А ты знаешь что дельфины умирают во сне? Плавниками не касаясь друг друга, даже. По одному, по одному, по одному ко дну. И что дальше, им не важно. Знаешь ли ты, что дельфины никогда не грустят? Их печаль и слезы — забирает море. Научи, научи, научите меня Улыбаться также, в отчаянье и горе. Дельфины тонут голыми, голыми. Под тоннами воды бездонными, голыми. Прощаясь навсегда, прощаются голыми. И улыбаются, и улыбаются. Мы стали как дельфины, однажды, голыми. Под многотонным льдом, белым утром, голыми. Любить небесно-синий цвет, будем голыми. И улыбаться, тонуть и улыбаться. А ты знаешь, что дельфины без любви не живут? В одиноком и холодном море не согреться Лишь одну, лишь одну, только лишь одну Берегут любовь, так преданно, всем сердцем! Знаешь ли ты, что дельфины уплывают в закат? В ледяной воде уснуть, медленно погаснув Нарисуй, нарисуй, солнце нарисуй Даже если, все напрасно
дима корсо — дельфины тонут голыми
***
Антон сидит на паре без энтузиазма. Ему всё это кажется совершенно бессмысленным. Он смог решить проблемы с предметами за эти три дня, сидя за конспектами и зубрёжкой круглыми сутками. Сначала в универе, затем дома. С Арсением они общались лишь на парах, перекидываясь парочкой фраз, да в сообщениях. Если это вообще можно назвать общением, когда тебе пишут в обед, а ты отвечаешь хуй знает когда. Антон чувствует тоску, но по-другому с учёбой разобраться не получилось бы. Его незапланированное ублюдское состояние несостояния выбило из колеи и из привычного графика жизни. И именно поэтому прямо сейчас ему всё казалось абсолютно бессмысленным. После того всплеска (чуть ли не истерики) Антон чувствовал себя получше, но он никогда не любил эти перепады-хуепады. Хуепады. Да. Очень двусмысленно. Потому что с неба вроде ничего и не падает. Шастун понимал, что таким образом думал отвлечься от всего. От мыслей о том разговоре с Поповым, от мыслей о клинике и терапии, от мыслей о том, что делать дальше. Он понимал это. Но не понимал, почему впервые в жизни убегает. От умозаключений и нормальных выводов. Наверное, потому что этих ебучих выводов не было. Их просто не было. Сегодня пятница. 25 октября. Третья последняя пара. На улице дубак, на улице пасмурно, на улице тоскливо. На улице нет никаких хуепадов. А ответов всё нет. Иногда… в один момент теряешь интерес ко всему. Антон не хочет искать ответы. Антон не хочет думать. Антон не хочет ничего. Потому что Антон хочет банально убежать. Подальше. Как можно дальше. На берег Байкала. Но без лишних мыслей. Он сидит на паре, до конца которой осталось каких-то пару минут, и понимает, что скучает. Он без байкальских… как рыба на берегу. Как хот-дог без сосиски. Как макарошки без мазика. Как плов без головки чеснока по центру. Как… Антон встряхивает головой и понимает, что снова уходит в свои мысли. В его голове ничего хорошего нет. Он всю ночь думал. Он думал всю ебучую ночь, которая открыла глаза на многое. Он всё ещё не знал ответы, не мог сделать выводов, но кое-что всё-таки для себя решил. Поэтому закрывал долги, усердно отвечал, зубрил и вообще… Так надо. Даже если ему пришлось целенаправленно отказаться от байкальских. На пару дней. Всего лишь. Эд на паре не был. Его сорвали на мероприятие для художников, но они договорились завалиться к Шастуну домой завтра. Всё-таки Эд ему лучший друг. А Антон всё в своих мыслях. Он потерял как минимум месяц из жизни Эдика. Шастун даже не знает, как у него на личном фронте, как у него с учёбой, как у него с фанфиком прастигоспади, да и вообще! Каков пиздец, а? Антон чувствует себя ужасным другом, если честно. И нужно хотя бы немного исправить ситуацию, пока он не пропал окончательно. После пар Шастун ожидаемо направляется к кабинету Арсения Сергеевича, но там его не находит. Он заходит к Воле, но и его не наблюдается. Ни Арса, ни Воли. Уже интереснее. Приходится позвонить Арсению. Но тот трубку не берёт. Антон