Ты знаешь, Мне так тебя здесь не хватает. Я снова иду по проспекту, глотаю рекламу, Прохожих, машины сигналят, но не замечаю. Держусь и опять спотыкаюсь. Уж лучше домой, на трамвае, На наших с тобою любимых местах. Ты знаешь, Погоду здесь не угадаешь, От этого все как-то мельком — Прогулки и мысли, стихи на коленках. Прости, но я очень скучаю. Все носится перед глазами. Я должен, я буду, я знаю. Вернувшись домой, я пытаюсь уснуть. Отпусти, снова тревожен сон. Отступи, может быть год прошел. Отпусти, я так хочу домой. Ты так внутри. Я все еще твой, и ты…
нефть — ты знаешь
***
Понедельник. Ебучий понедельник. Антон открывает глаза не из-за будильника. А из-за того, что Арсений кусает за шею, носом ведёт выше, щёки целует, скулы, лоб, в нос чмокает. И останавливается. В этот момент Шастун и открывает глаза. Попов мягко улыбается. Кажется, с такой нежностью смотрит, что пиздец. Юноша сглатывает даже. Тянется. Руками тянется. И целует. Похуй, что зубы не чищены, похуй, что он только открыл глаза, похуй вообще на всё. Антону взгляда было достаточно. Ему много не надо. Это же Арсений. Байкальскими своими посмотрел, затянул в омуты и всё. И Антон поплыл. Попов лезет под майку, рёбра оглаживает, кусается. Стон вырывает смачный. Утробный такой. Пиздец. Антон сам же себя чуть ли не пугается, но ему просто не дают опомниться. Арсений вжимает своим телом в кровать, руками своими касается везде, где только можно. А Антон? А что, Антон? Антон охуевает, пытаясь понять, как действовать ему. Он вроде и руками тянется, вроде пальцами зарывается в волосы на затылке, вроде на поцелуи отвечает, но чувствует, будто не делает в равной степени столько же, сколько делает Арсений в процессе всего этого безумия. Мужчина губами ведёт вниз. Кусает снова. Оставляет следы на тех самых, что ещё даже не начали в полной мере затухать. Приятно. Ему приятно видеть все эти художества, поэтому никаких претензий абсолютно нет. Наоборот. Он эту кисточку в руки сам отдаст и скажет: давай, раскрашивай мой серый мир. Даже если на коже. Даже если не кистью. Антон стонет, шумно выдыхает и сдавленно произносит: — Арс, что мне делать? — В каком смысле? Мужчина отрывается от кожи и заглядывает в полные зелени глаза. Антон сглатывает. — Мне кажется, что я не отдаюсь процессу в полной мере. Попов криво улыбается и мажет губами по виску. — Ты только учишься. Анализируй, наблюдай за моими действиями. Но не это даже главное. Каждый человек индивидуален. Могу рассказать, что мне нравится, если не можешь думать рационально в такие моменты. — Попов явно доволен тем фактом, что Антон теряет голову. — Не знаю, мне тебя вполне хватает. Когда опыта наберёшься, всё станет проще. Не думай об этом слишком сильно. Антон чуть ли глаза не закатывает. — Арс, по-моему, ты любишь брать под контроль. — Отрицать не собираюсь. — Мужчина пожимает плечами. — Просто брать тоже люблю. — Ц. Арсений, ты просто… невероятный человек. Попов улыбается шкодливо. С ноткой юности в заднице. Его возраст выдаёт лишь пара морщинок около глаз, когда он вот так вот ярко улыбается. Возраст. Антон, ты ебанулся. Какой возраст? Арсению всего 33. Вооооозраст. Шастун фыркает. Попов переспрашивает: — Так тебе рассказать? Антон сначала не понимает, а потом понимает. Секунду назад говорили об этом, а он уж успел всё забыть. Нет, ну а что? Вы попробуйте рационально думать, когда ваш любимый человек прижимает вас к кровати, кусается, делает приятные вещи и вообще… Антон попиздеть-то любит, но блять. Не в этой ситуэйшн. — Расскажи. Давай. Только быстрее. — А что? — Попов криво