, с кем подписываете документ, вы должны хоть немного верить ему… И вы меня прекрасно понимаете. Иначе к чему были все эти вопросы, считаю ли я “Коготь” своим врагом? Вы проверяли меня перед тем, как идти на сделку. Теперь я проверяю вас. Ответьте мне, иначе я вам не помогу. Ответьте, жаль ли вам расставаться с Ангелой? Отдаляться от нее? Поступили бы вы иначе, будь у вас возможность? Остались ли бы вы рядом с ней, если бы не грозящая ей смертельная опасность?       Силуэт Генри Нолдрейта вдруг подернулся дымкой. Вдова усилием воли сфокусировала взгляд снова, и вот он опять предстал перед ней: сидящий на полу, скрестив ноги, с локтями на коленям и переплетенными у подбородка пальцами. Его лицо смотрело на Вдову с учтиво-прохладным участием и ничуть не изменилось, когда Вдова нехотя прошептала:       - Да.       Ничуть не изменилось его лицо. Ничуть.       Только разлепились губы.       - По рукам, - сказал директор Overwatch. - Я согласен на все ваши условия. Я отменю медицинское освидетельствование… я обеспечу расстояние между вами и Ангелой Циглер… и даже больше. Но для этого “больше” мне придется внести в наши планы одно маленькое, а может, не очень маленькое дополнение.       - И что же это?       - Не “что”, а “кто”. Видите ли, отстранение лечащего врача от его пациента — вопрос не одной минуты и не одного только моего щелчка. Это сложная процедура, и в ней у этого самого лечащего врача довольно много прав по регламенту, что я могу подтвердить вам с уверенностью, поскольку примерно два месяца назад меня довольно унизительно ткнули в него носом. И когда я сам лично прочитал весь медицинский регламент Overwatch, пытаясь обойти эти права, оказалось, что глубокоуважаемая доктор Циглер в некоторых вопросах сильнее меня…       - И поэтому..?       - И поэтому мы должны сделать то, что в этой организации не делали вот уже девять лет. И теперь для исполнения нашего совершенно не злодейского плана нам однозначно потребуется еще один весьма конкретный сообщник.       * * *       - Высшие силы мне в свидетели, - мрачно проговорил еще один весьма конкретный сообщник, - я не имею ни малейшего представления, как мне на это реагировать.       Окружающий их кабинет командира Overwatch выслушал это заявление и ничего не сказал. Даже на огромном экране справа, который пару минут назад на всю стену транслировал сводки новостей, в эту секунду была лишь нейтральная синяя заставка с логотипом организации, будто бы недавние предложения директора Нолдрейта застали его врасплох. У Вдовы мелькнула мысль, что этот кабинет наверняка должен был слышать и более странные вещи, а потому ему вряд ли стоило удивляться.       Стоящий слева от нее Генри Нолдрейт, по всей видимости, считал так же.       - Ну как-то же нужно, верно? - отозвался он. - Если твои сомнения имеют, скажем так, необоримый характер и едва ли будут преодолены в ближайшее время, которое вообще-то уже надобно потратить с пользой, то я могу предложить тебе помощь в виде одного крайне простого совета.       - И какого же?       - А ни о чем не думай. Просто доверься мне и скажи, что согласен.       Секунду они смотрели друг на друга.       - Я согласен, - сказал Джек Моррисон.       - Вот и прекрасно! - Генри хлопнул в ладоши. - В таком случае вам придется простить мне мое отсутствие, потому как я должен отдать пару личных распоряжений во имя нашей небольшой секретно-таинственной затеи. Удаляюсь.       И Генри удалился. По привычке скосив глаза влево, Вдова боковым зрением следила за ним, пока не закрылась дверь, но нет, она ничего не увидела. Никакой лжи.       Он ушел, и мысли о нем пришлось отложить ради мыслей о кое-ком другом. Вдова осталась в этом кабинете, осталась стоять прямо напротив командирского стола, за которым ее внимания ждал никто иной, как сам высший военный офицер миротворческой организации Overwatch. Здесь все называли его командиром, а Вдова еще не называла никак. До сей поры они ни разу не разговаривали друг с другом по-человечески. Последняя их встреча, насколько могла помнить Вдова, случилась на поле боя где-то в отдаленном прошлом, где они с оружием в руках говорили друг с другом на языке боли и смерти.       Вдова стояла напротив Джека Моррисона.       Они перевели взгляд друг на друга одновременно. Серые льдинки глаз Джека поблескивали над переплетенными пальцами, он излучал прохладное спокойствие. Однако если Генри Нолдрейт полчаса назад переплетал пальцы в жесте глубокой задумчивости, в которой, казалось, даже забывал о собеседнике, то в позе Джека чувствовалась готовность мигом сжать пальцы в кулаки и впечатать их Вдове в лицо в ту же секунду, как он посчитает это необходимым. Вот этими пальцами Джек нажимал на спусковой крючок своей импульсной винтовки, выпуская во Вдову очередь за очередью. Этими же пальцами он указывал своей команде на снайперские позиции Вдовы, чтобы как можно скорее убить ее… Возможно, сейчас он думал о том же. Почему-то его было трудно прочитать, он казался высеченным из гранита, словно бы статуя какого-нибудь древнего героя спустилась с постамента и решила воссесть в широком командирском кресле. Даже его лицо не меняло подчеркнуто каменного выражения все те долгие секунды, пока они с Вдовой рассматривали друг друга. Знал он о производимом впечатлении или нет, но он не делал ничего для его смягчения и лишь молчал. Вдова следовала его примеру. Да и что она могла сказать ему? Что вообще можно сказать человеку, которого ты видишь едва ли не впервые в жизни, после того как ты убил одного из его подчиненных?..       Наконец камень его лица прорезала трещина:       - Я надеюсь, ты представляешь, чего мне это будет стоить.       Вдова молчала.       - И чего это будет стоить тебе.       Вдова безмолвствовала. Она решила хранить глухое молчание еще на подходе к кабинету, когда услышала от директора Нодрейта все подробности того, каким же образом он планирует “обеспечить расстояние” между ней и Ангелой. Отмена медицинского освидетельствования оказалась в его тактике только первым шагом… за которым шел второй. И третий. И, если очень повезет, то и четвертый. Все они зависели от воли командира Моррисона, так что Генри рекомендовал ей предоставить дипломатию ему и помалкивать, пока Джек не скажет “согласен”… но сейчас Вдова почему-то нутром чуяла, что даже после заветного слова согласия говорить ей явно не стоит. И зачем Генри оставил ее здесь одну?..       - Тебе не будут предъявлены обвинения в убийстве. Правде присвоен первый уровень секретности, о самом существовании которого знают только я, директор Нолдрейт и отряды группировки Омега, включая отряд Омега-2. Официально этим вечером ты в штабе ничего не делала. Ни в чем не участвовала. Тебе запрещено раскрывать правду кому бы то ни было. Только слово скажешь, только пикнешь — и обещаю тебе, я тут же разорву нашу сделку и мы откатимся к сегодняшнему утру.       Вдова это знала. Вдова будет молчать.       - Официальное представление капитану отряда Омега-2 Аарону Боулу пройдет завтра в восемь утра. В семь утра выдадут униформу и персональный ключ от твоей новой комнаты… а значит, этим вечером у нас осталось всего одно незаконченное дело, без которого вся ваша затея будет невозможна. И зависит это дело только от меня.       На командирском столе не было клавиатуры, но Джек поднес ладонь, и сияющие буквы появились у него под пальцами прямо в поверхности стола. Не глядя на Вдову, командир отбил на них несколько безмолвных команд, и спустя пару секунд послышался тихий шорох бумаги. Из какой-то пристенной щели, скрытой в обмане зрения, на стол выскользнул документ, который подъехал точно к Джеку Моррисону.       Он поймал документ хлопком ладони. Думая о чем-то своем, развернул его фронтальной частью к Вдове, двинул к ней по столу.       Неосознанно Вдова шагнула вперед.       Тут же Джек дернул документ на себя. Поднял голову. Несколько секунд они с Вдовой смотрели друг на друга без единого слова.       Лицо командира вдруг на миг ожесточилось, и он спросил:       - Тебе же плевать на нее, верно?       Тишина.       - Ты только что убила человека. Ты убила человека. Безоружного. Невиновного. Того, кто совершенно ничего не мог тебе противопоставить. Тебе всё равно?       - …       - Ее матери пятьдесят один. Ее младшему брату пятнадцать. Тебе всё равно, что теперь эти люди обречены на страдания — и по твоей вине?       - Какого ответа ты ждешь?       - Прямого.       - Директора, - Вдова мотнула головой за левое плечо, - это не интересовало.       - А ты говоришь не с ним, - отрезал Джек. - Ты говоришь со мной. Тебе должно ответить передо мной, перед законом за то, что ты сделала, и я был бы плохим командиром, если бы не дал преступнику хотя бы шанс раскаяться. Ну так ответь мне — жаль тебе или нет?       Это лишь его эмоции, вдруг поняла Вдова. Если бы этот вояка действительно хотел помешать ее планам, то ни за что не стал бы соглашаться с директором Нолдрейтом минуту назад, однако он согласился. И директор уже отправился отдавать распоряжения, чему Джек сейчас никак не препятствует. Джек прекрасно понимает, что процессы уже запущены, и просто хочет отвести по этому поводу душу. Ну так почему бы и нет?       - Жаль ли мне ее? - переспросила Вдова, не отводя взгляда. - Нет. Мне ее не жаль. Я бы не стала убивать ее, если бы решение оставалось за мной, но произошло то, что произошло, и я не могу это изменить. Оглядываться на прошлое я не стану.       - Ты не стала бы убивать ее? Я не ослышался?       - В ее смерти не было никакой пользы. Я тебе не безмозглый киллер.       - Твои “подвиги” говорят об обратном. Ты убила человека. Лично ты. Плети Нолдрейту какую угодно чепуху про личности в своей голове, но меня от этого избавь…       - Я не врала ему. Это правда, всё до последнего слова.       - Плевал я на то, правда это или нет. Потому что если бы правда действительно имела значение, то я бы сказал, что наличие у тебя в голове самостоятельной личности — это проявление шизофрении, с которым дорога тебе одна — в медотсек. Так я поступил бы, так был бы обязан поступить. Но ты ведь не в медотсек хочешь, верно?       Не успев себя остановить, Вдова бросила взгляд на документы под пальцами командира.       - То-то и оно - очень тихо сказал Джек. - Ты хочешь вот этого. Но этот путь для шизофреника закрыт. Он возможен только в том случае, если ты отдаешь отчет собственным действиям, если ты прямо скажешь мне, что способна руководить собой. Если ты считаешь — действительно, взаправду считаешь — это тело своим. Это так?       Что-то внутри Вдовы, темное и холодное, едко засмеялось. Однако оно не мешало Вдове говорить, словно понимало: выбора у Вдовы сейчас нет.       - Я действительно считаю это тело своим. Я Роковая Вдова. Оно — мое.       - Рад, что ты в это веришь, - полминуты спустя ответил командир. - И пока что мне этого достаточно. Это позволит мне, во-первых, всё же исполнить наши договоренности, а во-вторых, поучить тебя правилам ответственности, так что мотай на ус. Раз это тело твое, то и отвечать за все его действия тебе. Без идиотских оправданий. Вот почему сегодня именно ты убила человека… и это уже сто шестая смерть невиновного сотрудника Overwatch от твоих рук.       - Хочешь сто седьмую? - огрызнулась Вдова. - Нет? Тогда заканчивай рассуждать попусту и дай мне бумаги.       Лицо Джека никак не изменилось. Он лишь нажал на документы ладонью посильнее, чуть подался вперед и посмотрел на Вдову с прищуром.       - Просто чтобы ты поняла: сегодня я оказал тебе большую услугу. Просто огромную. Я собираюсь помочь тебе манипулировать Ангелой Циглер, то есть собираюсь помочь очевидно злому человеку обманывать очевидно доброго, а потому уж точно позволю себе такую роскошь, как свободу говорить что угодно и когда угодно. Не забывай: я принимаю решения о тебе. Ты зависишь от меня. В этом контракте о тебе написано иное, но мы с тобой будем знать правду — ты фактически никто. Во всем этом здании, на всей территории Overwatch нет такого уголка, где ты смогла бы спрятаться от меня. Захочу — закину тебя в тюрьму как военнопленного, захочу — оставлю пылиться в медотсеке, а захочу… соизволю отдать тебе контракт и убрать с него, черт побери, свою всесильную ладонь.       - Ну, - протянула Вдова без всякого страха, - так чего же из всего перечисленного ты хочешь на самом деле?       Джек вбил во Вдову взгляд, который не выдержал бы любой из его подчиненных. Возвращая взгляд с процентами, Вдова вдруг осознала, что этот человек впервые смотрит на нее по-настоящему.       - Я хочу, - жутчайше ровным голосом говорил он, - убить тебя за всё, что ты сделала. За одного только Жерара Лакруа. За одну только Келли Робертсон. За всех, кого мы потеряли из-за тебя. Я убил бы тебя за пять центов и дал бы четыре цента сдачи.       - Но не станешь?       - Не стану, - в голосе Джека не слышалось смирения или печали. Он просто произнес два слова. - Пока что не стану. Ты еще ценна для меня живой и условно свободной, пока сдаешь мне локации и сообщников “Когтя”. Дополнительно ты представляешь ценность для Ангелы Циглер, желания которой я буду по возможности уважать. А еще…       - Дай угадаю: мстить мне аморально, потому что по документам я еще сумасшедшая и не должна нести ответственности в твоем мире?       - Промахнулась, снайпер, - парировал командир. - Отговорки цивилизованного мира не для меня. Вместо этой сомнительной морали я хотел добавить, что у тебя сейчас есть свои поводы навредить “Когтю”, так что я мог бы использовать тебя против него, и с моей стороны было бы неразумно мстить сейчас, пока мы с тобой стреляем в одну сторону… Вот тебе причины, по которым ты еще дышишь. И да, если ждала момента для благодарности, то вот он, момент. Благодари.       - Поблагодарю позже…       - Так я и поверил.       - …когда ты окажешь мне еще одну услугу.       Молчание. Джек воззрился на нее с недобрым интересом. Ни о каких дополнительных услугах Генри Нолдрейт ему не говорил, но и не мог, ведь Вдова его не просила, поскольку раньше ни о чем таком не думала. Новая идея пришла к ней уже после того, как Генри покинул кабинет, но теперь Вдова собиралась получить желаемое во что бы то ни стало.       - Еще одну? - переспросил Джек. Кивнул на документы. - Неужели вот этого было недостаточно?       - Недостаточно, - эхом отозвалась Вдова. - Отстрани Ангелу от боевых вылетов. Навсегда.       Командир даже подался чуть назад.       - …нда. Неожиданно, ничего не скажешь. С чего вдруг?       - Ангелу нужно защитить как следует. Сейчас у меня складывается ощущение, что она постоянно находится в чрезмерной опасности, даже без моих… особенностей.       Джек смотрел на нее.       - О чем ты?       - Она постоянно ранится на вылетах, - недовольно пояснила Вдова. - Каждая ее вылазка в последнее время заканчивается серьезным, иногда даже потенциально смертельным ранением. Ей всегда требуется дополнительное лечение уже после боя…       Джек всё так же смотрел на нее.       - В самом деле?       - Ее раны не вписываются в мои наблюдения. Раньше она получала столько ран только в тех боях, где на стороне “Когтя” участвовала я, а сейчас ее будто бы нарочно…       Джек посмотрел на нее еще немного.       - Да?       Вдова не торопилась продолжать. Она смотрела в серые глаза человека напротив и видела в них интеллект. Проницательность. Силу. Она смотрела в них достаточно долго, чтобы перепроверить свои ощущения и определить, что ошибки нет. Интеллект, проницательность и сила светились в глазах командира Моррисона, командира, который только что прямым текстом отринул стандарты цивилизованного мира и стал смотреть на Вдову по-своему. Командира, который хотел от Вдовы раскрытия всех секретов “Когтя”, командира, чей лучший доктор Ангела Циглер с недавних пор стала участвовать почти во всех вылетах и почти всегда возвращается после них в лазарет…       У многих поначалу необъяснимых явлений всё же есть объяснение. Иногда его можно найти довольно быстро, если просто задать вопрос, а кому же выгодно происходящее и кто, что б ему пусто было, получает от необъяснимых явлений вполне объяснимую пользу. Вдова задала себе этот вопрос, и где-то внутри нее заклубилось что-то очень неприятное. И злое.       - Думаю, - шепотом сказала она, - я не трону сейчас твое здоровье. И лицо. Ты мне нужен. Но знай, это временно. Когда я разберусь с собственными проблемами и стану сильнее, мы вернемся к этому разговору и ты ответишь мне… за то, что подставлял Ангелу под удары специально, чтобы манипулировать мной.       - О чем ты?       Джек раздраженно приподнял брови. Естественным движением любого человека, который на его месте да в его звании сделал бы так же. Глупо было рассчитывать, что он сразу всё выдаст.       Не сводя с него глаз, Вдова вдохнула. Она должна была видеть больше. Она нуждалась в уверенности, в точном знании, что видит больше…       Но всё это время с тем же Генри Нолдрейтом, начиная с их разговора в палате и заканчивая этим кабинетом, Вдова постоянно держала директора в фокусе внимания, пытаясь увидеть признаки лжи, но не видела ни одного. Потому что он и в самом деле не врет? Или потому что Вдова уже не может этого увидеть? Но с Генри она не ощущала таких сомнений, как с Джеком, а ставки всё повышались и повышались, ей нужно было знать наверняка, а потому… что ж, видимо, вариантов у нее действительно больше не осталось. Проверь его на правду.

