Цикл "Неправильные сказки"

Корабль мерно покачивается на волнах Северного моря, и на сине-зеленую водную гладь медленно опускаются снежинки. Небо тусклое, безжизненно-серое, только на восточной кромке горизонта медно-золотой ниточкой сияет краешек солнца – она до сих пор не может найти в себе силы взглянуть на единственный всполох света, она, кажется, совсем застыла. Тихо. По палубе, хромая, бродит старый моряк и что-то заунывно напевает, поминутно прикладывая изрезанную шрамами руку к алой, будто обожженной, щеке. Принцесса сидит на огромном мотке веревки, зябко кутаясь в плащ с меховым воротником, дышит на замерзшие пальцы – наверное, только этим и занимается последние три недели. Путешествие кажется ей чересчур долгим, длиною в несколько жизней, и чем дальше от нее лес, река и поляна, посреди которой гордо возвышается полузаброшенный замок, тем больнее оглядываться назад – туда, где плещутся волны и море достает до самого края света. Она вспоминает выглаженные ветром сколы шпилей и зубчатых стен, звон кубков и хриплые хмельные выкрики разбойников, почти неслышные шаги за дверью и теплое размеренное дыхание, что каждую ночь перед рассветом щекотало ей шею… Теперь все это так далеко, что, кажется, никогда не существовало. Принцесса осторожно сжимает пальцы в кулак, совершенно их не чувствуя – мороз выстудил кровь и взрастил в сердце колючую изморось тоски, – расправляет плечи, стараясь убедить себя в том, что все, вроде бы, не так уж и плохо – принц ведь в безопасности. Она держит себя в руках, пока еще справляется со своими мыслями и воспоминаниями, но совсем скоро у нее закончатся силы. Рано или поздно инфанта сломается. Превратится в одну из королев, портреты которых она много раз видела в одном из коридоров родного дворца. Будет красивой куклой для мужа, плохой матерью для сына-наследника и музой-вдохновительницей для менестрелей и народа. Она почти все исправила, поступившись собственным хрупким счастьем и любимым теплом. Но так и должно быть. Принцесса знает. Еще немного – и вся ее хваленая выдержка рассыплется прахом, облетит, как листва с того большого черного дуба, и тогда настанет пустота. Правильная пустота – то, чего так хотела Сказка. То, чего, наверное, хотел ее принц. Еще немного, и она уже не сможет отличить правду ото лжи. – Совсем скоро мы будем дома, – говорит рыцарь, разрушая спасительную тишину вокруг нее. – Через пару дней войдем в северную бухту Лазурного королевства. – Хорошо, – инфанта кивает, замерзшие губы не слушаются, – я тоскую по родным берегам. – Понимаю. Подождите еще немного, моя будущая королева, все обязательно наладится. – Я знаю. Конечно. Все наладится. Вот только у кого? Рыцарю не понять. Он холодный. Руки – лед, губы – яд, и слова, словно лезвия, раз за разом вскрывают грудную клетку, добираются до души и сердца. Принцесса думает, это он забирает у нее оставшееся тепло. Ту самую жизненную энергию, окрашивающую его щеки здоровым румянцем, будто рыцарь целыми днями греется на теплом пляжном песочке, а не проводит ночи напролет на пронизывающем ветру, общаясь с капитаном. К ней он пока не приближается… пока не просит делить с ним постель до самого утра, но она знает, что на корабле уже ходят слухи по этому поводу. Моряки не могут понять, почему принцесса, взошедшая на борт со счастливой улыбкой, теперь так холодна со своим спасителем. Но рыцарь хорошо воспитан, и если бы не был так жалок, принцесса бы выходила за него почти без сожаления. Честолюбивый франт, сластолюбец, самодовольный вояка, возжелавший власти!.. Неужели он не мог просто устроить дворцовый переворот, не вмешиваясь в ее только-только наладившуюся жизнь? Наверное, не мог. Или не хотел. Впрочем, о чем жалеть теперь, когда выбор сделан? Она еще не пила вино