***
Сейчас Какаши жалел, что так просто передал мальчишку в чужие руки. Он был уверен, что для Наруто так было гораздо лучше, но, как всегда, забыл подумать о себе. Теперь к чувству вины перед Узумаки за смерть его родителей к шиноби прибавилось чувство вины за то, что он недостаточно хорошо присматривал за Наруто в детстве. Видимо совесть не перестанет есть Какаши даже в коматозном состоянии. Он всё ещё продолжал думать о солнцеволосом джинчурики, вспоминая самые важные моменты, проведённые с ним. Джоунину казалось, что мысли о Наруто помогают ему оставаться в сознании и не провалиться в бесконечную пустоту. Последний раз Какаши видел мальчика до их официального знакомства, когда тому исполнилось десять.***
За день до этого Хатаке вернулся с очередной миссии. Его руки снова были в крови по локоть. Впрочем, он уже привык к подобным вещам и даже перестал запоминать лица своих жертв, думая лишь о том, что снова придётся застирывать перчатки. Сбросив с себя одежду, джоунин кое-как доковылял до ванной. Он открыл кран душа и повернул вентиль в сторону горячей воды. Всё тело болело, что было обычной практикой, и Какаши подумал, что душ поможет ему хотя бы снять напряжение в мышцах. В любом случае никакая физическая боль не сравнится с душевной. Сегодня ему хотелось умереть сильнее, чем обычно, ведь он прекрасно помнил, какая завтра дата . В этот день Хатаке всегда брал выходной и проводил его на кладбище возле надгробий Минато-сенсея и Кушины-сан, а его приглушенные чувства накрывали его с головой. Джоунин тяжело вздохнул и направил струю воды на свою правую руку. Чужая кровь медленно смывалась. Какаши закрыл глаза и прислонился затылком к холодной стенке душевой кабины. Он просидел так несколько минут, пока ему вновь не начали являться лица Рин и Обито. Открыв глаза, джоунин заметил, что кровь с руки не смылась, а её наоборот будто стало больше. Какаши показалось, что он буквально утопает в красной жидкости. Вся эта кровь… Обито, Рин, учитель, Кушина…эту кровь ему не смыть, рано или поздно он утонет в ней. Какаши яростно крутанул вентиль, доведя воду до состояния кипятка. Из душевой повалил пар. Через несколько минут шиноби понял, что его рука уже давно чистая, а вокруг обычная вода. Он также понимал, что обжигает себя, но не спешил убрать руку или сделать воду холоднее, и, лишь когда боль стала невыносимой, закрыл кран. Какаши долго смотрел на дрожащую от боли руку и на ожог, который сам себе поставил. Впрочем, бывало и больнее. Куда сильнее джоунина пугало его психическое состояние. Он потихоньку начал приходить в себя, но после того, что произошло с Итачи и кланом Учиха, к Хатаке снова вернулось то угнетающее ощущение собственного бессилия и никчёмности. Шиноби старался убедить в себя, что его вины здесь нет, но всё же чувствовал, что она была. В конце концов, Учиха был одним из его подчиненных, одним из лучших. Какаши даже мог назвать его своим другом, ведь они вместе выполнили ни одну миссию. Итачи всегда был тихим, вежливым, ко всем проявлял уважение, хоть и был на голову выше своих напарников в столь юном возрасте. Какаши думал, что, если бы раньше разглядел тьму в его душе, резни клана Учиха удалось избежать. Но кто бы мог подумать, что этот мальчик… Если бесконечно это анализировать, можно и с ума себя свести. Пора бы уже перестать думать об этом. Вот бы всё было так просто. Ладно, если он переживёт завтрашний день и не покончит с собой от тоски в душе, его уже ничто не убьёт. Какаши замотался в полотенце и достал бинт, чтобы замотать обожжённую руку. Он долго смотрел на неё: на запястье рядом с веной виднелось несколько мелких шрамов, которые были получены не в бою, на тыльной стороне ладони были заметны следы протертой кожи. Поглядев на это всё, Хатаке подумал, что