В самом деле? Я не ослышалась? Ты желаешь моей помощи, моего сотрудничества?

Проверь его, а там посмотрим.       Темное нечто внутри нее злобно рассмеялось.

Слушаю и повинуюсь.

      В углах ее разума зазвучали шепотки, и в области затылка вдруг разлилось что-то холодное, растеклось по всему телу. Мир вокруг Вдовы стал четче. Все предметы в пространстве перед ней очертились резче, проявились в прохладных оттенках, как если бы к обычному освещению кабинета добавился лунный свет. Потусторонний свет несуществующей луны показал ей лицо командира Моррисона, сделал явным каждое его мимическое движение, и в их последовательности Вдова с облегчением почувствовала себя сильнее. Она вновь ясно чувствовала чужую ложь.       - Не делай вид, что не понял.       - Я не…       - Ты умышленно посылал Ангелу во все вылеты, в которые только мог. Ты позволял ей получать тяжелые ранения, чтобы я беспокоилась о ней и давала Overwatch больше информации о “Когте” в надежде, что чем быстрее Overwatch победит, чем быстрее Ангеле будет гарантирована безопасность. Этим ты косвенно давил на меня, принуждая раскрывать больше секретов. А теперь попробуй сказать, что это неправда. Маска стекла с лица Джека как вода. Он оскалился.       - Ясно. Так отчеты Ангелы не врали? Это и есть твоя знаменитая способность чуять ложь? Ты пытаешься понять, вру я тебе или нет, так?       - Ты не ответил “нет”.       - Ну естественно, - оскал Джека стал шире. - Потому что такой ответ был бы прямой ложью, которую ты бы засекла. А правильный ответ звучит так: я действительно рассчитывал, что раны Ангелы заставят тебя говорить быстрее. Я как-то дал ей обещание быть к тебе человечным, поэтому не мог принуждать тебя напрямую, но… пара минут размышлений, и я вдруг понял, что можно действовать изящнее. Какой смысл заставлять тебя быстрее говорить, если можно просто создать опасность для Ангелы Циглер и привести тебя к мысли, что ты можешь спасти ее, просто начав быстрее говорить?..

А он мне нравится.

