Не рассказывай

На улице как-то намного легче переносить похмелье. Чимин идёт медленными шагами, понимая всю абсурдность ситуации. Он. И. Мин Юнги. Гуляют. Гуляют, блять! Не трахаются, не дерутся, не ругаются, а гуляют. Пак смотрит на старшего, находясь в шоке, потому что он улыбается. Это так странно. — Между прочим, — вдруг говорит Мин, — я ради тебя не пошёл пиздить одного челика. Пак сглатывает. — Это сейчас, типа, я должен испугаться? — Это ты сейчас, типа, должен быть благодарен. — Ну я… благодарен, — говорит Чимин, сам себе не веря. — Почему мы гуляем? С чего вдруг? — Тебе обязательно задавать эти тупые вопросы? — немного злится Юнги. — Ну, я не знаю. Наверное? — Слушай, ты это… Прости меня, короче, за все, — вдруг говорит Мин, резко останавливаясь, и младший чуть с ног не валится, потому что его неожиданно хватают за руку. — Подожди. Я не совсем понимаю… Юнги поворачивается к Чимину. — Я дурак, понимаешь? Пак от удивления аж рот открывает. — Просто я вёл себя как мудак последний и мне, типа… Стыдно? Чимин сначала смотрит на старшего так, словно он его щеночка только что цыганам продал, а потом вообще начинает смеяться во весь голос. Он просто ухахатывается, закрывая рот ладонью и никак не успокаиваясь. Смех становится просто истерическим, сумасшедшим, а на глазах выступают слёзы. — Ты, Юнги-хён, не просто мудак… — Пак убирает руку от лица, вытирая слезы и не переставая смеяться. — Прости меня? Пожалуйста… Пак смотрит на него, и ему, блять, хочется ответить старшему, что он и не злится ни на что. Что он его давно простил и вообще, какого-то хрена, никогда не обижался. Что это за хрень с ним творится? — Что у нас за отношения? — вдруг спрашивает Чимин, сам от себя такого не ожидая. — Не знаю. Какие-то отношения, а какие вот, сказать не могу. — Просто… Я боюсь этого, знаешь? — говорит младший совершенно серьёзно. — Боюсь твоих порывов и вообще всего, что ты делаешь. — Да я, блять, тоже себя боюсь. Не знаю я, какого-то хрена мне нужно приходить к тебе, чтобы на душе не было так стремно. Не знаю, почему именно к тебе. — Я, конечно, не ожидал, что скажу это. Но, может, попробуем… Дружить? Юнги смотрит на Чимина шокированно. — Ну, типа, знаешь, общаться. Разговаривать, да? Проводить время… Вместе. — Типа, как ты делаешь с Тэхёном и Чонгуком? — Да. Мин не знает как это — дружить. Есть люди, с которыми он общается, но только потому, что это полезное общение. Оно выгодное. Но друзья ли это? Парень никогда об этом не думал. У Чимина рядом с Юнги ноги подкашиваются. Юнги — это его первая татуировка на теле, это с ним он напился в дрова, а ещё впервые оказался в сильных мужских руках. И сейчас вот тоже Мин у него мурашки по всему телу вызывает. Он видит, каким диким взглядом иногда смотрит этот парень, и даже боится его. Боится, что ударит, но одновременно понимает, что даже это ему простит. — Ты завис, чувак, — говорит ему Мин, а Пак лишь улыбается как дурак. — Задумался. — О чём? — О твоём времяпрепровождении. — А-а, типа, раз мы теперь друзья, хочешь ко мне в банду? Думаешь, там ты будешь в безопасности, и никто пиздить тебя не будет? — Не знаю, нет, вроде. А тебе так нравится пиздить кого-то? — Ну… Мне нравится делать то, что я хочу. Чтобы другие меня, типа, боялись. Не просто думали, какой я придурок, а именно боялись. — Разве есть в этом смысл? — Ну… Это, типа, какая-то власть. А ещё максимальная свобода, разве это не круто? — А что ты