Цикл "Неправильные сказки"

Ветер дует с берега. – Не к добру, – бормочет рыжий мальчишка, то и дело бросая встревоженные взгляды в сторону горизонта, за которым не так давно исчез королевский фрегат. – Будет буря. Он плетет сеть, сидя на старой доске у самой кромки воды, и даже не смотрит на свою работу: сложные узлы заучены до такой степени, что он может повторить любое свое движение даже в полной темноте. Рубашка на нем драная, не по размеру – отцовская, наверное, – и сменить ее на другую, намного дороже, юнга не желает. В этот день его не взяли в плавание, забрали младшего брата, несмотря на все просьбы и даже приказ королевы. Рыжего оборванца зовут Марен, но паренек не откликается на свое имя – ему привычнее резкое и грубоватое «Юнга!». В рыжем оборванце души не чает молодая правительница, только мальчишка и не думает этим пользоваться. – Думаешь? – рассеянно интересуется юная королева, которая все еще чувствует себя принцессой и не собирается что-то менять. – В моей семье принято верить приметам. – Не стоит так волноваться, – она кладет руку ему на плечо. Наверное, намного правильнее сказать, что малыш вернется целым и невредимым, да только теперь ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Сама инфанта и вовсе никогда не владела роскошью быть уверенной в чем-то. Даже сейчас, когда на ее плечах лежит власть, тяжелой бархатной мантией пригибая к земле, и она должна отвечать за сотни, тысячи чужих жизней, плести интриги, издавать законы и быть оплотом благополучия и стабильности, даже в эти бесконечно долгие дни королева не может знать, что случится в следующую минуту. Все, что ей оставлено – это память, поэтому о снах можно забыть: слишком больно окунаться в них раз за разом, вдыхать смолистый запах леса, чувствовать чьи-то горячие ладони на талии и солено-горький привкус на губах. И она больше не спит. Просиживает ночи напролет у окна, кутаясь в белый меховой полушубок – даром, что горит камин, – а с рассветом убегает на берег слушать свист ветра и вести неторопливые беседы с рыжим вихрастым пареньком, который стал ее единственным и лучшим другом. – Я не волнуюсь, – глухо отзывается юнга, завязывая последний узелок в прочной сети. – Просто… буря никогда не приносит ничего хорошего. – Не знаю, что тебе ответить… Я никогда не была в открытом море во время бури. Паренек несмело улыбается, доверчиво уткнувшись лбом ей в плечо. – Вам и не положено, ваше величество. Я, например, никогда не допустил бы такого. – Чего «такого»? – принцесса-королева не может сдержать ответной улыбки. – Вашего знакомства с настоящим штормом. – Я слышала, ветер и море – это прекрасно, – нараспев говорит инфанта, чувствуя, как тяжелая корона сдавливает ей виски и лоб. – Мне знакома красота лесной бури, но шторм для меня в диковинку. – Ветер и море забирают наших отцов каждое утро и с закатом возвращают очень неохотно, – глаза у Марена прозрачные, серо-синие, в точности как водная гладь у его ног. – Рано или поздно наступает день, когда они не возвращаются вовсе. – Море забирает и тебя, пожалуй, даже слишком часто, чтобы я могла нормально дышать, – она горько улыбается. – Нет, ваше величество. Меня море вернет, и будет возвращать, пока в семье не вырастет тот, кто при случае сможет заменить меня, а вот человек, который хранит у себя в сердце ваш огонь, навсегда украден соленой водой. В который раз ей остается лишь поразиться его проницательности. Марен кладет ладонь ей на спину, меж лопаток, и по-детски трется кончиком носа о плечо, обтянутое тяжелой тканью платья. Он искренне хочет поддержать и успокоить, но как, если все увещевания бесполезны? Принцесса-королева ненавидит чувствовать себя маленькой и несмышленой, но сейчас по-другому не получается. Ах, Марен… Он такой мудрый, этот маленький мужчина, и принцессе хочется прижаться к его плечу, обнять и слушать, долго-долго, пока раны где-то внутри не перестанут болеть. Инфанта