      - …так что да, можно сказать, что я действительно давил на тебя. Через Ангелу. Довольно неплохо для такого твердолобого солдата, как я, м?       - Да, потрясающе.       - Нечего прожигать меня взглядом, - Джек злорадно откинулся на спинку кресла. - В конце концов, моя роль была куда меньше, чем ты думаешь. Считаешь, я посылал Ангелу во все вылеты? Вот уж нет! Я просто не мешал ей записываться в них самой. Ее даже не пришлось подталкивать: она шла в планолетный ангар быстрее всех, она без страха вступала в бой первой и уходила из него последней. Ей, видишь ли, очень нужны лабораторные журналы некой особы из “Когтя”, которые могут рассказать о тебе и твоем состоянии больше… И ради них она демонстрировала такую боевую удаль, что я в скором времени буду просто вынужден представить ее к паре официальных наград за храбрость. Надеюсь, правда, что не посмертных. По какой-то странной причине она, пусть и защищая наши жизни как никто другой, довольно безалаберно относится к своей жизни, рискует собой…       - Ты знаешь это — и всё равно отправляешь ее в бой?       Командир Моррисон смотрел на нее, наверное, целую минуту. Теперь его взгляд казался не таким сердитым, скорее изучающим. Вдова с опаской задумалась, чем же вызвана смена его настроения, и запоздало поняла, что ее голос только что звучал тише прежнего и непривычно хрипло, но исправлять что-либо было уже поздно. Оставалось только ждать реплики командира…       Но он ничего не сказал. Лишь простер руку над столом и дважды ткнул пальцем в клавиатуру.       Огромный экран справа переменился. Синий фон с логотипом Overwatch исчез, и вместо него на всю ширину вдруг появилось изображение небольшой комнаты нейтральных белых тонов. Возле левой стены комнаты вместо больничной кушетки лежала капсула в человеческий рост, из белых гладких панелей, чем-то напоминающая космический челнок. Джек ничего не пояснил ей, но Вдова узнала стационарный модуль исцеления. А еще она узнала лежащего в нем человека. Верх капсулы был открыт, так что камера из угла палаты легко могла увидеть, что в модуле покоится красивая светловолосая женщина. Кто-то приклеил к ее лбу пару датчиков, от ее запястий куда-то за модуль тянулись провода, но лицо женщины оставалось безмятежным, а ее руки лежали поверх белой ткани в полном спокойствии. Она мирно спала в желтых бликах исцеляющего потока, омывающего ее очертания, наполняющего ее тело светом и жизнью.       Где-то на фоне слышался писк пульсометра. Успокаивающе ритмично.       Вдова ощутила, как ее плечи слегка опускаются, расслабленные. До сей поры они, оказывается, пребывали в легком напряжении, будто бы несли некий невидимый груз, который снайперша даже не ощущала на себе, однако чем бы он ни являлся, он только что исчез. Будто его и не было. Обдумав его секунду-другую, Вдова вдруг почувствовала себя уязвимой.       Зыркнула на командира: тот смотрел на нее не отрываясь.       - На нее тебе не плевать… - его голос был едва слышен. - На Келли плевать. На Ангелу — нет. Почему?       Вдова не ответила.       - Знаешь, в этом мире есть термин, который объяснил бы твое поведение, твою эмоцию. Но только я уверен, что применять этот термин к тебе будет грубой ошибкой, так что даже не стану тратить время на его обсуждение. Пока что мне достаточно знать, что на Ангелу тебе не все равно. Это позволяет мне и дальше давить на тебя тем, что чем дольше ты хранишь свои секреты о “Когте”, тем больше шансов, что Ангела погибнет в бою.       - Ты правда готов допустить?..       - На ней костюм Валькирии, - спокойно перебил ее Джек. - С ней наши солдаты, один из которых по моему прямому приказу прошивает ее нано-стимулятором, снижающим любой входящий урон, а в планолетах есть достаточный запас дронов-реаниматоров на любые непредвиденные случаи. Ангела окажется при смерти? Вероятно. Ангела погибнет? Сильно сомневаюсь.       - Шанс ее смерти близится к сотне…       - Близится. И ладно. Я считаю ее защищенной в должной мере — и потому буду продолжать делать то, что считаю нужным.       - Ты серьезно..?       - Серьезнее некуда.       - Ты прямо признаешься в том, что будешь и дальше подвергать ее намеренно смертельной опасности!       Джек неприятно улыбался:       - У тебя с этим проблемы?       - Представь себе!       - Вот и отлично!       - Весь наш план, который мы представили тебе с директором Нолдрейтом, существует для того, чтобы Ангела осталась жива и не умерла от моих рук, не погибла из-за меня. Ты согласился с планом, очевидно не желая ее смерти — и тут же сообщаешь мне, что намерен и дальше ставить ее под смертельные риски! Это же логическое противоречие, ты ошиб…       - Но-но-но, - командир поднял палец. - Никакой ошибки нет. Я действительно против того, чтобы Ангела Циглер погибла. Я ценю ее во многих аспектах, и она совершенно очевидно нужна мне живой. Поэтому я согласился на всё, о чем меня только что просил директор. Но видишь ли, условие “Ангела живая” не сводится к условию “Ангела в полной безопасности”. Да, Ангелу нужно обезопасить от тебя, здесь мы достигли договоренности. Но нет, Ангелу нельзя при этом не выпускать в поле, пусть это и влечет для нее повышенные риски — повышенные мной. И повышаю их я потому, что тебе на Ангелу не плевать. Я нагло затаскиваю тебя на сторону Overwatch тем, что тебе на нее не плевать. И сегодня, придя ко мне с директором ради Ангелы, ты только подтвердила мне свою к ней привязанность, а значит — ха! — моя схема остается рабочей и эффективной.       Руки Вдовы неконтролируемо сжались в кулаки, да так, что затряслись. Заметив это, Джек картинно пожал плечами и с видимым чувством безнаказанности добавил:       - Мне и самому не хочется так поступать, но куда деваться? Об особой безопасности для Ангелы меня директор не просил. А вот ты — ты просила, да. Но мне как-то не хочется тебе в этом помогать… ты же никак не убеждаешь меня помочь тебе!       Вдова набрала в легкие побольше воздуха, намереваясь высказать Джеку всё и сразу…       - В конце концов, если именно это и заставит тебя в конце концов сдать мне все известные тебе локации “Когтя”, чтобы Ангела не успела за это время погибнуть, значит, я поступил правильно, разве нет?       У Вдовы вдруг не осталось слов. Она глядела на командира Моррисона, на его улыбку без тени смущения, и качала головой в немом неверии. Лишь через секунд пять-шесть к ней вернулась речь.       - Как думаешь, что скажет Ангела, когда я расскажу ей об этом? Правду о ее ранах?       - Я думаю, что мне всё равно, - просто ответил Джек, и лунный свет сказал Вдове, что это правда. - А знаешь почему? Потому что моя манипуляция все равно будет работать, знает Ангела о ней или нет. Такова природа нашей Валькирии... Она защищает то, что любит. Она пойдет за тебя в бой, и ее не остановит тот факт, что я пытаюсь втащить ее в любую заварушку погорячее — она ведь того и ищет. Так что твоя угроза не заставит меня отступить, а вот… ну, знаешь… какие-нибудь секреты “Когтя” о его базах, штабах, которые у тебя еще завалялись… вот это даст мне повод передумать.       И командир наставил на Вдову палец.       - Поэтому решай. Только контракт? На это я согласен. Контракт и дополнительная услуга от меня? На это я не согласен. Предложи мне что-нибудь стоящее, и я рассмотрю твое предложение… но не затягивай, а то Ангела уже скоро очнется. Кто знает, какие еще опасности встретят ее уже сегодня?       И Джек замолчал, вполне довольный собой. От того, чтобы плюнуть в него какие-нибудь ругательства, Вдова смогла удержать себя сознательным усилием. Эмоции делу не помогут. Поможет рациональный подход, поможет холодная голова, поможет…

…помогу я.

      * * *       Постукивая пальцами по столу, Джек ждал ответа.       Вдова молчала. Кабинет вокруг тоже молчал.

А вот я молчать не буду: мы не можем идти с ним на сделку. Нельзя раскрывать ему все секреты “Когтя”, это даст Overwatch слишком сильное преимущество, а ведь с Overwatch “что-то не так”. Как и с “Когтем”. Ты же знаешь, что пока с ними “что-то не так”, нам нужно сохранять статус-кво как можно дольше и не допускать победы одного над другим, пока мы точно не поймем, с кем хотим остаться? Знаешь?

Знаю.

Тогда ты знаешь, что ответишь ему отказом.

Нет. Ангела останется в опасности.

Ну и пусть. Какое нам дело?

Это важно для меня. И для тебя тоже.

О чем ты?

Разве не ты пару часов назад в моей голове призывала Охотника с фразой “во имя моей Ангелы Циглер”? Видимо, тебе она тоже так или иначе важна…

А вот и нет. Той фразой я всего лишь сбивала тебя с толку.

…?

Мне нужно было смутить тебя, чтобы ты не сожгла меня сиянием, вот я и сымпровизировала. В следующий раз, тупица, попробуй быть не такой наивной и бей сразу, не дожидаясь слов своего противника… ну что ж, мы над этим еще поработаем. Никаких “поработаем”, пока Ангела в опасности. Мы должны решить проблему с этим командиром и либо уговорить, либо заставить его перестать ставить ее под удар. Нет, мы этого делать не будем.

Я уже решила.

Ну тогда я просто…

Просто что? Снова будешь угрожать мне убить Ангелу Охотником?

…

Я в курсе, почему ты вдруг замолчала. Мое подчинение тебе в таком раскладе теряет смысл, потому что даже если я поддамся угрозе, боясь за жизнь Ангелы, ей всё равно будет угрожать смертельная опасность, только не от меня. Ну а если я получаю результат “Ангела в опасности” в обоих случаях, соглашаясь с тобой или нет, то какой смысл соглашаться с тобой? Поэтому я могу рационально согласиться с тобой только в случае, если мы сейчас уломаем Джека, и у нас откроется опция “Ангела в безопасности”. Что, не согласна?

…ладно, согласна.

Вот и помоги мне. Нужно заставить Джека снять Ангелу с вылетов…

И всё-таки: оно нам надо? Какой смысл прикладывать эти усилия? Циглер глупа. Глупые люди умирают быстрее умных. Таков закон мироздания, он очищает генофонд человечества от всяких идиотов, так какой смысл ему противодействовать?

С чего вдруг Ангела глупа?

Но с ней ведь “что-то не так”, верно? Это твои мысли, а не мои. Напомню, что я в них не вмешивалась.

Допустим. Но она более чем способна к логической работе. Просто иногда она ведет себя…

…как совершенно обычный человек.

      Тон темного нечто в голове заставил Вдову поморщиться. Так говорил бы с ней тот, кто точно знает правду — и знает, что Вдова это тоже знает. Как же тяжело уклоняться от ответов в разговоре с личностью, которая видит все ответы в твоем сознании…

А мы вообще понимаем, что мы в контексте Циглер сделали неправильно?

      Вдова ничего не подумала. Не хотела даже формулировать мысли на эту тему, чтобы они не достались темному нечто, но темное нечто, видимо, справлялось и само.

Все эти два месяца мы полагались на нее, не замечая — вернее, предпочитая не замечать — что с ней “что-то не так”. Что она всё чаще становится обычным человеком, который следует за судьбой, но не определяет ее. И ты сегодня поняла это. Ты думала, что Циглер способна принимать как гениальные, так и ужасающе нелогичные решения — но почему так? Почему же? Ты задала себе эти вопросы и до ответа не дошла, но я знаю, что ты его знаешь. Скажи мне его. Скажи его себе. Я помогу тебе уговорить Моррисона, обещаю, но ты должна признаться себе, довести рассуждение о Циглер до конца…

Ты правда поможешь уговорить Моррисона?

Я даю тебе слово, mac léinn. Так скажи мне, почему же она такая?