пора уже с собой что-то делать, иначе так можно и кожу до кости протереть или хуже. Джоунин заметил, что порез на его ключице начал кровоточить. Он давно уже думал над тем, чтобы выучить несколько медицинских дзюцу, а не зашивать самого себя после миссий, но всё время забывал. Конечно в их отряде были медики, но серьёзных ранений Какаши до сей поры не получал, а незначительные предпочитал зашивать самостоятельно. Позволить лечить себя означало бы близкий контакт, а это как раз то, чего Хатаке старался избегать. Более того, пришлось бы снять водолазку, а вместе с ней маску и позволить кому-то увидеть его лицо. Во всей Конохе его видели лишь пять человек, но их уже нет. Он не мог позволить кому-то лечить себя кроме Рин. Какаши помнил её маленькие, тёплые руки с нежными пальцами, помнил, как она заботливо и аккуратно перебинтовывала его раны. Джоунин никогда не думал о ней, как о девушке, точнее даже не позволял себе, зная о любви Обито, хоть и чувствовал, что Нохара влюблена в него. В последнее время ему начало казаться, что чувства Рин могли быть взаимны, пусть он никогда бы и не позволил себе этого в память об Обито. Какаши не думал, что это была любовь. Хатаке вообще плохо представлял, что значит любовь между мужчиной и женщиной, ведь мамы у него не было. Охраняя Кушину-сан и наблюдая за их с Минато-сенсеем семейным счастьем, парень невольно начал задумываться, что наверное приятно иметь человека, которого любишь ты и который любит тебя. Впрочем, он сразу же отгонял подобные мысли, непозволительные для шиноби. Вспоминая Рин, Хатаке думал, что испытывал к ней глубокую привязанность и даже симпатию. Джоунин помнил, как в моменты совместных миссий, часто замечал, что она в самом деле очень красива. Во время похорон Обито Рин плакала. Какаши и сам был готов разрыдаться, но помнил, что шиноби не плачут. Он чувствовал, что должен как-то утешить Рин, поэтому подошёл к девушке, и она обняла его. Возможно неосознанно, желая хоть как-то унять своё горе. Хатаке помнил, как в ответ лишь осторожно погладил её по плечу. Это был первый раз, когда он удостоился её объятий. Второй раз Нохара прижалась к нему после того, как Какаши спас её от шиноби тумана. Джоунин помнил, что в тот момент действительно волновался за девушку, хоть и старался держать разум холодным. В момент, когда Рин обняла его после освобождения из плена, шиноби уже не хотел её оттолкнуть. Ему казалось, что он даже позволил себе погладить её по голове. Через несколько минут Рин погибла от руки Какаши. Обработав рану, джоунин начал её зашивать. Это оказалось нелегко, ведь у него, как всегда дрожали руки. Швы выйдут неровные. Вот бы наложить швы на его душу, чтобы она болела чуть меньше. Заклеив рану пластырем, он с тяжёлым вздохом опустился на кровать. Был практически час ночи, и Какаши решил, что стоит хоть немного поспать, ведь весь завтрашний день он проведёт на кладбище. Засунув подушку под голову, Хатаке вдохнул запах чистых простыней, которые недавно стирал, и решил, что есть ещё радости в этой жизни. К счастью, он так устал на миссии, что заснул практически мгновенно. Когда джоунин открыл глаза, солнце ещё не встало. Какаши подумал, что с таким режимом сна, долго не протянет. Впрочем, он и не собирался долго жить. Подумав, что дальше спать смысла нет, и уснуть во второй раз он не сможет, джоунин выбрался из постели. Смыв сонливость холодным душем, Какаши оделся и вышел на улицу. Людей в округе практически не было. Неудивительно, по ощущением ещё не было и семи часов. Утро было пасмурным, сырым и серым, совсем, как настроение Хатаке, который, опустив голову и спрятав руки в карманы, медленно шагал по опустевшей улице. По пути он зашёл в магазин за цветами. Могилы Намикадзе Минато и Узумаки Кушины находились