улыбается. — Куда-то торопишься? — На пары. — У тебя первой парой правоведение стоит. Боишься опоздать? Блять. Арсений, сука, Попов. Да ты издеваешься? Антон шумно выдыхает и сглатывает, когда рука мужчины ведёт по бедру, за спину, ближе к пояснице. Гладит так ещё… пальцами своими. И вроде вот не в первый раз же (во второй, ага), но переёбывает знатно. Аж мурашечки по телу. Хуяшечки. — Ты издеваешься? Антон практически выгибается, когда чувствует руку Арсения на своём члене. Почему слово «член» такое странное? Вы когда-нибудь думали об этом? Почему член вообще назвали членом? Шастун мысленно ебашит себя по роже. Ну член и член. Чё бубнить-то. Взрослые все люди. Просто он в ахуенезе немножко. Просто у него первая пара у препода, который прямо сейчас с ним же в постели и валяется. Ну да. Ничего же необычного. Вообще. — Кот, я понимаю, что ты боишься опоздать, но мы всегда можем устроить театральную постановку. Я актёр, если ты не знал. Антон изгибает бровь, но не комментирует, потому что тихое «всё потом, тох» и рука на члене, который почему-то назвали членом, выбивает всё, что вообще есть в Шастуне. И стоны, и слова, и мысли. Антон чувствует, что Попов в этот раз намного… не жёстче, нет. Он просто неугомоннее. Рвения хоть отбавляй. Ну что, Антошка? Как там сказал Арсений? Анализируй, наблюдай. Видимо, Попову тоже говорить уже не особо хочется. Юноша пытается хоть что-то сделать, руками лезет, но Арсений всё делает сам. Идёт на опережение. Прижимается ближе, трётся, рукой двигает, наблюдает за всеми его эмоциями, а Антон? Антон жмурится, дышит шумно, стонет и уже ничего не пытается сделать. Он в этой ситуации ведомый. Он вообще не понимает, почему так происходит, но пока контроль у Арсения, он не имеет желания брать этот контроль на себя. И Попова всё устраивает. Абсолютно всё. Но об этом он подумает потом, потому что сейчас совершенно не до этих мыслей. Юноша чувствует горячие губы на своей шее, скулит, выгибается. Долго не держится. Ебучее утро. Ебучий стояк. Который между этажами общий проходит, ага. Тот самый. Антон мычит, рукой тянется к свободной ладони Арсения и переплетает пальцы. Изливается в чужой кулак, прикусывает по дурости губу сильно, но выдыхает так расслабленно, что пиздец. Сказать нечего. Только если… — Арсений Сергеевич, интересные у вас методы пробуждения. Мужчина рычит куда-то в шею, прикусывает и отстраняется. Антон пропустил момент. Кажется, он реально пропустил момент, когда Попов успел закончить. Но тот лишь байкальскими своими смотрит туманно, криво улыбается и чмокает в нос. — Рад, что тебе нравится. Антон коротко смеётся, снова глаза закрывает, расслабляется. Чувствует, как Попов встаёт с кровати, уходит куда-то, и вдруг так холодно становится. Шастун продолжает лежать, а нужно вставать. Наверное. Может быть. Нет. Совсем не хочется лишаться этого чувства полной расслабленности, когда валяешься в кровати и будто никуда не надо совсем. Солнышко лучами в волосах путается, окно открыть и воздуха пустить свежего хочется, кофе попить спокойно бы, да и вообще… Атмосферно. Полный штиль. — Антон, пора вставать. Пара начинается через полчаса, а ты ещё даже глаза не открыл. Полный штиль? Хуй там плавал. Антон подрывается с кровати, несётся в ванную, душ принимает со скоростью света, зубы чистит, вытирается, одежду напяливает, которую в порыве резкого прилива энергии успел схватить со стула, возвращается в комнату и только на кухне с чашкой кофе в руках (которую Попов протянул ему, стоило зайти в помещение) позволяет себе выдохнуть уже спокойнее. Только сейчас он позволяет себе