Да потому, что…       …весь исключительный интеллект Ангелы — избирателен.       Она гениальна, это правда. Но она гениальна лишь в том, что касается достижения ее конкретных ключевых целей, которыми она “горит”. Если она не чувствует страсти в той или иной задаче, ее интеллект даст только обычное усилие, и Ангела-Валькирия вновь превращается в простого смертного. Вот почему она совершила невозможное, когда спасала Роковую Вдову — в деле пациента №13 ее страсть очевидна, на кону стояла любовь и лучшая жизнь, но стоило ей победить, как мозг Ангелы тут же сбавил обороты, а ее интеллект стал блистать куда реже. А зачем ему иное? Ведь цель и так достигнута: Вдова уже вспомнила прошлое, она на свободе, под защитой и надзором самой Ангелы, нападения на “Коготь” проходят успешно, и когда-нибудь “Коготь” наверняка падет, падут и все прочие угрозы миру во всем мире, и все наконец-то заживут долго и счастливо… Такова счастливая рутина, в которой ум Ангелы понемногу засыпает. Она довольна своим вкладом в общее дело, не намерена его повышать, хочет просто чувствовать счастье с теми, кого любит, и ей того достаточно. Если возникнут проблемы — Ангела вновь “загорится”, ее интеллект даст реакцию и сформирует очередное гениальное решение, но пока проблемы не возникли, она… она просто живет. Ее не трогает глобальная перспектива, она не думает о способах победить “Коготь” быстро и эффективно, во всяком случае, не думает по-настоящему. Складывалось впечатление, что главное для Ангелы — сам факт ее борьбы с “Когтем”, где она спасает своих и стреляет по чужим, потому что именно так в ее понимании должен поступать тот, кто исполняет роль ответственного доктора в постановке под названием “идеальный мир”. Спасать своего, стрелять в чужого… Каков общий кровавый счет? Сколько убитых по обе стороны баррикад? Есть ли решение, предотвращающее войну в ее истоке, обеспечивающее победу Добра во всех поединках со Злом сразу? А неважно. Просто спасай своего и стреляй в чужого.       Она играет в этой постановке каждый день. Вылетает на операцию, в ней спасает-стреляет, записывает себе пару моральных плюсов в театральном акте под названием “благое дело” и с легкой душой возвращается в штаб, где ее ждет “романтический вечер”, а то и “бессонная ночь”. Судя по широкой улыбке, которая то и дело расцветала на ангельском лице совершенно без повода, актов в постановке Ангелы еще много. Ключевое для сюжета “чудесное спасение” уже было, “счастливое воссоединение” прошло, “обычная жизнь” только началась. Последние два месяца Ангела играла положенные ей роли с удовольствием — и явно готова сыграть еще.       И ей совершенно не интересна та часть реального мира, которая выбивается из ее представления о прекрасном — доктор не планирует адаптироваться под неприятные факты реальности, предпочитая просто вычеркнуть их из картинки идеального мира. В идеальном мире нельзя похищать родственников врага, потому что у них, видите ли, есть “деонтологическая защита невиновного”. В идеальном мире нет нужды заимствовать идеи и приемы врага, потому что “так мы ничем не будем отличаться от них!”. Идеальный мир лишен крови и насилия, в нем всё залито исцеляющим светом и нет смерти как таковой, поэтому “я не хочу думать о тех, кого убила… и слышать о тех, кого убивала ты”.       Таковы ее ограничители. Таковы стены, в которые тыкается носом вся ее исключительная рациональность. Вот почему Вдова подчас не может с ней говорить, вот почему сегодня утром в палате Вдова чувствовала странное нежелание отвечать на ее вопросы. Вдова не хотела говорить о своих подозрениях, о чувстве неправильности или о планах на будущее потому, что видит смысл говорить только с Ангелой-Валькирией. Сидящая напротив нее Ангела-смертная, добрая и счастливая, вряд ли смогла бы помочь и, весьма вероятно, только отняла бы дополнительное время на пустые разговоры, на которые смертные привыкли тратить свои жизни. Говорить с ней в такие моменты — все равно что говорить с домашним животным, с кошкой. Что бы Ангела посоветовала? Успокоиться? Поспать? Понаблюдаться под приборами палаты пару суток в тихом одиночестве? Ни один из этих вариантов не звучал и близко как решение проблемы, и Ангела-Валькирия бы это заметила, только вот ее в палате не было. Вместо разговора с умным человеком Вдова всего лишь немного поиграла с кошкой. Обласкала ее, погладила за ушком, а та доверчиво приластилась к ней как к хозяйке, подарив немного тепла… Тепла.       Ничего больше.       В момент, когда Вдова нуждалась в собеседнике, чей ум превосходит ее собственный, Ангела просто грела ее собой, как солнце. Жизненно важное для всех, но всё же безмолвное и неспособное дать хотя бы небольшую аналитическую оценку происходящему. И поэтому в такие моменты, когда Ангела становится метафорическим солнцем, она будет нужна Вдове отнюдь не всегда.       И именно поэтому, пусть Ангела Циглер и оставалась надежным элементом планирования, Вдова без риска для себя должна была ставить ее только в те планы, где Ангела чувствует в себе жгучую страсть к победе. Где хочет обезопасить своего пациента от смерти и в этом стремлении вновь становится Валькирией. Во всех же остальных случаях, включая поиски ответов на вопросы “что не так с Overwatch” и “что не так с “Когтем”” Вдове следовало сразу отодвинуть ее в безопасный уголок и разбираться с проблемами в одиночку. Эти вопросы слишком серьезны и сложны, чтобы кошки так и путались под ногами… и если Ангела всё так же оставалась лишь своим бледным подобием, то, как бы ни было тяжело это признавать, в таких серьезных вопросах… …я не должна была полагаться на нее. Вообще. Закономерность Ангелы, превращающая ее из Валькирии в смертную, построена на ее стремлении к мирной жизни обычного человека, который не имеет силы, поскольку просто не имеет проблем, для решения которых такая сила бы потребовалась. Но наша жизнь не такая. И пока Ангела убеждала себя в обратном, мы должны были вовремя сориентироваться — и изменить правила игры, взять главенство и укрепить себя ко встрече с тем противником, из-за которого здесь везде “что-то не так”. Вот и вся правда, вот и весь секрет… Ну что, этого хватит? Ты довольна?

Браво. Браво, mac léinn! Это замечательный, просто восхитительный анализ, к которому мне воистину нечего добавить. И я рада, что ты проговорила всё это самостоятельно, сама себе, потому что так ты будешь способна быстрее принять правду о Циглер. Я получила, что хотела…

Тогда сдержи слово.

О, непременно!

Как нам убедить командира перестать жертвовать Ангелой? Не выдавая ему все базы “Когтя”?

Предложи ему свои навыки.

Что???

Послужи ему. Стань его оружием. Пусть он снимет Ангелу с вылетов, но добавит в них тебя. Конечная сумма для него при таком размене будет положительна, потому что на поле боя ты опаснее Ангелы. Прикрывая его солдат как снайпер, ты обеспечишь им большую безопасность, чем обеспечивает Ангела как агент поддержки. Она работает с уже нанесенными ранами. Твоя же винтовка — это способ убить врага еще до того, как солдаты Overwatch получат от него раны. А уж с моей помощью ни один снайпер “Когтя” не сможет конкурировать с тобой. Джек наверняка согласится с этим — он уже показал нам, что ставит во главу угла именно эффективность, да и к тому же если ты предложишь ему свои услуги, м-м, внезапным и эффектным жестом повиновения, он будет так им обезоружен, что даже не потратит времени на раздумья…

…?

Давай подумаем: а почему нет? Разве вот этот самый контракт не дает тебе права участвовать в бою?

В общем, дает. Но Генри выпросил для меня контракт совсем не для этого. Контракт юридически спасает меня от обвинений в убийстве, погашает мой статус пациента и дает основание поселить меня в отдаленной комнате в комплексе личных покоев с собственным пропуском, где я…

Да-да, знаю. Но почему бы не воспользоваться ситуацией еще полнее? Почему бы не предложить Джеку с помощью контракта заменить Циглер на тебя? Он получит усиление своего оперативного блока в твоем лице, ты получишь безопасность для Ангелы, а я получу реальные боевые условия для Роковой Вдовы, в которых мы сможем быстро закалить ее тело и отточить все киллерские умения (пусть это и опаснее тренировок на манекенах, но всё же). Плюс, в бою мы увидим реальное положение сил. Если с обеими сторонами “что-то не так”, нам нужно пронаблюдать их в естественной боевой среде, увидеть и услышать их стратегии своими глазами и ушами, чтобы собрать цельную картину на анализ. Поэтому сейчас это просто беспроигрышный вариант…

Ты ведь придумала это уже давно, да?

Как только вы с Генри вышли из палаты.

И ты просто ждала верного момента, чтобы предложить мне всё это как новый вариант будущего и выторговать у меня что-то взамен? Например, признание об ограниченной рациональности Ангелы?

Если умеешь что-то делать хорошо — не делай это бесплатно.

Умно.

Не спеши меня благодарить, mac léinn. Ты еще не слышала ключевую часть моего предложения. И скажу сразу, я не планировала ее добавлять. Но если уж мы будем укреплять твою тень сразу в бою, то нам предстоит тонкая психологическая работа над собой, где времени исправлять ошибки уже не будет. И поэтому я должна, просто должна быть уверена, что Циглер нам не помешает. Вот почему мы сделаем следующее…

      И темное нечто изложило Вдове остаток плана. Взгляд Вдовы внезапно затуманился, и даже холодный лунный свет вокруг нее померк, когда Мойра говорила ей эти слова: казалось, она шептала ей очередное психологическое заклинание, которое заставило Вдову замереть на месте… Что? Почему???

Потому что я боюсь ее глупости, - бесхитростно ответила Мойра. - Ее глупость внезапна, она проявляется без предупреждения, она может нарушить психологическое совершенствование Роковой Вдовы… и поэтому тебе не достаточно просто перестать быть ее пациентом. Недостаточно просто покинуть медотсек и переселиться в свободную комнату в личных покоях… она может найти тебя в коридоре. В столовой. Она может подкараулить тебя возле твоей двери. А когда ты получишь ранения, а ты их еще обязательно получишь, она снова набьется в твои лечащие врачи. Разве ты не согласна?

      Вдове хотелось не согласиться. Вдова желала выразить самый категорический отказ из возможных, но в ее голове уже всплыли непрошенные воспоминания. Вдова видела в них Ангелу: в картине воспоминания четырехмесячной давности Ангела подходила к кушетке только что плененной Роковой Вдовы, то есть подходила к своему официальному смертельному врагу, и в сочувственном жесте брала его за руку, чтобы утешить. И получала в ответ три сломанных пальца… Вдова хотела перестать думать об этом, но воспоминание горело в сознании достаточно долго, чтобы темное нечто тоже увидело его.

Во-о-от. Ты и сама это знаешь. Поэтому я смею надеяться, что ты не станешь упорствовать. Между тобой и Циглер должна встать ощутимая физическая преграда, такая, чтобы Циглер не смогла преодолеть ее даже при самых неодолимых искушениях. И она не должна следовать за тобой. Поскольку я не уверена, что она не станет, тебе придется подстраховать нас и сказать Циглер, что ты ее больше не любишь.

…?!