склоняет голову в знак согласия. – Я сама выбрала это. – Конечно, – юнга поднимается на ноги и протягивает руку своей королеве. – Пойдемте. Вас, наверняка, ищут. – Не думаю. Те, кому я нужна, всегда со мной. Рыжий парнишка чувствует: инфанте отчаянно не хватает любви, но ничего не может сделать. Как бы он ни старался достучаться до ее сердца, она всегда будет думать, что никому не нужна и не интересна, что все готовы променять ее на кого-то другого при каждом удобном случае. Она не поверит ему, потому что любит тех, к кому прикипела, всей душой, и это делает ее слепой и упрямой. Инфанта отдает себя без остатка и стыдится этого, старается быть холодной, но постоянный страх одиночества и предательства смывает все маски в два счета. Юнга видит все, но даже не догадывается, насколько он прав и насколько наплевать остальным. – Перестаньте так говорить, ваше величество. Вы нужны нам. Она отрывисто кивает, расправляя плечи, и вдруг – безо всякого перехода! – становится Правительницей – холодной, рассудительной и бесстрастной, именно такой, какой ее знают подданные, супруг и окружение. Марена пугают отсветы молний в пустых синих глазах королевы. – Ну же, пойдемте… Начинается гроза, – он робко тянет ее за руку в сторону замка, возвышающегося на холме, и старается не думать, что там, за горизонтом, его маленький брат сейчас помогает спускать паруса. – Не волнуйся, пожалуйста, дорогой. Все будет хорошо. Марен ей верит. Ей – такой властной и гордой, – нельзя не поверить. Они уходят – хрупкая девушка в роскошном платье, слишком тяжелом и вычурном для нее, и мальчишка с огненными вихрами, бережно поддерживающий ее под локоть. Их следы длинной чередой остаются на песке. Волны жадно слизывают их, стараясь поймать тени оставленных эмоций и чувств, и тут же трусливо отступают, чтобы через миг нахлынуть вновь. Никто из них еще не знает, что королевский фрегат никогда не вернется в бухту. А ветер по-прежнему дует с берега. *** Рыцарь – теперь уже король, – наблюдает за своей женой уже довольно долгое время. Он старается быть заботливым и внимательным, да только той девушке, что заняла место его супруги, наплевать на все попытки – она не видит ничего дальше собственных воспоминаний. Жена наотрез отказывается даже заходить в его покои по вечерам, чтобы потом, уже через потайные двери, пробираться в свои комнаты и там спокойно лелеять свое одиночество. Нет, она церемонно целует его в щеку после ужина и удаляется прочь, с легкостью лавируя в бесчисленных коридорах. Он не понимает, как вор и разбойник сумел покорить ее настолько, что инфанта согласилась променять честь и свободу на брак с низшим по крови, лишь бы только уберечь какого-то пройдоху от казни. Что могло произойти между ними, почему она привязалась к тому, кто взял ее в плен, год держал вдали от семьи и знакомых, наверняка, насмехался и грубил? Как это случилось? Король прекрасно осознает, что и сам не был чист в помыслах, когда склонял ее к браку, но… инфанта должна была с радостью покинуть стены, так долго ее удерживавшие! Вместо этого она променяла одну тюрьму на другую – иначе не скажешь, – считает, что так и надо, и потихоньку расстается с последними искрами веры во что-либо. Король не оставляет попыток все исправить. Ему не нужна неживая жена. Если бы он хотел просто стать королем, он нашел бы другую девицу благородных кровей, без особых усилий произвел бы на нее должное впечатление и правил бы себе спокойно, не обращая более никакого внимания на женщину, которая делит с ним ложе. Он даже не стал бы настаивать на рождении наследника, потому что ему не нужен сын – безликая тень такой же невзрачной матери. Но король хочет видеть рядом с собой ту инфанту, о которой сложили немало песен и легенд – непокорную, язвительную, живую и яркую, влюбленную в небеса, море и дракона-хранителя сокровищ. Того огня, что горел – а теперь тлеет – в ней, хватило бы всем вокруг не на одну сотню