***
Вики.
Не знаю, как это вышло. Все было как в тумане. Такое чувство, что не я это сделала. Это не в моем стиле. Я всегда была сильна духом. Настолько сильная, что осознала и приняла тот факт, что теперь я в Аду и в прямом смысле принадлежу самому Дьяволу Люциферу. Часто я зависала в библиотеке своего маленького городка и сидела в разделе «Мистика. Религия. Демонология». Был такой период в моей жизни, когда меня потянуло на изучение различной нечисти, другого мира. Страшного мира, где царят хаос, разрушение, агония и истребление человеческого рода жесточайшими наказаниями Вселенной. Читать и представлять это, покрываясь мурашками одно, другое — оказаться в этом месте и наяву испытывать на себе столь неоднозначное бремя. Мои представления, взятые из книг, многообразные, но стертые из моего подсознания с того момента, как я оказалась здесь. Хаоса нет. Разрушения тоже. Все держится по контролем и нет бродячих потерянных душ, что вечно горят и не могут найти спокойного пристанища. Люцифер в историях демонологии ужасный во всех смыслах с того момента, как пал. Его небесный лик был совершенен: он был красив, обладал манерами, которые выдавали наследие Господа, его особый, величественный статус. Его светлое лицо озаряло всех, не зря дано ему было такое имя — «несущий свет». Величия добавляли роскошные крылья, которые у него были больше, чем у остальных. Ведь он являлся шестикрылым серафимом — самым могущественным. Он весь излучал ангельское добродушие, затерявшееся позже среди эгоизма и самовлюбленности. Позже его стали считать страшным, ведь он затерял силу небес. Считается, что он утратил свою привлекательность и его одарили рогами, лицом со шрамами и страшными горелыми крыльями. И считается, что в его царстве нет покоя. Да, мне покоя нет. Я вечно чувствую себя в оковах, чувствую себя в беспощадной агонии, что так обжигает душу и сердце, но в его адском королевстве царит контроль. Изучающие демонологию во многом ошибаются. Люцифер не растратил своей красоты. Силу своих крыльев. Они окрасились в насыщенный бордовый и, кажется, что стали еще величественнее. Черты его лица такие совершенные, что невозможно оторвать глаз. Его мужественное тело настолько прекрасно, что хочется всегда касаться его. Даже Дьяволу быть таким совершенным — это преступление, поэтому он отбывает свое наказание в Аду в качестве правителя тьмы. А это бремя не из легких. Он не сеет страх и не пытается вынуть тьму за пределы дозволенного. Он понимает, что всегда нужно сохранять баланс между светом и тьмой, но не идет на уступки свету. Все же, кажется, что тьмы становится еще больше со дня сотворения земли и теперь у Люцифера больше работы. Возможно, за этим всем совершенством таится огромный изъян, что скрыт от меня. Его второй облик, что доказывает его истинное существо. Чтобы понять его сущность, мне нужно было покончить собой? Немыслимо. Я терпела от Люцифера все: и разрушение, и заточение, и неласковое обращение. Я была готова к войне. Но что-то во мне сломалось. Что-то щелкнуло и перемкнуло. Но…я будто не отдавала отчета своим действиям. Просто было больно. Душа горела в агонии и страхе. Раньше я оправдывала его жестокое обращение тем, что он Дьявол и не ведает заботы, любви, ласки. Но что же переменилось сейчас, Вики? Что не так? Люцифер пытается согреть меня, что-то орет, то шепчет, как ненормальный. Он и есть ненормальный. Как бы я не хотела к нему прижиматься, но он тянет к себе тем, что горячий, как…солнце. Он снял с меня мокрое платье, завернул в теплый махровый халат, затем еще в плед и на кровати обволок своим теплым телом. Инстинкт самосохранения берет вверх, поэтому я покорно прижимаюсь к его телу и медленно перестаю трястись. Мне уже не холодно. Но в голове какая-та неразбериха. Не понимаю, как дошла до такого… Но больше нет. Никогда. Я все стерплю от Дьявола Люцифера. Назло ему. Я выйду из этого Ада, где каждый день переживаю все девять кругов. Я не сломленная и не мертвая. Я живая. Уничтожу его черное сердце, утоплю его в его же агонии. Думать об этом легко. Вот как мило я хочу избавится от самого Дьявола, как бросаю вызов самому Дьяволу, а сама жмусь к нему, стараясь согреться. Он все угрожает мне убийством, если я еще раз так сделаю. Разве он не видит, что в его угрозах не смысла?***
