Цикл "Неправильные сказки"

*** Принцессе теперь почти нечего терять, и это радует. Она потихоньку начинает называть себя королевой – привыкает к новому титулу, и совсем неважно, что с момента коронации прошло больше полугода. Платья надевает попроще и полегче, без всяких излишеств вроде драгоценных камней в отделке – теперь ведь ей не все равно, что носить. Снимает с шеи жемчуга, прячет серьги с бриллиантами в резной шкатулке и запирает на ключ малый зал, продуваемый всеми ветрами, чтобы никогда больше туда не заглядывать. Камин в ее покоях зажигается только на ночь, а тяжелые шторы давным-давно заменили тонким тюлем, расшитым шелковыми нитями. В маленьком кувшине, который она подвешивает на серебряную цепь рядом с изголовьем, морская соль пересыпана с хвоей, на туалетном столике стоит ваза с зелеными смолистыми еловыми ветками, а под окном своей комнаты принцесса сажает маленький дуб, который тут же принимается и через неделю уже робко шелестит тонкими листочками. Пусть память останется с ней. Теперь-то какая разница? При дворе, впрочем, перемену замечают еще быстрее, чем она сама: радуются, улыбаются и желают принцессе доброго дня, когда она появляется к завтраку, благоухая хвоей и горькой полынью, а не удушливым ароматом заморских духов, которыми ранее юная правительница позволяла модницам-фрейлинам нещадно поливать себя. Пожимают ей руки, почтительно склоняют головы и иногда осторожно поправляют ее диадему … Лакеи и придворные, повара и прислуга относятся к своей королеве, которую помнят еще девчонкой, как к любимой дочери и в то же время законной правительнице, и оберегают, ведь она только-только начала оживать. Рыжий юнга сияет как новый пятак рядом с ней. Он, конечно, оплакивает младшего брата, помогает безутешной матери и работает втрое больше. Но, появляясь во дворце, Марен совершенно меняется: улыбается, держит ее под руку, смущаясь, – неловкий, долговязый и счастливый. – Что случилось? – без конца спрашивает он свою королеву. – Вы расцвели просто… Принцесса подмигивает ему и ровно – что смотрится необычно, учитывая ее задорную улыбку, – отвечает: – Весна, не видишь разве? Марен смущенно фыркает и щурится, вглядываясь в ее лицо. Королева смотрит на него, чуть склонив голову, и в синих глазах отражаются блики ярко-желтого солнечного света, теплые и ласковые. – Ну, чего ты? – спрашивает она, по-матерински нежно прижавшись губами к его виску. – Что увидел-то? – Ваш огонь к вам возвращается. Значит, тот, кто хранит его у себя, уже в дороге. – Вот чудак же!.. С виду ребенок, а душой мужчина, – с гордостью говорит принцесса, – повезло твоей матери. А насчет того человека… принц меня просто отпустил, вот и все. – Не думаю, – Марен отпускает ее руку, чтобы открыть тяжелые двери, ведущие на улицу. – Эх вы, даже счастливой быть разучились… Тут радоваться надо, ждать его. – Я вообще-то замужем, – смеется юная королева и вдруг бросается бежать, подобрав полы платья из легкой органзы. – Догоняй давай, дракон ждет! – Замужем, замужем… – ворчит рыжий юнга, толкая плечом тяжелые скрипящие створки. – Да вы же в упор мужа не видите, гроша ломаного такой брак не стоит! Совсем с ума спятили… Солнце путается в его рыжих прядях, расцвечивает их огненными всполохами, и Марен мог бы любить свою королеву много сильнее, чем сейчас, но мирной волне не тягаться с лесным ураганом – он будет ей сыном и братом, будет беспокоиться о ней и помогать дождаться своего принца. Он чувствует себя необыкновенно могучим, и ему это нравится. Королева снова улыбается – ее народ счастлив. Дракон щурит золотые глаза на желтый горячий диск у себя над головой, и лениво думает о том, что девчонка, конечно, в чем-то была права. С неба опускается тепло, и пламя в горле у стража свернулось в