И так холодно пальцам Твоих мыслей касаться. Как опять не влюбляться — В тебя не влюбятся, скажи?! Я в глазах твоих видел снег в океане. Этим снегом с тобой никогда мы не станем. И пускай всё растает, ведь между мечтами Мы теряем любовь, как снег в океане.
сергей лазарев — снег в океане
***
Антон вспоминает о том, что его квартира прокурена до невозможности только тогда, когда они уже оказываются у двери. Проебался снова, но не суть. У него до сих пор губы горят от поцелуя, а в голове такая пустота. Там будто вата. Сахарная. Радужная. Вот это его пидорасит. Антон открывает дверь и сразу же несётся в комнату для того, чтобы расхлебенить все немногочисленные два окна. И балкон. У него студия. Небольшая. Но кухонька находится в углублении за стенкой. Поэтому, можно сказать, что двухкомнатная квартира. Там ещё и окошко есть. Вообще кайф. Проветриться должно быстро. Только через секунду он вспоминает о том, что Арсений-то в маленьком коридорчике остался. Он же его даже не пригласил. Блять. — Арсений Сергеевич, простите, заходите, я просто… Арсений уже снимает своё пальто, морщась. — Я будто в месте для курения. Шастун, не очень это хорошо. Мужчина проходит внутрь помещения и оглядывает его. Антон приглашающе указывает на кресло, что стоит напротив кровати, а сам идёт заваривать чай, пока Арсений располагается. Вскоре становится прохладно даже, свежий воздух вытесняет запах сигарет, но Шастун (как влюблённый долбоёб) разрешает себе подумать о том, что это просто Арсений пришёл и стало сразу свежо. Байкал, ветер, свежесть. И все дела. Антон притаскивает чашки на столик, что около кресла, а сам шагает к кровати и садится на край. Арсений щурится, делает глоток и ставит чашечку обратно. Он сейчас такой красивый. Такой домашний. После улицы раскрасневшийся. Волосы немного взъерошенные. И в глазах прямо не Байкал. Там снег. Белый. Морозный. Чистый. И спокойный. Как снег может быть, блять, спокойным? Потому что снег в океане. А океан спокойный. Антон понимает, что теряется, подвисает, залипает. Он приходит в себя только тогда, когда Попов начинает легонько улыбаться, щурясь. Кот. Такой кот. — Шастун, у тебя здесь прямо не спрятаться. Антон приходит в себя, спеша ответить. — Да, мне показалось, что это идеальная квартира для меня. — Попов проводит взглядом по комнате. — А есть, от кого прятаться? Дурак. Дурачина. Господи. Антон поджимает губы, но со всей смелостью встречает взгляд Попова. Чуть прищуренный. И полуулыбка на устах. — Если только от монстров под кроватью. — Я в них не верю. — А от меня иногда шарахаешься, как от призрака. — Ну теперь-то не буду. — А что-то поменялось? Антон понимает, что Попов издевается. Вот же ж. Как можно сейчас издеваться? Арсений Сергеевич, вы вообще-то минут 20 назад целовались со мной, вы помните? Шастун хмыкает. — Вы слишком красивый для призрака. Да, Антон. Молодец, Антон. Арсений лишь цокает. А затем снова обводит помещение взглядом и цепляется за что-то. Шастун медленно наблюдает за тем, как Попов встаёт и направляется к его рабочему столу. И только через пять секунд доходит. Он встаёт с кровати, несётся вперёд, спотыкается, ударяется об угол кровати, но всё-таки добирается до стола и Арсения для того, чтобы закрыть собой свой дневник со стихами. Он был открыт на последнем стихотворении для Арсения. Мужчина хмыкает. По-доброму. — Это ещё одно? — Кивок. — И много их? — Три. — Когда последнее сочинил? — Когда в кафе ходили. — А почему Антуан Батон Шастун? — Как-то придумал просто псевдоним, да и осталось. Арсений делает шаг вперёд. Поясница