Это единственный способ обеспечить чистоту нашего с тобой эксперимента, mac léinn. Знай, я не хотела этого. Но знай, что я не отступлю. Я буду убеждать тебя, пока ты не согласишься со мной, сколько бы времени не прошло…

      * * *       И всё же прошло довольно много времени.       Но Джек оказался терпелив. Все эти долгие минуты он не говорил ни слова. Ждал, когда же Вдова снизойдет до ответа, и всё так же скучающе стучал пальцами по столешнице.       Стук прекратился, когда Вдова медленно преклонила перед ним колено.       А дальше замерший Джек слушал ее очень внимательно. Он оставил в стороне свои неприятные ухмылки, язвительный тон и все прочие приемы риторики, которыми раздражал Вдову еще пять минут назад. Его лицо вновь приобрело по-настоящему серьезное выражение, когда он в безмолвии слушал то, чем снайперша предлагала дополнить их великолепный план на троих. А слушать было что. И было где задуматься над ответом, но по ведомым только ему причинам Джек решил не тратить время на сомнения.       - Я согласен.       Уговорить командира оказалось не так трудно, как предполагала Вдова. Возможно, какая-то ее внутренняя часть, которую Вдова ни за что не раскрыла бы перед темным нечто, втайне надеялась, что командир окажется несговорчив, что он вообще откажется, и все предложения темного нечто так и останутся нереализованными, но нет. Чуда не случилось. Неведомо почему, но Вдова ощутила во рту кислый привкус, что заставил ее поморщиться. Она вновь встала и, стараясь быстрее закончить, спросила:       - Вопросы?       - Только один, - тихо отозвался ее новый командир. - Что мы скажем директору? Генри просил меня сделать тебя агентом очевидно не для того, чтобы ты участвовала в реальном бою. Он ясно дал понять, что хочет наблюдать за тобой на тренировках, а это не предполагает боевые вылеты…       - Это я беру на себя.       - И ты в этом очень уверена.       - Уверена. У нас с ним свои договоренности. Тебе проще не лезть в них и в разговоре с директором просто делать вид, что ты ничего не знаешь. Справишься?       - Вполне.        - Тогда…       Вдова выпрямилась.       - Я жду приказа.       - Грузовой планолет, - решил Джек. - Сегодня к часу ночи он отбывает с третьего планолетного яруса ангара, с платформы номер четыре. Подойдет. Я отдам распоряжения…       - Номер планолета?       - Тринадцать, - ответил командир. В ответ на вопросительный взгляд пожал плечами. - Нет, это вышло случайно. Впрочем, я засчитаю это совпадение за хороший знак, что мы сегодня выбрали верный путь.       - Хотелось бы верить…       - Но я должен сказать, что пусть и согласен, однако твое предложение не отвечает мне на один ключевой вопрос. Как быть с нашими долгами друг другу? Я должен спросить с тебя за все смерти в Overwatch по твоей вине. Ты — с меня за вред Ангеле…       Вдова сардонически усмехнулась. После всех событий минувшего дня и всех доработок плана по дистанцированию от Ангелы, предложенных Вдовой, директором Нолдрейтом и темным нечто, Роковой Вдове этот вопрос показался едва ли не ребяческим. Но возможно, именно поэтому ответ на него пришел на удивление быстро. А возможно, Вдове помог тот факт, что она только что стояла перед командиром на одном колене. Стоит тебе совершить одно нестандартное действие, на которое ты вообще не считала себя способной, как твой мозг понимает правила игры — и гораздо легче предлагает тебе нарушить стандарты в следующий раз…       - Дуэль.       Джек приподнял светлую бровь.       - Что-что?       - Дуэль, - коротко повторила Вдова. - Когда сотрудничество перестанет приносить пользу, мы найдем друг друга. Ты попробуешь убить меня, а я попробую убить тебя. И пусть все наши долги друг перед другом будут погашены тем, что после боя из нас останется только один. Годится?       Джек не торопился с ответом. Но Вдова видела ответ в его лице. Что-то поменялось в его лице, и даже взгляд стал другим. Секунды текли мимо них, и Вдова никак не могла понять, что же это, но чем бы оно ни было, с ним командиру стало явно легче решиться на следующий шаг. Наклонившись, он толкнул к ней контракт.       Те остановились перед Вдовой. Точно на краю.       - Не заполняй поле позывного, - только и сказал Джек. - Это я сделаю сам.       * * *       Ангела шла на тихий гул планолетных двигателей. Шла быстро, почти бежала. Короткий взгляд наверх подсказал, что воздушные ворота №4 пока не открылись, а значит, грузовой планолет еще точно будет на земле как минимум пять минут. Целых пять минут...       Ангела торопилась. Перепрыгивала через ступеньки на лестницах, ускорялась в прямых проходах; ноги несли ее всё быстрее, она с трудом не срывалась на бег. После регенеративной комы не предписывалось бегать или даже быстро ходить, и тело уже напоминало Ангеле об этом колющей болью в области печени, но доктор лишь молчала в ответ. Окутавшие ее плохие предчувствия казались ей страшнее колотья в боку. Они сгустились в темный ком где-то в груди доктора Циглер и теперь давили ей на сердце, заставляя его биться неоправданно часто, вынуждая мысли на почти панической скорости искать решения на…       На…       На что?       Ангела не знала. Слишком многое прошло сегодня без ее участия, чтобы знать наверняка. Она улетала на боевой вылет из штаба, в котором всё было хорошо, а прилетела в театр абсурда: в кабинете ее никто не ждал, в палате №13 было пусто, на ее холодной больничной кушетке этой ночью никто не спал, дежурная Келли не могла прояснить ситуацию, потому что УМЕРЛА ОТ ВНЕЗАПНОЙ ОСТАНОВКИ СЕРДЦА, но прежде чем Ангела успела хотя бы вздохнуть по этому поводу, Афина вдруг сообщила ей, что не может локализовать Роковую Вдову по ее коммуникатору, словно бы та каким-то невозможным образом растворилась в воздухе; когда Ангела в страхе кинулась проверять сообщения о тревоге в штабе, и, ничего не найдя, связалась с Джеком Моррисоном, тот лишь пообещал всё объяснить позже и послал ее к Генри Нолдрейту, а уж последний… последний наконец-то рассказал ей главное.       Она решила, простите, ЧТО?       Но Генри больше ничего не знал. Сказал лишь, что никогда бы не подумал, что Роковая Вдова способна на столь серьезное и зрелое решение, и что в самом буквальном смысле не смеет сообщать Ангеле подробности, поскольку Вдова запретила ему, обеспечив запрет угрозой убийства. Дальше Генри извинился (неискренне) и сообщил, что воспринимает угрозу убийством как нечто более серьезное, чем угрозу сломать челюсть, и поэтому был просто вынужден пойти Вдове навстречу и отдать все необходимые распоряжения, в том числе организовать снятие Ангелы с должности ее лечащего врача, пусть и предчувствовал, что Ангеле это может не понравиться. Затем директор сказал что-то еще и еще, но Ангела его уже не слушала. Стоило ему упомянуть грузовой планолет, как Ангела перестала его слушать и просто бросила трубку.       Ей нужно было сфокусироваться. Отрешиться от всех, закрыть ранимую душу от боли страшных новостей, пока дело не будет сделано. Так бывало в бою. Она должна была фокусироваться на одном союзнике, которого можно вылечить. За ее спиной могли умирать другие, кто-нибудь справа-слева звал ее на помощь сквозь слезы, но она должна была фокусироваться на том, кого могла спасти, пока тот не вставал в строй. Спаси одного, потом другого, говорила она себе. Делай для одного, потом для другого, говорила она…       Ангела шла к планолету №13 и думала о том, что совершенно не представляет, что делать.       Она думала о том, что представляла себе итог “солнечной терапии” совершенно иначе.       И теперь мысль, которую она слушать не желала, которую боялась подумать, вдруг всё же прорвалась вперед на ее ментальный план и завопила, что на выяснение всех проблем, опрос всех молчащих свидетелей и подготовку гениальных решений для них ей потребуется гораздо больше, чем пять минут…       Ангела перешла на бег.       Расстегнутый белый халат развевался у нее за спиной, когда она взлетела по еще одной лестнице на третий планолетный ярус и пробежала очередную посадочную площадку. Какие-то люди обеспокоенно смотрели ей вслед — третий ярус был поднят над уровнем земли на тридцать метров, на нем запрещалось бегать вне режима “красной тревоги”, впрочем, Ангеле было всё равно, и она не отвечала ни на чьи взгляды. Обогнув ряд припаркованных погрузчиков, она смотрела только на прямую дорогу — ту самую, к которой она так спешила.       Бело-оранжевая разметка шла вперед к платформе №4, где медленно готовился к взлету планолет. Будто дожидаясь взгляда Ангелы, он зажег сигнальные огни — они ровным рядом охватили его контур и высветлили из тени всё, что в ней до той поры пряталось. Ангела увидела нескольких техников, копошащихся возле шасси, увидела, как откуда-то справа из-за силуэта соседнего планолета выезжают погрузчики, чтобы поднять по трапу в планолет нечто наверняка очень важное, до чего Ангеле сейчас не было никакого дела. Стоило ей оказаться здесь, как в ее голове вновь выстроилась шаткая логика, которая предлагала хоть какой-то выход из ситуации.       Планолет впереди Ангелы был грузовым.       Грузовые планолеты перевозили между базами Overwatch оружие, боеприпасы, оборудование и, если очень необходимо, даже человеческие ресурсы. Обычно людей предписывалось возить на стандартных планолетах, рассчитанных на транспортировку оперативных групп, но в исключительных случаях допускалось брать и грузовой, хотя его нормы безопасности и ниже. При большом желании руководство могло закрыть на это глаза.       И сегодня, судя по всему, наступил именно такой исключительный случай. Пусть в планолет действительно грузили оружие, сегодня он вместе с винтовками должен был везти еще и боевую группу Омега-2 на базу Overwatch в Берне. На бегу в ангар Ангела успела загрузить в телефон путевой лист планолета, где в графе “пассажиры” значились оперативники Омеги-2. Никаких имен, фамилий, только позывные, но и этого Ангеле хватило с головой: быстро оценив список, Ангела поняла главное.       Кроме боевой группы Омеги-2 в нем больше не было никого.       Никого.       Ни одного живого человека.       А это значит, что сегодня ни у одного человека во всем Overwatch не было права подняться на планолетный борт.       Но если Генри сказал Ангеле правду, то сегодня ночью в грузовой планолет войдет еще одна персона. Войдет несанкционированно, самовольно, что называется, без билета. Войдет так, что нарушит этим куда больше транспортных правил, включая антитеррористическую политику, на что руководству Overwatch уже не получится просто так закрыть глаза, и это… это можно использовать. Можно попробовать. Можно вбежать в планолет, кликнуть капитана Омеги-2 и сдать ему безбилетника, чтобы капитан удалил его с борта… а можно просто пройти к пилоту и запретить ему взлет — грузовой планолет в любом случае не предназначался для перевозки пациентов без прямого распоряжения начальника медицинской службы, так что…       Ангела споткнулась на полушаге. Взгляд ее небесных глаз, до того обшаривающий платформу в поисках выбивающихся из нее элементов, вдруг уткнулся в одну точку и не двинулся дальше.       Высокая фигура. Ровная стать. Она стояла спиной к Ангеле в двадцати шагах, всего в полуметре от края платформы. Даже здесь и сейчас, несмотря на простецкую белую майку и белые же штаны, когда-то взятые из шкафика в спальне Ангелы, от фигуры веяло аурой царственности, хотя ее голова была склонена к земле, а руки, судя по всему, скрещены на груди… Что это? Ей холодно? Или это печаль? Сожаление? По ее силуэту Ангела обычно могла догадаться о многом, но сейчас он заставил ее подумать о еще большем — и почувствовать, как внутри нее огненной волной поднимается что-то нестерпимо жгучее, чего она не ощущала уже давно. Прежде чем доктор смогла удержать себя в руках, огонь вдруг взметнулся до сердца, ударил в голову и стер все наспех придуманные реплики и планы Ангелы в пыль, не оставив ничего. Кроме одной-единственной фразы.       - Что, даже не попрощаешься?       Нормальный человек не услышал бы ее. Двигатели планолета впереди уже негромко гудели, проверяя готовность, погрузчики предупреждающе сигналили всем вокруг, да и голос Ангелы звучал неровно. И верно — техники всё так же сновали вокруг планолета, операторы погрузчиков не отвлекались от работы, и никто не повернулся к ней. Звуковой фон всех нормальных людей был занят чем угодно, только не словами Ангелы…       Но и Ангела говорила не с ними.       - Я знаю, ты меня слышишь! Ты способна на это, как способна на многое, но я никак не ожидала, что ты способна сбежать!       Фигура подняла голову. Почти незаметно, но Ангела сфокусировала на ней всю себя и потому видела, как качнулись ее иссиня-черные волосы, как они вильнули в бок. Фигура подняла голову и немного повернула ее в сторону, слушая Ангелу — и ничего не говоря в ответ.       - А, то есть теперь я недостойна даже обычного разговора, - со злостью, взявшейся непонятно откуда, крикнула Ангела, подходя ближе. - Недостойна даже угроз, да? Нет, с меня хватит и передачки от нашего директора, который никак не может нормально объяснить, почему ты решила сбежать от меня — в Берн? В Берн?!       - Так нужно.       И вот пациент №13 уже стоит к ней лицом. Плавный разворот ее тела не задержался в сознании Ангелы, как не задержались и те несколько шагов, которые Ангела сделала пациенту навстречу — мозг доктора Циглер просто отпустил эти незначительные черты реальности, чтобы сосредоточиться на самом важном. Мозг Ангелы говорил, что Роковая Вдова стояла от нее всего в двух шагах, скрестив руки, а ее золотые глаза смотрели на доктора с холодом предостережения, которого Ангела не видела вот уже целых два месяца.       Но даже такой холод не справился с огнем, что пламенел в груди Ангелы. Глядя на Вдову без всякого страха, доктор ткнула пальцем в планолет:       - Это что такое?       - Я улетаю.       - Verdammt, я догадалась! Но зачем, ЗАЧЕМ?       - Так будет лучше.       Пальцем, до того показывающим на планолет, Ангела медленно указала на Вдову.       - Еще одна общая фраза, - предупредила она вибрирующим голосом, - еще хотя бы одна общая фраза без конкретного и внятного смысла, и, клянусь, тебя повезут уже в гробу, ведь я прибью тебя на месте своими же собственными руками! Отвечай мне нормально! Какого черта ты забыла в Берне? Зачем тебе!..       - Потому что ты мне больше не нужна.       Ангела оторопела:       - Что?       - Всё дело в тебе, - глухо пояснила Вдова. - Мне больше не нужно твое присутствие. Я хочу поквитаться с “Когтем”, я хочу стать сильнее, но ты… ты ослабляешь меня. С тобой я забываю о своей тени. О настоящей силе. С тобой я не добьюсь желаемого. Вот почему я буду тренироваться и становиться лучше — без тебя. И поэтому я сегодня же улетаю в Берн. Где и останусь, пока мой враг не будет уничтожен… пока его не уничтожу я.       Секунду они смотрели друг на друга, и Вдова отвела взгляд.       Она не потупила его перед началом своей реплики, что показывало бы ее страх, боязнь ответного взгляда. Она не опустила его на тело Ангелы сразу в конце реплики, что могло бы выдать привязанность, даже физическое влечение, нет. Вдова спокойно смотрела Ангеле в глаза, а затем отвела взгляд в сторону ровно через секунду после своего ответа — и пусть ни один медицинский справочник на полке Ангелы не давал определение такому жесту, доктор Циглер с уколом в сердце мигом поняла, что он значит.       Неверие заставило ее подступить ближе. Взять Вдову за руку. Наклонить голову, чуть присесть, пытаясь снова заглянуть Вдове в глаза, и проговорить шепотом, почти теряющимся на фоне гула просыпающегося планолета:       - Нет. Нет, нет, нет…       - Да, - просто сказала Вдова воздуху справа от Ангелы. - И отрицать это бессмысленно.       Ее рука в ладони доктора не шевелилась, фиолетовые пальцы оставались подчеркнуто расслабленными. От накатывающего бессилия, а может, в попытке пробудить во Вдове хоть какой-то эмоциональный отклик, но Ангела схватила ее за запястье жестче, чем требовала ситуация, и затрясла.       - Что ты такое говоришь?       - Я избавляюсь от отвлекающего фактора, - равнодушно пояснил пациент №13. - Я оценила твою полезность для себя как крайне малую, которая не компенсирует всех недостатков твоего общества. Поэтому дальше я сама по себе.       - Т-то есть ты…       - Да, - снова сказала Вдова. - Я делаю свободный выбор. Тот самый, о котором ты говорила мне два месяца назад. Тогда ты сказала мне, что готова к нему, ты обещала мне, что примешь его, ну так будь последовательна! Твои же собственные слова обязывают тебя отойти в сторону. Отпустить меня, согласиться с моим решением… хотя мне вообще-то всё равно, согласишься ты или нет. Решение уже принято. Сегодня я полечу отсюда своим путем.       - Вот так? Просто-запросто возьмешь и улетишь? И тебе совсем не…       - Не жаль.       - Этого не может быть. Не может! Я знаю это, потому что знаю, что ты меня…       - Нет, Ангела. Нет. Это было игрой, мимолетным увлечением, которое быстро закончилось, а в долгосрочной перспективе не будет играть вообще никакой роли. И я не испытаю душевную боль сегодня, когда взлечу на планолете в Берн, потому что здесь, в штабе, с тобой… я не обладала ничем, что боялась бы сейчас потерять.       - Ты… ничего ко мне?..       - Ничего. Тебя любила Амели, а не я. Но Амели больше нет. Она осталась в прошлом, а в настоящем есть только я, и одних лишь воспоминаний о любви в моей голове недостаточно, чтобы я чувствовала ее к тебе так же, как чувствовала она, и поэтому я принимаю решения без оглядки на тебя. И мне не жаль тебя, если мое решение причинит тебе боль, потому что я к тебе ничего не чувствую… я не люблю тебя.       Планолет гудел всё сильнее. Его закрылки поднялись и опустились, будто разминаясь, его огни зажглись ярче и вдруг расплылись у Ангелы в глазах. Но слезы, едва-едва выступив, мгновенно высохли, когда Ангела нашла в себе силы усмехнуться:       - Едва ли.       Видимо, эта реплика немного выбивалась из представления Вдовы о том, как должна была вести себя Ангела, потому что снайперша вдруг нахмурилась и даже посмотрела на Ангелу. Ангела не видела себя со стороны, но чувствовала: ее усмешка, которая становилась всё шире, получилась неожиданно злой, даже бессердечной. То, что надо.       - Что это значит? - тихо спросил пациент №13 спустя пару секунд.       - Всего лишь то, что я поймала тебя на вранье. Когда ты отрицала любовь и чувства, ты соврала. Не знаю уж, какого рода привязанность ты ко мне питаешь, но факт есть факт — ты совершенно точно неравнодушна ко мне.       - И что же заставило тебя так думать?       - А хотя бы то, - осклабилась доктор Циглер, - что я сейчас посчитала твой пульс.       Золотые глаза расширились. Вдова бросила взгляд на свою правую руку, запястье которой до сих пор сжимала ладонь доктора Циглер, и поспешно сбросила с себя касание, но поздно.       - За десять секунд, пока ты произносила весь этот оскорбительный бред, твое сердце ударило восемнадцать раз. Это сто восемь ударов в минуту. Это более чем трехкратное превышение твоего обычного пульса, чего, если верить твоему личному пульсометру, никогда не происходило с тобой в диалоге…       Ангела улыбнулась. И эта улыбка далась ей куда легче.       - …кроме одного диалога, пожалуй. Диалога со мной.       - Неправда…       - Я здесь врач, а не ты, так что мне решать, правда это или нет. Хотя с точки зрения терминологии ты, в общем-то, права — я не должна была использовать термин “диалог”, потому что такое повышение пульса было характерно для немного иных ситуаций нашего общения, в которых мы, как правило, уже не разговаривали… ведь было заняты кое-чем другим. Другим диалогом. Другой его формой. Диалогом тел и душ…       - Неправда!       - Meine Liebe, твое тело уже сказало мне всё, что нужно, так что побереги дыхание.       - Но ты мне действительно мешаешь. Это не враньё…       - Возможно, - тут же согласилась Ангела с видом ученого, обсуждающего занятную гипотезу, - Я допускаю, что мои методы солнечной терапии могли быть для тебя не самыми эффективными, но видишь ли, в чем дело: эта проблема довольно легко решается одним простым диалогом между мной и тобой. При большом желании мы могли бы решить ее даже прямо здесь, сейчас. Однако вместо этого довольно изящного решения ты принимаешь иной выбор и улетаешь от меня в Берн, спрашивается, почему? Потому что “ничего ко мне не чувствуешь”?       И Ангела улыбнулась в третий раз. Самой естественной и самой что ни на есть ангельской улыбкой, которой улыбалась Вдове всегда.       - Вот уж нет, meine Liebe. Один из влюбленных лжет об отсутствии любви, чтобы отдалиться от второго… такому повороту событий самое место в дурацких второсортных романах, которыми моя личная история никогда не будет. Слышишь меня? Не будет. Ты сказала эти слова, поскольку посчитала их самым простым способом отправить меня подальше так, чтобы я тебе не мешала… видимо, за то время, пока я была на вылете, у тебя появилась веская причина держать меня на расстоянии, причем на довольно приличном. И именно эту причину я сейчас хочу услышать, чтобы ее логически препарировать, так что давай отбросим очевидную чепуху про “не чувствую” и сосредоточимся на ней. Так какого черты ты забыла в Берне — на самом деле?       Вдова молчала. Она приоткрыла было рот, набрала в грудь побольше воздуха, но всё же молчала.       Она молчала так, как не стал бы молчать ни один действительно равнодушный человек, так, как никогда бы ни молчала, если бы в самом деле хотела бы просто избавиться от своего доктора как от надоевшей бесполезной игрушки. Сейчас она смотрела на Ангелу глазами совсем другого человека, и стоило Ангеле заметить это, как внутри ее тела пробежал электрический разряд. И все картинки в ее сознании вдруг сложились воедино.       Тепло. И тебя…       Ты небрежна в работе…       В этой войне всё не так просто…       Эти фразы и все прочие, образы прошедших дней, выражения на лице Вдовы, которые Ангела увидела через камеру палаты №13 — всё сложились воедино. Мозг Ангелы взял умозаключения прошлых дней, соединил с текущими наблюдениями, разложил перед ней цельную, гармоничную последовательность, а потому теперь просто не мог дать иного варианта для вывода, потому что во всем многообразии вероятностей существовала только одна модель мира, в которой все действия, фразы и решения Вдовы последний дней могли быть действительно разумны.       - Ты пытаешься спасти меня, верно?       Мимо них с грохотом проехал погрузчик. Желтый свет его проблесковых маячков отражался на лице пораженной Вдовы, которая смотрела на Ангелу и ничего не говорила.       - Ты обнаружила что-то внутри себя, что мне угрожает?       Темные брови на лице пациента поползли вверх, в степень крайнего удивления. Ангела подавила желание рассмеяться, ведь времени на смех не было. Ее мысль нуждалась в конкретизации, и конкретизация эта далась доктору на удивление легко — стоило только вспомнить свои же выводы из вчерашнего дня и немножечко усилить их.       - Это темное нечто, верно? Оно снова пытается взять тебя под контроль, но теперь в обход твоего сознания? Ты боишься уступить ей и случайно навредить мне?       Казалось, Вдова впервые по-настоящему осознала, что Ангела стоит здесь, рядом с ней. Ангела видела это в ее расширившихся зрачках и уже хотела было засчитать себе полную логическую победу, но внезапно Вдова резким, широким шагом отступила назад и запрыгнула на поручень.       - Нет, погоди, стой!       Но Вдова уже стояла на краю. Она балансировала на узком поручне, ее пятки нависали над пустотой тридцати метров, голова была запрокинута, но ее золотые глаза не смотрели на небо. Глаза Роковой Вдовы были закрыты и смотрели куда-то внутрь ее собственного мира… судя по всему, намеренно не обращая внимание на опасность падения.       Ангела дернулась к Вдове.       ***       Доктор Циглер дернулась к ней.       Вдова не то чтобы видела ее движение. В конце концов, ее золотые глаза оставались прикрыты, просто Вдова хорошо могла себе представить, что именно так Ангела и поступит. Ангела защищает то, что ей дорого. Иногда не подумав, а иногда пусть и разумно, но не считаясь с последствиями. К сожалению, какой бы из вариантов ни довлел на Ангелой в эту секунду, оба они закономерно привели ее к тому, что Ангела снова пыталась сблизиться с Вдовой — она подшагнула к ней и протянула руку, чтобы удержать своего пациента от падения. Она уже догадалась о некой опасности для себя, она уже поняла, что опасность обратно пропорциональна расстоянию между ней и Вдовой, однако всё же шагнула вперед. Сократила расстояние. Повысила собственные риски, мгновенно на них наплевав…       Вдова это предвидела.       И потому заранее позаботилась о том, чтобы перед прибытием Ангелы встать на платформе в одном-единственном шаге от края — в одной десятой секунды от того, чтобы вспрыгнуть на поручень и зависнуть над пропастью.

