Долгожданная ясность…

***

- Эда, спасибо, что пришла. Я очень хотел с тобой поговорить, - господин Йылдыз натягивает на лицо улыбку, чтобы показать, что все нормально, хоть отлично осознает, что ситуация давно вышла из-под контроля. – Уже месяц. - Прости, что долго не приходила, - она нежно берет ладонь отца в свои руки, хоть и говорит будто немного грубо. Это, впрочем, вовсе не удивительно, если учитывать, что тема сегодняшней беседы не очень-то и приятна для брюнетки. – У меня просто было много работы, кроме того, мне кажется, ты не хочешь знать ответы на вопросы, которые сегодня задашь. Прости за резкость и прямоту, но я по-другому, к сожалению, не умею. - Хочу знать, - мужчина встает с кресла и пересаживается ближе к дочери, чтобы та успокоилась хоть немного. – Точнее, должен. Ты же понимаешь, что в какой-то мере во всем произошедшем виноват я. Поэтому я обязан как минимум разобраться. - Я понимаю, но вот ты вряд ли принимаешь этот факт, - девушка тянется за шоколадной конфетой, лежащей в емкости, напоминающей аквариум. – Не геройствуй, это не в твоем стиле. - Эда, твой сын – прекрасный малыш, и я очень рад, что мы с ним наконец познакомились сегодня, - он резко переводит тему, желая побыстрее избавить от неприятных ощущений и лишних воспоминаний как себя, так и дочь. - Я в курсе. Только вот обрадую тебя. Почти все маленькие дети – милые, забавные и веселые, - Эда говорит грубо, хоть и понимает, что ее сын – особенный малыш. - Ты его в Италии родила ведь? – мужчина делает серьезное лицо и присаживается поудобнее, чтобы ничего не отвлекало его от рассказа дочери. - Да, там, - она произносит это как-то нежно и робко, переходя на шепот. Девушка вспомнила, каким беззащитным и сморщенным комочком был Аяз. Как она гуляла с ним в парке. Как малыш разрывался от плача, пока не получал желаемое. - Ты же у меня деньги не брала, - господин Йылдыз невольно морщится, но после продолжает, - на что же вы жили тогда? - Сначала у меня были сбережения, но их хватило ненадолго, даже до родов не дотянула, - она рассказывает, ухмыляясь, чем вызывает удивление у отца. – Потом одна преподавательница начала мне отдавать часть работы, которую брала для себя. Я делала что-то самое простое, а госпожа Ишик, тоже, кстати, турчанка, заканчивала проект. Мы так успевали намного больше, чем она в одиночестве. Не скажу, что денег было прям очень много, но мне на необходимое всегда хватало. - А университет? - Я ушла из него, когда Аяз родился. Взвесила все за и против и поняла, что не смогу, - она нервно выдыхает, а после делает глоток из кружки с жасминовым чаем. – Закончила только год назад. - Я думал ты на фирме работаешь, - мужчина, приведенный в шок словами дочери, сидел и держался за сердце, с трудом выдавливая из себя короткие фразы. - Я с Эфе как раз через госпожу Ишик познакомилась. Он тоже у нее учился. Мы встретились как-то в ее квартире, - брюнетка аккуратно подставляет под голову руку и опирается на нее. – Госпожа Ишик тогда сильно болела, и так получилось, что мы одновременно пришли ее навестить. - Но почему ты не брала деньги у меня? – в его глазах слезы, а на лице нечто непонятное. – Я же их для тебя никогда не жалел. - Мне не нужны деньги от человека, который меня ненавидит. Очень рада, что хоть к 24-м годам поняла это, приняла и отказалась от твоих подачек, - она говорит уверенно, категорично, со злостью в голосе, забывая о том, что отцу нельзя нервничать. - Понимаю, хоть и не хочу понимать, - он тянется к стакану с водой, но не достает до него, и тогда произносит, - подай, пожалуйста, хочу попить. - Держи, - Эда протягивает ему стакан и спрашивает, - может, еще что-то принести? - Спасибо, не нужно, сиди, - он делает соответствующий жест рукой. – У меня есть еще достаточно много вопросов. Только прошу, не обижайся, если я скажу что-то лишнее или неприятное. - Хорошо, - брюнетка делает вдох и прикрывает глаза, желая забыться и оказаться в эту минуту где-то в другом месте. - Кто отец Аяза? – мужчина задает девушке вопрос, смотря прямо в глаза, чтобы уже по реакции узнать ответ, который, кстати, и так ему известен. - Логичный вопрос, я же с десятерыми одновременно встречалась тогда, - она начинает злиться, но сама не может понять из-за чего. То, что спросил отец, вполне