лет. И она подарила бы свое пламя их общему ребенку, правила бы так же мудро, как и сейчас, но улыбалась бы шире, обнимала крепче и целовала, как жена – своего мужа, а не как наследница, брезгливо поджав губы, расцеловывает тяжелобольного дядюшку. Когда она спускается в малую гостиную, прижимая руки к груди, король невольно отмечает, что любуется хрупкими плечами, затянутыми в тонкий светлый шелк, летящей юбкой, скрывающей неспешные шаги, – королева будто скользит над полом, – бесстрастным лицом, гордой осанкой… любуется своей женой и не может ей об этом сказать – она не услышит. – Доброго вечера, ваше величество, – она склоняет голову, присаживаясь на краешек кресла. – Как прошел ваш день? – Доброго вечера, дорогая моя, – мужчина старается не замечать того, как она вздрагивает, услышав его голос. – Ничего особенного, вы же знаете. Королева пожимает плечами, и платье ее сползает чуть вниз по руке, открывая почти незаметный след от пореза. Она тут же поправляет рукав, осторожно проведя пальцами по крохотным теперь царапинам, в глазах ее что-то вспыхивает – и тут же гаснет. – Да, ваше величество. Он думает, что нужно поговорить с ней, прямо сказать все, о чем думает и мечтает, и возможно, молодая правительница все-таки немного оттает. Король нервно теребит манжеты рубашки, пытаясь подобрать слова, которые смогут убедить и вернуть в реальный мир его жену, потерявшуюся в мире иллюзий и памяти. – Мне… нужно с вами поговорить. – Да? – королева спокойно смотрит на него, даже не пытаясь изобразить заинтересованность. – Да. Это… очень важно. Она пожимает плечами, наблюдая за пламенем, танцующим в камине. – Мы женаты уже почти полгода, и… – он заикается, как прыщавый юнец, и злится на себя еще больше. Хотя, казалось бы, куда больше? – И… я понимаю, конечно, что вы все свое время посвящаете делам государственной важности, но семья тоже не должна оставаться без внимания. Ваша холодность начинает беспокоить меня, дорогая! Чем я успел вам не угодить, если мы видимся не чаще трех раз в день, за трапезой? Я все-таки ваш муж! И должен знать, что вас беспокоит! Королева пожимает плечами, внимательно разглядывая ковер у своих ног. – Ваше величество, мне приятно ваше участие и беспокойство, но, уверяю вас, не стоит волноваться. Я в порядке. – Но… Он вдруг понимает, как чудовищно устал от всего этого. От ее пустых глаз, холодных рук и вежливых фраз, от рутины и скуки, показной идиллии и ледяной отчужденности. Раз она получает удовольствие от игры в жертвенного агнца – пожалуйста, но другие не обязаны это терпеть! Пусть страдает там, у себя в уголке, а он пока еще не намерен искать утешение в чужих объятиях. Королева всего лишь притушила свой огонь, залила его морской водой, но не убила до конца. Наверное, в этом его спасение и ее ошибка. – Это из-за него, да? – голос короля звучит глухо и безразлично, намного лучше, чем он ожидал. Возможно, он мог бы гордиться этим, если бы в горле расплавленным свинцом не клокотала ярость. – Из-за него? – О ком вы? – без заминки, мгновенно интересуется инфанта, устало прикрыв глаза. Сдала себя с головой и даже не переживает по этому поводу, малодушно надеясь, что ее муж не заметит проколов и неудачных фраз… Глупая! Король горько улыбается, но заметить это некому. – Неважно. Я хотел поговорить о другом. – Так говорите, – вот же чертовка, смотрит прямо в душу, выжигает его дотла своим синим взглядом. Горло тут же сжимает невидимая рука и хочется взвыть от собственной нерешительности. – Я хочу наследника! Вот уж точно прыщавый юнец – даже зажмурился, пока произносил это! Король переводит дух, глядя на свою супругу, ждет ответа и в то же время боится его. В окно ударяются капли-градинки, отсчитывая секунды, и он считает вместе с ними, чтобы не думать – засмеет, унизит, съязвит… – чтобы не вспоминать, что он не вправе от нее требовать что-то теперь, когда все получилось. Он правит. Его боготворят. Все деньги