Шум. Смех, веселье, музыка — пир. Шуты, скоморохи, вельможи и барды.
Огромный стол, ломящийся от угощения, и люди. Много расфуфыренных людей. Впрочем, как и на всех балах, пирах. Ведьмак словно видел всё, знал каждого из гостей, знал, кто о чём говорит, кто с кем танцует и с кем уйдет. — И почему я не удивлена, что твоему барду снятся пиры? — Он не мой. — Бегая глазами по гостям. — Такое ощущение, что я здесь был, что я знаю всё об этом месте… — Мы в его воспоминаниях, это не ты всё знаешь, а он… Всё было в ярком, оранжевом свете. Там и тут мелькали рыцари с красными плащами, дамы в откровенных платьях и господа в бьющих роскошью нарядах. На стенах красовались бордово-золотые гобелены и гербы. Огромные столы и множество стульев, украшенных золотыми тканями, задавали тон богатства хозяина. И его было не сложно найти, ведь они знали, где он сидел. Там, во главе дальнего стола. Взрослый, местами седовласый мужчина с тяжёлым томным взглядом. Он осматривал гостей с высока, пил из кубка бордовое пойло и наслаждался своим местом. Он видел всех с их пороками, желаниями и тайнами. Он восседал на этом представлении в первом ряду и упивался зрелищем. Но взгляд его тускнел, перебегая от одного актера к другому. Ему наскучил этот пир, наскучили эти аляпистые бордовые, жёлтые, золотые и красные маски. Этот шум и глупый смех. Сплетни и истории, что рассказываются уже в сотый раз. И это вино. Ему наскучило всё. Тут он что-то буркнул, затем ещё что-то, и к нему тут же словно подлетел молодой парень. Его Геральт узнал сразу, это был Лютик. Только моложе, ему тут и 17 не дашь, а если присмотреться, то и 15! Бард смотрел на мужчину грустно, пусто и словно безвольно. Тот что-то говорил ему о еде, нарядах, музыке, о том что здесь скучно и он хочет уйти. — Лютик? — Почему вопрос? Это же он! Он! — Лютик! И он повернулся, обратил внимание и нежно улыбнулся: — Геральт, что ты…? — Оборвавшись на полуслове, он внимательно осмотрел нового гостя, словно что-то вспомнив. — Тебя не должно быть здесь. У тебя не было приглашения. Ты тогда был не здесь. — Парнишка отвёл взгляд. — Ты не один? Кто она? Она красива… Йен смотрела завороженно, молодой музыкант был красив. Тут не могла и идти речь о каких-то морщинках. Эта осанка, эти движения, этот чарующий голос, и, о, Боги, эти печально добрые глаза. — Ты меня не узнаешь? — Хотелось бы, — Он улыбнулся так ярко, нежно, приветливо. — но сейчас я и его не знаю. Не должен знать, но… — Он смотрел на неё с болью, разъедающей голубые глаза. — но помню. Йен, ты прекрасна: платье, глаза, магия, — Это слово он выделил. — но твой взгляд слишком мрачен. Может вино и еда скрасят этот… — Он задумался и осмотрелся — вечер? Взмах руки и она уже была в струящемся нежном и откровенном бордовом платье. Локоны заколоты медно-золотыми цветами, удобные сапоги сменились металлическими туфлями.Бард улыбался.
— Мне жаль, что ты не была на этом пиру, он был красив. А музыка! Ах, эта музыка… — Он закинул в рот виноград и поморщился от удовольствия. — Будешь? Тут было столько знати, столько чародеев и чародеек, быть, может, они бы тебе помогли. — Он стих, улыбался, но уже более тепло, искрение. — Геральт, как тебе? Ты пусть и не приглашен, но всё же можешь оценить. Тут вкусен эль. Эр… — он потускнел, осекся и указал на мужчину в троне, что замер, как только Лютик заговорил. — Он любит эль, вино хоть и приятно, но не то. Хотя жена его настаивает на вине, вот он и пьет его. — Говоря о хозяине пира, Лютик мрачнел, он всё также нежно улыбался, но глаза мокли. — Лютик, проснись, это сон, это всё не настоящее. — Обратился к барду Геральт. Музыка спала, а говор растворился. Столы были также наполнены, кубки полупусты, вот только все люди пропали. — Геральт, уходи. — Спокойно начал бард. — Не нужно спасать всех и вся. Я… он… Лютик справится сам. Всегда справлялся. Можешь отдохнуть на пиру, но прошу не ходи дальше. Оно того не стоит. Тебе это не нужно. Лютик говорил тихо, ровно и с яркой болью в голосе. Где-то позади играла лютня, тихо напевая неизвестную ранее мелодию. Потом появился мягкий, теплый и родной женский голос. Слышался треск костра и веяло чем-то вкусным. Обернувшись ведьмак увидел дверь посреди стены. — Её же там до этого не было? — Осторожно поинтересовалась чародейка. Геральт, игнорируя всё, потянулся к новой части сна. — Ведьмак, прошу! — Возобновился голос барда. — Тебе не нужно этого делать. Этот пир, угощение, вино, девки. — Он развел руками. — Это всё твоё! Хоть он и говорил, жестикулировал и улыбался во весь рот, его очи всё ещё были холодны и печальны, и Геральт, не оборачиваясь голосу Лютика, распахнул большие двери.