Древо Ада

      Этим вечером мы никуда не выдвинулись. Было уже глубоко за полночь, а я только возвращался из обители Самаэля. На въезде в лагерь меня встретила обеспокоенная Эрин. Я пустил Отчаяние рысью, а ангел смогла неспешно лететь подле, не напрягая ещё заживающее крыло.       — Война вернулся? — коротко спросил я.       — Да, ещё днем. С ним была смертная. Зачем он её привез? Что произошло в лагере Самаэля? — Эрин засыпала меня вопросами, а я был не в силах отвечать на них. Информация, полученная от Самаэля, не вязалась с моим представлением о мироздании, а это лишний раз указывало на то, что слишком много важных деталей держалось от нас в тайне.       — И где сейчас Война?       — Он у себя. Судя по виду очень недоволен происходящим. — Эрин покачала головой, отчего её волнистые волосы легко подпрыгнули. В холодных глазах ангела царило смирение, когда она вновь заговорила: — Как бы там ни было, что бы ни произошло, думаю, вам обоим стоит уладить это мирно.       — Война никоим образом не усугубил ситуацию. Даже более — прояснил, — горько выдохнул я.       Эрин чуть вырвалась вперёд, чтобы удобнее было заглянуть мне в глаза.       — Опять этот тон, Всадник. — Она покачала головой. — Последний раз я слышала его у Источника душ. Тогда жизнь вытекала из тебя по капле, а судьба понурила твои плечи. Самаэль — демон в первую очередь. Полагаться на него целиком и полностью нельзя.       — Он рассказал о Маркелле, — пожал плечами я, понимая, что сейчас Эрин видит меня насквозь. Видит всю загнанность, подавленность.       Ангел вновь перелетела к правому стремени. Какое-то время мы передвигались в молчании, а ночную тишину нарушало лишь мерное цоканье копыт да лёгкий шелест крыльев.       — Так что же с этим Маркеллом? — наконец проронила Эрин. — Когда мы выдвинемся на его поиски?       — Нам придется ждать вестей от Самаэля. Его демоны займутся этим.       Боковым зрением я отметил, что ангел недовольно скривилась и поджала губы. Её всю словно перетряхнуло, однако когда она заговорила, в тоне не было и намёка на недовольство:       — Значит, нам нужно набраться терпения.       Свет. Вот что я в ней видел, как и прежде. Даже её суровая сосредоточенность не могла перебить его. Всей своей натурой Эрин источала огненное сияние, совсем не обжигающее, дающее волю к жизни, облегчающее грехи. Вокруг нее витало умиротворение, которого мне так не хватало. Ныне она была в ипостаси ангела, но тем не менее осталась прежней: восторженной, мягкосердечной, наивной.       — Хочу кое-что тебе показать, — прокряхтел я из-за того, что в горле внезапно встал ком. Мне было просто необходимо настроиться на нужный лад. Сейчас я располагал практически всей важной информацией и должен был поделиться ею со своей поверенной. Братьев и сестру тревожить не хотелось — с ними у меня будет отдельный разговор.       У входа в мой шатер Эрин ступила на землю, а я, спрыгнув с Отчаяния, отозвал его, приглашая гостью внутрь. Ангел любопытно на меня посмотрела, отодвинула занавеску на входе и скользнула под полог, двигаясь прямо к столу, сооружённому из досок, водружённых на ненужные ящики.       Я снял косы с пояса, прислонив их к каменному сундуку с прочим оружием; Эрин в это время бегло изучала свитки и карты, лежащие на столе. Встав напротив ангела, я ткнул пальцем в письмена на незнакомом мне языке.       — Вот здесь говорится о дне, когда Люцифер затеял своё восстание. Это очень древний ангельский язык, на котором говорят лишь избранные.       Эрин поднесла пергамент чуть ближе к лицу, а её тонкие скругленные брови слегка сдвинулись, отображая сосредоточенность хозяйки. Изучив письмена, она покачала головой и вернула свиток на место.       — Я видела эти руны прежде, однако их тайны открыть тебе не могу, — несколько раз стукнув указательным пальцем по столешнице, произнесла она. — У меня есть на примете один знакомый, но вряд ли он будет помогать по моей просьбе.       — Это не требуется, — мягко ответил я. — Маркелл — очевидец тех событий, он в них родился. Это он начертал свиток. А Самаэль пересказал мне его примерное содержание.       