Я утыкаюсь носом в его шею и мне…так хорошо. Чувствую нежность до дрожи. Его запах. лишь его… Он ни с кем не был в последнее время, я это чувствую. Но какого черта я это чувствую? Почему мне не все-равно с кем он был помимо меня? И вообще, почему я стала еще безумнее противоречивее? Мне нужно срочно выбираться отсюда, пока я все еще нахожусь в своем здравом сознании. Но как мне получить хоть какую-то новость от Саллоса? Не думать о нем. Не думать о нем. Я зажмурилась. Нельзя думать о нем. Он все прочитает. Мы молчим. Я просто жмусь к нему, как младенец, а он крепко обнимает меня в ответ. Рабством здесь сейчас даже и не пахнет. Это даже пугает. Чувства только усложняют все. Ненавидеть Люцифера, когда он плохой, когда он чудовище одно. А вот ненавидеть его, когда он такой, как в эту минуту…еще больнее, чем все, что я испытывала прежде. Я думала, что больнее быть не может, что это уже просто невозможно, потому что я достала красной отметки, но я жестоко ошибалась. Зверь убрал свои коготки, но не навсегда. Не смей расслабляться, Вики. Он добровольно усадил меня на эмоциональные качели. — Почему ты это сделала, маленькая моя? — шепчет он в мое ухо, затем находит мои губы и обводит их языком, медленно смакуя. Его действия такие нежные, что я теряюсь. Откуда в этом чудовище вообще такие повадки? Не понимаю. Почему я это сделала? Потому что я отныне боюсь тебя и боюсь снова быть жестко оттраханной на этом чертовом ковре. Я вся содрогнулась от ужасных воспоминаний. Страх усиливался, ведь он сейчас здесь. Одно не ровное движение, неправильно сказанное слово и снова это произойдет. Его большая рука повисла над моим лицом, и я зажмурилась. Нежное касание и он провел по моей скуле. — Ты боишься меня? Да, чудовище, я боюсь тебя. Теперь боюсь, потому что ты постарался. Он выдыхает. Его горячее дыхание касается моего лица. Затем его щетина колется на моей шее, а горячие губы обсыпают поцелуями ключицы, плечо. Его властные руки разгуливают по моему телу. Он ловко развязал пояс халата и теперь под одеялом касается моего оголенного тела. Я издаю непроизвольный тихий стон удовольствия. Что может еще хуже в этот момент? Я хочу его. В его поцелуях я чувствую разрушающий меня трепет его губ и от этого боль во мне лишь усиливается. Острые когти царапают всю мое нутро, а душа снова возрождается из долгой спячки и теперь с распростёртыми объятиями встречает своего хозяина. Я сдаюсь. Сдаюсь своему насильнику и садисту. Просто так, без сопротивления. — Я не знаю, что на меня нашло, маленькая. — прошептал он осипшим голосом и крепче прижал меня к себе, зарываясь носом в мои волосы. Вдохнул полной грудью и издал нереальный стон удовольствия. Такого стона в его исполнении я еще не слышала. Этот звук так сильно въелся в меня, что воздержаться уже не было сил. — Это был ты. — шепчу я в ответ таким же осипшим голосом. Выдыхаю, чтобы задержать слезы. — Я, девочка, я — он наклоняется ко мне и целует в губы. — Ты меня довела. Помни одно, ты сильно на меня влияешь, малыш, и лучше подчиняться мне, чтобы такого больше не повторилось. — он снова целует меня в губы. И я подчиняюсь. Потому что так хочу я. Я сама, Вики со здравым рассудком. Отвечаю на его поцелуй. Кончиком языка я провожу между его губ. Это действие ему понравилось. Он резко и грубо прижимает меня к себе своими властными руками и крепкой хваткой. Я ощущаю его возбуждение. И возбуждаюсь сама. Сила, что в нем есть, то как он берет меня под свой контроль оказывается дико возбуждает. Когда я сопротивлялась, я не ощущала всех тех прелестей, дарованных Дьяволом полностью. Сейчас я хочу в полной мере ощутить это. Ощутить его другим, когда я добровольно иду на этот шаг. Сопротивляться уже нет смысла. Спокойный поцелуй сменялся на требовательный и жадный. Он взвалился на меня всем своим весом, что мне было тяжело дышать. Целует так, будто получает от этого лишние часы к жизни, не отрываясь, голодно. Быстро я оказалась обнаженной перед ним. Вскоре он привязывает мои руки к изголовью кровати атласной лентой из тумбочки. Его губы были везде. Его руки были везде. Пальцы ласкали складочки и смазывали