в самом центре. Ещё бы, они отдали свои жизни, защищая Коноху. «Могли бы и получше следить за надгробьями» — подумал Какаши, стирая пыль с могильных камней. Он поменял завявшие цветы на новые. Кушина-сан любила цветы. Они всегда стояли у неё на столе. Какаши знал это. Когда Минато-сенсей стал его наставником Кушина-сан уже была его женой. Сколько Какаши их знал, они всегда были вместе. Даже умерли в один день. Хатаке вспомнил тренировки с Минато-сенсеем, вспомнил его спокойный и добродушный голос. «Ты молодец, Какаши», «Хорошо поработал, Какаши», «Ты совершенствуешься с каждым днём» - Учитель всегда верил в него, несмотря на его эгоистичный, недружелюбный характер, а он его подвёл. Он подвёл их всех…Какаши вдруг почувствовал головокружение и тошноту. Ещё бы, он ничего не ел со вчерашнего утра. Стоять у плиты у него не оставалось сил, а ходить в людные места Какаши не хотел. Последнее время он даже не мог зайти и поесть в лапшичной. Любое взаимодействие с людьми вызывало у него ужасный стресс, и Какаши старался избегать его всеми способами. Каждая встречная девушка напоминала ему Рин. Парень болезненно сглотнул слюну, подавив рвоту, и присел на землю, обняв колени. Если потеряет сознание, то хоть головой не ударится. В желудке джоунина уже почти два дня не было ничего кроме солдатских пилюль. «Так и угробить себя можно» — подумал Хатаке, поморщившись от спазма. Он вдруг вспомнил еду Кушины-сан.***
В тот день он приступил к заданию Минато-сенсея по охране его жены. К этой миссии следовало приступить с тройной ответственностью. Нельзя подвести учителя, ведь он доверил ему не только свою жену, но ещё и их ребёнка. Хатаке размышлял об этом, прячась в тени на карнизе крыши. Дверь балкона вдруг открылась, женщина с длинными красными волосами вышла на террасу. — Эй, Какаши?! Ты здесь?! — Какаши вздрогнул от её громкого голоса и спустился вниз. — Вот ты где, даттебане! — Радостно воскликнула Кушина, увидев его. — Кушина-сан, откуда вы узнали? — Смущённо произнёс Хатаке, представ перед ней. — Минато сказал, что ты будешь здесь, чтобы я не волновалась. Он был прав, с тобой мне гораздо спокойнее. — Она улыбнулась. Какаши весь зарделся румянцем и был счастлив, что на нём надето аж две маски. — Ты ведь с самого утра здесь? — Да. — Отличненько, даттебане! - Женщина победно вознесла кулак к небу. - Значит ты проголодался! Я приготовила обед! — При всём уважении к вам и…вашей еде, я не имею права покидать пост. - Скромно ответил джоунин. — Оу… Да брось, ты! Это ненадолго, к тому же, дети твоего возраста должны нормально питаться, даттебане! Никаких возражений! — С этими словами Какаши усадили за стол и накормили. Он старался не есть много, но не мог не отметить, что ему было приятно, хоть и неловко. Хатаке подумал, что у Кушины-сан проснулся материнский инстинкт, и она решила направить его на ученика мужа. Впрочем, эта женщина всегда была очень заботливой. Она каждый день утаскивала его пообедать, аргументируя это тем, что правильное питание важно для подросткового организма. Какаши не возражал. Он впервые в жизни ощутил на себе заботу женщины, ему было странно и неловко, но в то же время хорошо. В какой-то момент он даже почувствовал себя счастливым. Впервые за столько лет. Минато-сенсей всё правильно просчитал: Кушина была под надёжной защитой, а Какаши был сосредоточен на выполнении задания и меньше думал о Рин.***
Тяжело вздохнув, Хатаке подумал, что, Кушина-сан точно дала бы ему по голове, если бы увидела режим его питания, а точнее его отсутствие. Внезапно подул ветер, и парень поёжился от осеннего холода. Его волосы всё ещё были влажными. Он пожалел, что не надел шарф. Тот самый шарф...***