Эрин заинтересованно на меня глянула, а я продолжил:       — Здесь сказано: «И пала утренняя звезда с небес, отринутая Отцом своим, омраченная власти жаждой и стремлением сравниться с создателем своим. Изгнан был Люцифер из Рая, за деяния свои богопротивные. Но в стремлении своём сравниться с Творцом был он неумолим и пред изгнанием утаил самое ценное сокровище — семя Древа Жизни. В новой своей обители Тёмный Князь взрастил саженец. И поныне среди жарко пылающих языков огня, стремящихся опалить сами небеса, прямо из лавовой пучины растёт Древо. Ветви его остры, как иглы, и окрашены в два цвета: красный и синий. Крона украшена мертвецами, словно молитвенное древо язычников. Павшие на эти ветви грешники испытывают самые страшные, невообразимые муки. Там много криков, в Аду, но те, что издают эти порочные души, слышали единицы из ныне живущих... Древо питается их болью, жаждой прощения, растлевая души без остатка. Любой, кто удосужится заглядеться на эту чудовищную пародию, высмеивающую творение Создателя, заметит, что под гладкой, блестящей корой течёт чёрная, как ночь, кровь…»       — Довольно! — вскричала вдруг Эрин. Её всю пробирала мелкая дрожь.       Я отвлекся от свитка, словно бы читал именно с него, а не пересказывал по памяти.       — Это… Это Древо, как здесь и написано, — позор на всём нашем роду. Гнусная пародия на истинную жемчужину, венчающую творения Создателя!       — Я ни в коем разе их не сравниваю… — приглушенно ответил я, не ожидая такой реакции.       Эрин потребовалось еще несколько мгновений, чтобы придти в себя, сбить разбушевавшийся в ней огонь. На миг мне почудилось, будто она всем телом излучает золотистое сияние, подобно архонту. Однако как бы Эрин ни старалась, привести мысли в порядок ей не удалось, потому она со злобным рыком оттолкнулась от стола и метнулась к выходу. Немедля я перекрыл ей дорогу и схватил за плечи.       — Что с тобой? — Мне был неясен её гневный порыв, абсолютно несвойственный сложившемуся облику у меня в голове.       Эрин не пыталась вырваться, лишь, тяжко дыша, прожигала меня холодным взглядом, а крылья её трепетали в возмущении.       — Я явилась на свет как ангел Жизни. Мое предназначение служить Древу и оберегать его от всяческого зла. Ты и представить себе не можешь, каково это для меня — лишний раз слышать о том, что святая святых осквернена. — Сначала ангел говорила страстно, пылко, но очень быстро перегорела и голос её сорвался. Тонкие руки внезапно легли мне на грудь, пальцы судорожно смяли кожу, обжигая своим теплом. Меня не покидало желание окунуться в её свет с головой, утонуть в нём, забывшись в глубоком омуте всепрощения. И такое её прикосновение, выражающее глубочайшее отчаяние, только усугубило моё желание.       Эрин слегка закусила нижнюю губу, а её руки заскользили вверх, попутно изучая каждый клочок моего тела. Бледные пальцы рванулись к маске, но я перехватил её за запястья и, резко крутанув, припер спиной к балке, поддерживающей полог. Опора жалобно скрипнула от столкновения; масляная лампа, источающая неяркий кровавый пляшущий свет упала и начала трепетно гаснуть, ввергая происходящее во мрак ночи. Я выпустил руки Эрин, зачем-то схватив её за талию, прильнув к ней как можно ближе. Ангел, не спуская с меня рассеянного взгляда, расстегнула ремешки нагрудника, который глухо брякнулся о земляной пол. Её пальцы спутались с моими волосами, притупляя внимание, одаривая странными волнами тепла. Тепла, столь чуждого мне, тепла незаслуженного.       Лампа ярко вспыхнула в последний раз, ввергая целиком и полностью в мои запятнанные скверной руки это нежное существо. Жар в груди был несравним ни с болью, ни со страданием. Он душил изнутри, заставлял руки дрожать, путал мысли, и я вновь открылся Эрин. Маска — главный атрибут моего греха — впилась в разрытую нашими ногами землю. Без неё я уже чувствовал себя нагим, беззащитным, но мягкое прикосновение губ Эрин стерло страхи, сомнения. Сокрушило боль и залечило раны.       Созданные порознь, существующие по различным причинам, мы были необходимы друг другу. Словно день и ночь. Вода и огонь. Жизнь и Смерть.