хмыкает, останавливаясь около окна на третьем этаже. Павел трубку тоже не берёт. Шастун сглатывает, но пытается не паниковать. Мало ли. Может, они просто решили выпить в пятницу? Попов же не обязан ему обо всём рассказывать, верно? Антон даже не собирается спрашивать о том, что тот (возможно!) скрывает. Руководствуется принципом доверия. Сам расскажет, если посчитает нужным. Шастун, ты же сейчас с ума сойдёшь, если не выяснишь, где эти гаврики шастают. Волнение не успевает сковать, потому что из-за угла выходит Воля со студентом. Он натыкается на взгляд Антона, отпускает этого самого студента буквально за пять минут и кивает в сторону двери. Шастун быстрыми шагами преодолевает расстояние между ними, но не заходит. Лишь спрашивает то, что его очень сильно невъебенно-ощутимо интересует. Сказанул охуенно. — Вы не знаете, где Арсений Сергеевич? — Знаю, оф корс. Домой поехал. У него пар после второй больше не было. — Шастун поджимает губы. — Что-то случилось? — А? — Антон отмахивается, неловко улыбаясь. — Нет, всё в порядке. Просто поговорить хотел, а в кабинете его не нашёл. Воля цокает, осматривает его с ног до головы и они расходятся, толком не поговорив. Это к лучшему. Потому что сейчас в приоритете немногомного другое. Первым делом Антон пишет Арсению о том, что собирается приехать, если он не занят, но тот снова не отвечает. Ни через полчаса, ни через час. И даже не тогда, когда Антон стоит около его дома, пытаясь всё-таки дождаться ответа. В сети мужчина так и не появляется. А у Шастуна задница замёрзла. Ему или стоять дальше, ожидая ответа, или идти прямиком к двери квартиры Арсения. Выбирать не приходится. Потому что в приоритете всегда будет его задница. Она должна быть в тепле. Девушка выходит из подъезда очень вовремя. Антон быстро юркает в помещение и облегчённо выдыхает, нажимая на кнопку лифта. Около двери он не думает ни о чём, кроме того, что очень сильно замёрз. У него свитеров тёплых даже нет, все в Воронеже остались, зимнее пальто тоже там, а в Москве ебучая зима. На самом деле, Шастун не знает, зачем приехал. А потом, когда Арсений открывает дверь, понимает, что скучал даже сильнее, чем думал. Попов смотрит сонно (Антон делает вывод о том, что мужчина просто спал, поэтому вопрос про то, почему он не брал трубку — отпадает сразу же), а затем удивлённо, а затем отмирает, когда видит, что Антона трясёт. — Антон, заходи быстрее. — Парня втаскивают в квартиру за руку. — Сильно замёрз? — Есть немного. Верхняя одежда снята, ботинки аккуратно поставлены, шапка на тумбе. Арсений в домашней одежде и с растрёпанными волосами. Синяки под глазами выдают всю усталость. Но он улыбается, ведёт за руку в зал и усаживает на диван, уходя на кухню для того, чтобы поставить чайник. Шастун поднимается следом, потому что магнитом тянет. У него тоска внутри такая, что хочется быть ближе. Ему так не хочется домой. Ему так не хочется оставаться в одиночестве. Ему так хочется просто быть рядом, что пиздец. Тотальный. Самый настоящий. Пиздецовый. Шастун обнимает за пояс со спины, утыкается носом в затылок, вдыхает запах. Арсений не вздрагивает. Застывает на месте. Руки кладёт поверх его. И всё. Антон шумно выдыхает и обнимает крепче. Надо. Дорвался. Потому что надо. Очень надо. И это правильно. — Кот, ты чего? — Не знаю. Я только сейчас понял, как сильно скучал. Прости, что пропадал. Улыбка. Антон её слышит. Антон её видит в отражении Байкала. Арсений чуть отстраняется, и парень ослабляет хватку для того, чтобы Попов смог развернуться. Мужчина действительно улыбается, кладёт ладони ему на щёки и мягко оглаживает кожу. Руки Шастуна остаются где-то около пояса, но почти не касаются, лишь задевая края домашней арсеньевской футболки. И так хорошо. — Я тоже скучал, Антон. Но не лез, потому что казалось, тебе нужно время? — Парень не моргает. Смотрит в байкальские, да насмотреться не может. Тонет. — Давай, скажи, что