посмотреть на часы. Он пялится на них пару секунд, затем переводит взгляд на ржущего Арсения и кое-что понимает. Его наебали. Конкретно. — Арсений, ну ты… Мужчина хихикает ещё немного, а затем моет свой стакан и поворачивается к парню. — Нужно было тебя как-то поднять. Адреналинчик с утра. — Хуеналинчик. Арсений губы поджимает, подходит ближе, кусает в плечо, слыша недовольное мычание в ответ, и так же спокойно уходит. Шастун лишь цокает, но послушно идёт следом для того, чтобы захватить сумку, одеться, обуться и выйти из квартиры. Теперь у них точно полчаса до пары. 15 минут на то, чтобы доехать до парковки, ещё 10 на то, чтобы дойти до корпуса и кабинета, а затем оставшееся время можно потратить на то, чтобы достать тетрадь, ручку и поздороваться с Эдом. Одно «но». Они приезжают в тот момент, когда людей на парковке дохера. Арсений думает пару минут и едет дальше, сворачивая куда-то, а затем заезжает на парковку какого-то центра и останавливается. Антон вздыхает и понимает, что из них двоих с этой парковки должен уйти именно он. Было бы странно, если бы из своей же машины вышел Арсений. Ога. Именно ога. Парень смотрит на часы. Пиздохать до корпуса от этой парковки немного дольше. — Арс, я опоздаю. — Хорошо. Я тебя поругаю хоть для приличия. Мужчина крепко целует в губы и улыбается. Байкальские такие беспокойные, что страшно. Но Антон не спрашивает. Спросит позже. Он выходит из машины, провожает её взглядом и идёт по направлению к универу. К корпусу он добирается к началу занятий. В аудиторию залетает в 10 минут. Арсений кидает на него осуждающий взгляд. Как и договаривались. — Шастун, времена меняются, а что-то остаётся вечным, да? — Ага. Актёр. Смотрит своими байкальскими прямо в душу. Где тот человек, который с утра на него с нежностью смотрел? Это прямо не Арсений, а реальный Арсений Сергеевич. Жуть. — Ещё раз опоздаете, Шастун, и я напишу докладную. Всё ясно? Хуясно. Антон ржёт в себя, но молча кивает и садится на своё место. Нет, ну актёрище. Не придраться. Юноша здоровается с Эдом, а тот хлопает его по плечу, смеётся и возвращается к своему блокноту, где уже вырисовываются силуэты. Антон понимает, что один из силуэтов однозначно его. Даже думать не надо. Эдик отвечает на вопросы о том, что это такое получится в итоге уклончиво. Поэтому допрос заканчивается быстро. В конце пары гляделки с Арсением, мимолётные улыбки, а после звонка поход в столовую с Эдом. Тот всё рисует и рисует. Никак не может остановиться. Антон не мешает. Выграновский личность творческая и если чем-то увлечётся, всё. Пропал человек. Они едят молча. Точнее — ест только Антон. Третью пару юноша пропускает из-за деканата. Он уже всё оформил, подписал, две недели так называемого отпуска у него в кармане. Всё официально, никаких проблем, если только с преподавателями, которым вот прямо до жопы нужны все лабораторные и прочая херня. Антон успеет. Он знает, что после клиники у него будет ещё минимум месяц для того, чтобы всё успеть досдать. Он вообще не парится по этому поводу. Мысли другим забиты. Очень жаль, что он только сейчас начал осознавать, что можно было так не рвать жопу все эти годы. А после пятой пары он направляется к Воле. Тот сидит за столом, устало смотря в какой-то документ, но тут же обращает внимание на Антона, когда тот появляется в поле зрения, и улыбается. — Тох, привет. Кивок. — Я завтра в клинику. Пришёл вот… сказать, что вернусь и сдам всё. Предупредить. Алексеевич встаёт, ближе подходит, на плечо руку кладёт. — Да забей. Это не так важно, как твоё здоровье. Подлатай себя там, ладно? Кивок. Снова. Слов