влажность. Я извивалась под ним, в полной мере ощущая взрыв желания в груди, которое скатывалось теплыми ручейками по всему телу, заполняя все поры кожи. Я уже готова принять его. Мое желание сбылось и вот он внутри меня, делает плавные толчки, и не перестает смотреть в мои глаза. Это тот Люцифер, что спас меня и боится…как бы странно не звучало, но боится потерять меня. Может мое собственное добровольное соглашение вырвал мои мозги с корнем и вставил новые, сделанные Люцифером? Не теряй бдительность, Вики. Вскоре его толчки усилились по мере его нарастающего дикого желания. Он резок и долбит меня сильными четкими толчками, но мне это нравится. Ласкает соски пальцами, гладит живот и спускается к влажным, только для него складкам. Его толчки хоть и резкие, но чувственные. Они медленно переходят в плавные, круговые движения. Он сжимает мою талию и стонет от удовольствия. Я вижу, как ему хорошо и это наслаждение приношу ему лишь я. Лишь я способна взрывать в нем медленно действующую взрывчатку. Я одариваю его слух такими же сладкими стонами, показывая, как мне хорошо. Люцифер развязывает мои руки, обеспокоенно целуя запястья: — Я хочу твои руки, сладкая. Выпусти свои коготки. Отомсти мне. Поставь меня на место, моя девочка. — его голос полон сладкой муки. Я схожу с ума от его слов, от нежности. Его крепкий член пульсирует, движется во мне, дразнит, иногда выскальзывая. Я слушаюсь. Мои руки скользят по его упругим и сильным мышцам спины. Чувствую, как они напрягаются под кончиками моих пальцев. Провожу ладонями по широкой и влажной от безумных толчков спине, нерешительно замираю на пояснице. — Твою мать, как узко. Где твои коготки, сладкая? — он толкается в меня с рыком. Невольно кричу его имя, резко опуская руки на его бедра. Сжимаю и царапаю. Его бедра такие сильные, такие напряженные. Мои руки поднимаются выше, к его спине. Делаю красную дорожку, царапая кожу своими ногтями. Дохожу до основания крыльев и задеваю его. В ответ Люцифер надрывисто стонет, награждая меня сладкими толчками. Все, я окончательно сдаюсь. И я довольна собой, что привела его к такому исходу. Как он хрипло стонет, шепчет мое имя в ухо и говорит, как ему хорошо. Его ласка и грубость уже давно пробудила в моем животе трепет и сладкую негу, которая охватывает все тело. Но мне мало, хочу быть ближе. Мы сходим с ума, я чувствую это. Дьявол и человек. Дьявол и его рабыня. Люцифер не признает это в слух, но он начинает зависеть от меня также, как я от него. Он будит во мне ту тьму, что спала во мне долгие годы. Он принимает мою тьму и расширяет ее, добавляя своей при каждой близости. Человек-логик бы начал искать объяснения. Как такое вообще возможно? Зависеть от того, кто превратил жизнь в ад, отобрал все до последней крупицы. Психиатр бы объяснил мне, что это стокгольмский синдром. Но я вижу иначе. Это выбор. Выбор наших душ — гореть вместе и сжечь друг друга рано или поздно до тла. Просто так суждено. Я пленена Дьяволом и другого выхода не вижу, как гореть вместе с ним в этом царстве, горящий в огне. Сейчас я больше ни в чем не нуждаюсь. Каждый должен чем-то заполнить себя, чтобы не быть пустым сосудом. Но неужели он был пустым сосудом, что теперь заполняет себя мною? Почему он выделил меня среди других? Я не знала причины, ведь он так скрытен и непроницаемым. Я просто чувствую, что мы нуждаемся в заполнении себя. И в данный момент мы заполняем друг друга друг другом. — Тебе нравится? Нравится, как я трахаю тебя, Вики? — столько страсти в его голосе, мое сердце готово разорваться от переизбытка эмоций. Я молчу, может я и сдалась ему, отдавая тело без протестов и скандала, но я не расслабляюсь. Слишком много удовольствия приношу. — Скажи! — в нетерпении шипит он перед кульминацией и замирает во мне. Нет…мне необходимо… Чтоб тебя, Дьявол Люцифер! — Нравится, Люцифер. Мне нравится… — Умоляй меня. Что ты за чудовище такое?! Ненавижу! — Пожалуйста, дай мне кончить. Пожалуйста, — мой голос полон отчаяния и мне стыдно за саму себя. Мои щеки наливаются краской от нахлынувшего унижения. Сжимаю его своими стенками, на что он рычит и начинает неистово долбить меня. Мне нравится. Тело покалывает от наслаждения, готовясь к эпическому