Что ты делаешь?

А на что похоже?

Ты из ума выжила? А ну слезь!

Не раньше чем мы с тобой договоримся.

Мы уже обо всем договорились. Мы улетаем в Берн — сегодня же.

Не спорю. Но у меня новое условие. Я рассказываю о нас всю правду ей — сейчас.

Исключено.

Тогда я никуда не лечу.

Летишь, еще как летишь! Или что, мне убить твою Циглер? Перевести тебя в Охотника?

Можешь попробовать, только знаешь, что произойдет еще раньше? Я спрыгну. Подо мной тридцать метров до твердого камня. Охотник просто физически не сможет убить Ангелу, если только не умеет летать.

И вот ЭТО твой план? Банально спрыгнуть вниз в надежде, что это убережет Ангелу от Охотника, если ты умрешь от гравитации? Ты всерьез хочешь пожертвовать собой ради нее?

Нет.

Какое счастье!

Но я всерьез готова ради нее сломать себе ноги.

Что?

От падения с тридцати метров мои ноги будут сломаны, вероятно, открытым переломом, и я потеряю сознание от боли, возможно, еще и от потери крови. Дальше меня спасут, переведут в экстренную хирургию и обратно в медотсек, где я буду сначала под наркозом, потом просто без сознания, а потом в сознании, но всё еще с заживающими ногами, а если учесть всё, что мне теперь известно про целительную концентрацию, то со всем этим я буду почти полностью без движения как минимум неделю — очень страшную для тебя неделю, мое дорогое темное нечто.

С чего это вдруг?

А с того, что всю эту неделю доктор Ангела Циглер будет думать о моей проблеме. Обо мне. О нас с тобой. И ближе к концу недели даже разговаривать об этом со мной.

И? Едва ли она что-то придумает…

Она только что расколола твой финт с “нелюбовью” за жалкие пять секунд, притом без особого напряжения, основываясь всего лишь на частоте моего пульса, которую она посчитала пальцами, успешно сопротивляясь собственным эмоциям. До чего же она дойдет за неделю мощного, сосредоточенного мыслительного труда? Очистившись от эмоций, собрав все данные моего тела, которые ей предоставит техника медотсека? Я не знаю, но представить вполне могу — вероятно, она полностью поймет твою природу и предложит мне несколько способов держать тебя под контролем. И будет очень смешно, если эти способы не потребуют моего личного участия и она использует их, пока я буду без сознания…

Она не сможет!..

О, она уже начала анализ.

Она его не закончит!

А мы это проверим. Я готова дать ей целую неделю на попытки.

Она всего лишь человек, она глупая, наивная!..

Только что она вновь показала нам свой разум. Разве ты не слышала все ее предположения? Верные предположения? Она проверит их в самое ближайшее время, а я могу сейчас сломать себе ноги, чтобы гарантированно оказаться рядом с ней в момент блестящего осознания, остаться объектом ее заботы, дать ей возможность сразу же применить все идеи и решения напрямую ко мне, напрямую к тебе… или я могу улететь в Берн и не подвергать тебя такому риску. Ты ведь этого хочешь? Я могу это устроить. Улететь в Берн. Работать с тобой. Но для этого ты позволишь мне поговорить с ней честно — рассказать о тебе, предупредить об опасности со стороны “Когтя” и… и попрощаться.

…

Интересно, а чего ты упорствуешь? Разве не ты хотела выстроить доверие между нами хоть в какой-нибудь форме? Так сейчас самое время подтвердить свои намерения. Пообещай мне, что не убьешь ее сейчас, дай мне поговорить с ней, и я смогу на опыте убедиться, что ты способна держать слово. Ты же сможешь в будущем тыкать меня носом в этот факт, ты заработаешь в моих глазах кредит доверия, это же весьма заманчивая перспектива, не находишь?

Почему?! Объясни мне, просто объясни, почему?

Почему что?

Я не могу понять, кто она для тебя. Кто она? Почему ты придумываешь все эти схемы, почему так защищаешь ее?! Только не надо говорить мне про любовь, пощади, ты же не любишь ее!

Откуда тебе знать?

Я — часть тебя!

Но не всё целое.

То есть Роковая Вдова любит Ангелу Циглер?

Этого я не говорила.

Что и требовалось доказать!

Но я не сказала “нет”. Я вообще не давала ответ на этот вопрос.

Потому что боишься ответа…

Потому что сегодня он нам не нужен. Сегодня нам достаточно знать, что будущим нам нужна сама Ангела Циглер.

…?

Подумай же, темная твоя голова. Да, она временами ведет себя странно, неразумно, в этом я с тобой согласна. Но и ты согласись со мной — она всё еще наш очевидный союзник, который при правильных условиях способен быстро решать сложные интеллектуальные проблемы, загадки, видеть общую картину и вычленять ключевые вещи. При правильных условиях она будет умнее меня… и тебя. Ну так давай создадим эти условия. Давай сообщим ей такое направление, чтобы она всё равно помогала нам, пусть и оставаясь здесь, в штабе… Ну? Разве это не лучше, чем дать мне упасть, сломать себе ноги и лишиться целой недели времени, которую ты в любом случае хотела бы потратить на мои новые тренировки, м? Так что же ты выберешь? Или мне выбрать за тебя?