мягкий горячий клубок, щекочет рыженькими всполохами изнутри и рвется наружу – но нельзя отпустить себя, принцесса посадила неподалеку новую аллею, тоненькие елочки легко могут сгореть… вон как жмутся друг к другу, сплетаясь зелеными лапками. А вот и сама девчонка, бежит к нему, довольная и словно окрыленная – он ее такой только в детстве видел, – подобрала юбки выше головы да сверкает себе пятками, дурочка маленькая… Дракон пускает клуб дыма, приветствуя любимую принцессу. – Доброе утро! – машет она рукой. – Мы сегодня на солнышке греться будем! Светлые волосы ее развевает ветер, бросая на плечи и хлопая прядками по спине – видать, все заколки по пути растеряла, растяпа, – роскошная диадема из белого золота сползла на затылок и держится только чудом, туфельки промокли от беготни по лужам и росам… За принцессой тащится, пыхтя, рыжий парнишка, несет огромную корзину да пару одеял, ворчит себе там что-то, но светится весь – от непослушных медных вихров до кончика веснушчатого носа – и спешит за ней, пытается не слишком уж отстать, но где ж ему догнать эту сумасшедшую девчонку? Сияющая и бодрая, юная монаршая особа падает на колени прямо в мокрую траву и не до конца сошедший снег, не дожидаясь, пока юнга расстелет одеяла и позволит ей устроиться с комфортом. Сбрасывает насквозь мокрые туфли, подвигается поближе к старому ящеру. Кладет холодные ладони ему на бок, улыбается: – Как ты тут, мой хороший? Как тебе солнышко? Дракон добродушно трется о ее плечо носом, оставляя крохотные подпалинки на дорогом бархате, совершенно игнорируя рыжий вихрь, что мечется туда-сюда, приговаривая: – Встаньте, пожалуйста!.. Ну, на секундочку! Я только одеяла подстелю, вы же платье испортите! – Марен, да ну и что! – отмахивается принцесса, мимоходом целуя его в кончик носа. – Подумаешь платье, в замке еще целый гардероб, хоть полкоролевства одевай. Старый ящер щурится, глядя на солнце, а его девчонка прислонилась спиной к огромному крылу, вытащила последние шпильки из золотых волос и рассказывает что-то, довольная, настолько счастливая, что вот-вот расплачется – и вовсе не от охватившей ее эйфории. – Хорошее забудется быстро – забывается, забывается, конечно. И рук не помнишь на своем теле, хотя согревали ведь, укрывали, – тараторит, улыбается все шире и шире, в глазах нездоровый блеск, – и слов в памяти не осталось, но говорила, говорила ведь! Рыжий обеспокоенно вскидывается, приобнимает принцессу за плечи, шепчет ей что-то ласковое – дракон плохо понимает его речь, не пытается отыскать в ней смысл. – … Ваше величество, что же вы? Все хорошо будет, не нужно себя обманывать, накручивать, выдумывать несуществующие препятствия и ссоры. Вы же ждали столько времени, не дайте счастью забрать ваш рассудок. Еще немного – и он вернется. – Маленький глупый Марен… – мягко качает головой юная королева, вновь почти спокойная, умиротворенная и счастливая, – он не вернется, потому что я тоже его отпустила. Потому что ему теперь не нужна принцесса, скоро у его ног будет лежать целый мир и столько девичьих сердец, сколько он пожелает. Он очень хороший, просто в языке его народа нет слова «любовь». А в мое мире слово есть, но не имеет ни малейшего смысла. Страж глухо рокочет, поддерживая свою девочку, а рыжий отчего-то краснеет и принимается обрывать пожухлую траву по краям одеяла. – Совсем уж не имеет? А мои родители? Они ведь любили друг друга больше жизни! – В стенах королевского замка – нет. – Но… мы же вас любим, все мы, – тихо замечает юнга. – Его величество, я, каждый человек в Лазурном королевстве… – Спасибо, дорогой, – она гладит его по макушке. – Для меня это очень важно. Дракона клонит в сон под тихие звуки человеческого голоса. Они сидят долго, а говорят еще дольше – кажется, тысяча лет