адекватно и закономерно, хотя и немного унизительно. - Не подумай ничего такого, Эда, я не хотел тебя обидеть, - мужчина встает с дивана и подходит к окну, желая понаблюдать за цветами. – Просто я узнавал кое-что о внуке. Он родился первого июня, а ты и Серкан вроде бы перестали общаться в конце июля, может быть, в начале августа. Я веду к тому, что, - в этот момент Эда заливается от смеха, уже укладываясь на диван. - Ты ведешь к тому, что если Аяз родился девятимесячным, он не может быть от твоего зятя. Угадала? – она говорит с интересом, эмоциями, активно жестикулируя, из-за чего господин Йылдыз перестает понимать, что вообще происходит. - Да. Но я предполагаю, что все не так просто, - он возвращается на прежнее место и заключает дочь в объятья. - Ладно, забей, мне все равно, кто и что думает, - девушка потирает глаз, успокаиваясь, а спустя несколько минут продолжает. – Твоя дочь-проститутка, так ты, кажется, меня тогда назвал, переспала с Серканом Болатом еще и перед отъездом. Это был день, когда у меня с Дженком должна была быть первая брачная ночь, - она облизывает пересохшие губы и отстраняется от отца. - Не подумай ничего, мне правда все равно, кто отец Аяза, - мужчина гладит дочь, прячущую лицо за руками и волосами, по спине, пока говорит. – Я искренне надеялся, что это не Серкан, потому что так было бы всем проще. Подумал, что некоторые сходства во внешности – случайность, ведь срок не сходятся. - Это все? Допрос окончен? – она резко поднимает на отца глаза, которые, к его удивлению, не заплаканы. - Скажи, он знает? – его взгляд томный и спокойный, а внутри все бушует и хочет вырваться наружу. От чувства вины перед дочерью хочется умереть, а не сидеть напротив нее и делать вид, что все в порядке. - Да, ему твоя старшая дочь сказала. Предполагаю, хотела посмеяться надо мной, - Эда вновь надевает на лицо маску безразличия и начинает с энтузиазмом и интересом рассказывать отцу, по ее мнению, весьма занимательную историю. – Только вот она находится в самом унизительном положении и даже не знает об этом. - И что Серкан? – господин Йылдыз сильно нервничает, хоть и старается это не показывать. - Приходит к Аязу, гуляет с ним, носит тортики, пирожные, игрушки. Уже месяц, - она перечисляет быстро, будто хочет, чтоб отец что-то не услышал или не понял. – Но Аяз не знает, что это его отец. - Узнает? – мужчина буквально выплевывает этот вопрос, даже не дослушав речь раздраженной дочери. - Как Серкан захочет. Сделаю так, как он попросит, - она щурится, будто ждет какой-то взрывной реакции. На мгновение даже появляется ощущение, что брюнетка сказала это специально, только лишь для того, чтобы позлить отца. - А он захочет, чтоб Аяз знал? - Не знаю. - Знаешь. - Но не скажу. Спроси у него сам как-нибудь, если так интересно. - Ты не обижаешься на Серкана? – господин Йылдыз вновь берет дочь за руку, надеясь, что она не оттолкнет его, пожалеет, поговорит с ним по душам. - Знаешь, все хорошее, что он сделал для меня, сполна компенсирует то, на что я обижаюсь, - она выпускает легкий, ненавязчивый смешок, будто потешаясь над самой собой, и от этого становится легче. – Пап, прости, ноя не буду снова делать ему больно, даже если ты очень попросишь, даже если это благородно, даже если так я спасу чью-то семью. Понимаешь, Серкан – прекрасный человек. Мы с ним даже не встречались, но он мне помогал, поддерживал, пытался вытащить из трясины, в которую я сама шла. Первый раз в жизни кто-то был готов пожертвовать ради меня тем, что имеет. Я первый раз в жизни почувствовала, что меня кто-то любит, что обо мне заботятся, что во мне нуждаются. Он не виноват в том, что так случилось. Серкан предлагал свою помощь, готов был взять удар на себя, рассказать обо всем только лишь для того, чтобы я не мучила себя, выходя замуж за Дженка. Вся вина исключительно на мне. Я отказалась, наговорила ему гадостей. Есть, однако, вещь, которая меня обижает. Он женился на Селин, и это ошибка, которая сейчас осложняет жизнь всем. После произошедшего лучше всего было бы просто уйти, а не связывать себя с нашей семьей еще больше. Но это его выбор, и он имеет на него полное право. - Я тебя понял, Эда, - мужчина нежно заключает дочь в крепкие объятия. – Прости меня, поступай как знаешь, не буду лезть в это все.