из одного кубка с рыцарем, но уже танцевала с ним, пела и смеялась в свой первый вечер на корабле. Никто не заподозрил подвоха, все были рады вновь видеть жизнерадостную инфанту, к которой привыкли и которую знали. Кинжалы были надежно спрятаны в каюте, солнечная улыбка успешно нарисована на бледном лице — все правильно. Принц научил ее главному — держать лицо в любых ситуациях, и теперь, когда он далеко, никто не заметит фальши. Никому не разгадать причины ее тоски, отчаянной жажды свободы и невесть откуда взявшейся привычки не спать ночью. Даже рыцарь не знает, что теперь ей не согреться и не уснуть. Но все в порядке. Собирать свой мир заново из колючих снежинок больно, однако не так сложно, как кажется. – Принцесса, а почему вы сбежали? — очередным бесконечным морозным утром спрашивает ее юнга, рыжий вихрастый мальчишка, бросив надраивать палубу. Инфанта вздрагивает – почти незаметно, – но тут же улыбается пареньку. Правда ему не нужна, а ложь слишком проста и незатейлива, чтобы в нее не поверить. – Даже не знаю… Свободы хотелось, наверное. – Но разве принцесса не самый свободный человек в нашем королевстве? – он удивленно поднимает брови, присаживается на самый край мотка веревки рядом с инфантой, чтобы ненароком не коснуться ее расшитого серебром платья. – Чего вам не хватало? – Понимаешь, – она почти готова рассказать правду, – понимаешь, я… На самом-то деле ей нечего сказать. Принцесса смотрит на мальчишку, робко съежившегося рядом с ней, видит его сгорбленную спину, худые острые плечи, обветренное лицо… красные, распухшие от холодной воды руки, подзажившие рубцы от плети, которой его наверняка щедро награждали за несуществующую лень… Он намного сильнее ее, этот маленький мужчина с ясным взглядом и спокойной уверенностью в движениях. Он умело подавляет свою гордость и внутреннюю силу рядом с особой королевских кровей, потому что его так учили, но никакие ветра не сломят его, не заставят сдаться и спрятаться где-нибудь в грузовой части корабля. Ведь этому пареньку никогда не бывает страшно. – Что – вы? Ее испытания и проблемы неожиданно и бесповоротно сбрасывают иллюзию трагичности. Они становятся чем-то таким незначительным и смешным, что инфанте даже стыдно признаваться в том, что она всего лишь испугалась нежеланного замужества, ответственности и короны, что сбежала в лес в поисках лучшей доли – она, принцесса, прожившая всю жизнь в роскошном замке и никогда не державшая в руках ничего тяжелее кубка, наполненного вином! Ей не хотелось говорить мальчишке о своих страхах и сомнениях, одолевавших в то далекое время на каждом шагу, о голоде, завораживающей и пугающей темноте, жутких завываниях волков где-то совсем рядом, потому что он – воспитанный семьей бедняков, у которых кроме любви и детей больше ничего и не было, – смог бы выжить и в лесу, и в пустыне, и на шлюпке в открытом море. Все ее попытки бунтовать и жить независимо от титула и отца оказались просто блажью маленькой избалованной девочки. – Я была слишком труслива, чтобы идти предназначенным мне путем до конца, – наконец, отвечает она, отводя взгляд, – слишком легкомысленна, чтобы сломать свое будущее и не суметь построить новое и слишком любила саму себя, чтобы это признать. А теперь у меня ничего не осталось, и я не знаю, что делать. Юнга поднимает голову, улыбается ей, тепло и сочувственно. Берет за руку – ладони у него теплые и чуть шершавые, – глядит прямо в глаза и говорит тихо и уверенно: – Знаете, ваше высочество… Когда отец не вернулся из плавания и мы остались одни, было очень тяжело. Но каждое утро мама говорила мне, что с рассветом человеку дается новый мир и новый шанс, нужно только вовремя и правильно его использовать. Если у вас ничего нет, значит, вы должны просто жить