Антона упирается в край стола. Шастун, соберись. Дыши. Ну чего ты? Совсем, что ли, ебанулся? Антон смотрит в глаза Арсения Сергеевича и сглатывает. Вблизи он такой красивый. Нет, он и так красивый, но вблизи вообще, пиздец, какой красивый. Родинки. Созвездие родинок. Оно вдруг вообще покоя не даёт. Шастун, ты хотя бы иногда веди себя нормально, а не так, будто можно свободно вот так вот на людей слюни пускать. — Когда ты мне покажешь их все? Первое я видел, но мне хотелось бы посмотреть на остальные. — Вам никогда не писали стихов? — Нет. — Арсений слегка улыбается. — Ты один такой. Действительно особенный студент. Студент. Которого вы целуете. Который целует вас. До Антона только сейчас доходит то, что он сделал. Он сам поцеловал. Первый. Просто взял и поцеловал. Охуеть. А почему осознание так долго пёрлось? Вот и что сейчас Шастуну делать? Охуевать дальше или что? — А вы мне зачёт поставите по праву? Арсений всё ещё просто смотрит. Просто смотрит, а это уже так охуенно. Вот знаете, когда даже один взгляд охуенный? Вот теперь знаете. — Поставлю. — Антон победно хмыкает. — Если хорошо сдашь тест. Да ну блять. — Арсений Сергеевич, я слишком тупой. Я не додумаюсь до того, чтобы написать тест с пятью ошибками. Я напишу его наполовину, наверное, максимум. Вы же видели. — Ну ты же додумался поцеловать меня около подъезда. Это же было просто, да? Антон поджимает губы и отходит от стола, направляясь в кресло. Арсений изгибает бровь, но ничего не говорит. Молча идёт к кровати. Они меняются местами. Но к чаю не притрагиваются. Арсений Сергеевич вздыхает. — Нам надо обсудить то, что произошло. — Вы мне нравитесь. — И ты поцеловал меня потому, что я тебе нравлюсь, а не потому, что ты хочешь сдать тест. — Да. — Кивает Антон, а затем резко хмурится. — Вы подумали, что я могу такое провернуть? Да я геем-то стал из-за вас! Да я с ума схожу каждый раз, когда вас вижу, а вы мне говорите, что я поцеловал вас только лишь с целью получения зачёта? Вот это поворот. Антон не на шутку злится. Стихи кому попало не пишут. Кого попало не целуют около подъезда. Кому попало не говорят, что влюблены. Арсений, блять, Сергеевич. — Вы такого мнения обо мне? — Нет. — Тогда… зачем такое говорите? Арсений вдруг встаёт и уж слишком тяжело вздыхает. — Да потому что и не надеялся на ответную реакцию от тебя. — Шастун хмурится, но не отводит взгляд. Штормит. — Что мне было думать, когда ты решительно начал пользоваться моей симпатией в первый же день. Антон вспоминает, как клал руку на плечо Арсения в универе. Вспоминает тот разговор, и теперь понимает его реакцию в тот момент, когда он стряхнул руку. Так вот оно что… Блять, ну это же не в том смысле. — Антон, я взрослый человек. Я пойму, если тебе нужна лишь выгода. Но я не стану продолжать. — Да я влюблён в вас. Вы вообще, что ли, ебанулись, Арсений Сергеевич? — Не выражайся при мне. — Прошу, блять, прощения. — Шастун. Антон встаёт и подходит вплотную, смотря пристально. А в глазах Арсения столько сомнения. Столько неверия. Столько растерянности. — Как мне доказать, что моя симпатия реальна? Попов сглатывает, отходит назад и садится на кровать. Но Антон не идёт обратно к креслу. Он на ватных ногах садится рядом. Тишина стоит минут пять. Антон чувствует, как волнение подкатывает к горлу. Сердце ебашит, будто птичка в клетке. Он никогда так не переживал. — Давай на «ты»? Антон подхватывает быстро. — Давай. — Только в универе я по-прежнему Арсений Сергеевич. — Я понял. Арсений поворачивается к парню и выдыхает. — Ты уверен в том, что я тебе