почему-то нет. Они говорят друг другу «до встречи» и расходятся. Как обычно. Как и всегда. Так, будто ничего завтра не будет. А завтра ничего и не будет, Антон. Ты просто забудешь про всё это на две недели и попытаешься максимально привести себя в порядок. Гнетущее чувство. Всё равно гнетущее. Арсений пишет, что сегодня в делах до ночи. Просит, чтобы юноша ключи от квартиры у него забрал. Настаивает, чтобы он к нему поехал. Чтобы лёг в его постель, чтобы выпил чай на его кухне, чтобы уснул в его кровати, не дожидаясь. Настаивает так сильно, что Антон сдаётся сразу. Вещи тогда соберёт сегодня и поедет к Арсению. Встревоженному Арсению. Настойчивому Арсению. Ключи забирает незаметно в нужной точке, которую они обозначают с Поповым. Эд ловит его уже на выходе. Улыбается, а глаза грустные. В руках тот самый блокнот. Но рисунок не показывает. Просто идёт рядом, рассказывает про съёмки, про то, что трек хочет записать, про человека, в которого влюбился. Наверное. Антон улыбается тоже. Как может. Слушает, кивает, вставляет комментарии. Итог: они доезжают прямо до дома Шастуна. И только около подъезда юноша будто отмирает. — Эд, может… чая? Но тот отрицательно мотает головой. Лишь снова улыбается. — Тох, ты завтра во сколько едешь? — Утром. Как соберусь. — Позвони. Или напиши. Мне тебе нужно будет кое-что отдать. Антон кивает. Хмурится. Гнетущее чувство. Сигаретку бы. Так и делает. Достаёт, закуривает, выдыхает. Смотрит на Эдика, сглатывает вязкую слюну и спрашивает: — Ты чего такой? — Какой? — Не знаю. Будто переживаешь. — Не бери в голову, Тох. Всё пучком. Просто ты мне позвонить или черкануть не забудь. Это важно, Тох, пиздец. — Ладно. Не забуду. Обещаю. Друг улыбается ещё раз, стискивает резко в объятиях, отстраняется и уходит. А Антон прислоняется к стене дома, докуривает первую, берёт вторую и прикрывает на мгновение глаза. Гнетущее. Гнетущее чувство грядущего пиздеца. Он ненавидит это. Когда ты просто чего-то ждёшь. Долго ждёшь. Долго боль терпишь. Терпишь и терпишь. Терпишь, блять, и терпишь. А потом понимаешь, что момент спасения вроде близко. Вроде должно помочь. Утихомирить. Вроде дышать легче скоро будет. Но вот это вот ожидание этого спасения… это гнетущее чувство. Ожидание. Ебучее ожидание. И хочется ведь сразу, чтобы раз! И легче. А так не будет. Антон знает. В прошлый раз было ужасно. Первые дни он вообще не мог понять, что происходит. Но потом же помогло. В прошлый раз было спасение. А в этот раз… кажется, что испытание. Ебанёт? Не ебанёт? Антон с уверенностью может сказать, что уже ебануло. Домой он заходит замёрзший. Сразу кидается сумку собирать. Пихает все вещи, которые ему нужны, блокнот свой со стихами, потому что напишет много (проходили уже), садится на кровать и выдыхает. Закуривает прямо в комнате. Форточки нараспашку. Внутри странное что-то. Антон валится на спину, поворачивает голову к окну и видит серое небо. Солнце зашло за горизонт. Пепел прямо на постель, но рукавом затирается, чтобы ничего нигде не загорелось. Прожигает. Но так похуй. Антон курит, смотрит в окно и думает лишь о том, что нужно встать, поехать к Арсению, принять душ и лечь спать. Так он и делает. Доезжает до Арсения, поднимается в квартиру, сумку скидывает. Плетётся в комнату, пижаму вытаскивает. Душ принимает медленно. Потому что задумывается под гнётом воды. Тепло. Становится тепло. А в голове бьёт максимально сильно: он же ведь даже никому «пока» и не сказал. Самым важным людям только. Потому что никому он не всрался. К своим 20-ти годам Шастун немного начал понимать, что означает понятие «друзья». Знакомых у него дохера, а вот друзей мало. Эд, Воля и Арсений. И каждый из них больше, чем просто друг. Ещё мама. Но мама — это мама. И этим всё сказано. С этими мыслями Антон выходит из душа и идёт пить чай. Наливает, садится на стул и открывает чат. вы: пью чай. ты скоро домой? 