и власть в его руках. Но теперь ему зачем-то нужна она, жена. И от ее ответа сейчас зависит все, что у него есть. Наконец, королева находит в себе силы спокойно – спокойно! – ответить: – Как… как скажете, ваше величество, – она медленно встает со своего места и пятится к двери, дрожащими руками нашаривая позади себя дверную ручку. – Я пойду. Он сбрасывает с плеч мантию, бросает на пол корону и обессиленно опускается прямо на ковер у камина. Пламя тихо потрескивает, обдавая жаром лицо и руки, и если бы оно могло говорить, обязательно назвало бы его трусом. Король вряд ли сможет когда-нибудь забыть ее взгляд, полный ужаса и затягивающей, словно паутина, пустоты. Теперь он точно никогда не притронется к ней. Просто не сумеет. Что же сделал с ней этот проклятый разбойник?.. *** У принца много дел. Он просыпается до рассвета и ложится спать за полночь: планирует аферы и пересчитывает золотые монеты, приятной тяжестью оседающие в карманах, кошельках и мешках, строит корабль, покупает золотые кубки и дорогие ткани и понятия не имеет, зачем ему эта мишура. Он пристает к молоденьким девчонкам, которые теперь теснятся в кухонных помещениях его замка, ведет долгие беседы у костра, покачивая полный кубок вина в руке, и за весь вечер не отпивает ни капли. Принц больше не разжигает камин в собственных покоях, спит, укрываясь медвежьей шкурой, и ни малейшего внимания не обращает на сказку, что, кажется, поселилась в кресле у окна. Сказка подобным безразличием к своей персоне, конечно, недовольна, но, впрочем, уже ничего не может изменить. Вконец потерявшая голову от собственной вседозволенности и безнаказанности, она подарила ему оборотня – того, кто может скрасить одиночество ее темнокожего атамана, – и осталась ни с чем. Теперь принцу абсолютно наплевать, существует она или нет – он полностью поглощен какой-то непонятной кипучей деятельностью, создает карты и ломает кинжалы, ради забавы пытаясь пробить ими каменную стену. Сказка мечтала с помощью оборотня привязать его к себе, а теперь сидит в кресле, разложив вышивку на коленях, и наблюдает, как он сидит на поваленном дереве, чертит длинным ножом на мерзлой земле какую-то схему и громко смеется ехидным комментариям принца. Запрокидывает голову, глядит, щурясь, на солнце, и волосы его неровно остриженными белыми прядками-перьями ложатся на спину. Как сытый кот, потягивается, хлопает по плечу принца и идет к реке, подбрасывая что-то сверкающее в воздух. Сказка уже и сама не рада, что попыталась вытеснить инфанту из воспоминаний и жизни принца таким образом. Оборотень – временная игрушка, кукла в ее руках – стал для принца не просто другом, спасшим его от одиночества. Он дал ему надежду. И теперь ей остается только наблюдать. Принц стягивает рубаху через голову, бросает ее прямо на снег и бежит, петляя меж деревьями, через весь лес, подгоняемый язвительными комментариями нового друга. Оборотень не обгоняет его, держится то слева, то справа и опять смеется, заразительно и громко. – До опушки совсем недалеко, а ты, друг мой, уже начал плавиться… Не рановато? – Молчал бы лучше! – отмахивается принц, прибавляя ходу. – Я тебе еще покажу, что такое скорость!.. Ледяной ветер дует в спину, подгоняя, и уносит с собой тяжелые, уже начавшие блекнуть воспоминания о девчонке, которую он, видимо, все-таки впустил в сердце, раз так и не смог окончательно забыть спустя столько дней. Принц почти ненавидит ее, потому что все еще не может жить дальше, будто ничего и не было, не может привязаться к оборотню сильнее, чем сейчас, и перестать считать его просто другом и напарником. Она все время с ним – даже, когда мысли о ней отступают куда-то вглубь сознания, исчезая почти бесследно, и он смеется шуткам оборотня так беззаботно, как нужно. Принц не помнит ее, пока занят разработкой планов и тренировками, охотой и пирами, пока беседует у костра с рядовыми разбойниками и создает карты, испещренные