— Эй, Какаши! — Джоунин спрыгнул с карниза на балкон и предстал перед красноволосой женщиной. — Вам что-нибудь нужно, Кушина-сан? — Вежливо спросил Какаши. Взгляд его здорового глаза невольно пал на её заметно подросший живот. Глядя на него, Хатаке прикинул, что ребёнок, точнее мальчик по имени Наруто, должен родиться совсем скоро. — Нет. У меня для тебя есть кое-что. Уже октябрь, и я подумала, что тебе это пригодится. — Она достала из-за спины длинный красный шарф и протянула его Какаши. — Надеюсь, ты любишь красный цвет. — Она расплылась в улыбке и почесала затылок. — Кушина-сан… — Хатаке осторожно принял шарф из её рук. Он был счастлив, что половину его лица закрывала маска, ведь его щеки просто пылали от смущения и благодарности. — Спасибо большое, не стоило…я… — Главное, чтобы ты не болел, даттебане! — Кушина улыбнулась. Какаши заметил некоторую перемену в её характере. Даже её голос стал мягче. — Ты проголодался? Знаю, что да, но ты слишком вежливый, чтобы сказать! Пойдём! — Джинчурики схватила его за парня за руку и повела в дом. Какаши улыбнулся, подумав, что хватка у неё слабей не стала. — Я попробовала новый рецепт!***
Это был их последний разговор. На следующий день Минато-сенсей позвал Какаши к себе, сказав, что миссия Хатаке окончена, и он может отдохнуть пару дней. Джоунин настаивал на том, что хочет и дальше охранять Кушину, но учитель заверил его, что в этом нет нужды, ведь вопросом родов лично занимается третий хокаге. Через несколько часов на деревню напал девятихвостый лис, и сенсей с его женой были убиты. Если бы Какаши смог убедить их тогда...Глупо было размышлять об этом теперь, когда ничего уже нельзя исправить, но Хатаке продолжал прокручивать эту ситуацию у себя в голове. Лисом кто-то управлял, это несомненно. Кто-то с шаринганом, обладающий невероятной силой даже для клана Учиха. Итачи на тот момент было пять лет, а все остальные уже мертвы. Какаши при всём желании не вычислит убийцу и не сможет отомстить, а Девятихвостый теперь запечатан в Наруто. Джоунин подумал, что давно не навещал паренька. Сначала поимка Орочимару, потом Данзо, приказавший украсть у Хатаке шаринган, а потом и геноцид клана Учиха. Какаши повезло бывать дома хотя бы раз в две недели, да и Ирука за ним хорошо присматривает. "У Наруто ведь сегодня день рождения" - подумал Хатаке. Родиться в день смерти собственных родителей - это ли ни олицетворение вселенской грусти? Вряд ли у мальчика появилось много друзей, он ведь джинчурики. Даже Кушину-сан многие сторонились из-за этого, хоть она и была женой хокаге. Какаши вспомнил всё ту же сцену на рынке.***
Молча следуя за Кушиной-сан, он вдруг заметил весьма недоброжелательные взгляды со стороны многих прохожих. Какаши насторожился, но Кушина-сан мягко взяла его за руку. — Не обращай внимания. — Спокойно сказала женщина. — Почему? Почему они так смотрят на вас? — Спросил Какаши, чувствуя раздражение. — Ну, я же джинчурики. Они боятся меня, вот и недолюбливают. — Но вы давно живёте в Конохе, и вы... — Не бери в голову. — Сказала Кушина, улыбнувшись.***
"И на Наруто смотрят также" — подумал Хатаке. Он поднял глаза и увидел, что уже практически вечер, но ещё можно успеть. Придя домой, джоунин начал рыться в шкафу, попутно осознав, что он не убирал в доме тысячу лет. Вещей у Какаши было немного, поэтому он быстро отыскал тот самый шарф. Длинный и красный, с любовью в каждой ниточке. Хатаке подумал, что польстил себе, ведь для Кушины он не был чем-то большим, чем просто ученик её мужа. Впрочем, даже если это правда, такой человек, как Кушина-сан, вязала его с любовью и теплотой, кому бы он не предназначался, потому что просто не могла иначе. Какаши не надевал его ни разу, думая, что не заслужил подобной чести, раз не смог защитить их семью. Джоунин решил отдать его Наруто, посчитав, что эта вещь должна быть у