19:55 Пока Антон ждёт ответа — успевает расслабиться. Он оглядывает пространство, легонько улыбается и отпивает из кружки. Быть дома у Арсения — тепло. Здесь он чувствует себя не так одиноко. В своей квартире он один. Да, это его безопасная зона, да, ему там комфортно, но дома у Арсения намного теплее. В какой момент всё так изменилось? Каких-то два месяца назад Антон и подумать не мог о том, что будет сидеть в этой квартире и думать о том, как же хорошо, что у него есть Арсений. Из мыслей вырывает уведомление. Сообщение приходит ровно через пять минут.арс: Буду очень поздно. Ложись спать. Я приеду и присоединюсь. 20:00
вы: я попытаюсь дождаться, но ничего не обещаю. 20:01арс: Я всё-таки настаиваю на том, чтобы ты ложился без меня. 20:01
Антон закатывает глаза, но улыбается. Думает, как ответить, но на ум приходит абсолютная нежнятинка. Ладно. По сути похуй (как говорится). вы: я просто обниматься хочу. 20:04арс: Я приеду, разбужу тебя и будем обниматься. Так пойдёт? 20:05
вы: вполне. я тогда пойду ложиться. 20:06 Антон встаёт со стула, моет чашку и выключает свет, выходя из помещения. Затем плюхается на кровать, выдыхает и снова смотрит в телефон.арс: Иди. Я постараюсь быстрее. 20:08
вы: чмок. 20:08арс: Целую. 20:09
Шастун действительно ложится спать, но только через два часа. В телефоне он просмотрел уже всё, что можно было, по всем социальным сетям полазил, все видео пересмотрел, но Арсения так и не дождался. Спать хотелось очень сильно. Юноша в итоге уснул. Сладко уснул. Потому что даже не заметил, как вернулся Арсений. Мужчина пытался разбудить, но не вышло. Поэтому он просто пошёл в душ, вернулся, лёг рядом и обнял. А потом долго-долго смотрел на юношеское лицо, пальцами невесомо касался скул и пытался верить в лучшее. Потому что ему больше ничего не оставалось. Потому что только так он выдержит. Потому что только так выдержит Антон.***
Шастун просыпается рано утром. Просыпается и тут же улыбается, когда понимает, что находится в объятиях Арсения. Мужчина ещё спит. Хмурится во сне. Антон протягивает руку, пальцем разглаживает эту хмурость и вздыхает. Не дождался. Уснул. Вот же ж. Но главное, что сейчас ему вполне хватает. С посещением в больнице всё нормально, но там свой режим. Они с Арсением смогут увидеться, но из-за работы в университете не всегда будет получаться. Шастун понимает, что также может случиться так, что они вообще за эти две недели не увидятся, поэтому решает, что должен получить свою дозу обнимашек сейчас. Обнимашек, Антон? Обнимашек? Охуяшек. Вот. Теперь это настоящий Антон Шастун. Мужчина начинает просыпаться, чем привлекает внимание. Открывает глаза, щурится, промаргивается, смотрит на Антона. Смотрит снова так… по-особенному. Шастун тянется, руками обхватывает, накрывает губы своими. Добровольно готов утонуть в байкальских, лишь бы вообще никогда не покидать этих вод. Чтобы вот так вот вечно. Чтобы ноги переплетены, пальцы в волосах на затылке, губы на губах. Ему ничего и не надо больше. Из постели они вылезают через полчаса. Зубы чистят вместе, кофе наливают вместе, всё вместе. Антону не хочется отлипать. Он и не будет. Не сейчас, когда до палаты осталось часа три от силы. Арсений сидит напротив. Пьёт кофе. А в байкальских серость, которую невозможно не