я был прав, иначе выйдет так, что мы просто избегали друг друга. Тонет и улыбается. Арсений молча ждёт ответа. — Арс, я был в учёбе. Ушёл в неё с головой. И да, мне нужно было подумать. Это я и делал. Не спал почти. Каждую ночь думал. Анализировал и пытался сделать выводы. Попов хмурится, хочет возмутиться из-за бессонных ночей, но молчит. Будто видит. Будто понимает, что Антону нужно договорить, что он пытается подвести к самому важному, что он хочет сделать вывод, хочет поделиться тем, чем с другими бы не поделился. И как же он прав. В этом своём молчании. Как же он прав. Антон считает про себя до десяти. Арсений убирает руки и облокачивается поясницей на столешницу позади себя. Шастун, пользуясь возможностью, упирается ладонями в эту самую столешницу по обе стороны от тела Попова. Всё это происходит за секунды. По-ебучему длинные секунды. — Всё это я делал для того, чтобы не оставлять слишком много долгов. До конца семестра я хочу быть в более или менее нормальном состоянии, чтобы сдать правоведение и всё остальное. Автоматов мне не видать теперь, но я осилю. Попов не говорит ни слова. На Байкале тёплый ветерок. Намёк на грозу, но это не точно. Антону сейчас бы прямо там оказаться. Но он тонет. Тонет прямо в кристально-чистой воде. — Я разгребу дела и пройду эту терапию. Это решение пришло к нему ещё тогда, когда он сидел в одиночестве в тот день их разговора. Он впервые видел, чтобы за него так искренне кто-то переживал. Чтобы кто-то так волновался. Чтобы кто-то так сильно хотел, чтобы у него всё было в порядке. Он принял это решение только ради Арсения. На тот момент. Но за эти три дня понял, что ему это тоже нужно. Впервые в жизни ему захотелось себя излечить. Даже если на мгновение, но ему хотелось почувствовать себя человеком, которому хочется дышать. И для которого всё не перестаёт терять свой смысл. Небесно-синие впиваются в него так пристально, что взгляда не оторвать. Арсений смотрит взволнованно. Неверяще… даже как-то. Но смотрит. Просто смотрит. И Антон рушит это молчание. Собой и своими сумбурными мыслями. Да ему и не надо стараться выглядеть умным или быть не собой. Он с Поповым определённо тот, кто есть на самом деле. — Знаешь, дельфины умирают во сне. Идут ко дну. И пропадают. Навсегда. А я вдруг понял, что не хочу так всё заканчивать. Осознал, что единственное, где я и хочу утонуть, это твои байкальские. Арсений улыбается. И глаза не остаются такими же небесно синими и ледяными. Там солнце выходит. — А ты знаешь, что… — Антон слышит его тихий голос и сглатывает. — …дельфины без любви не живут? Знает. Он знает эти строки. — И как ты объяснишь процитированное? Попов хмыкает. — Понимай, как хочешь, Антон. Для себя я уже всё понял. — Арс, ты до меня влюблялся? Попов губы облизывает.«лишь одну, лишь одну, лишь одну…»
Автоматически исправляется на «одного». — Влюблялся, конечно, Антон. — И Шастун уже хочет расстроиться, потому что слова песни помнит наизусть, да и романтический момент такой, но его мысли перебивают. — Но так, как в тебя — никогда. Шастун сделал то, что хотел. Уткнулся лбом в плечо и затих. Стоял так минуту, а потом поднял голову и тыкнул носом в щёку. Щетина. Приятно. Мужчина сам перехватывает инициативу. Руками обхватывает лицо, находит его губы, прижимается ближе. И у Антона что-то сжимается внутри. Арсений целует с таким отчаянием, что страшно. Он ещё никогда так не целовал его. Нет, это охуенно, спорить бессмысленно, но почему то становится страшно. Шастун сам остраняется и смотрит в глаза напротив. Потемневшие. Но… — Арс, что такое? Что не так? Удивление. Арсений сглатывает. Хмурится. Поправляет чёлку. Антон отзеркаливает. У него и у самого чёлка уже мешается. — Ты же не уплывёшь в закат? — Я не хочу быть дельфином, Арс. Я хочу быть котом. Твоим котом. Мне по нраву больше семейство кошачьих. Я помню, как-то Дмитрий Темурович сказал, что его кошку зовут