дальше… и, в конце концов, вы же возвращаетесь домой! Мальчик вдруг подается вперед и неуклюже обнимает ее, словно отдавая свое тепло и внутренний свет, которым наполнен до краев – кажется, еще волна – и перельется через край. – Вы же были счастливы в лесу, так? – Да. Была, – шепчет инфанта, гладя его по спине, – я была очень счастлива. – Тогда не предавайте человека, ради кого отказались от своего счастья – всему виной ведь человек, я прав? – и доведите дело до конца. Перед вами целый мир, совершенно новый, только вам решать каким он будет. И… принцесса, скажите, пожалуйста, что это за белые холодные хлопья, которые сыплются с неба? Инфанта смеется, прижав к себе мальчишку. – Спасибо тебе, – говорит она, целуя его в щеку, – спасибо. Кто-то шагает к ним, тяжело ступая по скрипучим доскам палубы, и мальчик, испуганно дернувшись, вырывается из объятий, судорожно хватает тряпку. Опускается на колени, натирает и без того чистую разбухшую от воды древесину до блеска, но тревога ложная – капитан даже не удостаивает его взглядом. Он кланяется принцессе и скрывается в своей каюте. – Эй, мальчик, – тихо зовет инфанта, пряча улыбку. – Что? – нерешительно отзывается он, поднимая голову. – Эти хлопья называются снег. В этот миг, как по волшебству, начинается метель. *** Он не удивляется, нет, просто не может понять, какого черта она это сделала. Эта сумасшедшая девчонка все-таки сумела обвести его вокруг пальца и сбежать, даже тогда, когда он, казалось бы, сделал все, чтобы удержать принцессу возле себя. Хитрая чертовка ускользнула прямо из-под носа у разбойников, что стояли на страже, не оставив ни записки, ни каких-либо других толкований своему поступку. Она его оставила. Принц невесело ухмыляется, сжав в ладони рукоять кинжала. С того самого дня, как проснулся в одиночестве и не смог найти ни своей инфанты, ни вражеского войска за стенами замка, он все пытается понять: чего же ей не хватало? По-хорошему, принц и не держал ее никогда, захотела бы – без проблем вернулась в свое королевство, к доброму папочке, богатенькому нареченному и услужливым фрейлинам. Но ведь даже попыток не предпринимала до этого! Да и не похоже это на его принцессу – просто так сбежать, ничего не сказав, взяв с собой только платье, в котором когда-то ее поймали – изодранное, потерявшее всю роскошь, – и кинжал, который она любила больше всего: тонкий, длинный, с прекрасно сбалансированным обоюдоострым клинком… «Я никогда от тебя не уйду», – сказала она много дней назад, и принц поверил, верит и до сих пор, даже не зная, почему. Он ни в чем перед ней не виноват, ничем не обидел, и сама принцесса была так рада видеть его после долгого отсутствия, что даже сейчас трудно поверить, что ее нет. Ее – нет. А ему все равно. – Мне все равно, – говорит принц старому дубу, тоскливо склонившемуся под тяжестью снежного покрывала. – Я же предупреждал ее, если что случится, никто и не расстроится. Дерево стучит веткой по каменной стене, словно пытаясь стряхнуть снег, и принц смеется, запрокинув голову: ему кажется, что дуб укоризненно грозит ему пальцем, одновременно пытаясь стряхнуть с себя снег, который все падает, падает и никак не прекратится. В комнате тихо, только дрова чуть потрескивают, и ему кажется, что принцесса опять сидит у огня, протянув к нему руки – доверчиво, ладонями вниз. Огонь ее никогда не обжигает. Вот, сейчас согреется, подойдет и обнимет за плечи, прижавшись щекой к плечу. Ничего не скажет, просто постоит рядом – за столько времени выучила уже, что он не любит пустых разговоров… На каменный подоконник столько снегу намело… – Милорд, пора ужинать, – на пороге бесшумно возникает молоденькая девчушка, еще одна беглянка из деревни, решившая, что в успешной и дерзкой банде ей будет легче жить. Еще