заметить. — Арс, хотел спросить. У тебя всё в порядке? Антон же хотел. Попов поднимает на него взгляд. — Да. Просто переживаю за тебя. — Не переживай. Я буду в порядке. Даже если мы не будем видеться, я буду писать по возможности. — Антон тараторит, потому что нервничает. Ебучая тревога, чтоб её черти сожрали. — Всё будет хорошо. — Обещаешь? Арсений меняется за секунду. Смотрит пристально. Будто вопрос жизни и смерти задал. Шастун сглатывает. А там… в байкальских корочка льда. — Обещаю. А что ему ещё отвечать? Нет, Арсений, я не обещаю, потому что уверен в том, что мне будет хуёво там? Что мне будет хуёво там без тебя? Что я буду сходить с ума в первые дни? Что на стены буду лезть? Что спать не буду несколько ночей? Что буду пугаться каждого шороха? Нет, Арсений, всё будет хорошо. К клинике они подъезжают к 10 утра. Пары у Арсения начинаются с 13. Поэтому проблем нет. Они сидят в машине, крепко держась за руки. Просто держась за руки. В тишине. Эда Антон замечает уже через пару минут, поэтому они всё-таки выходят из авто и направляются к нему. Парень здоровается и переводит взгляд на Шастуна. Тот начинает понимать. Он же сказал Арсению о том, что Эд в курсе? Или не сказал? Из головы вылетело. Боже. Пиздец, а если нет? А если… да? Сложно. Антон поворачивается к Арсению, и тот отходит на пару шагов назад, ничего не спрашивая. Эд тут же обнимает. Крепко так, что кости хрустят. — Тох, я тебе нарисовал кое-что. Всю ночь сидел. Ты посмотри потом. Когда уже в палате будешь. Вечерком глянь. Ты поймёшь, что это. Антон улыбается, принимает из рук друга маленькую книжечку и понимает, что сделана она своими руками. От этого улыбка ещё шире становится. Эд желает удачи, говорит, что будет по возможности навещать и смотрит на Арсения, внезапно выпаливая: — Арсений Сергеевич, удачно же я ваши отношения сванговал, да? Антон хочет шикнуть, но Эд смеётся и быстрыми шагами начинает отдаляться, оставляя возмущённого Шастуна наедине с Поповым, который лишь головой качает. Выграновский и Воля проводили его в клинику без лишних эмоций и каких-либо сантиментов, потому что так правильно. Он просто пройдёт терапию и вернётся. Юноша верит в эту мысль, потому что… да. Просто да. В этом нет ничего такого. Но Антон сам же себе начинает противоречить, когда смотрит в светлые байкальские напротив. Арсений не разрывает контакт. Подходит ближе, утыкается лбом в плечо и вздыхает. Тяжко как-то. Тяжко и грустно. — Ты обещал, что всё будет хорошо. Прошу только об одном, Антон. — Попов отстраняется и легонько улыбается, обхватывая своей ладонью ладонь Шастуна. — Сдержи это обещание. Ладно? Кивок. Арсений продолжает улыбаться, но уже шире. Поправляет непослушную чёлку Антона, руку крепче сжимает и смотрит. Смотрит и смотрит. Будто насмотреться не может. На Байкале всё застыло. Там время остановилось. — Арс, я буду в порядке. Из клиники выходит Позов и приветливо машет им рукой. Антон тут же обнимает Арсения и жмётся ближе. Вот сейчас стало почему-то тревожно максимально. Попов сжимает в объятиях в ответ, вдыхает запах тела, обжигает дыханием ухо и шепчет тихое, но продирающее до самого сердца: — Люблю я тебя, Шастун. Запомни это, ладно? Антон замирает на месте. Застывает вместе с Байкалом. — Арс, я ведь тоже. Я же тоже люблю. Ты же знаешь. Ты же чувствуешь? Всё это похоже на ебучий сериал. На ебучую драму. Но Антону настолько похуй, что он остраняется немного, носом своим тычется в нос Арсения и смотрит. Просто смотрит: — Чувствуешь? А Арсений просто отвечает: — Чувствую. Улыбается. Улыбается, крепко, но коротко целует в губы и