Карикатурысь, представляешь? Антон улыбается, чувствуя, как становится легче дышать. Попов улыбается в ответ, головой качает, по-свойски притягивает за пояс к себе и утыкается носом в изгиб шеи. — Я рад, что ты принял такое решение. — Решение про семейство кошачьих или это он про терапию? Попов уточняет тут же. — Я про клинику. — Твоя заслуга в этом огромна, Арс. Кожу прикусывают. Антон зажмуривается, но поднимает руку и зарывается в поповский затылок. Пиздец. Антону пиздец. Прямо сейчас. Он понял, что его уносит от укусов ещё тогда, когда Арсений цепанул зубами его кожу в первый раз. Кинки, мать их за ногу, это вам не хухры-мухры. — Арсений Сергеевич. — М? Ммммыкает он. Антон цокает. — Давайте мультики посмотрим, а? Арсений поднимает голову и внимательно смотрит на Антона. Щёки красные, глаза блестят, дыхание частое. А Шастун совершенно точно не видит больше холода или намёка на грозу. Там не то что солнце вышло, там жара плюс 40. Охуеть не выхуеть, как говорится, а если и выхуеть, то ненадолго. Мужчина губы кусает. Вздыхает. Кивает. — Останешься у меня? — Приставать не будешь? — Глупый вопрос, Антон. — Арсений берёт за руку и ведёт на диван. А затем с совершенно спокойным видом выдаёт. — Буду, конечно. Шастун коротко смеётся и закидывает свои конечности на колени Попова. — Тогда точно останусь. Они смотрят какую-то ерунду, смеются с абсурда, который происходит на экране, а затем Антон совершенно не замечает, как оказывается в одежде Арсения после того, как принимает душ. Дома. У Арсения. Да. Он ночевать здесь собрался. Ебануться. Антон улыбается своему отражению, сглатывает и поправляет шорты. Они широкие, но ему немного короткие. Не суть. Футболка в пору. Даже немного большая. Он остаётся довольным. Арсений ждёт его около двери в спальню. Спальню, в которой Антон ещё ни разу не был. — Хорошо выглядишь. Тебе идёт моя одежда. — Антон цокает, но приятно. Даже очень. — Кстати, напомни мне завтра тебе свой тёплый свитер дать. — Зачем? — Чтобы не мёрз. Шастун кивает, мысленно ебаша себя по лбу за недогадливость. Это же не Арсения всего трясло после улицы, Тох. Для чего тебе мозги, Антон? Правильно. Для того, чтобы тупить. Арсений вдруг хмурится, чем вызывает вопросительный шастуновский взгляд. — Я должен был сказать, что это романтично. Да? Антон смеётся громко и абсолютно искренне. Затем совершенно по-умилительному смотрит на Арсения, прикусывающего губу. Когда Шастуна за руку тянут в спальню, его глаза распахиваются настолько сильно, что Попов рядом усмехается. Мол, смотри, не думал, что у меня такая крутая комната? А комната реально крутая. Вот образ строгого препода по праву и комната, одна из стен которой увешана виниловыми пластинками различных исполнителей — ну вот совсем не вяжется это между собой никак. У него ещё и бейсболок разных дохера. Там и с Дональдом Даком, и с Даффи Даком, и даже с Микки Маусом. Сама комната в синем цвете. Небесно-синем. Антон роняет челюсть, а поднимать не хочется. В комнате Арсения целый ебучий мир. — Нравится? — Ага. Всё ещё с широко распахнутыми глазами. Арсений смеётся, утыкаясь на секунду лбом в шастуновское плечо. И это так правильно. — Хочешь, секрет открою? Антон смотрит на Попова, как ребёнок на сладость. Но Арсений сдерживает порыв чмокнуть его в губы. Блестящие от слюны. В искусанные. Малиновые. Губы. — Давай. Попов заговорщески смотрит на него и дотягивается до уха для того, чтобы прошептать: — У меня есть целая коллекция носков. Антон отстраняется, но смотрит всё так же по-детски восторженно. — Правда? — Да. — Охуеть. Арсений изгибает бровь, и Антон тут же исправляется. — То есть, пиздец. — Шастун снова встряхивает головой. — Блять, стоп. Щас. Подожди. Какие там нейтральные слова? Попов смотрит уже не строго, да он и не смотрел так, но показалось на мгновение, что мужчина достанет свой ремень, как тогда. Ну вот зачем, Тош, вспоминать про тот чёртов ремень