понятными только ему символами. Но по вечерам, когда он остается один в собственных покоях, а оборотень – его лучший друг, опора и лекарь – уходит в ближайший городок подыскать себе компанию на ночь и подогреть кровь парой кружек вина, воспоминания берут верх. Принц готов немедленно собраться в путь, найти девчонку и убить, чтобы изгнать из памяти ее тихий смех, прерывистое теплое дыхание и ощущение рук на своей коже, будто вот она, рядом, обнимает, уткнувшись носом чуть ниже плеча. Он не хочет этого. Принц даже иногда думает, что сам виноват и в глубине души не готов окончательно ее отпустить, но так больше нельзя. Мысль стать тем, кем считала его принцесса в начале их истории – вором, разбойником, убийцей, – кажется ему все более заманчивой. Может быть, в этом действительно есть смысл. И поэтому принц окунается в новый день с неудержимым безрассудством – пока он не один, он ее не помнит. И, наверное, это к лучшему. Принц ныряет под руку оборотню, почти обогнавшему его, с трудом дотягивается кончиками пальцев до шершавой коры раскидистого дуба – финишной точки их маленького соревнования – и слышит в ответ возмущенное: – Жулик! – Даже если и так, что в этом плохого? – пожимает он плечами, усаживаясь прямо в сугроб. – Я всегда получаю то, что хочу, используя любые средства. Оборотень ехидно усмехается в ответ на слова принца. – Ты это о власти? Или об этих милых побрякушках? – кивает в сторону друга. – Тех, что в ушах, или, к примеру… той забавной женской серьге, которую ты повсюду таскаешь с собой? Принц, насмешливо фыркнув, бросает в него наспех слепленный снежок. – Ну, признавайся, – не отстает оборотень, – где ты взял эту вещицу? Позаимствовал у очередной покоренной дамочки? – Ага, у троих сразу. У них было огро-о-о-мное ухо, знаешь, и совсем не наблюдалось мозгов. Совсем, как у тебя. – На себя посмотри, – весело парирует, срывает побрякушку с цепочки на шее и тут же получает подзатыльник, отпущенный твердой рукой атамана. – Эй, за что?! – Верни, кошак. Я по твоим карманам не шарю. Этот самый кошак смотрит на друга, чуть прищурившись, и думает, что принц все-таки редкостный самодур. Бравада его гроша ломаного не стоит, во взгляде огоньками пляшет безумие, отчаянно выдаваемое за веселье, а банда давно судачит о сбежавшей девке, к которой якобы их милорд был весьма привязан. Сказка, конечно, пытается промыть оборотню мозги, мол, может быть, ему стоит отвлечь принца, стать ему другом и занять место предательницы в сердце. Но эта костлявая стерва тоже недооценивает своего «верного помощника» – он ясно видит, как она смотрит на атамана, как судорожно сжимает свою чертову вышивку и пытается заговорить, когда он рядом. Сухощавая нахалка! Оборотень уверен: все не так просто, девчонка не могла легко и без особых причин бросить такого, как принц. А раз последний почти слетел с катушек, значит, пора брать дело в свои руки. Оборотню надоело изображать из себя тряпичную куклу. Если он и будет выручать разбойника, то только так, как сам посчитает нужным. – Вообще-то, я по твоим тоже. Серьга совсем простая – серебряная, с одним-единственным рубином-капелькой, хотя, поговаривали, девчонка была действительно королевских кровей. Непривычно было даже предполагать, что она могла носить что-то настолько невзрачное. Но раз уж сбежала, не взяв ни монеты, значит, все байки о ней вполне могут быть правдой. – Ей шла, наверное. И как могла оставить, растяпа?.. – тихо спрашивает сам себя оборотень, рассматривая украшение повнимательнее. Принц на миг застывает, но лицо не выдает ничего – у него было достаточно времени, чтобы отточить умение скрывать эмоции до совершенства. Морозный воздух уже не кажется освежающим, он режет горло, и атаман не вспоминает ее, совсем нет. Он рывком поднимается на ноги, отбирает у друга безделушку и небрежно запихивает ее в карман, стряхивает снег с одежды, подает руку оборотню, помогая подняться. Он не