взрыву. — Ох, детка. Ты слишком сладкая, — иступлено шепчет он, изливаясь в меня, пока меня трясет от новой порции неистового блаженства. Он изнасиловал меня, отобрал все мои женские качества, что были недоступны никому, отобрал жизнь, душу, сердце и я ему все простила…все. Разве у меня есть выбор? Я уже и утопиться пыталась. Какие у меня еще действия, пока я жду спасения? Только его прибить. Лишь бы была возможность. Он еще несколько минут ласкает мое влажное тело губами, смакуя наше общее удовольствие. Подрагиваю, извиваюсь. — Люблю, когда ты кончаешь, детка. В эти секунды ты еще красивее. Такая послушная сегодня. Иди ко мне. — это как обезболивающее. Боже, что он делает со мной. Он обнимает меня со спины и зарывается лицом в мой затылок, в мокрые волосы. Крепко обнимает. Я хочу заплакать от собственной безысходности. Но я глотаю свои слезы и держу внутри и так израненной души. Дыхание стараюсь держать ровным и просто закрываю глаза. Он намеревается остаться? Только я успела подумать об этом, как услышала его тяжелое сопение. Дьявол уснул рядом со мной, обнимая? Как я должна это расценивать? Никак ты не должна это расценивать. Ты уже отдала себя добровольно ему сегодня, больше не смей заходить так далеко. Это рискованно. Послушай, свои мысли. Вики внутри меня, которая все еще питает надежду на спасение, продолжает вытаскивать меня из ямы, в которую я добровольно угодила. Раздвоение личности у меня уже давно. Я слушала ее высказывания, уроки, но трудно было сосредоточиться, когда меня обнимает причина всех моих мучений и так же причина моих удовольствий. И я не могу отрицать того, как меня сейчас охватывает его тепло и как мне хорошо от этих ощущений. Но мой внутренний голос сильнее, он напористо заглушал во мне мои же бредни. Боже, как страшно. Психиатр бы давно дар речи потерял, если бы я была его пациенткой. На следующее утро я его не обнаружила рядом.***
Люцифер.
Что бы я не делал, девушка сильно влияет на меня. Даже имеет власть надо мной, так правильнее всего. Я даже не заметил, как провалился в сладкий сон рядом с ней. В такой крепкий сон, в котором я не пребывал уже много веков, никак не мог найти свой покой. Несколько веков после дня моего падения и изгнания с небес, я был энергичным и активным. Всегда находился в поле зрения своих подчиненных, которые последовали за мной. Я создавал свой мир, в котором царят свои правила, своя жизнь. Если бы я знал тогда, в какую тяжкую ношу превратится мое правление в своем собственноручно созданном мире. Возбужденный и одержимый сотворением, я не замечал, как тьма поглощала меня, и я становился с ней единым целым. Тогда мне это казалось правильным, казалось, что я стану сильным и могущественным. Так и сбылось. Но тьма стала неконтролируемой и ей всего мало. Я стал загнанным зверем в клетке, и клетка — это мое царство, созданное из тьмы. Будто я заключил сделку с ней и теперь мне нет спасения. Я не против своей тьмы, я привык к ней и только она способна пропитать меня. Без нее я слаб и немощен. Но я физически ощущаю ее напор на мои плечи. Это тяжкая ноша для Дьявола. Но я должен держать эту тьму в узде, чтобы не было хаоса и разрушения в моем королевстве. Рядом с Вики я не ощущаю всю тяжесть, что дарует мне тьма. Рядом с ней во мне будто зажигают свечу, и она горит, тускло освещает темное пространство и тогда можно разведать во мне качества, что спят беспробудным сном, но не рядом с этой девушкой. Они просыпаются, учуяв свою хозяйку и приходят в действие. Нежность, забота, переживания, страх — все это чуждо для меня вот уже сотни веков. Вики не боится тьмы, ведь сама хранит в себе маленький сгусток, что прилип к ней. Теперь она тянется к еще большей. Никогда не стоит недооценивать темноту. Она настолько привлекательна, что даже чистая сердцем тянется к ней. Я провел тыльной стороной ладони по ее скуле, щеке, шее. Во мне вспыхнул ее огонь, что я даже содрогнулся всем телом. Что ж, попытаем удачу и расценим свои силы? Я бросаю вызов своему давнему врагу. Насколько моя тьма сильна и непроницаема? Можно испытать, если только впустит в нее инородное тело. Вики и ее свет.***