с широкой прикольной бляхой, а? В комнате Арсения. — Охренеть. Подходит? Попов цокает, но кивает. А Антон останавливает его, аккуратно перехватывая руку, и возвращает на место, когда тот уже собирался лечь. — Хотел сказать. На тот вопрос твой ответить. Про то, кто ты для меня. — А я думаю, что ещё рано тебе отвечать на такие вопросы. Давай... узнаешь меня получше, а потом будешь отвечать? Антон нехотя, но кивает. Вот же ж. Они падают в кровать через полчаса, когда Шастун окончательно не убеждается, что в этой комнате целый удивительный арсеньевский мир. Байкальский. Небесно-синий. И осознаёт, что прекрасно вписывается в эту атмосферу винила и носков. Сегодняшний день закончился так, как нужно. Облегчение на душе не могло не радовать. Шастун был готов. Он был готов пройти ебучую терапию, выдохнуть и жить дальше. Лежать в траве на берегу Байкала. Смотреть в эти байкальские и не думать о плохом. Он был готов улыбаться не потому, что мог улыбаться в отчаянии и горе. Он хотел улыбаться без боли. — Знаешь, почему я никогда не стану дельфином? Арсений целует куда-то в макушку. — Почему? Антон прижимается крепче. — Потому что дельфины никогда не грустят.***
Эд звонит в такую рань, что Антон чуть ли не посылает его в жопу со своими этими ранними звонками, но вовремя просыпается окончательно. Арсений уже встал. Явно. Юноша слышит возьню где-то за пределами комнаты. Эдик уже выдвинулся к нему, поэтому пришлось собираться. От Арсения уезжать не хотелось от слова «можнояостанусьздесьнавечно». И да, это одно слово. Антон понимает, что обещал Выграновскому, поэтому пришлось быстренько умываться. Благо, что ванная не рядом с кухней. Парень старается не шуметь, но роняет всё, что мог уронить с полок, а затем ещё и спотыкается раз двести, пока пытается одеться. Когда он направляется в конечный пункт назначения в квартире, оказывается, что мужчина что-то увлечённо готовит, даже не замечая приближение Шастуна, который вдруг подумал о том, что эта сцена напоминает ему романтический фильм. Антон улыбается, но понимает. Арсений специально делает вид, что не слышит, потому что не услышать весь тот шум, который он устроил… ну просто невозможно. — Арс, чё делаешь? — Не чё, а что. Антон закатывает глаза и целует мужчину в плечо. — Ладно. Арсений, что делаешь? Чем занимаешься? Что у тебя за важные дела с утра на твоей королевской кухне? — Я готовлю королевский завтрак, умник. Антон коротко смеётся и садится на стул. Перед ним появляется тарелка с омлетом и стакан воды для таблеток. Чёрт. Шастун убегает за таблетками, достаёт коробочку и вновь оказывается на стуле. Привычка: всегда и везде брать с собой эти пилюли. Но после разговора с Арсением он пересмотрел количество и уже два дня пьёт чётко по рецепту. — Ты бы хотел стать королём какой-нибудь страны? Арсений хмурится, отпивает из бокала кофе и спокойно отвечает: — Есть у меня мечта. Для будущих жизней. Я хотел бы родиться в девятнадцатом веке. Был бы каким-нибудь графом. Посещал бы балы. Где-нибудь в Англии. Шастун хмыкает. — Вот это у тебя запросы, конечно. — А у тебя какая мечта? Антон только открывает рот, но тут же его закрывает. — Вот и замолчи. Парень шкодливо хихикает, замечая наигранную строгость, и приступает к еде, кидая на часы мимолётные взгляды. Завтрак проходит, кофе выпит, разговоры закончены. Антон несётся к своему телефону, который забыл в спальне, и смотрит на уведомления. Эдик уже почти приехал. Из его жопы мира (его жилища, а не реальной задницы) ехать до Антона почти час, поэтому парень и сидел за завтраком спокойно. Но теперь вот надо бы поторопиться. — Арс, ты завтра свободен? Шастун выходит из комнаты и видит, как навстречу идёт Попов. — Да. А что? — Мне сейчас домой надо. С Эдом договорился встретиться, так он уже почти приехал. — Тебя довезти? — Не, не надо. Не напрягайся. Арсений целует в губы, обнимает, прижимает к себе. Комфортиться вот так