мальчика, ведь это память о его матери. Конечно шарф был велик для десятилетнего ребёнка, но, если обернуть его два раза вокруг шеи, будет нормально. Хатаке оторвал кусок бумаги от какого-то отчёта, написал на нём четыре слова и завернул в шарф. Когда Какаши добрался до дома мальчика, был уже вечер. Запрыгнув в открытое окно, джоунин понял, что Наруто нет. Какаши аккуратно положил шарф на его кровать. У шиноби в очередной раз задёргался глаз от количества грязной посуды и коробок рамена. "Надо занести ему фруктов. Овощи он явно не ест" — подумал Какаши, отмывая тарелки с помощью дзюцу воды. Услышав шаги, шиноби молниеносно переместился на дерево напротив окна дома, чтобы понаблюдать. Заметно повзрослевший Наруто вошёл в комнату. Он довольно долго не замечал находки на своей кровати. — Это ещё откуда? — Паренёк развернул шарф и обнаружил внутри записку, на которой аккуратным почерком было выведено: "С днём рождения, Наруто". — С днём рождения? Меня? Неужели кто-то знает про него? — Какаши разглядел слёзы, скатившиеся на пол из глаз мальчика, но через минуту Наруто буквально прыгал от радости, крепко прижимая шарф к груди. — Пожалуй, настало время праздничного рамена, даттебаё! Итадакимас! — Счастливо доев порцию заварного рамена, мальчик увалился спать в обнимку со своим новым подарком. Наблюдавший за этим из-за своего укрытия Какаши невольно улыбнулся, зажмурив здоровый глаз.***
Хатаке помнил, что несколько раз видел этот шарф у Наруто, когда они выполняли миссии в холодных странах. Какаши подумал, что поступил правильно, отдав Узумаки шарф, связанный руками его матери, и совесть джоунина немного успокоилась. Внезапно, Хатаке услышал над собой звуки, доносившиеся откуда-то издалека. Джоунин с трудом разбирал фразы, но был готов поклясться, что это голос Наруто. Неужели этот парень приходит сюда каждый день? Впрочем, неудивительно - Узумаки был добрым и заботливым человеком с чистой душой. Какаши всегда удивлялся способности Наруто подружиться со всеми. Любого врага этот мальчишка превращал в своего друга. Каким-то образом джинчурики умел проникать в души людей. Чего уж там, он сумел растопить заледеневшее сердце Какаши, даже практически излечил его душу. Что в принципе тоже не новость, ведь Узумаки умудрялся совмещать в себе черты всех дорогих ему людей, которые давно погибли. Джоунин подумал, что всё далеко не так просто, и в его чувстве привязанности к солнцеволосому пареньку есть нечто большее, чем простая благодарность. Какаши догадывался, что именно с ним происходит, но упорно отметал даже намеки на мысли о подобном. К тому же, чтобы об этом думать, надо сначала из комы выйти. Это оказалось труднее, чем ожидал джоунин. Для себя Хатаке решил, что просто не имеет права сдаться, ведь Наруто, судя во звукам сверху, приходит к нему каждый день, а значит Какаши просто не может его подвести, раз ученик так о нём заботится. Хотя Узумаки был добр ко всем, джоунин не мог отрицать, что ему было приятно такое внимание и столь сильная забота. Какаши всегда думал, что если он умрёт, то никто и слезинки не проронит по тому хладнокровному, замкнутому шиноби, коим он всегда был. Впрочем, Гай точно будет рыдать, Сакура тоже, Ямато будет тосковать по своему сенпаю, Цунаде-сама тоже наверное расстроится, Саске скорее всего забьёт, (ну сдох и сдох, как говорят великие), а вот Наруто...Наруто конечно справится, сможет пережить это и идти дальше, в конце концов он далеко не самый дорогой ему человек, но насколько сильную рану оставит смерть Какаши в уже искалеченной болью душе Узумаки? Вряд ли столь сильную, что и смерть Джирайи-сама, но всё же. "Неужели я так дорог тебе, Наруто?" — думает Хатаке, мысленно пытаясь уцепиться за нити голоса своего ученика и наконец вернуться в мир живых.