— Я получил парочку новых душонок. И какая удача, снова молодые девушки. — напротив меня сидел Данталиан и хвастался своими успехами, пока я изучал дела новых заключенных и вписывал для них стоящие наказания. Для каждого страшного греха свое наказание. Вот уж не думал, что папочка расценит мой вызов с созданием своего мира. Грехи всегда существовали, даже без Ада. Раньше люди, что совершали страшные деяние, истреблялись отцом. Им недозволенно было видеть райский свет. Когда я создал Ад, Боженька решил взвалить эту работу на меня. Да еще и быть чутким. Вдруг людишки, меньшее количество, осознает свои ошибки? Тогда им даруется второй шанс. Естественно, моя геенна не для смертников. «Огонь вечный» приготовлен «дьяволу», которой является прародителем зла, и его бесам, а не для мучения людей. Это место я создавал не для вечных мук людей в геенне огненной, этот огонь лично для меня, для Сатаны и его ближайших приспешников. Гребаный старикашка. Никогда не даст мне покоя. Поиграть с людишками захотел он, создавая их с кукольным домик под название Земля, я в это не вписывался. Первые дни я бунтовал и истреблял всех подряд, что поступали ко мне. Но вскоре нашел в этом забаву. Отец, в некотором роде, дал мне такую же власть над своими марионетками. Как-то раз, я даже подумал, что мы все еще семья. Вот черт, как хорошо, что я быстро пришел в себя и еще долго смеялся над этим. — Не хочешь испробовать со мной? — Ты солить их собрался, Данталиан? — скучающе спросил я. — Почему? Сегодня я истреблю парочку. Они мне наскучили. — Сегодня? — я моментально ожил и оторвался от многочисленных папок, быстро прокручивая в голове свой план. — Да, сегодня. — Не начинай, пока я не приду с одной особой. — Твоя забава? Все еще тащишься от нее? — он отпил из стакана опьяняющей жидкости, при этом смотря на меня слегка сощуренными глазами. — Не влезай глубже, ты знаешь, как я это не люблю. — нервно фыркнул я и снова стал перебирать папки. — Ладно-ладно — поднимая руки перед собой, он показал жест, что сдается. — Я дам тебе знать. — он поднялся с кресла и направился к выходу, где столкнулся с моим верным слугой Скирлингом. Ему я передал все заполненные папки, которые вскоре придут в действие. Сам я уже давно не занимался наказаниями. Сегодня снова день пик, когда наказания всеобщими усилиями начнут действовать на многочисленных смертных грешниках.***
Я зашел в ее спальню, которую она называет коробкой, клеткой для зверушки. Чувство юмора у нее, конечно, отменное. Она сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. Увидев меня, она замерла и смотрела на меня сквозь серебряное покрытие зеркала. Я медленно подошел к ней и молча забрал расческу из ее рук. Начал перебирать ее густые волнистые волосы, затем расчесывать. Оно недоуменно пялилась на меня, точнее на мое отражение. — Один расслабленный, изнемогая в духе терпения, с воплем просил Господа прекратить его страдальческую жизнь. — Сказку пришел рассказать? — перебила меня Вики, гневно сверля мое отражение в зеркале. — Нет. Реальную историю. Видишь ли, терпеть не могу сказки. Отныне ты живешь здесь и должна знать хотя бы крупицы историй. Так, о чем я. Кхм… — «Хорошо, — сказал явившийся больному Ангел, — Господь, будучи неизреченно благ, соизволяет на твою молитву, Он прекращает твою временную жизнь, только с условием: вместо одного года страданий на земле, которыми каждый человек очищается, как золото в огне, согласен ли ты пробыть три часа в адских мучениях? Твои грехи требуют очищения в страданиях собственной твоей плоти, ты должен бы быть в расслаблении еще год, потому что как для тебя, так и для всех верующих, нет другого пути к небу, кроме крестного, проложенного безгрешным Богочеловеком. Этот путь тебе наскучил на земле, — испытай эти муки только в течение трех часов, а после, молитвами Святой Церкви, ты будешь спасен. Страдалец задумался: год страдать на земле — это ужасное продолжение времени! «Лучше же я вытерплю три часа в этих бесконечных муках, — сказал он себе, — чем год на земле». — Согласен в ад! — сказал он, наконец, Ангелу. Ангел тихо принял его страдальческую душу и, заключивши ее в преисподних ада, удалился от страдальца со словами утешения: «Через три часа явлюсь я за тобою!» Вики внимательно и с интересом слушала