отходит назад. На один шаг. Позову не нужно было долго думать. Он ещё в прошлый раз понял, что между ними, но в отношения лезть не собирался. Попов чётко расставил границы, объяснил, а Дмитрий принял к сведению. Антон не слышал их разговора, но это к лучшему. Ему и не нужно было слышать. Они стоят ещё пару минут, смотрят друг на друга, но рук не отпускают. Приходится. Через пять минут, когда Темурович подходит ближе. Антон стоит и смотрит на ладонь, а потом на Попова, который кивает, говорит «до встречи», улыбается и медленно начинает уходить. Шаг за шагом. И Шастун был бы не откровенен сам с собой, если бы не подумал о том, что всё это было похоже сейчас на ебучее прощание. Это не оно. Нет. Не оно. Его заводят в кабинет для того, чтобы поставить последнюю подпись, а он по стеночке вниз. Его о чём-то спрашивают, а он на автомате держится. Его пытаются расспросить, а он ставит эту ебучую подпись и оказывается в палате, отказываясь от помощи. Дышит. Пытается дышать. Мыслей много, воспоминаний ещё больше. В коридорах он никого пока не встретил, но это к лучшему. Ему сейчас бы просто отдышаться и прийти в себя. Антон сидел на койке долго и смотрел в окно. Задумчиво смотрел. Небо такое какое-то… серое. У Арсения такого цвета глаза, когда он уставший. Шастун криво улыбается и думает: небо устало. Тоже устало. Как Арсений. Как и он сам. Юноша сидел на койке и смотрел в окно после этой ебучей дикой недопаники час назад, когда он отпустил руку Попова. Кто-то вошёл в палату. Антон развернулся, даже улыбнулся, потому что этого человека год не видел. Всё такой же. Высокий, весёлый, но серьёзный дурачок. В хорошем смысле. В прошлый раз, когда Шастун был здесь, санитар отпускал такие шутки, что только лишь благодаря им он смог привыкнуть к здешней атмосфере. — Тох, ты чего раскис? Я вот на смену заступил, узнал, что ты к нам вернулся, обрадовался. Нурлан улыбается, но Антон лишь глаза закатывает. — Плохая шутка, Нур. Санитар хмыкает. — Знаю, Шаст. Знаю. Но я рад тебя видеть. Юноша слегка улыбается и снова разворачивается к окну, понимая, что пошёл дождь. Нурлан садится рядом через пару секунд, складывая руки на груди в своей привычной манере. — Здесь с таким не шутят. Ты же знаешь. Паничка ебанула? Всё. Психическое здоровье под вопросом. Они же коршуны. Когтями загребут навсегда когда-нибудь, как Лëшку. Ты же парень нормальный. Я же знаю, что справишься, если усилия приложишь. Тох, не сдавайся. Потерпи. — Антон сглатывает. — Совсем немного. — В этот раз хуже. Не знаю. Просто хуже. Предчувствие, Нур. Санитар вздыхает. — Если ещё раз начнёшь паниковать, я тебе сырки тырить из столовой не буду. Настолько серьёзно… настолько серьёзно это было сказано, что Антон сначала затормозил, а потом совершенно искренне рассмеялся. Нур улыбнулся в ответ, выдерживая абсолютно все эмоции, которые вырывались из парня. А они вырывались. Истерическим смехом, влагой в уголках глаз и абсолютным отрицанием своих проблем. Антон знал. Знал, что так будет. Он думал, что готов, но оказалось, не совсем. Байкальских рядом нет. Небо уставшее. Нурлан молча поддерживает, зная, что Шастун не любит всех этих объятий от медицинского персонала. Он не хочет, чтобы его жалели. Не хочет, чтобы его считали слабым. Не хочет, чтобы ему и самому казалось, что он может дать слабину. Проходит минут 20. Антон выдыхает уже более спокойно. — Нур. — М? Шастун смотрит прямо в глаза и легонько улыбается. — Хочу сырок. Нурлан улыбается в ответ. А следом спадает улыбка с лица Шастуна. Окончательно спадает. Но свой сырок он получает уже через полчаса.