Пойдем домой

      Он увидел старика, ехавшего на санях в лес. В такую погоду? Да еще и так поздно? Кто же ходит за поленьями вечером? Но у него было две лошади, так что велика вероятность, что он сумеет добраться до другой стороны леса.       Как же Мадара удивился, когда сани остановились, и мужчина достал из-за спины какой-то мешок и бросил его в сугроб. Затем развернул лошадей и унесся обратно.       Мадара подкрался ближе. Мешок зашевелился.       Из снега вынырнул меховой капюшон, а пара варежек вырыла выход. Словно плывя по снегу, маленькая фигурка двигалась к следам от саней. Вскоре в сером свете заката на тропинке появилась девушка. Она стряхнула снег с пальто и юбок, пару раз подпрыгнула –должно быть, снег забрался в нижнее белье и поправила варежки. Потом она обернулась. Некоторое время она смотрела в ту сторону, где исчезли сани. С печалью, заметил Мадара. На мгновение ему показалось, что она последует за ними. Это будет неразумно. Ей стоило поберечь силы — кто бы ни оставил ее здесь, он должен вернуться за ней — это ее единственный шанс.       Девушка оглядела лес — еловые ветви были покрыты толстым слоем снега. Кругом снег по колено. И сероватый дневной свет тускнеет с каждой минутой.       Мадара подошел еще ближе.       Девушка терла щеки — она плакала? Что вообще произошло? Этот человек нарочно выбросил ее из саней. Неужели он оставил ее здесь умирать? Мадара подавил вздох –неужели в этом году опять неурожай? Слишком много ртов, чтобы прокормить?       Удивительно, но девушка, вместо того чтобы прятаться под деревьями, поправила капюшон и уверенно пошла по тропинке. В противоположную сторону.       Мадара подстроился под ее шаги появился в поле ее зрения. Девушка дернулась и чуть не подпрыгнула. Внезапно она остановилась и вежливо поклонилась. Она не обратилась к нему, и после этой короткой заминки ускорила шаг и продолжила свой путь.       — Тепло ль тебе, девица? Тепло ль тебе красная? — Спросил Мадара.       — Ну, — девушка повернулась к нему вполоборота, не замедляя шаг, — я совру, если скажу, что тепло. Но ведь и правда холодно?       Мадара выдохнул. Волна пронизывающего до костей холода вырвалась из его губ.       Девушка задрожала.       — Холодно мне или нет, у нас обоих нет особого выбора, ведь так? Мы просто делаем то, что должно…       — Ты о чем? — Мадара чуть не остановился. Никто и никогда с ним так не разговаривал.       — Что ж, ты попытаешься меня заморозить. А я попытаюсь выжить.       — Ты говоришь так, будто тебя это не волнует.       — Не волнует. Так устроен мир.       Некоторое время они шли молча. Из-под капюшона у нее выбилась прядь волос — розовых. С такими волосами и зелеными глазами девушка олицетворяла саму весну. Какая ирония. Потому что она не доживет до следующей весны. Она замерзнет. Он снова выдохнул.       Девушка крепче обхватила себя руками.       — Ты в порядке, девица?       — Насколько это возможно, учитывая обстоятельства.       — Куда ты идешь?       — В соседнюю деревню.       — Но зачем? Почему не вернешься домой?       — Мне больше нечего там делать…       — Почему? — Мадара остановился. К его великому удивлению, она сделала то же самое. Она остановилась, чтобы ответить на его вопрос, хотя, просто пройдя дальше, она вышла бы за пределы ауры обжигающего мороза, что была вокруг него.       — Это мой отец бросил меня здесь. Мне некуда возвращаться. Семье я больше не нужна. — Девушка фыркнула, но тут же расправила плечи. — Так что мне надо идти. Пока двигаюсь я, движется и моя кровь, и это не даст мне замерзнуть. И тут уж кому из нас двоих повезет. Если у меня кончатся силы до того, как я дойду до соседней деревни, тогда ты заберешь меня. Если нет — я выживу.       — У тебя нет ко мне ненависти?       — С чего бы она была? Ты — сила природы. Ты просто есть.       — Ты очень странная девушка… — Ее щеки были такими красными, что он практически видел кровь, текущую в сосудах. Он не удержался и коснулся пальцем ее щеки. Она прикусила губу, но не дрогнула. — Даже сейчас нет ненависти? Когда я делаю тебе больно?       — Ты просто такой, какой есть. Другим ты быть не можешь. Почему я должна ненавидеть тебя за это?       — В отличие от твоего отца, да?       — Моего отца? — Расхохоталась девушка. Смех — это последнее, что Мадара ожидал услышать. — Нет, его я тоже не ненавижу. Он слабый, побитый жизнью человек, старый и безвольный. Мне его жалко… И мачеху тоже не ненавижу… Ее поступок не был бессмысленным… Она пошла на это ради собственной дочери. Я никогда не ждала, что буду для нее важнее, да и с чего бы? Мы просто делаем то, что должно…       Девушка ускорила шаг.       — Так что ты будешь делать в соседней деревне? У тебя там родственники?       — Нет. Я там никого не знаю.       — Тогда… Как ты собираешься выжить?       — Мне надо дожить до весны. Только до весны. Я буду ночевать с животными в сарае, я возьмусь за любую работу, я буду просить милостыню, если придется. Уже конец января. Осталось ждать совсем немного, пока с дорог не сойдет снег.       — Ты, конечно, хорошо все продумала… Так что же ты будешь делать, когда придет весна? — Он никогда не видел весны. Лишь слышал о ней из грустных рассказов людей в лесу, рассуждающих о ласковом тепле солнца, открытой земле под ногами и оживающих растениях.       — Ну, я все обдумала. — Она пожала плечами. — Весной, — девушка посмотрела в темное небо. — Весной я пойду дальше… Я слышала, что в нескольких деревнях отсюда есть женщина, которая живет в лесу одна. Знахарка. Она умеет лечить поломанные кости, изгонять болезни и знает, как принимать роды. Одни называют ее ведьмой. Другие — старой пьяной каргой. Я пойду к ней. Может быть, она возьмется меня учить…       Мадара усмехнулся.       — И ты не мечтаешь выйти замуж и обзавестись собственными детьми?       Девушка посмотрела на него тяжелым взглядом.       — Нет. Да и все равно у меня нет приданого.       Девушка начала хлопать себя руками по бокам в такт шагам.       — Ты в порядке? — снова спросил Мадара.       — У меня немеют пальцы на руках.       — А на ногах?       — А, те уже давно онемели… Я поджимаю их с самого начала. Из-за этого я как-то странно иду.Но если не поджимать, было бы гораздо хуже.       Она замолчала на пару минут. Или часов. Он не знал. Человеческое время текло по-другому, и Мадара не очень-то его воспринимал. Но она стала идти медленнее.       — Ты как? Тебе холодно? Твои щеки так покраснели, что я вижу это даже в лунном свете… — Особенно левая, там, где он ее касался. Пятно было почти черным.       Девушка тяжело выдохнула.       — Признаюсь, идти становится все труднее.       Мадара не стал спорить. Девушка замедлила шаг еще больше. Складывалось впечатление, будто к ее ногам привязали груз.       — Не хочу тебя расстраивать, но… Думаю, ты не дойдешь. Деревня слишком далеко.       Девушка сделала еще один болезненный шаг.       — Я дойду.… Я… Я справлюсь…       Мадара решил держаться немного позади, позволяя ей выйти из его ледяной ауры.       Девушка обернулась.       — Не отставай. Вряд ли без тебя мне будет теплее. Тот холод, который ты излучаешь, уже не имеет большого значения. Я даже его больше не чувствую. Да и куда приятнее идти вместе с кем-то.       Она хотела поднять ногу и не смогла оторвать валенок от снега. Она покачнулась, отступила назад в выемку, оставленную ее же ногой, и тяжело вздохнула. Через пару секунд она попыталась снова, с удвоенной яростью. На этот раз у нее получилось, и она сделала шаг. Прежде чем сделать следующий, она подождала, явно собираясь с силами.       После дюжины мучительно медленных и бесполезных шагов она свернула с тропинки к ближайшему дереву. Хорошая мысль — под прикрытием ветвей снега может быть меньше. Но это ей не очень помогло, ее скорость увеличилась всего чуть-чуть. Она тяжело дышала, а Мадара воздержался от комментариев — разговор стоил бы ей слишком много сил.       Наконец девушка прислонилась к стволу высокой ели.       — Ну, кажется, я все же не дойду… — рассмеялась она. Ее губы были уже не розовыми, а белыми. Но волосы и глаза еще сохраняли цвет. Как и щеки — только теперь они были почти черными. — Жалко… Я правда хотела стать знахаркой… Как было бы хорошо, если бы однажды мне удалось спасти чью-то жизнь. Или облегчить чью-то боль.       Она протянула руку к низко свисающим ветвям другой ели и подтянулась. Снег падал ей в капюшон и на лицо, но она не снимала его, просто стояла, тяжело дыша.       — Неважно… — Мадара увидел, что она улыбается. — Неважно… Не выживу я — выживет другой, верно? Зимой всегда все голодные… Кто-нибудь другой заберет мою жизнь, может быть, благодаря мне доживет до весны. — Она медленно опустилась, скользя спиной вдоль ствола. — Кем же я стану? Волком? Вороной? Может быть, какая-то маленькая часть меня станет мышью…?       Мадара присел рядом с ней.       — Ты разденешь меня, когда я умру? Чтобы тому, кто меня съест, не пришлось копаться во всех этих тряпках?       Мадара в шоке уставился на нее. Какое странное последнее желание.       — Ты вообще можешь это сделать? Я про «раздеть меня»? Ты вообще из плоти? — Спросила она, но ее взгляд уже был рассеян.       — Да, я из плоти… — Мадара протянул руку и развязал ленту, удерживающую ее капюшон. — Я настоящий. Чувствуешь?       — Хорошо…       — Я мог бы… Мог бы отнести тебя обратно…       Девушка не открывала глаза.       — Когда-то давно я повстречал девушку, — продолжал Мадара, — ее тоже оставили умирать в лесу. Я спрашивал, тепло ли ей, и она все твердила, что тепло. Это было так странно, она говорила так кратко, совершенно безропотно. Я… Я пожалел ее. И вернул ее родителям с сундуком драгоценностей…       Глаза девушки медленно открылись.       — А тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, она говорила тебе, что ей тепло, потому что мечтала умереть?       — Умереть?! Нет! Почему? — Он никогда до конца не понимал смертных, но объяснение девушки было слишком притянуто за уши. Все живые существа хотят жить, разве нет?       — Может, потому, что в своей жизни она столько страдала, что легкая безболезненная смерть в лесу была лучшим выходом. Что любая смерть была лучшим выходом…       — Тогда почему она не покончила с собой?       Девушка склонила голову набок.       — Возможно, она боялась… Или, может быть, для ее бога это грех…       — А ты в этого бога не веришь?       — Разумеется, я не верю в богов, которые велят страдать молча. — На короткое мгновение прежняя свирепость вновь зазвучала в ее голосе. Но потом ее голова опустилась, и она больше ничего не сказала, будто потратила слишком много сил на этот выпад.       — Во что же ты тогда веришь? — тихо спросил Мадара.       — В жизнь. Я верю в жизнь… Что придет весна, независимо оттого, дышу я или нет, — ответила она, не открывая глаз.       — Ты хочешь вернуться?       — Нет… Я хочу пойти к этой старой ведьме и стать знахаркой.       — Ты не переживешь зиму. Если я отнесу тебя в соседнюю деревню, жители не примут тебя.       Девушка не ответила.       Мадара опустился перед ней на колени. Ее капюшон соскользнул вниз, и волосы рассыпались по плечам. Розовые, как лепестки тех деревьев, которые он видел лишь издалека.       — Тогда живи со мной. Побудем вместе до конца зимы. Я отведу тебя к этой знахарке, когда придет весна…       Девушка снова открыла глаза и улыбнулась ему.       — Вместе? В каком смысле? — Она протянула руку. Так медленно, что Мадара задался вопросом, это из-за его восприятия человеческого времени или потому что сейчас девушка была просто не способна на что-то большее. А еще он не совсем понимал цель ее жеста, пока она не погладила его по щеке и не приложила пальцы к его губам. Он видел, как от холода его кожи те становятся прозрачными. — В таком? И я должна забыть обо всем остальном… Отложить все… коварное предложение… Потому что как я стану знахаркой с младенцем на руках?       — Если будет ребенок, я заберу его в свои владения, как только он родится. Я уже давно думал, что мне нужен помощник…       Девушка улыбнулась и взяла прядь его волос.       — А ты можешь приходить каждую зиму, когда мои владения будут над землей.