меня. Конечно, для той, что с таким возбуждением изучала другой мир, ее законы, просто будет счастлива узнать от первых источников историю, а не из книжек, написанных неопытными, ничего не видящими людьми. — И что же он испытал? — с нескрываемым любопытством спросила она меня. Я слегка улыбнулся, продолжая перебирать ее волосы. — «Господствующий повсюду мрак, теснота, долетающие отовсюду звуки неизъяснимых грешнических воплей, видение духов злобы в их адском безобразии, — все это слилось для несчастного страдальца в невыразимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдание и вопли и ни ползвука радости в необъятной бездне ада, одни лишь огненные глаза демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сдавить его и сжечь своим геенским дыханием. Бедный страдалец затрепетал и закричал, но на его крик и вопли отвечала только адская бездна своим замирающим вдали эхом и клокотанием геенского пламени, которое клубилось в виду трепетавшего заключенного. Ему казалось, что протекли уже целые века страданий, с минуты на минуту ждал он к себе светоносного Ангела, — но Ангела не было. Наконец, страдалец отчаялся в его райском появлении, скрежеща зубами, застонал, но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся в бездне геенской, были заняты собою, своим собственным только мучением, и ужасные демоны в адской радости издевались над мучениями грешников. Наконец, тихий свет ангельской славы разлился над бездною. С райскою улыбкой приступил Ангел к добровольному страдальцу и спросил о его состоянии. — Не думал я, чтобы в устах ангельских могла быть ложь, — прошептал едва слышным, прерывающимся от страданий голосом страдалец. — Ты обещался взять меня отсюда через три часа, а между тем целые годы, целые века протекли в моих невыразимых страданиях. — Что за годы, что за века? — кротко отвечал Ангел. — Час, один только час прошел со времени моего отсутствия, и два часа еще быть тебе здесь. — Два часа? — в испуге спросил страдалец. — Два часа? А это час только протек? Ох, не могу более терпеть, нет силы! Если только можно, если только есть воля Господня, — умоляю тебя, возьми меня отсюда! Лучше на земле буду я страдать годы и века, даже до последнего дня, до самого пришествия Христова на суд, — только выведи меня отсюда. Невыносимо! Пожалей меня! — со стоном воскликнул страдалец, простирая руки к светлому Ангелу. — Бог, как Отец щедрот, — отвечал Ангел, — являет на тебе благодать Свою, исполняя прошение твое. Но ты должен знать и помнить, сколь жестоки и невыносимы адские мучения.» — И что же? — Да, его послали обратно на землю, и он через год скоропостижно отдал Богу душу. Но вот не задача, он снова оказался в адских мучениях и снова горел в геенне огненной, получая муки, что тянулись в века. Знаешь, почему? — Он…он не придал значения словам Ангела. Возрадовался сильно, когда ему снова дали свет, пусть земной и освободили от самых худших наказаний. Он понял Ангела так, что теперь ты страдай на земле и жди своей кончины, и ты точно попадешь в райское царство, но забыл о том, что грешить ему недозволенно. — Какая умница. — я склонился и поцеловал ее в голову. Отложил расческу на тумбочку. — Собирайся. — Куда? — настороженно, но с любопытством спросила она. — Увидишь.***
Вики быстро натянула на себя платье из гардероба, и я повел ее по коридорам своего замка. Девушка с восторгом и воодушевлением рассматривала архитектуру и картины, которые нарисованы древнейшими ангелами-живописцами. — Нравится? — Очень. Невероятное зрелище. Никогда не видела подобные живописи и фрески. На земле такого не встретишь. Мелкие детали, сдержанные постельные цвета…- она еще что-то говорила, описывая непростую работу художников и восхваляла их. Я слушал ее мелодичный, нежный голосок, который будто ручеек из родника вытекает с ее язычка. — Можно просьбу? — с серьезным выражение добавила она к своему воодушевлённому описанию. — Слушаю тебя. — без иронии и сарказма в голосе ответил я. — У меня тут список, посмотри. — она протянула мне аккуратно складный листок. Я развернул его и читал содержимое, не останавливаясь. — Тебе нужно это доставить? — Если можно. Это мое хобби. Я создавал ароматы. И мне этого…очень не