одна молоденькая дурочка на его голову… – Знаю, сейчас спущусь. Уйди, – отвечает он и злится еще сильнее, заметив ее сочувствующий взгляд. – Пошла вон, я сказал! Подскочив от неожиданности, она тихо закрывает дверь, и принц слышит ее легкие быстрые шаги по коридору. – Мне наплевать, – повторяет он, метнув кинжал в дверь. – Оно и видно, – насмешливо тянет кто-то позади него. – Я же сказал, оставьте меня в покое… – с ложным спокойствием начинает он, медленно оборачиваясь. – Стоп… Это опять ты? Сказка разводит руками, издевательски ухмыляясь – мол, извини, так уж вышло. – И что тебе нужно на этот раз? Она молчит, по-хозяйски вальяжно устроившись в кресле. Вышивка позабыта на подоконнике – вот, лежит рядом с ним, как он и не заметил белое полотно с кроваво-алым непонятным узором из линий и завитков? Сказка спокойна и, кажется, с трудом сдерживает победную улыбку, умело, но не идеально замаскировав ее под наглую самодовольную гримасу. – Это ты забрала ее у меня? В ответ ему тихо потрескивают дрова в камине, ветер свистит в тонких ветвях деревьев, да кривит губы высокая сухощавая женщина, сидящая напротив. – Отвечай, – глухо, безжизненно и безразлично требует принц, – Я же сделал все так, как ты велела, а ты забрала ее. – Я не забирала, – пожимает плечами Сказка, – Смирись, принц, она бросила тебя. Он копирует ее издевательскую улыбку, чтобы скрыть, как на миг дернулась щека. – Она не могла, – уверенности в его голосе хватило бы на сотню человек, но отчего-то не хватает для него самого. – Принцесса любит меня. Сказка истерично хохочет в ответ на эти слова. – Что-о? Ты где слов таких-то набрался, дорогой мой? О чем ты говоришь, ты, разбойник, вор и убийца? О любви? Да не существует ее, не существует! Она рывком поднимается с кресла и шагает к нему, подступает вплотную, прижимается всем телом и шипит, словно змея, прямо в лицо: – Она всего лишь спала с тобой, потому что ты ее сломал и запугал! Она боялась тебя и подчинялась во всем, бедная девочка, а тебе было все время плевать. Что, неправа? Неправа, да? – Ты сошла с ума, – качает головой принц и отступает на шаг, но Сказка хватает его за руку, не давая уйти. – Что ты несешь? – Это я привела ее к тебе! Я – та единственная, кто тебя действительно любит, а эта девчонка украла тебя у меня, украла, поигралась и бросила! – кричит Сказка, дрожа от ярости. Ее маска самодовольной победительницы давно уже слетела с лица, и эта повелительница судеб теперь просто истеричная женщина, совершенно потерявшая контроль над собой. – И после всего этого ты смеешь обвинять меня в том, что я увела ее у тебя? Принц замирает на месте, пытаясь осознать и понять то, что только что услышал. Он вспоминает, как инфанта нежно касалась губами его виска перед тем, как уйти; как бережно обрабатывала раны, укрывала, когда засыпал, уставший, прямо за столом над картой, исчерченной вдоль и поперек; как спорила с ним до хрипоты и не соглашалась до тех пор, пока он не хватал ее за руки, прижимал к себе и, смеясь, называл врединой… Если она играла с ним все это время, то была великолепной актрисой, достойной партнершей и холодной змеей, которую он, сам не замечая, пригрел в опасной близости от сердца. Он глубоко вдыхает, чтобы взять себя в руки. – Лжешь! – Да? Ты действительно так думаешь? – вскидывает голову Сказка, ее улыбка вмиг превращается в хищный оскал. – Хочешь посмотреть? Принц подходит к зеркалу, которое принцесса однажды утром завесила отрезом плотной ткани – и больше никогда в него не заглядывала, – снимает покрывало и бездумно смотрит на собственное отражение. Он видит, как Сказка подходит к нему, встает за спиной и кладет руки на плечи. – Я тебя ни к чему не принуждаю, – вкрадчиво шепчет она на ухо принцу, – но если ты убедишься, что