помнит. Нет. Березка, вся утыканная мхом, сгибается в поклоне, повинуясь ветру. Тоненькая, промерзшая до самой сердцевины, она теперь является напоминанием, маяком, указывающим путь в прошлое, и принц твердо решает срубить ее завтра, потому что принцессы – нет, и памяти о ней тоже не должно быть. – Я тут подумал… – как сквозь туман слышит он голос оборотня, не понимая ни слова, – пора нам выбираться из лесов. – Что? – Выбираться пора, говорю! Не надоело тебе в лесах, как лису, по кустам да чужим дворам шастать? Устроим переворот, заживем… Как идея? Принц поднимает взгляд на оборотня – в серых глазах искрятся озорство и хитрость, кончики волос намокли, и весь он похож на вальяжного кота, задумавшего интересную охоту на мышь, – невольно улыбается. Все-таки его новый друг слишком быстро стал очень значимым в его жизни, и если он сумеет стереть этот невероятно долгий год из снов и мыслей атамана, тот отдаст ему все, что имеет… и даже несколько больше. Может быть, совсем скоро он сумеет посмотреть в синие глаза принцессы без прежнего щемящего чувства нежности и не захочет обнять ее. Может быть, он больше не простит ее, не отчитает раздраженно за глупые домыслы, скрывая радость от того, что она рядом и по-прежнему волнуется за него. Может быть и так. Только он вряд ли справится в одиночку. Он крепко сжимает ладонь оборотня и кивает: – Думаю, ты прав. Завтра же начнем готовиться к походу… Мне пора надеть настоящую корону. Оборотень дружески хлопает его по плечу и тянет за собой назад к замку, где у него припрятана пара морских карт и чертежи кораблей. Он уверен, что понимает истинные мотивы принца намного лучше, чем он сам. Может статься, он вырвет своего друга и эту девчонку из лап сказки, раз у них не хватило сил. Он увидит правду и поверит в нее, ведь не может все быть так глупо и неестественно: использовала, бросила, лгала и сеяла хаос и раздор. Сказка может внушать принцу что угодно, пока она думает, что игрушка в ее власти, она не станет следить за оборотнем. Того-то ему и надо. Все получится. Как иначе? – Нос-то не задирай, жулик! У меня, кстати, есть пара идей… *** В комнате у принцессы камин выложен белым мрамором, кресла обиты бархатом, густо-алым, словно выдержанное вино, а на полу лежит выделанная шкура белого медведя – король позаботился о том, чтобы у его супруги было все, чего только можно пожелать, и приказал обустроить ее покои с максимально возможным комфортом. Легкие полупрозрачные шелковые простыни и плотные гардины, тяжелой душной волной падающие с карнизов, мягкая и удобная мебель, гардеробная, одна из стен которой полностью зеркальная… Как будто принцессу все это волнует. Она просыпается ближе к полудню, терпит издевательства парикмахера и фрейлин, запихивающих ее в очередной «шедевр» придворного портного, что-то ест, не чувствуя вкуса и уходит в малый тронный зал – там всегда холодно и пусто. Никаких надоедливых просьб и заискивающих улыбок, чинных поклонов и благоговейных шепотков за спиной. Глупцы!.. Так и не поняли, что она совсем другая теперь, чужая, свободная и заключенная в тиски обязательств и обещаний. Так и не воспользовались соблазнительным шансом перемыть ей все косточки, придумать невероятные истории, которые намного скучнее и банальнее правды. Простаки-подданные, слепо верящие в сказку о заблудшей душе, которую спас герой-рыцарь. Только старый дракон, насквозь промерзший на холодном ветру, насмешливо фыркает и прикрывает нос крылом, когда до него доносятся новые сказания и песни о юной королеве. Принцесса, заскучав в одиночестве, уходит к морю до самого вечера, а на закате возвращается – отчаянно цепляясь за руку маленького рыжего оборванца, – подходит к дракону и забирается под его кожистое крыло, съежившись, ссутулив хрупкие плечи. Рыжий забирается вместе с ней, дышит горячо на чешуйчатую кожу грозного стража и молчит. – Здравствуй, мой хороший, – шепчет девчушка, бледная, измученная, и дракон