вот с Поповым — лучшее, что испытывал Антон. Он клянётся, ему больше ничего не нужно в жизни. Только ради байкальских и живет, если честно. — Кстати. — Антон отстраняется, но практически мурчит, когда чувствует поглаживания на лопатках. — Откуда ты знаешь Дмитрия Темуровича? Ещё вчера хотел докопаться. — Доебаться, если быть точнее, но это же Арсений. — Но не хотел портить момент. Арсений хмыкает. От него веет спокойствием. И Антону это спокойствие очень по душе. — Не поверишь, но мы познакомились в Питере. Мне было тревожно за тебя. Знаю, что это выглядит не очень со стороны. Так, будто я лезу туда, куда не нужно, но сдержать порыва не смог. А когда понял, что твой лечащий именно Димка, то перестал волноваться. Потому что он очень образованный. Антон и не думал, что Арсений лез туда, куда не надо. Сейчас это уже не имеет значения. — Да у тебя все судьбоносные встречи случаются в Питере. Полуулыбка. — Место встречи изменить нельзя. — Шастун лыбится. Арсений умеет подобрать слова. Лис. — Только вот самая судьбоносная встреча в моей жизни случилась тогда, в актовом зале. Шастун расплывается в широкой улыбке и качает головой. Через минут 40 Антон оказывается дома. Вместе с Эдом, который прождал его на улице минут 15. Ну ничего. Нехер будить его так рано. Вот она — шастуновская мстя! Они по привычке заваливаются на кровать. Шастун сладко потягивается и поворачивается к другу. Задумчивому. Слишком. — Эд, я чувствую себя ужасным другом. Потому что тону в своих проблемах, а у тебя даже не интересуюсь делами. Поэтому, давай. Рассказывай. Как твоя житуха? Эдик в удивлении распахивается глаза. — Не верю своим ушам, Тох. — Ты обиделся что-ли? Реально? Эд молчит. Смотрит абсолютно непроницаемо и молчит. И как его понять? У него в глазах темень. — Пиздец, Эд. Прости, бро. Пожалуйста. — Антон лезет обниматься, тыкается в шею, крепче прижимает к себе и через секунду слышит смех, поэтому недоумевает. — Ты чё ржёшь? У меня здесь чуть ли инфаркт не случился, а ты ржёшь? Антон отстраняется, а Выграновский ржёт ещё пару секунд, а затем всё-таки перестаёт и встаёт, быстро уходя куда-то в сторону двери. Шастун слышит звон. Эдик кидает в него бутылкой любимой медовухи и широко улыбается. Зараза. Думал, что подкупить его можно? Шастун сохраняет серьёзный вид ровно пять секунд. Для приличия. И широко улыбается в ответ. — Эд, обожаю тебя. — Тебя Арсений ругать не будет? Эдик снова заваливается рядом. — А он разве узнает об этом? — Выграновский играет бровями, но Шастун вдруг хмурится, бросая взгляд на часы. — Эд, 12 дня, какого детородного органа мы пьём так рано? — Влюблённые в медовуху часов не наблюдают! — Ещё скажи, что любви все часовые пояса покорны. Выграновский смеётся, а затем резко обнимает Антона и замирает. Сам Шастун не понимает, что происходит, но на всякий случай гладит по спине, отставляя бутылку. Он знает, что у Выграновского бывают вот такие приливы, но никогда не понимает — по какой именно причине. Поэтому интересуется. — Ты чего, Эд? — Я просто соскучился. — Дурачина. — Болван. Антон цокает и отстраняет от себя друга, потрепав его по макушке напоследок. Медовуха открывается. Шастун улыбается. Божественный напиток. В скором времени ему такое будет нельзя, поэтому… почему бы и да? Они чокаются и делают первые глотки. — Ну давай, Эдик. Рассказывай. И Эдик рассказывает. Всё рассказывает. Что ему нравится кто-то, но тайну он пока не откроет, что его пригласили в клипе снятся, что по учёбе вроде начал закрывать хвосты. И Антон тоже. Тоже рассказывает. И про решение насчёт клиники (которое Выграновский воспринимает спокойно, подбадривая), и про их взаимоотношения с Арсением, и о своём состоянии. День проходит мимо. Мимо и по-своему хорошо. Как затишье перед бурей. Как намёк на грозу. Тот самый. Когда не знаешь, что случится в следующую секунду. Одно Антон понял точно. Он не дельфин. Просто… потому что — кот.