не нужен ей, что она счастлива без тебя… – Что она действительно счастлива, – упрямо перебивает ее принц. – Она счастлива с рыцарем, действительно счастлива. Теперь все будет хорошо, все будет правильно… – Перестань пытаться внушить мне что-то! Я хочу видеть все сам! – Хорошо, – нехотя отвечает Сказка. – Сейчас ты увидишь все, как есть. Только поклянись мне, что останешься со мной, если я окажусь права! Поклянись, и получишь все, что пожелаешь, кого захочешь... Принц ухмыляется и пожимает плечами. – Клянусь. Ну же, показывай! Все равно она не сможет его переубедить. … Зеркало затягивает туманом, который, впрочем, быстро рассеивается, и принц видит перед собой бескрайние пустые пространства, засыпанные снегом. Он вдыхает холод, исходящий от отражения, с каждым разом все глубже, а потом, тысячу и один вдох спустя – бесконечно долгое время, полное пустоты, – в поле зрения, наконец, появляется замок. Хорошо укрепленный, огромный, роскошный… У западного крыла его к башне массивной цепью прикован грозный дракон, теперь больше похожий на дымящийся сугроб. Принцесса сидит у окна, подперев щеку ладонью, и смотрит, на дракона, тепло улыбаясь. Золотистые волосы ее уложены в высокую изысканную прическу, которую венчает корона, украшенная россыпью изумрудов. Вторая рука ее лежит на животе, прикрывая его в защитном жесте, и вся она словно излучает уверенное спокойствие и обжигающее счастье, согревающее его даже сквозь холодное стекло зеркала… Она выпрямляется на стуле, будто услышав что-то, и секунду спустя рядом с ней появляется рыцарь. Инфанта – нет, уже королева, – встречает его радостной нежной улыбкой, тянет к нему руки… принц с усилием расправляет плечи – точно так же еще совсем недавно она приветствовала его… И правда – она пытается подняться, чтобы обнять мужа, но рыцарь – нет, король, – останавливает супругу, положив ладони ей на плечи, обтянутые зеленым шелком платья. И целует. Долго, слишком долго… Принц презрительно кривит губы в ухмылке, видя, как его инфанта отвечает на поцелуй, ласково касаясь щеки мужа. Он снова говорит себе, что ему плевать, что она счастлива и черт с ней, с этой девчонкой! Пусть у нее все будет хорошо. Пусть только будет действительно хорошо и правильно. Он почти без труда прощает ей поцелуй с другим мужчиной, но то, что случается в следующую секунду, выбивает его из колеи: рыцарь опускается на колени и целует ее живот, да так и замирает, прижавшись губами, когда ладонь молодой королевы опускается ему на затылок, бережно поглаживая… – Стой, достаточно, я верю! – принц набрасывает на зеркало покрывало и оборачивается к Сказке, тяжело дыша. – Ну? – она сияет от счастья, уверенная в полной своей победе. – Убедила? – Черт с ней! И черт с тобой… – он устало проводит ладонью по лицу. – Я согласен. Сказка тянется к нему, обнимает, прижимается и шепчет, почти мурлыча от удовольствия: – Вот и замечательно, мой хороший… Чего ты хочешь? Принц холодно отвечает, смерив ее презрительным взглядом: – Вновь избавиться от одиночества. Она его убедила. Убедила ли?.. *** Принцесса разглаживает дрожащими руками ослепительно-белый шелк платья, нервно вышагивает из угла в угол, звонко цокая каблуками белых туфелек. Она считает вдохи и выдохи, чтобы успокоиться: один, два, три… Сбивается и начинает сначала. После тысяча первого выдоха, инфанта оборачивается к двери и роняет полупрозрачную фату, что сжимала холодными пальцами, на пол. На пороге стоит рыжий мальчишка-юнга, держа в руках большое напольное зеркало. – Ваше высочество! – восхищенно выдыхает он. – Какая вы красивая… Принцесса щурится, чтобы спрятать выступившие слезы, и с трудом произносит сквозь сжатые зубы: – Спасибо, дорогой. Мне приятна твоя похвала. Мальчик простодушно отмахивается, не замечая