* * *

      Я имел неосторожность заснуть. Заснуть крепко и безмятежно. Сон… При желании я, конечно, мог предаваться этому занятию, однако большую часть жизни предпочитал бодрствовать, не видя никакой необходимости смыкать веки. После того, что произошло этой ночью, я впервые за долгое время спокойно погрузился в царство грёз, забыв обо всем, даже о том, что в таком месте как Безвременье, отвлекаться не стоит.       Режущая боль, сковывающая по рукам и ногам, заставила меня пробудиться ото сна, а глаза мои имели несчастье созерцать ужасающую картину; уши улавливали раздирающие слух вопли в отдалении, но вблизи были лишь слабые стоны. Прямо напротив меня в гранитную землю был вбит крест, на котором распяли Войну, рядом с ним по соседству висела и Ярость. Её голова была запрокинута к небесам, но пустым глазницам уже было не суждено ничего узреть. Превозмогая боль, стиснув зубы, я обратил взор налево, заранее предполагая, что увижу. В отличие от брата и сестры Раздор ещё был жив — именно его приглушенные стоны я слышал сейчас. Я дёрнулся, а руки разорвала новая волна обжигающей муки: штыри с шипами, вбитые в ладони, разорвали кожу сильнее, выворачивая мясо наружу, тщательно царапая кости.       Откуда-то снизу раздался торжествующий хохот: на огненном адском троне, сплетённом из корней чудовищного Древа, восседал не кто иной, как Самаэль. Сверля меня самодовольным взглядом, демон впился клыками в ещё бьющееся живое сердце. За троном я приметил жертвенный алтарь, на котором распласталось изломанное тело Эрин. Более не было в ней никакой красоты, никакого света, лишь скрюченные смертью пальцы да разломанные ребра, торчащие из развороченной груди. С высоты мне было прекрасно видно, в какую кашу превратились её внутренности, в которых уже начали копаться трупные черви, явившиеся по приказу демонической магии.       «Самаэль — демон в первую очередь. Полагаться на него целиком и полностью нельзя», — слова Эрин внезапно всплыли у меня в голове, ввергая разум в омут отчаяния. Как все это могло произойти? Подобная картина не вязалась с реальностью, но как тогда боль может быть настоящей? Как может сердце так яро обливаться кровью, постепенно признавая поражение?       Слева послышался булькающий хрип — тело Раздора пробрала предсмертная судорога, заставив его выгнуть спину колесом. Он резко обмяк, а голова его опустилась на грудь, по которой потекла кровавая слюна.       — Вот ты и остался совсем один, Всадник, — прорычал Самаэль, дожевав хрустящий орган. — Но не переживай, я найду, чем тебя развлечь.       В этот же миг я почувствовал, будто кишки скрутил невидимый кулак, по горлу поползла какая-то сухая, скребущая плоть, субстанция. Я открыл рот, чтобы вдохнуть, хоть как-то облегчить мучение, но из меня тут же вырвалась сухая комковатая земля, скрипящая на зубах, забивающая нос и лёгкие.       — Не противься, — гоготнул Самаэль. — Герою ещё рано умирать.       В моей голове словно прогремел гром, просверкало несколько отсветов молний, отчего я подскочил на месте, жадно глотая воздух. Мне было нестерпимо душно, ладони похолодели, а лоб покрылся испариной. Лежащая рядом Эрин оторвалась от постели и дотронулась моего плеча. От её легкого прикосновения я подскочил как ужаленный.       — Что случилось, Смерть? Тебе приснился кошмар?       Я медленно обернулся к Эрин, понимая, что её голос звучит неестественно глухо и безжизненно. Посеревшее от тлена лицо ангела было искажено в кривой и злобной ухмылке. Меж зубов у неё застряла чёрная земля, а в уголках мутных глаз копошились всё те же блеклые черви. Я отпрянул от неё, с ужасом глядя на собственные продырявленные ладони.       — Смерть? — вновь прошелестела Эрин.       