проходит, прежде чем девчонка замолкает и принимается глядеть в небо. Горячее наглое солнце припекает ящеру бок и нос, забирается под веки и расцвечивает усыпляющую темноту алым, но все-таки есть, за что любить этот бесчувственный диск: глядя на него, принцесса насмешливо щурит синие глаза, улыбается и потягивается лениво и грациозно, как кошка. В ней вообще откуда-то взялись кошачьи повадки – нежность выказывает и то, как маленький котенок: трется щекой, говорит мягко и тихо, будто мурлычет. Старому стражу королевских богатств это все кажется весьма странным, но у принцессы нет сердца – оно пару лет уже как рассыпалось и исчезло, – так что с королевой может случиться все, что угодно. Она уже взрослая, но дракон все-таки волнуется… Но тут девчонка срывает с шеи жемчужное ожерелье – перламутровые капельки летят во все стороны, раскатываются, шуршат где-то в мокрой пожухлой траве, в которой лишь кое-где проглядывают зеленые росточки… Она смеется и спрашивает, глядя прямо в золотые сонные сощуренные глаза ящера: – А помнишь, как я убегала? Ящер помнит – и полумрак в сокровищнице, и стук жемчуга, падающего на пол, и полубезумный взгляд, и слова, резкие, почти злобные. Как не помнить, ведь в ту ночь мир изменился в первый раз. – Глупая была, правда? – весело интересуется она, поднимаясь на ноги. Уходить собралась, видимо. Жаль. День хороший, теплый, могла бы еще немного посидеть с ним. – Ну, глупая же, правда? «Да ты и сейчас не особо поумнела» – ворчливо думает дракон, глядя, как принцесса отряхивает подол. – Что вы, ваше величество, – улыбается мальчишка. – Это не глупость, это просто детские необдуманные поступки. Я бы, например, никогда не сбежал. Не смог бы оставить семью. – Сколько раз я уже говорила, Марен. Ты сильный, я – нет. Вот и все. Принцесса присаживается на корточки, целует дракона в нос и оба крыла, гладит по спине, нежно проводя пальцами вдоль выступающих позвонков. – Я завтра приду, хорошо? Грейся пока. И уходит – босиком, забыв туфли. Дракон сворачивается в огромный огнедышащий клубок, подставляя солнцу подмерзший бок и хвост, глядит одним глазом, как бежит, пыхтя и отдуваясь, рыжий парень, размахивая туфлями, за хрупкой девчушкой, что крутит на запястье диадему, шагая по направлению к замку, и, забавляясь, наступает прямо в лужи. Маленькая любознательная девочка выросла в юную красавицу, которая понятия не имеет, что происходит в настоящем и случится в будущем. У нее есть только память о том, чего больше нет. А у дракона – тишина и двадцать четыре часа спокойного сна. То, что нужно. *** Принц совсем забывает о еде и сне – оборотень словно с цепи сорвался: гоняет всю банду с утра до ночи, чертит карты и схемы, выбирает древесину для корабля… Он, конечно, немного возмущен таким своеволием, но ответственность надоела хуже горькой редьки, так что атаман милостиво позволяет энергичному и волевому другу взять организацию походов на Белое и Лазурное королевство в свои руки. Корона – настоящая, тяжелая, роскошная – занимает все его мысли, только что не снится; он мечтает развернуться, показать свою власть и силу, подчинить все соседние территории и когда-нибудь назвать себя королем мира. Ну, и если уж признаться честно, то посмотреть в глаза юной правительнице Лазурного королевства он бы тоже не отказался. Странно, но теперь принцесса исчезает из его мыслей на более долгий срок, но чувствует себя принц практически счастливым – как в те далекие дни, когда он приходил в покои уставшим и довольным, а там была она, спокойная, ласковая и уверенная. Сидела у камина, грея руки, или лежала, завернувшись в простынь, но никогда не спала – ждала его. Обнимала, залечивала раны, целовала, засыпала рядом… утром уходила, думая, что он спит и не слышит. Оказывается, он