жалеет, что не сможет согреть ее теперь. Слишком холодно. Слишком давно он выброшен на ледяной воздух под белое безразличное солнце – и за что принцесса так его любит? Или уже не любит? Она тонет в холодном море своих страданий и не хочет выбираться – выдернула землю у себя из-под ног и радуется, мол, так и надо, так хорошо. А на самом деле ей хорошо в прошлом, которое причиняет ей боль, которого она боится… принцесса не видит снов, потому что не позволяет себе спать. Она пытается верить, что не помнит, чьи объятия внушали ей чувство защищенности и спокойствия, чьи язвительные речи и мимолетные улыбки она слышит в тишине. Принцесса живет эмоциями, которые должны были бы схлынуть с первым штормом, но нет – все деревья вокруг дворца вырублены, зеркала в замке завешаны отрезами плотной ткани, и на казнях она никогда не присутствует. Дракон рокочуще вздыхает и выдыхает теплый дым, желая успокоить свою маленькую девочку, глупенькую пигалицу, спрятавшуюся в собственном мирке. Наверное, она очень дорожила тем, что оставила, ведь никогда не желала короны и замужества. Она бы не вернулась просто так, нагулявшись. В сердце принцессы пускает корни боль, а та радуется. Застывает на бледном лице маска приветливого равнодушия, пустеет взгляд, корона все привычнее смотрится на уложенных по последней моде белокурых волосах. Чего боялась, то и получила – теперь она такая же правительница, какой была ее мать… и бабка, и прабабка, и миллионы женщин в их вселенной. – Мне опять снился лес, – еле слышно шепчет принцесса, и рыжий дурачок шумно вздыхает, понимая ее и не желая принять ее надуманные идеалы. Кому она сделала лучше? Кого спасла? Она и сама не знает. Когда рыжий уходит – уже совсем темно, и звезды сияют над шпилями дворца, – принцесса, отчаянно всхлипнув, прижимается к дракону еще ближе, ищет защиты. Но не плачет, совсем нет, потому что не помнит, из-за кого и чего она должна лить слезы. Память цепляет, рвет, но молодая королева тут же режет по живому: окунается в прошлое с головой и говорит себе, что это только прекрасный сон. Короткая красивая ночная история, сломавшая ей жизнь. Дракон слушает ее бормотание и думает: его малышка сама разрушила все, что имеет. Думает, а сказать не может. – А тебя – люблю, – говорит вдруг принцесса и убегает, чтобы не позволить себе вспоминать. Дракон понимает. Ей же надо кого-то любить. Хотя рыжий на эту роль подошел бы лучше него. Только вот принцесса имеет в виду совсем не их. Однажды утром она прибегает растрепанная, заплаканная и небрежно одетая. Мокрые волосы лежат на плечах, на лице шок, боль и счастье одновременно – нелепая гримаса. Солнце, на глазах наливающееся золотом, бросает блики на бледные щеки, высоко в небе щебечут птички, больше похожие на резвые стрекочущие угольки. Принцесса стоит посреди большой глубокой лужи – красивые ледяные сугробы за ночь оплыли и стали ноздреватыми и серыми, – промокшая, замерзшая и перепуганная. И невероятно, невозможно живая. – Представляешь, – сбивчиво, звонко тараторит она. Голос срывается, синие глаза блестят а по щекам стекают прозрачные капли – наверное, снег тает, не долетая до земли. – Представляешь… Он теперь не помнит меня, наверное, он же счастлив теперь! У него все хорошо, я знаю! Все хорошо, все в порядке, все по-старому! Страж не понимает, что и о ком несет эта взбалмошная девица, и совершенно шокирован ее следующим поступком: принцесса падает на колени, ползет прямо к нему и обнимает за шею. Счастливая и одновременно совершенно разбитая, она улыбается дрожащими губами и шепчет: – Вот видишь, я права была… Для него зима кончилась, все правильно. Меня больше нет в его памяти, а я справлюсь, сумею, ты же поможешь мне, правда?.. Старый дракон укрывает ее крыльями от пронизывающего ветра – свежего, принесшего с собой аромат хвои с далеких просторов, – смотрит в прозрачное голубое небо и знает: что-то изменится. Снова. Совсем скоро. Fin.