хватает. Я остановился. Она повторила мой жест. Нахмурив брови, я смотрел на лист с красиво вычерченными буквами, затем устремил свой взор на нее. Тут я осознал, что у нас впервые слаженный диалог. Спокойный, бытийный. Она впервые мне открыла что-то из своей жизни. Конечно, я все знаю про нее, но она сама, своим ротиком произнесла то, что ее интересует. — Хорошо. — сдержанно и быстро бросил я, затем снова направился вперед, засовывая список в карман. Мы были все ближе к цели. Чем ниже мы опускались, тем становилось холоднее и мрачнее. Еще один спуск по длинной каменной лестнице, и мы услышали вопли страданий грешников. Вики резко остановилась. Я посмотрел на ее лицо, которое выражает лишь страх и ужас. Восторженное выражение лица будто ветром сдуло. — Куда мы идем? — дрожащим голосом, настороженно спросила она. — В самые мрачные закоулки Ада, золотко. Давай, не противься и иди за мной. — Нет. Прошу, не надо. Не показывай мне этого. — в страхе тараторила она, мотая головой. Я поднялся на одну лесенку, на которой все еще стояла она и навис над ее лицом, выражающим всепоглощающий испуг и страх. — Ты увидишь, в каком раю ты пребываешь. Может тогда станешь благоразумнее. Пошли, я сказал! — рявкнул я уже не в силах сдерживать свое раздражение на ее выраженный на мое обозрение страх. Я взял ее за запястье и дернул вперед. Она противилась, но я, конечно, был сильнее и без особых усилий тащил хрупкое, дрожащее тело за собой. На ее удачу, мы прошли лишь один уровень. Один круг Ада, где в данный момент действовали наказания. Грешники, что придавались вечной печали сейчас пребывают в еще большей печали и унынии, в которых проще повеситься, чем терпеть их. — Боже, на это невыносимо смотреть. Ай! Что это! — она воскликнула от боли в руке, в которой образовался ожог. — Милая, здесь не любят, когда моего папочку упоминают. — усмехнулся я и снова повел ее к цели. Вскоре мы дошли до второго уровня, со вторым кругом Ада — похоть. Вики еле сдержала крик, когда мы наткнулись на Миноса. Страж второго круга. Он был огромных размеров, одним словом великан в человеческим обличии, но с длинным хвостом за собой. — При жизни он был справедливым царь-судьей. — уточнил я испуганной девушке. Она уж заметно побледнела. — Не станем задерживаться, иначе не увидишь самого интересного. — меня эта ситуация, признаюсь, забавляла. Мне нравилось питаться страхом этой малышки, а еще больше нравится питаться ею всей. — Ну вот мы и пришли. Пред нами предстало темное подземелье с вечными пытками, страданиями и криками. Толпы душ бесконечно терзаются ураганным ветром. Они крутятся, вьются в холодной буре, с криками и стонами бьются о скалы и вопят от боли. Их кровь смешалась с нескончаемым ураганом, который окрашивался в красный. Прямо там они вновь восстанавливались и переживали заново тоже самое. В каждом кругу Ада, есть свой бесконечный круг. — Прошу тебя! Забери меня отсюда! — она пыталась сбежать, но я удержал ее и вернул на место. Встал позади нее, сжал щеки одной рукой, отбирая тем самым шансы отвернуться, другой — сжимал ее талию и прижимал к себе. — Нет, ты будешь смотреть. — хрипло начал говорить я в ее ухо, дабы она четко слышала меня из-под криков и ее собственных рыданий. — Знаешь, кто это? Здесь в основном девушки, души которых были проданы демонам. Смотри, что стало с ними, когда они надоели свои хозяевам. Они под вечными пытками. Это место, где наказывают за разврат, прелюбодейство, похоть и влечение для них были превыше морали и добродетели. Они вытворяли вещи похуже тебя. Полностью отдались похоти и потерялись в этом, погрязли в разврате. У них больше нет шанса получить прощение. Они обречены. — я резко развернул ее к себе и посмотрел на ее заплаканное лицо. — Теперь ты понимаешь, как я отношусь к тебе? Ты никогда не познаешь их пытки, если не надоешь мне и не разочаруешь. Если я разозлюсь на тебя, то путь тебе один — в этот вихрь. Будь плохой, но в мере. Помни, кому ты принадлежишь, услышала? — Д…да… Я у…услышала… — заикаясь произнесла она, затем ее тело свалилось на мою грудь. От увиденного она потеряла сознание. Ее детская психика не выдержала такого зрелища. Я поднял ее на руки и вынес из сердца Ада.***
Вики.