неестественной улыбки, бледного лица и пустого бездонного синего взгляда своей будущей правительницы. – Посмотрите сами! Вы просто волшебница, самая красивая невеста, которую я когда-либо видел! Она вздрагивает, услышав слово «невеста», но тут же снова улыбается. Нельзя расстраивать мальчика, который искренне привязался к ней, нельзя не оправдать ожидания своего народа, который встретил ее так радостно неделю назад в городском порту. Принцесса вспоминает счастливые выкрики, охапки цветов, брошенные ей под ноги, попытки поцеловать край одежды или хотя бы просто коснуться возвратившейся правительницы, и понимает – нет пути назад. Она думает о драконе, которого изгнали из сокровищницы на холод, и с сожалением осознает, что он теперь никогда не полюбит солнце, ведь оно совсем не греет, лениво освещая мир тускло-серым светом… Его огонь почти погас, застуженный морозами и снегом, и теперь некогда грозный страж – всего лишь выброшенная из конуры постаревшая сторожевая собака. Принцессе больно и горько. Это она виновата во всем, и это именно она больше ничего не может изменить. – Принцесса? Вы в порядке? Она запоздало кивает, пряча руки за спину, пытаясь унять дрожь. – Посмотрите же на себя! Что я, зря это зеркало тащил? Инфанта не может признаться, что давным-давно боится смотреть в зеркало, поэтому делает несколько шагов по направлению к ледяному посеребренному стеклу, с трудом переставляя негнущиеся ноги. Встает прямо перед ним и, зажмурившись, задерживает дыхание. Открывает глаза… … и видит ту себя. Ту самую, из правой половины проклятого зеркала: с тяжелой короной на голове, с непристойно яркими, накрашенными губами, с бескровными щеками и пустым взглядом. Ее трясет. А потом в зеркале появляется Сказка, и беззвучно шепчет, поставив ногу на тело ее принца: «Ты проиграла, маленькая чертовка…» И принцесса кричит. Кричит, задыхаясь и не в силах остановиться, словно стараясь вытолкнуть наружу всю эту боль, которая все-таки сломала ей ребра, разорвала на кусочки, уничтожила. Воздух вибрирует от звуков ее голоса, а инфанта все никак не может замолчать, потому что больше не в силах терпеть. Она проиграла… проиграла-проиграла-потеряла его… бросила… покинула… Это не она. Она умерла. Принцесса кричит, потому что больше не может плакать. – … Ах, боги мои! Прекратите! Ваше величество! – до нее долетают обрывки чьих-то слов. – … делаете?! Остановитесь! … Она приходит в себя съежившись на полу, уткнувшись лицом в колени мальчишке. Ее платье насквозь промокло и по ладоням течет что-то теплое, похожее на слезы. Ей не хочется ни шевелиться, ни дышать, но нужно. Нужно. Так будет правильно. – Что же вы наделали, принцесса… – шепчет паренек, баюкая ее на своих коленях. – Зачем? Проходит целая вечность, прежде чем она находит в себе смелость поднять голову. Поднять голову и увидеть, что от зеркала остались только окровавленные осколки стекла, что платье ее, роскошное белое подвенечное одеяние, расшитое золотом, изуродовано: изорвано, покрыто отвратительными бурыми пятнами… И с ладоней ее текли вовсе не слезы. Инфанта переводит дыхание, поднимается на ноги, пошатываясь. Из нее будто вытекла вся боль и все эмоции, оставив только соленую и чуть зудящую пустоту. Ей сейчас… никак. Она резко оборачивается к перепуганному мальчишке: – Передай рыцарю, что я стану его женой прямо сейчас. Зовите священника. Ее принц стоит всего случившегося. И она не предаст то, ради чего отказалась от собственной мечты. Принцесса и так слишком долго распоряжалась своей судьбой самостоятельно, в их мире подобное недопустимо. Поэтому… – Пора платить по счетам, девочка… Принцесса с безмятежной улыбкой на губах встречает будущего мужа и протягивает к нему руки в ответ на безмолвный вопрос и испуганный взгляд. Fin.