нравлюсь? — Уверен. — Почему? Антон фыркает. Этот Арсений, блин. — Я стихи кому попало не пишу. Здесь чувства нужны. Через сердце пропускаю. И в голове строки появляются. Без чувств этого всего не было бы. Верите? Попов затыкает Антона лёгким чмоком. А Антон выпадает из диалога, растерянно смотря перед собой. Арсений Сергеевич улыбается краешком губ. Поверил? Правда, поверил? Антон не понимает, нахуя пытается что-то доказать, но это же Арсений. Антон его не хочет отпускать. — Давай пить чай? — Он остыл, наверное. — Подогреем? Кивок. Антон неловко улыбается, встаёт и идёт на кухню. И, стоя спиной к мужчине, улыбается. Вот же ж… Оказывается, Попову нужно было просто его чмокнуть для того, чтобы успокоить и унять пыл. Дьявол с голубыми глазами. Антон даже мыслить нормально не может. Ему отчего-то так хорошо на душе. Они пьют чай уже вдвоём, сидя на краю кровати. — Ты любишь тишину? Кивок. — С тобой комфортно молчать. — С тобой тоже. Арсений вдруг коротко смеётся. — У нас весьма странная романтика, не находишь? Антон смеется тоже. И через пару минут Арсений собирается домой. Он идёт за пальто, накидывает его на плечи и поворачивается к парню, который шёл следом. Мужчина мягко улыбается и наклоняется к его лицу. Поцелуй не в губы. В лоб. Касание мимолетное, но выбивающее пол из-под ног. Антон даже не успевает улыбнуться, а дверь за Поповым уже закрывается. Охуеть. Антон заваливается на кровать и улыбается. Потому что… ну охуеть же, правильно?***
В воскресенье Антон сидит за учёбой весь день. Эд не требует подробностей, оставляя ему время для покоя. Арсения он видит только в понедельник, когда заходит в аудиторию. Тот мягко улыбается и кивает ему. Антон сглатывает, кивает в ответ и садится на место под пристальным взглядом Эдика. Конечно же. Как же без этой любознательной задницы? — Как поход в театр? — Хорошо. Интересно. Эдик смотрит на Антона пару секунд. По взгляду всё понятно. Они могли бы играть в эти гляделки-хуеделки ещё триста лет, а как говорится триста, отсоси у… ну вы поняли, но не в этом суть. — Целовались? Вопрос в лоб. Антон даже отрицать не будет. Нихуя это не поможет отвязаться от вопросов. — Целовались. Эдик кивает сам себе и что-то записывает в блокнот. — И чего ты делаешь? — Накидываю сюжет. Слушай, в какой главе вы поцелуетесь? Как в гейских лакорнах, по типу — поцелуй и секс с первой серии? Или по типу корейских дорам, где поцелуй в последней серии? — Антон смотрит на Эдика взглядом «ты дурак или да?». — Короче. По типу Тарна и Тайпа или по типу любой корейской дорамы? — Ты ебанулся? — Да. Зато честно. Антон даже не удвилён, что Эд смотрит лакорны. От этого человека можно всего ожидать. — Меня ебануло по голове вашей любовью. — Иди в задницу. — По задницам у нас теперь ты. — Эдик, блять. — Я не блядь. Антон уже замахивается, но друг ржёт и прикрывается учебником. Засранец. В этот раз Антона не спрашивают. Арсений спрашивает других студентов. И это очень радует, потому что Шастуну было бы трудно отвечать Попову, когда между ними такая хуета происходит. Хуета, как что-то хорошее, а не плохое. Но всё же… и в странном смысле. Хуета, как смысл жизни. Антон кидает на Арсения взгляды всю пару, ловя ответные. Но Попов ведёт себя очень профессионально. Ни разу не улыбается. А Антону губы его покоя не дают. После пары он спускается к преподавателю. — Привет, Антон. — Привет. У нас дополнительные будут? Мужчина смотрит на парня, попутно что-то собирая в свой рабочий портфель. — Да. Думаю, завтра? Устроит? У тебя, вроде, не загруженное расписание на