привык к этому. Оказывается, скучал не по согретой постели, а именно по ней, упрямой девчонке. Нет, он, конечно, догадывался, что непростительно привязался к ней, однако чтобы так… Странное предчувствие скорой встречи наполняет его энергией и чем-то, подозрительно похожим на радость; принц нервничает больше обычного – ему ведь вроде как все равно. Подумаешь, одной больше, одной меньше! Но самовнушение отчего-то больше не помогает – ему даже немного стыдно из-за собственного напускного безразличия. Корабль почти достроен, и, значит, он скоро все узнает сам. Это успокаивает. Оборотень все рассчитал. Через неделю их корабль отправится в плавание, и атаман, наконец, перестанет нервничать и срываться на всех без разбору, с головой погрузится в разработку планов наступлений и государственных переворотов. Принцу неплохо бы полностью изменить жизнь, но у оборотня свой взгляд на перемены в жизни друга, да и правду хотелось бы узнать из первых рук. Те, кто бывал – нет, не морем, а отправляясь в конные походы, – в стороне Лазурного королевства, говорят, что правительница красива, умна и безоблачно счастлива. С мужем, правда, появляется только на официальных выездах, но что-то не похоже, что она умирает от тоски по главарю самой известной разбойничьей банды. Впрочем, сказка мрачнеет день ото дня, поэтому можно предположить, что принцесса всего лишь научилась носить свою маску. Оборотень хочет знать. Рассматривает вышивку, пока сухощавая мегера спит или в очередной раз пытается окрутить принца, но не видит там ничего, что смог бы понять – только какие-то бессмысленные стежки, перерезанные нити, которые снова спутываются прямо на глазах, да так, что сразу ясно: срастутся еще и еще, потому что выбора нет. Сказка уже не хозяйка судеб их мира, она потеряла весь авторитет, когда позволила своей ревности ожесточить сердце еще сильнее. Она бегает за принцем, как влюбленная девчонка, только что не унижается, хотя, видимо, и до этого не далеко. Оборотень знает, что принц, в общем-то, никого не любит так, чтобы по-настоящему и навсегда. Ему просто нравится, когда его берегут и боготворят, а что там творится в сердце тех, когда он просто забывает о них и позволяет обожать себя – побоку. Но эта девчонка сбежала, попыталась порвать все связи между ними, и теперь атаман тоскует, тешит свое эго и гордость, потому что и представить себе не может, что принцесса просто привязалась к нему слишком сильно, чтобы допустить несчастья, которые могут с принцем случиться. Она, наверное, понимала, что ему до нее – до нее самой, до ее собственных мыслей и чувств, а не заботы о нем, – никакого решительно дела не было. Терпела. И ушла только тогда, когда ее пребывание рядом стало угрожать принцу. Ему хочется познакомиться с этой девушкой, сумевшей хоть на миг коснуться сердца его честолюбивого друга. Оборотень все знает, все слышит и запоминает, и однажды наступает день, когда становится ясно, что сказка от принца не отступится. Значит, нужно ей помочь. И оборотень поможет. Революция случится не в парочке королевств. Весь мир изменится навсегда, уж он-то уверен. – С чего думаешь начать? – спрашивает он принца накануне отплытия. – Ты вообще закончил составление планов? Не хотелось бы, чтобы все провалилось, едва начавшись. – Закончил. С Лазурного. Нет... завоюем поначалу Белое… хочу видеть, как этот хам в железках будет возлагать на мою голову свою собственную корону. Принц измучен, под глазами залегли тени, и обычно ровный уверенный почерк на листке перед ним теперь невозможно разобрать. Оборотень смотрит на друга, встречает его пустой потемневший взгляд и внезапно понимает, что нужно сделать. Нужно заполнить пустоту в его мыслях и ощущениях. Да хотя бы собой. Оборотень наклоняется к лицу