чувствуешь, когда делаешь это? Юнги думает недолго, после чего отвечает: — Свободу? Молодость? — Почему? — Потому что я молод и глуп. Мне можно творить херню, оправдывая это тем, что я ещё жить нормально не научился, что по-другому не умею. — Хотел бы я так. — А кто тебе мешает? — спрашивает Мин. — Не знаю. Совесть, наверное? — Пак улыбается, заглядывая старшему в глаза. — Проверяешь, есть ли у меня совесть? — усмехается тот. — Не-а, нет её у тебя. — Как хочешь. Они гуляют несколько часов, то говоря о чем-то глупом, то вообще молча друг с другом. Парни и не замечают, как оказываются рядом с магазином со стеклянной витриной. Юнги смотрит в самую его глубь, распознавая там музыкальные инструменты, и улыбается. — Только не говори мне, пожалуйста, что ты всю жизнь мечтал научиться играть на чем-нибудь? — Чимин тоже улыбается. — Не, просто вспомнил, как одному придурку череп гитарой проломил. Вот было прикольно. — Ты безнадежен, Мин Юнги. Старший поворачивается к младшему, смотря прямо в его глаза. — Только не притворяйся таким хорошим, а? Бесишь. — А я и есть хороший, — Пак ухмыляется. — Да? — Мин смотрит на землю и фыркает. — Возьми этот камень и кинь в витрину. — Чего? Не буду я этого делать! — возмущается младший. — Давай, не ссы. — Нет! — Ах ты ж мелкий, — Мин снова фыркает, — так и останешься слишком хорошим мальчиком-занудой, который даже голос свой повысить не может. — Не правда! — кричит Пак. — Ладно, — Юнги вдруг поднимает камень с земли и даёт его младшему. — Ты чокнутый! — Да, я знаю, а теперь… Чимин кивает, кидая большой камень и попадает им по стеклу, а оно — вдребезги. — Какого черта вы тут делаете? — слышится где-то внутри здания. — Пиздец! Мин резко берет Чимина за руку, и они убегают так быстро, что дыхание прерывается. Им нужно скрыться с места преступления, им нужно спрятаться. Пак смеётся, едва успевая за старшим. Юнги тянет его за собой, быстро делая ноги. Сверху только фонари один за другим мелькают перед глазами. Голова кружится от свежего вечернего воздуха. Все так быстро происходит, картинки меняются, что Чимин не успевает понять, где он, когда они оказываются в какой-то подворотне. Юнги рычит и резко прижимает Чимина к стене жилого здания и, не давая младшему отдышаться, начинает целовать так, как ещё никогда не целовал. Он сразу проникает языком в чужой рот, желая заполнить собой все пространство. Пак тоже не отстаёт. Они давятся друг другом, они хотят друг друга до дрожи в теле. Руки, такие холодные, блуждают по разгорячённым от бега телам. Пак судорожно вдыхает, закрывая глаза от удовольствия, тело, что рядом с ним, прижимается вплотную. Их рты раскрываются в бешеном темпе. От Юнги пахнет сигаретами и каким-то кислым чупа чупсом. Таким чем-то родным от него пахнет. Чимину так хорошо сейчас, ведь возбуждение туманит юный рассудок. Старший отстраняется. — Ты мне нравишься, — шепчет Мин куда-то в губы с закрытыми глазами, дыша тяжело и утыкаясь возбуждением в чиминов пах. — Ты мне тоже. Чимин инициативно вовлекает его в новый поцелуй. Юнги хрипло постанывает ему на ухо, оглаживая округлые ягодицы своими руками. Пак улыбается, потираясь о хёна носом. У них нет ничего, кроме друг друга. Младший проникает языком в его рот, забирая из него хрипловатые стоны и ухмылку. Это время они запомнят навсегда, время, когда их сердца с ума сходят от головокружительных чувств, потому что это время — время их молодости.

Молодости, которой у нас нет