вторник. — Нет. Нормальное. Я согласен. — Вот и отлично. — Торопишься? Обращаться на «ты» как-то очень легко. — Да, но тебе уделю минутку своего времени. Ты что-то хотел? Шастун кивает. А затем оборачивается для того, чтобы понять: в аудитории никого нет и дверь закрыта. Путь свободен. Опасности нет. Хотя, блять, есть. Но не суть. Всё хуйня, когда Шастун быстро прикасается к губам Арсения своими. Тот ловит пальцами подбородок и задерживает чуть подольше. Мужчина отстраняется с улыбкой. И улыбается он так… по-особенному. — Дорвался? — Ага. — Дурак. — Я просто влюбился. Цокает. — Почему ты меня не спросил? — А ты хочешь отвечать? — Шастун даёт отрицательный ответ. — Да и зачем мне тебя теперь мучать, если мы уже выяснили свои чувства по отношению друг к другу? — И каков статус? — Хочешь говорить об этом в аудитории, за дверью которой тысяча студентов? — Почему бы и да? Арсений Сергеевич закатывает глаза. Красиво закатывает глаза. Очень красиво. Кадык у него тоже красивый. Пиздец, да? Пиздец, Шастун, очнись. Тут серьёзный разговор в аудитории, за дверью которой тысяча студентов. Давай. Включай голову. — Тебе нужен букетно-конфетный период? — Нет. Вообще похуй. — Доказывать мои чувства нужно? — Нет. Я тебе верю. Как вообще можно вам не верить, Арсений, блять, Сергеевич? Разве каждый преподаватель признаётся в симпатии своему студенту около клуба на курилке? — Тогда давай станем парой? Станем парой. Не «давай встречаться», а, блять, «станем парой». У Антона сейчас сердце остановится. Доходит. До него доходит, что ему как бы Арсений Попов предлагает встречаться. А. Нет. Стойте. Стать парой. Вот. Так лучше. Охуенно, на самом деле, звучит. — Давай. Арсений улыбается. И они выходят из аудитории вместе. Эдик выразительно смотрит на Антона, посылая сердечко, которое сделал руками. И Шастун зыркает так строго, как только может. Но Эд лишь ржёт, подмигивая. Антон говорил, что ему иногда придушить Выграновского хочется? Арсений улыбается, слегка сжимает плечо Антона и уходит по своим делам. А Шастун подходит к Эду и лупит его по плечу. — Ты сбрендил? — В какой главе ты станешь Антоном Поповым? Антон уже хочет возмутиться, но останавливает себя, задумываясь. — Арсений Шастун лучше звучит. — Согласен. Они оба задумываются, а затем Антон отмирает и снова лупит по плечу. — Я тебя когда-нибудь придушу. — Только после того, как я выпущу книгу про всяких Шастунов и Поповых. Шастун закатывает глаза и идёт вперёд. После пар он направляется к Павлу занести конспект, но только заходит в кабинет, как в его губы впечатываются губы Арсения Сергеевича. Шастун сначала расслабляется, а затем мягко отстраняет от себя мужчину, оглядывая помещение. — Он сейчас придёт. — А. Только сейчас Антон смотрит в глаза Арсения, понимая, что тот явно только был на улице. Антон быстро достаёт блокнот из портфеля и открывает пустую страницу. Арсений внимательно наблюдает, но не делает попыток подсмотреть. Антону было необходимо. Прямо сейчас. К тому моменту, как он записывает строки, возвращается Воля. Арсений быстро чмокает в лоб, пока мужчина не видит, и уходит, сумбурно попрощавшись. А Антон улыбается, ловит подозрительный взгляд Воли и идёт к столу, делая невозмутимый вид. Что это был за порыв такой? Страница в блокноте печёт. В прямом смысле этого слова. Антон сходит с ума. И кажется… от любви.твои глаза, как лёд. как снег в океане. в созвездиях родинок теряюсь, считая каждую. я любовью заражён. я открою сердце только тебе, оставляя за этой дверью тысячу лиц. с тобою всё в тумане. но ты по-прежнему мне нахуй не нужён.