принца и, ухмыляясь, вглядывается в него так внимательно, будто это стеклянный экран, а на обратной стороне затылка аккуратными печатными буквами написаны все его мысли. – Вот и отлично. А свою нахалку казнишь? Темные затягивающе-фиалковые глаза вспыхивают, и атаман яростно шепчет, убеждая себя самого: – Может. А лучше выставлю вон из королевства. Кому она вообще нужна?.. «Заткнись, придурок, заткнись, ты никогда не причинишь ей боли», – думает оборотень, сгребая в охапку принца. – «Даже если сейчас абсолютно в этом уверен». – Тебе, например? – издевается, нагло заглядывает прямо в душу и обнимает лучшего друга так крепко, как только хватает сил. Все нормально, говорит себе оборотень, похлопывая принца по плечу – тот уже совсем потерялся в себе, крышу на раз снесло, и это к лучшему. Сказка будет в ярости, разом выкинет его из всей этой истории, а уж оборотень подсуетится, можно не сомневаться. – Ну, отвечай! – взгляд принца расфокусирован, и вряд ли он сейчас слышит, что именно ему говорят. – Тебе? – Закрой рот! – а, нет, слышит… – Не думаю, что тебя это порадует, – смеется оборотень, доставая пару бутылок выдержанного эля. – Так что не командуй, договорились? И принц подчиняется. Ему нужно, чтобы его кто-то любил и понимал, пусть так, без самопожертвования и глупых сентиментальностей. Ему так проще – лес, вино и разговоры ни о чем он хотя бы может назвать своей территорией и забыть обо всем до самого утра. Оборотень усвоил: в любви и на войне все средства хороши. А у них тут и то, и другое. … Ночь подглядывает за ними в окно, и все происходящее в покоях принца отражается прямо в зеркале, установленном в комнате сказки. Та роняет свою вышивку и, побледнев, бросается к посеребренному стеклу, чтобы лучше рассмотреть, правда ли ее план в очередной раз рассыпался в труху. Плотные нити рвутся и вновь скручиваются, меняя узор на белой ткани. Старый дуб за окном принца, опершись широкой ветвью на каменный подоконник, спокойно наблюдает за атаманом и оборотнем – последнее, что он увидит, стоит запомнить. Принц, как всегда, засыпает первым, уронив голову на сложенные на столе руки. Оборотень наблюдает за восходом солнца сквозь мелкие листочки дуба и думает, что все повторится еще не раз, потому что принцессу они увидят нескоро и в то же время одной из первых: защищать свои земли будет она, а не король. Он хочет скрестить с ней мечи, а потом обнять. Ветер перемен уже тронул паруса. Пора отправляться. *** Рассвет прекрасен: алый и роскошный, он заливает небо полностью, просвечивает сквозь тонкие перистые облака и отражается в золотых шпилях дворца. Люди, восхищенные такой красотой забывают о том, что это считается плохой приметой; они выглядывают из окон, смотрят, зачарованные, обсуждают горячо с соседями и отправляются на работу, все еще находясь под впечатлением от увиденного. Принцесса просыпается чуть свет, надевает платье из легкого синего шелка, сама делает себе прическу – наряжается наядой, чтобы прогуляться на утесе. Там, наверное, все видно еще лучше, и можно сполна насладиться потрясающим видом. Она вкладывает в ракушку пару хвойных иголочек, повязывает самодельное ожерелье на шею, подхватывает плащ и выходит из комнаты, легко и бодро шагая по пустым еще утренним коридорам. Постучавшись в покои супруга, она заглядывает к нему, чтобы поцеловать в щеку и пожелать удачного дня. Он удивляется, даже не думая это скрыть, и спрашивает, осторожно обнимая жену: – Вам приснился добрый сон? – Нет, я просто хочу прогуляться, ведь день так прекрасен, – принцесса тепло улыбается тому, кого совсем недавно презирала, потому что ожидания и счастья в ней так много, что, кажется, хватит на десять вселенных. – Просто невозможно не поделиться с вами настроением. – Я рад за