Ты блефуешь. Не сможешь прыгнуть, тебе не позволит инстинкт выживания…

      Где-то там, в реальном мире, Роковая Вдова приподняла правый носок с поручня. А ты рискни меня проверить. ***       Ангела старалась соображать побыстрее. Стоящий на поручне пациент №13, буквально в метре от Ангелы, только что снял с него свою правую ступню, оставив только одну точку опоры — и доктор изо всех сил старалась соображать быстрее.       Где-то на периферии ее сознания крутились статьи из какого-то журнала с забытым именем, где рассказывалось о спасении самоубийц; впечатлительный ум Ангелы запомнил все неудачные примеры, которым заканчивалась статья, поэтому не рискнул звать Вдову по имени или просто хватать ее за что придется. Она должна была поймать ее так, чтобы их общий центр тяжести остался по эту сторону поручня, чтобы они наверняка упали бы вместе на платформу, но прежде чем доктор Циглер смогла придумать достойный вариант с высоким процентом успеха, Вдова вдруг начала двигаться сама.       Она опустила голову, открыла глаза. Легко спрыгнула на платформу перед Ангелой. С ничего не выражающим лицом подступила к доктору Циглер так решительно, что их тела столкнулись, с силой сжала ее плечи…       И взяла ее губы поцелуем.       - М-м?!..       Локти Ангелы оказались прижаты к бокам, ладони бестолково раскрылись где-то возле пояса, ее спина непроизвольно выгнулась, ее голова подалась чуть назад, но Вдова держала доктора крепко, не давая упасть.       - М-м…       Вдова лишь прижала ее крепче. А где-то там, во внешнем мире, ставшим теперь таким далеким, гудел планолет. Его двигатели набрали нужные обороты, его сигнальные огни теперь горели ярче, зажглись в полную силу, позволяя всем увидеть две одинокие, приникшие друг к другу фигуры, но никто на них не смотрел. Ангела знала: никто на них не смотрел. Внешний мир наслал на них порывы ветра, они тянули доктора за халат, трепали волосы, но в тот миг Ангела и Вдова были совершенно одни здесь, на этом краешке платформы №4.       - Послушай меня, - сказала Вдова, отстранившись. Шум двигателей заставлял ее говорить громче. - Ты права, это темное нечто. Ты права, оно угрожает тебе. Но оно не пытается взять мое тело под контроль в обход моего сознания, как раз наоборот! Теперь ему нужна моя помощь…       - Помощь?.. - Ангела всё еще хватала ртом воздух. - Зачем? Почему?       - Потому что темное нечто внутри меня ослабело, оно угасает…       - Отлично!       - Но оно хочет тренировать меня. Сделать сильнее. Оно чувствует опасность со стороны “Когтя” и хочет подготовить меня к бою с ним, к бою со всеми внешними врагами. Оно не хочет, чтобы Вдова умирала, не хочет умереть само и предложило мне сотрудничество…       - Стоп, что? Сотрудничество?! В смысле оно говорит с тобой как отдельная самостоятельная личность, находящаяся в тебе? Оно осознало себя?!       - Да… и представилось мне как Мойра О’Доран.       Земля под ногами Ангелы вдруг слегка задрожала. То ли от того, что у нее за спиной к планолету проехал очередной тяжеленный погрузчик, то ли по какой-то иной причине.       - И чем же, - тихо спросила она, - Мойра в твоей голове угрожает мне?       - Охотником, - голос Вдовы почти терялся в белом шуме ангара. - Если я не буду сотрудничать с ней, она переведет мое тело в особый режим Охотника, который атакует и убивает ближайшего ко мне человека, которого мое сознание научили считать врагом…       - Меня.       - Тебя.       - И поэтому ты отдаляешься от меня? Чтобы я не погибла от твоих рук?       - Да.       Земля вновь дрогнула, только вот за спиной Ангелы погрузчиков больше не было. Одно дело предполагать привязанность Вдовы на основе ее пульса, и совсем другое — слышать от нее эти слова. Сердце Ангелы сжала теплая рука, и она проговорила:       - Но мы можем справиться с этим как-нибудь иначе. Тебе необязательно сейчас…       - На Берне настаивает темное нечто.       - Что? Почему?       - Ему недостаточно просто отдалиться от тебя. Ему нужна не просто договоренность между нами, что мы не пересекаемся в коридорах — оно нуждается в ощутимом физическом препятствии, расстоянии между нами длиной в километры, которое гарантированно удержит тебя от попытки сблизиться со мной. Оно не верит, что ты сможешь сторониться меня в штабе, что ты преодолеешь все искушения. Оно оценивает твой интеллектуальный потенциал как весьма скудный, поэтому ждет от тебя крайне необдуманных решений и опасается, что эти решения помешают его тонкой психологической работе надо мной…       - И что ты ему возразила?       - К сожалению, ничего.       - …?!       - Я пыталась. Но контраргументов у меня не было.       - Ты считаешь мой интеллектуальный потенциал скудным?!       На лице Вдовы мелькнула тень.       - Напомни, разве не ты два месяца назад сняла с меня наручники, не имея никаких гарантий моего дружелюбия, и чуть не поплатилась за это жизнью?       - То был стратегический расчет. Он привел меня к победе!       - Но ты ведь наверняка не знала, что победишь? Ты просто верила в это?       - Не суди победителя!       - Ладно, тогда поговорим о боях, в которых твоя победа еще не одержана. Сколько пулевых ранений ты получила за последнее время? Двадцать? Тридцать? А сколько раз ты за это же время превышала норму целительной концентрации? Сколько раз ты, агент поддержки, шла в бой первая, в первом ряду? И сколько раз за последние два месяца ты говорила мне, что всё хорошо?       - Это не делает меня глупой…       - Это делает тебя безответственной! Почему ты рвешься в бой очертя голову? Почему ты не считаешься с последствиями?       - Потому что я хочу победить “Коготь” как можно быстрее…       - Зачем?!       - Чтобы тебе не пришлось!       Взгляд Вдовы вдруг посуровел.       - То есть всё это ради меня, да? Это ради меня ты вписываешь свою фамилию на все вылеты? Участвуешь во всех боях? Ловишь телом каждую пулю? Ищешь какие-то медицинские документы? Скажи, а какая от всех этих документов для тебя будет польза, если саму тебя в итоге убьют? Какая тебе будет разница, что происходит со мной, если ты сама умрешь? Как ты собираешься победить “как можно быстрее”, если из-за собственной неосторожности погибнешь в бою? Я не могу осознать это, просто не могу! Почему ты забываешь об этой элементарной логике разумного действия — тебя что, заставляет об этом забыть твоя привязанность? То есть я, да?       - Да я готова на всё ради тебя...       Ангелу вдруг с силой встряхнули за плечи.       - Почему?! Почему же я так на тебя действую? Почему же я заставляю тебя быть такой нелогичной?..       Слова Вдовы слышались Ангеле как из глубокого туннеля, и гул моторов здесь был совершенно не причем. В сознании Ангелы непрошеным гостем вдруг осела мысль, что Вдова не должна была задавать ей такие вопросы. Человек, который только что захватил ее поцелуем, у которого в разговоре с Ангелой учащается сердцебиение, который беспокоится о ее безопасности, искренне и безоговорочно, не должен был задавать ей такие вопросы…       - Что я такое с тобой сделала, что ты так легко сосредоточилась на моем будущем вместо своего? Что я сделала, что я для тебя важнее тебя самой?!       - Неужели ты еще не поняла…       - Я…       - Ты любишь меня?       Вдова замерла. Черные пряди, подхваченные ветром, вновь хлестнули ее по щеке, но она будто их и не заметила.       - Ты любишь меня?       Вдова только смотрела на нее. Ее красивое лицо оставалась бесстрастным. Ангела говорила себе, что это лишь маска равнодушия, пыталась просмотреть ее насквозь, но вдруг сверху раздался новый грохот. Непроизвольно Ангела подняла голову: воздушные ворота №4 над ними пришли в движение. Их массивные створки с протяжным скрежетом поползли в стороны. А это значило для доктора Циглер только одно — до вылета грузового планолета в Берн оставалась одна минута. Всего одна жалкая минута…       - Ты молодец, Ангела.       Ангела опустила голову — и онемела. Возможно, потому что Вдова только что вдруг похвалила ее. А возможно, потому что Вдова улыбалась ей — впервые за свою новую жизнь Роковая Вдова улыбалась своему доктору, самыми уголками губ, так, будто бы радуясь встрече.       Будто бы и не было в ней гнева. И не было вопросов без ответов, и словно бы никто только что не тряс Ангелу за плечи.       - Ты молодец, - улыбалась Вдова. - И ты обязательно победишь “Коготь”, я знаю. Ты расправишься с ним даже быстрее меня, и ты защитишь меня этим, если тебе так хочется. Но сначала мне придется сделать тебя сильнее.       - Mein Schatz, я тебя не понимаю…       - Это нормально, - говорила Роковая Вдова. - “Не понимать” для тебя полезно. Именно в непонимании твое сознание наконец-то начинает работать как следует, именно в этом состоянии ты снова станешь самой собой. Именно в нем я и оставлю тебя сегодня.       - Не оставишь. Извини меня, но не оставишь. Я сейчас найду пилота и прикажу ему отменить взлет. Этот планолет не предназначен для перевозки пациентов Overwatch, да и в любом случае тебя нет в путевом листе, поэтому сегодня ты…       - Я в нем есть.       - …никуда не… прости, что?       - Я в нем есть. В путевом листе.       - В нем нет пациентов. Ни одного, я проверила!       - И это правда, - Вдова снова чуть улыбнулась, но словно извиняясь. - Пациентов в листе нет. Но я в нем всё же есть.       Секунду Ангела обдумывала ее слова. Миг осознания — и она быстро выхватила из кармана халата телефон и дрожащими пальцами нашла в нем фотографию листа. В строке пассажиров была только группа Омега-2. Группа Омега-2, которую Ангела лично не знала, но в которой всегда было двенадцать человек, всегда же было двенадцать, их же всегда было только двенадцать…       Понимание пронзило тело Ангелы молнией, и оно само по себе вскинуло голову. Какой-то голос из ее горла с надрывом сказал:       - Нет!       - Да.       - Нет-нет-нет!       - Сожалею.       - Не надо. Не делай этого, не надо! Мы можем…       - Не можем.       - Мы…       - Темное нечто не позволит нам. С сегодняшнего дня мы должны разделиться.       - Н-но… но я ведь пришла к тем же выводам, что и ты, - рука Ангелы дернулась вперед, но так и не взяла ладонь Вдовы. - Что и темное нечто! Я даже сама собиралась дистанцироваться от тебя…       - Этого не хватит.       - Но…       - Прости меня.       Техник возле трапа посмотрел на наручный коммуникатор, повернулся к ним. Поверх левого плеча Вдовы Ангела видела, как техник смотрит на них и ждет, что могло значить только одно.       Вдова ощутила его взгляд. Повернула голову. Кивнула.       Не помня себя, Ангела схватила ее за руку. Нужно было что-то сказать, что-то сделать, из всего этого наверняка существовал какой-то гениальный выход, он точно есть, просто Ангела не может подобрать правильных слов, и все варианты реплик просто застревали в горле, пережатом чьими-то безжалостными пальцами…       - Свободный выбор, Ангела. Таков мой свободный выбор. Ты обещала поддержать меня в моем осознанном выборе и потому сегодня будешь последовательна. Ты не станешь останавливать меня. Но мне нужно от тебя еще кое-что, Ангела — кое-что крайне важное для меня!..       Вдова говорила с ней. Вдова перехватила ее ладонь, подняла на уровень груди, подступила к ней; Ангела не успела и вздохнуть, а они уже стояли друг перед другом, подняв переплетенные ладони подобно влюбленным на пристани перед кораблем.       - Обещай мне, - громко говорила ей Вдова сквозь шум двигателей, - обещай мне, что станешь сильнее. Обещай, что заостришь свой ум, что будешь использовать все свои впечатляющие ментальные силы на полную мощь, что прекратишь быть обычным смертным и станешь той, кто ты есть. Обещай мне, Ангела. Обещай, если хочешь, чтобы когда-нибудь я вернулась к тебе.       Реплики шли прахом. Идеи свернулись пеплом. Слова покинули Ангелу. Вдова медленно расплела их пальцы — и ощущение, что они прощаются сейчас, прощаются в самом прямом смысле этого слова, окончательно, по-настоящему, вдруг навалилось на грудь тяжелым камнем. Но Ангела не могла дать волю печали. Она не могла впустую потратить эти драгоценные секунды, пока они с Вдовой еще стоят друг перед другом, а потому быстро сморгнула и не позволила себе большего. Лицо Вдовы прояснилось, Ангела увидела, как золотые глаза внимательно смотрят в ее собственные, а сама Вдова не уходит, давая Ангеле возможность сказать что-то в ответ…       И вдруг слова нашлись сами собой. Комок в горле не дал доктору прокричать их сквозь непрерывный моторный рев, но Вдова смотрела на ее губы и ловила каждый звук.       - Обещай мне, - шептала Ангела, - что не забудешь себя. Что даже в самой глубокой тени ты найдешь в себе право вспомнить о свете и тепле. Что не станешь отворачиваться от эмоций и не станешь искоренять их, посчитав за ненужную слабость. Обещай мне, что будешь учиться не только теневому ремеслу, но и собственным чувствам… что попытаешься, действительно попытаешься стать человечнее.       Пальцы не сгибались. Руки не слушались, но Ангела сняла с себя белый халат.       - Обещай мне это…       Подступила к Вдове на шаг.       - …если хочешь когда-нибудь…       И надела халат Вдове на плечи.       - …по-настоящему захотеть вернуться ко мне.       Только не плакать, думала она. Только бы не плакать. Она пригладила халат на точеных плечах, и вдруг прохладные пальцы коснулись ее щек. Они без слов попросили ее поднять понурую голову, и Ангела посмотрела выше, пусть и не хотела. Все ее тело сковала странная медлительность; казалось, на уровне некого фундаментального инстинкта оно не желало приближать будущее, а потому растягивало каждое движение, пытаясь продлить утекающее время, но тщетно. Время лишь ускорилось. Какой-то древний несправедливый закон реальности заставлял время ускориться, из-за чего все сцены перед Ангелой вдруг смазались в один миг, но пусть так. Она запомнила все его части.       Доктор Циглер помнила, как грузовой планолет №13 поднял за ее пациентом трап и взлетел в небо, как ее ударила воздушная волна, как она дрожала от холода. Или не от холода.       Доктор помнила, как пациент шел к трапу. Ее изящный силуэт вырисовывался среди белых и желтых огней, терялся в них, уменьшался, но еще долго Ангела видела на чужих плечах свой собственный белый халат, полы которого трепало по ветру.       Но еще Ангела помнила, как Вдова подалась к ней. Подняв к себе лицо Ангелы, она наклонилась к ней близко, так близко, что расплылась у Ангелы в глазах, но Ангела чувствовала ее. Губами Ангела чувствовала губы Вдовы. Ее бархатное касание говорило с Ангелой без слов, но только этого Вдове не хватило, потому что она всё же сказала ей.       И теперь Ангела никогда не забудет это слово. Ни за что теперь она его не забудет, она пронесет его с собой сквозь все ночи следующих недель, она навсегда запомнит, что последним словом здесь и сейчас было слово Роковой Вдовы, пациента №13, что все эти месяцы оставался ее пациентом, а теперь, став агентом №13 боевой миротворческой группы Омега-2, улетал прочь. Слово, истинности которого она не знала...       …но которому теперь не могла не верить.       Обещаю.