Меня до сих пор нещадно трясет от увиденного. Даже в сонном бреду я слышала эти истошные крики. Лучше бы мой мозг сдержался, и я бы не канула в темноту. В бессознательном состоянии я наоборот пребывала во всех девяти кругах Ада, видя перед собой лишь страшные ущербные лица. Увязшие нагие грешники, захлебываясь тиной, рвут друг друга в клочья, в свирепом гневе бьются ногами и головами. В дно болота втоптаны души, настолько глубоко затаившие в себе ненависть, что способны только на уныние, лень и вялую скуку. Утопленные в темных водах, они заметны только по пузырям воздуха, которые поднимаются от их вздохов. Это все я видела перед глазами, мой мозг сам все прокручивал для меня. Это ужасно! Совершенно ужасно и беспощадно! Псих! Только чтобы держать меня в плену страха, он показал подобное. Я даже не смогу назвать эти места какой-то приличной фразой. Это просто невозможно. Теперь понятно, почему люди отчаянно молятся Богу и просто помешаны в этом. Кто хочет оказаться в подобных муках? И зачем Бог создал человечество? От скуки ради? Он не подталкивает их к исправлению и искуплению. Их подталкивает на это Ад. Спасибо, Отец Всемогущий, ты так добр, что показываешь людям, что не только свет существует в этом мире. Хотелось бы верить, что после Страшного суда и всеобщего воскресения богословы-«оптимисты» вкупе со своими приверженцами действительно окажутся по правую сторону. В дверь постучали, и я вздрогнула. Скоро не только деградирую, но и заикой стану. Дверь открылась и голову просунула Мими. — Мими, — я вскочила с места и подбежала к ней, обнимая ее всей силой, что у меня осталась. — Как же я рада, что ты снова здесь! — Я тоже думала, что больше не появлюсь здесь. — ее уверенный взгляд сменился на скорбный и сопереживающий. — Ты многое испытала на себе? — Не хочу жаловаться, а еще больше вспоминать. Лучше бы меня расстреляли, или лучше гореть заживо, чем испытывать такое. — Ты сильная. Никогда не видела таких людей. Ты просто исключение в природе. Но сейчас не об этом. — Мими резко потянула меня к горящему камину, затем она протянула мне маленький сложенный листок. — Что это? — Это от Саллоса. — мое сердце екнуло при упоминании его имени и в голове тут же прокрутился наш разговор со скоростью света, но мне этого хватило, чтобы связать эти события с этим листком. — Он спятил? — в страхе спросила я ее, расширив глаза. Сердце билось с неконтролируемой скоростью, и я каждую секунду поглядывала на дверь. — Спятил, потому что хочет помочь тебе. — Люцифер узнает. Неужели он не понимает? — я уже перешла на шепот, будто даже стены здесь способны меня слышать. — Он дает гарантии, что мы с тобой в безопасности. Прочитаешь письмо, и сразу же его сожжешь. — тараторила Мими и я просто старалась улавливать ее инструкции сквозь нескончаемый, восседающий во мне страх. Неизвестность сводила с ума. — Тогда Люцифер не узнает об этом письме. На нем какое-то заклятие. Давай же! — зашипела она и всунула мне маленький листок. Я быстро раскрыла его и прочитала содержимое. Будто древний писатель вырисовывал изящные буквы, создавая утонченные крючки и линии. Эти красивые буквы связались в слова, а слова в фразы, которые резко ударили в меня, будто острие кинжала вырисовывает эти самые фразы на моем сердце. Я стояла и в ужасе смотрела на послание Саллоса, что ноги уже подкашивались. Это безумие. Мне нужна кровь Люцифера. Впитай ее в белый платок. Мими заберет его. Постарайся. Я в тебя верю. Это первый шаг к твоему спасению. Я клянусь тебе, это будет не зря.