вас, дорогая. – А как я рада! Давайте устроим всеобщий пир сегодня, думаю, людям тоже необходим праздник… – Обязательно, – король кивает. Он готов сделать что угодно, ведь супруга очень редко проявляет нежность к нему – Сразу же после завтрака отдам приказ. Идемте? – Не могу, к сожалению, остаться с вами, – доверительно сообщает юная королева, возвращаясь к дверям. – Что-то словно зовет меня прогуляться… Но я скоро буду! До свидания! Она почти сразу за порогом королевских покоев растворяется в розоватой полутьме коридора, и только звук шагов доносится до короля, пока и тот не стихает, заглушенный скрипом массивных входных дверей. Утес высокий и крутой, с острой вершины его так хорошо смотреть на горизонт и светло-лазурное утреннее море. Далеко внизу рыжий юнга чинит сети, чтобы к полудню выйти в море – нужно наловить рыбы к ужину и успеть до вечера проведать принцессу. Он почти не смотрит на рассвет, затянувшийся на несколько часов, будто кто-то всесильный вдруг остановил время, чтобы люди смогли сполна насладиться великолепным зрелищем просыпающегося мира. У рыжего парнишки много дел, но он обязательно расскажет своей правительнице о необыкновенном подарке природы, если она вновь все проспит… Но Марен не знает, что принцесса не спит, совсем нет. Она осторожно забирается по камням на самый верх утеса, оскальзываясь, обдирая руки, однако не сдается, карабкаясь все выше и выше. Шипит рассерженной кошкой, сердится, что не подумала переодеться в мужское платье – в брюках было бы куда удобнее. Ей хочется поскорее взглянуть на место слияния моря с небом, почувствовать свежий ветер, ласкающий лицо, раскинуть руки и представить себя чайкой. Наконец, путь наверх заканчивается, и она встает на ноги, чуть покачнувшись, выпрямляется, пока бриз тщетно пытается опрокинуть ее на спину, вниз, в объятия острых камней и горных родников. Принцесса жадно вглядывается в ало-золотые небеса, не замечая, что к их берегам уже приближается огромный корабль, каких еще не видели в землях королевства, – белые паруса наполнены энергией ветра, у штурвала стоит высокий штурман, и светлая длинная челка падает ему на глаза. Принцесса не видит ничего, кроме солнца, не чувствует ничего, кроме легких пощечин ветра. Ей кажется, что бриз принес с собой смолистый аромат леса, родной и наполненный тоской. Она больше не ощущает на талии тепло чужих рук – теперь-то убедилась, что никто не станет ее искать, никто не тоскует по ней, – и чувство свободы пьянит принцессу. Она предпочитает игнорировать ощущение всепоглощающей эйфории, спокойствия и умиротворения – потому что тут же вспомнит кровь, иргу и полынь, грубые льняные простыни и сильные обжигающие объятия. Не стоит. Это же глупо. Внезапно она замечает мачту, паруса, слышит хриплый крик матросов, голоса которых почему-то кажутся ей знакомыми. Принцесса наклоняется вперед, стараясь рассмотреть получше, услышать больше и не успевает зацепиться за что-то, удержаться, когда ноги ее вдруг начинают скользить по мелким влажным камням утеса. Она даже не вспоминает о том, что надо закричать, и не кричит инстинктивно, просто падает камнем вниз, почти не испытывая страха – все так быстро и неожиданно, что нельзя и подумать, мол, все, конец. ... Марен что-то исступленно кричит, безнадежно торопясь поймать ее. Алый медленно превращается в чистое солнечное золото, когда ладони юной королевы касаются воды. … Волна смыкается над ее головой, и вместо соленой ледяной воды, она окунается в царство ароматов леса. “ – У тебя руки холодные… И щеки соленые". Это мало похоже на конец пути, и принцесса уже готовится вынырнуть, но над головой вдруг появляется днище корабля. Она испуганно вздрагивает, страх, наконец, парализует ее, а воздух в легких вдруг заканчивается. ~Fin.