Пойдем домой

      Она и сама толком не знала, что ее разбудило. Ее прямо-таки вырвали из глубокого сна.       Пребывание целый год дома, в Конохе, избавило ее от старых привычек. Теперь она спала куда крепче, позволяя себе полностью расслабиться. Раньше, когда она жила миссиями, все было по-другому.       И все же первым побуждением Сакуры было сесть на кровати и схватить кунай, лежащий на столе. Ее глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, но слух у нее был острым. Она тут же услышала, как Мадара тяжело, через силу, дышит рядом. Он тоже сидел, судя по раздававшимся звукам.       — Мадара? Что случилось?       Еще два заметных вздоха. Это было на него не похоже. Единственный раз, когда она слышала его дыхание, было после использования крупномасштабного Катона, и даже тогда, как подозревала Сакура, это было потому, что огненные техники потребляли большую часть кислорода из его системы, а не от реальных усилий.       — Что случилось? — Сакура почувствовала тревожный звоночек.       — Я разбудил тебя… — его голос звучал ровно. — Извинии.       — Но что произошло? Ты что-нибудь слышал? Кто-то забрался в дом?       Мадара откинул одеяло и опустил ноги на пол.       — Нет, — сказал он, вставая. — Все в порядке.       — В таком случае куда ты пошел? И зачем?       Мадара склонился и провел рукой ее по лицу, точно по скуле. Удивительно, как хорошо он мог видеть в темноте — глаза Учиха были зоркими даже без Шарингана.       — Спи… Я скоро вернусь.       Это встревожило ее еще больше. Вместо того чтобы снова лечь спать, она вскочила с кровати и побежала в ванную, именно там он скрылся.       Мадара раздевался, явно намереваясь принять душ. Значит, в доме точно не было никого постороннего, это уже плюс, заключила Сакура. Но что на него нашло, раз он посреди ночи решил помыться?       Мадара резко обернулся при ее появлении. Она видела, как кожа на его спине блестела от пота. Сакура демонстративно села на крышку унитаза.       — Итак… Что происходит?       — Ничего.       — И ты принимаешь душ, потому что…       Мадара ничего не ответил.       — Да брось. Я каждый вечер с трудом загоняю тебя в душ. — Она попыталась обратить свое беспокойство в шутку. Судя по выражению его лица, получилось плохо. — Просто расскажи мне… Если скажешь, я перестану волноваться.       — Мне кое-что приснилось.       — Что-то плохое?       Ниндзя и сны… Вечная проблема. Половина пациентов Сакуры в какой-то момент начинали видеть кошмары. Их профессия закаляла их тела на случай летального исхода, но полностью провалилась в плане подготовки их умов к борьбе с последствиями, когда смерть постоянно перед глазами. Или, может быть, это не то, к чему можно было подготовить свой разум. Может быть, это было что-то, к чему разум вообще был неприспособлен. Во время миссий ниндзя по большей части держались вместе. Те, кто держался особняком, умирали молодыми. Проблемы обычно возникали позже — через полгода-год. Или через два после события, травмировавшего психику.       Так что ее вопрос скорее был… риторический. Конечно, ему приснилось что-то плохое. Но Сакура знала: легче откровенничать о чем-то, когда кто-то другой уже завел об этом речь.       Она не ошиблась — Мадара сначала кивнул, а потом даже прошептал «да». Как его разговорить? Надо ли ей прижаться к нему или нет? Нужна ли она ему сейчас? Может быть, не стоит сильно давить на него?       — А что именно? — Спросила она, стараясь, чтобы ее тон был приободряющим, а не слишком обеспокоенным. Он разозлится, если она начнет с ним сюсюкаться. — Мне правда хочется знать, если ты не против поговорить об этом… У всех нас свои демоны, а у тебя их наверняка больше, чем у других… То, что заставляет тебя просыпаться по ночам — еще и делает тебя тем, кто ты есть… Это как любимое блюдо или цвет… Или, вернее, гораздо важнее этих мелочей, — Сакура выдавила короткий смешок. — Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?       Мадара тяжело опустился на край ванны.       — Понимаю. Но не уверен, что хочу об этом говорить.       Ох. Его слова задели ее. Но ничего страшного, у каждого могли быть такие переживания, которыми он не хотел делиться. Даже с близкими. Она не должна настаивать на этом.       — Хорошо, — сказала она и встала. — Надеюсь, душ поможет тебе. Я подожду тебя в спальне, и когда ты вернешься, мы будем обниматься. — Проходя мимо него, она слегка царапнула ногтями его плечо.       — Обниматься.       — Ага. Потому что сейчас у меня замерзнут ноги, а ты после душа такой мягкий и теплый, — беззаботно выдала она полуправду, впрочем, он наверняка об этом догадался.       Он рассмеялся, раскусив ее замысел.       — Ага. Я для тебя просто живая грелка.       Сакура была уже на пороге, когда он снова заговорил.       — Пещера. Мне снилась эта пещера.       Сакура обернулась.       — Какая пещера?       — Та, в которой я провел последние годы своей жизни. Последние три десятилетия…       — И? — Сакура тщательно контролировала свой тон. — И что с ней не так? Что там произошло?       — Много чего… Но дело не в этом. Когда я вижу ее во сне, у меня такое чувство, что я погружаюсь в абсолютную тьму. Эта тьма душит меня, давит со всех сторон. Я открываю глаза все шире и шире, напрягаю их, а вижу только черноту. Я даже себя не вижу. Я не знаю, сижу я, стою или лежу. Я дышу этой тьмой.       — Ох, — произнесла Сакура. — Ох… Могу себе представить.       — Хорошо. Но лучше не надо. Достаточно того, что это делаю я.       — Ты представляешь себе такое? По собственному желанию?       — Нет, не совсем так. Бывают моменты, когда мне кажется, что я все еще там. В той пещере. Что я никогда ее не покидал.       На следующее утро Сакура проснулась раным-рано. Лежа на спине, она наблюдала, как яркие линии, образованные светом, просачиваясь сквозь жалюзи, двигались все ниже по стене. Солнце поднималось из-за крыши Академии, и теперь в их доме было так ярко. Как ей быть с этими кошмарами Мадары? Как можно изгнать тьму из чужого разума? Особенно если он уже оставил эту тьму позади по собственному выбору? Что еще можно было сделать?       Сакура подняла взгляд. Теперь солнце стояло ровно так, что свет проходил через те отверстия для веревок, которые удерживали жалюзи, и оставлял на потолке три параллельные дорожки пятен. Всего лишь мгновение, всего лишь секундное изменение угла, и они исчезнут. В солнечном свете танцевали крошечные пылинки, и Сакура могла видеть в них почти все цвета радуги. Но, может быть, это был всего лишь обман зрения.       Свет постоянно менялся, всегда. Тьма же оставалась. Она все еще была там, где он ее оставил. В той самой пещере.       В этой чертовой пещере.       Ну, может быть, она не останется там навечно…       Сакура подождала, пока он проснется сам, и они позавтракают и выпьют кофе. Только тогда она начала разговор.       — Может ли что-нибудь измениться, если ты узнаешь, что пещеры больше нет? Если разумом ты поймешь, что вернуться туда невозможно?       Мадара оторвался от своей почти пустой чашки.       — Пусть это тебя не беспокоит. Ты ничего не сможешь с этим поделать, да это не так уж и важно.       — Но меня это беспокоит. И, может быть, я смогу помочь? Так изменится что-нибудь или нет?       — Может, и изменится. Кто его знает…?       — Ты можешь отвести меня туда? И прежде чем ты откажешься, прежде чем скажешь мне, что я не могу помочь, просто дай мне попробовать. Смотреть, как кто-то страдает, а ты не можешь ничего сделать, — это самое худшее чувство в мире… Просто дай мне попробовать, даже если не веришь, что у меня получится.       Они пришли туда через неделю. Пещера находилась на границе со Страной Травы. Когда он внезапно остановился и указал вниз, Сакура не могла поверить, что под этой обычной, казалось бы, плодородной почвой что-то скрывается. И уж точно не система пещер.       — Здесь? Ты уверен?       Мадара бросил на нее тяжелый взгляд.       — Уверен. Я прожил здесь тридцать четыре года. Она прямо под нами.       — Но такое расположение противоречит геологии, пещера должна быть среди скал…       — За этими деревьями есть выход в огромный овраг. Мы стоим на продолжении скалы. Каньон — именно там располагаются входы. Раньше располагались, потому что я заблокировал все, кроме одного. Но система пещер простирается широко и глубоко. Теперь мы как раз над тем местом, где я провел… ну… большую часть своей жизни.       Сакура знала, что лучше больше не подвергать сомнению его слова.       — Насколько она глубоко? — Спросила она вместо этого.       — Где-то 50 метров…       — И там больше не осталось ничего ценного?       — Нет. А почему ты спрашиваешь?       Вместо ответа Сакура выпустила чакру из своего Бьякуго. Когда мерцающие линии печати расползлись по ее конечностям, на короткое, очень короткое мгновение она почувствовала себя всемогущей.       Пятьдесят метров — это много.       Но не зря же она специализировалась на сокрушающих землю, усиленных чакрой ударах. А с Бьякуго ее атаки были совершенно другого уровня.       Кулак Сакуры впечатался в землю.       Костяшками пальцев она почувствовала дрожь крошащегося камня. Вибрации отдавались в костях ее запястий, поднимались вверх по руке, принося боль и разрушение. Печать была нужна, чтобы срастить вместе раздробленные кости, когда они превратились в мелкие осколки.       Земля разверзлась под ее ногами, и показалось скалистое дно горы. Камни тоже ломались, дрожали и скатывались в увеличивающуюся дыру.       Какая глубина? Тридцать метров? Или больше? Хватит одного удара или придется его повторить? Трудно было судить.       Сакура стояла на краю лощины, рассеянно потирая запястье. Нет смысла исцелять его до конца: возможно, ей придется вмазать по земле еще раз.       Мадара, до этого неподвижно стоявший рядом с ней, вдруг наклонился вперед. Среди падающих валунов и поднимающейся пылью появилась испещренная плоская поверхность. Сакура прищурилась — пол в комнате. В зале. Один из сыпавшихся камней ударился о каменный трон, отколов большую часть его спинки. Камни поменьше покатились по комнате, похоронив под собой примитивную кровать и стоявший в углу стол.       Пещеру озарил яркий солнечный свет. Сакура осторожно скосила взгляд в сторону Мадары. С тех пор как он увидел свое бывшее жилище, у него не дрогнул ни один мускул.       Каково было снова увидеть это место? Смотреть, как его уничтожают?       В солнечном свете сиденье трона казалось фиолетовым. Пол местами блестел — там, где его не покрывала пыль. И не все внутри было черным. А под открытым небом никогда не будет тьмы.       Она вновь взглянула на Мадару. Он улыбался.