На непослушных израненных ногах я продолжал пятиться подальше от кровати, как вдруг меня поймало в ловушку кольцо пламени. Из-под земли вырвалась обугленная рука Раздора, а следом за ней по пояс выбрался и сам брат. За икру меня уже схватила Ярость, словно бы желала утянуть в огненную геенну. В ошеломлении я глядел на горящие, искаженные одержимостью, лица брата и сестры. На оба плеча мне легли потрескавшиеся и светящиеся лавой изнутри руки Войны.       — Твоё место с нами, брат, — зазывающим, гипнотическим тоном произнесла Ярость, как бы говоря не сопротивляться. Я смиренно закрыл глаза, а в следующий миг меня уже охватило чувство свободного полета...       Было странно открыть глаза и обнаружить у себя под боком мирно посапывающую Эрин, вместо того, чтобы жариться в бездне. Судя по звукам снаружи, лагерь давно ожил от ночных чар и принялся за обычную деятельность. Меня всё ещё легко потряхивало, однако ужас кошмара отступил. Отступил, но не растворился в забытье. Именно из-за таких вот снов я и предпочитал бодрствовать.       Я осторожно выскользнул из объятий Эрин, но перед тем как подняться с постели провел кончиками пальцев по её ярким спутанным волосам. Ангел мирно посапывала, вцепившись одной рукой в мою подушку.       Оторвавшись от созерцания безмятежного лица Эрин, я поднялся на ноги и прошествовал к балке, возле которой валялся небрежно сброшенный доспех, по пути подхватывая с пола одежду. Первым делом я вернул маску на положенное место, после оделся, а стоило мне закрепить поножи, как снаружи раздалось ржание коня, явно направляющегося в сторону моего шатра. Прикрыв глаза, размяв затёкшую от лежания шею, я устремился к выходу, попутно прихватив косы. Кто бы из родни это ни был, гостью в моем шатре им видеть не следует.       Не успел я привыкнуть к яркому полуденному солнцу, слепящему белизной после приятного полумрака шатра, как на меня обрушился гневный вопль сестры:       — Где она?! — рявкнула Ярость, напоминающая в этот момент штормящее море.       — О ком ты? — не понял я.       — Фрейя! — рычала сестра. — Я ей голову сниму!       Взвинченная Ярость уже намеревалась ворваться в шатёр, но я ей не позволил, крепко сцапав за шкирку. Сестра не успела воспротивиться, а я развернул её лицом к себе и хохотнул:       — Неужели ты думаешь, что я буду её прятать? У Войны спроси, куда он её дел. — Тут во мне поселилась мелкая тревога. — Что она опять натворила?       Ярость пару раз хлопнула меня по руке, как бы говоря отпустить её. Сложив руки на груди, рыкая и скаля миниатюрные клыки, сестра заговорила:       — Ночью я видела, как эта дрянь общалась с одной из демонесс, а потом скрылась с ней. Мне не удалось проследить, куда они направились, но тут явно нечисто. Ты должен вбить Войне в голову, что эта смертная — вредительница. Она — яркий пример всей человеческой подлости и низменности. Такие как она не испытывают благодарности.       — Выясни, что к чему, — не раздумывая, ответил я. — Но ничего не предпринимай. Посмотрим, что она пытается провернуть.       Сестра утвердительно кивнула, и только тогда я развернулся к ней спиной, намереваясь вернуться в шатёр, как тут раздался удивленный вдох. Выругавшись про себя, я промедлил мгновение, ожидая, что сестра выскажется по поводу глубоких царапин от женских ногтей. Но она тактично промолчала и устремилась на поиски смертной.       Эрин перевернулась на бок и уставилась на меня сонными глазами, потянулась и села на кровати, прикрывшись покрывалом.       — Который час? — зевнула она.       — Близится полдень, — ответил я, протягивая ей одежду, завидуя беззаботности ангела.       Пока Эрин одевалась, я тщательно обводил шатер на предмет накидки, что скроет события минувшей ночи от посторонних глаз. Всё это принадлежит только мне и Эрин, никому больше. Особенно важно сокрыть это теперь, когда я понял, чего стоит ожидать от Самаэля на самом деле. В этот раз он не отпустит никого, если получит безграничную власть по праву завоевателя. В этот раз тёмная туча маячит над всеми нашими головами. Знать бы, когда она разразится.