это я. пойман в твою сеть. подойди ко мне поближе. умереть, дай мне умереть. дай мне выжить, дай мне выжить.
сергей лазарев — это я
***
Антон не стал ничего спрашивать. Не стал что-либо предпринимать. Потому что Арсений слушал всё с дикостью в глазах. Стоял, смотрел в одну точку и молчал. Стас хмурился, пытаясь вслушаться в слова. Шастуну было поебать, что он там сам говорил. Ему нужно было выбить информацию, которая ему поможет. Которая поможет его любимому человеку. Парень даже не знал, что способен на такое. А потом осознал — он ради Попова способен на многое. Он поступил так, как не поступил бы никогда раннее. Но он ни о чём не жалел. Да, жестоко по отношению к человеку, который потерял близкого друга, но на это становилось абсолютно плевать именно в тот момент, когда Антон вспоминал, что сейчас происходит. Запись оборвалась.«Мне жаль, Егор. Но я не могу иначе. Антона не вернёшь. А Арсений жив. И сейчас решается его судьба. Я не дам тебе разрушить его жизнь.»
Арсений поднял взгляд и посмотрел на Антона. Улыбнулся уголком губ. Шастуну казалось, что это может помочь. Сто процентов же, да? Только вот почему в кабинете наступила тишина? Только Стас вздыхал, что-то бормоча себе под нос. Арсений смотрел на Антона всё также. В его глазах была нотка благодарности, но Шастун ведь видел. Всё видел. Поэтому развернулся и посмотрел на Стаса. — Это может помочь? Мужчина нахмурился ещё сильнее, потёр виски пальцами и сел за стол. Арсений подошёл незаметно. Твёрдой рукой ухватил за плечо и посадил на соседний стул, опускаясь рядом. — Может, но существует очень много нюансов. До заседания меньше часа. Я просто пытаюсь понять, что с этим делать. — Но это же прямое доказательство, что Арсений не виноват! Антону очень хотелось, чтобы всё закончилось. Чтобы больше не было страха того, что у него могут отобрать близкого человека. Он был уверен, что может помочь. Он был уверен. А сейчас, смотря на то, как Стас задумчиво разглядывает телефон, одиноко лежащий на столе, уверенности становится меньше. Юноша развернулся и посмотрел на Попова, который тоже знал больше, чем сам Антон. Ну конечно. Он же не правовед и не работает адвокатом. Арсений не убирал руку с плеча, смотрел в ответ, порывался что-то сказать, но Шастун смотрел так, что… — Стас, давай попробуем. Мужчина посмотрел на Стаса, резко переводя на него серьёзный взгляд. Антон даже выдохнул. Немного. — Арс, ты же знаешь, как это сложно. — Объясните мне, что не так? Арсений вздыхает, сглатывает и начинает рассказывать то, о чём Шастун действительно даже не догадывался. Он мог спокойно сказать, что «ты не поймёшь» или спросить «зачем тебе это?». Но мужчина стал объяснять. И Стас не был против, судя по тому, как внимательно начал слушать вместе с Антоном. — Мы можем предоставить эту запись. Однако, в судебной практике аудиозапись оценивается совсем не так, как ты думаешь, Антон. На первый взгляд, тебе кажется, что все просто, но существует очень много нюансов, которые затрудняют считать запись на диктофон доказательством. Стас подхватывает: — Если, например, запись была сделана с помощью скрытой камеры или диктофона в месте, где этот человек проживает, тогда вариант с предоставлением аудио вообще исключён. Но у нас не тот случай, поэтому! — Стас поднимает палец верх, продолжая. — Думаем дальше. Арсений кивает, привлекая внимание Антона к тому, что собирается сказать. — Может возникнуть вопрос с тем, нужно ли тебе уведомлять человека о том, что ты делаешь запись. Стас хмыкает. — Это великая глупость. Как человек тебе тогда всё выдаст, если будет знать, для чего ты вообще всё это записываешь? Мне всегда казалось, что это туфта полная. — Согласен. Антон решил, что устал переводить взгляд с одного мужчины на другого, поэтому просто уставился в стол, впитывая информацию. Что ж у них так всё, блять, сложно? Почему нельзя просто предоставить запись? Тогда у Егора попросят то голосовое и всё решится само собой, разве нет? Хуйня, Шастун. Ты же прекрасно знаешь, что они могут сказать, что запись не проверена. И она может не иметь силы. Да и Егор может всё отрицать. Всё действительно не так просто, как казалось с самого начала. Но Антон был на эмоциях! — Ещё насчёт носителя. Лучше перенести на диск, но тогда они могут сказать, что это не оригинал. И тут тоже загвоздка. Хотя. Копия и оригинал будут на месте. Ещё вопрос в том, что они должны знать, когда, где и во сколько была сделана запись, там заверять надо. — Стас смотрит на часы. — Ты как вообще этого Егора встретил? Антон хмурится. — Я просто удачно зашёл в туалет. А он там. Ну… я и вспылил. Арсений утыкается лбом в плечо. Шастун замирает на месте, прослеживая взгляд Стаса, но тот ничего не говорит. Просто отводит взгляд. Знает же? Точно знает. — Сейчас нужно сделать всё для того, чтобы у нас вышло. Плюс — очень важна реакция самого Егора. Потому что одно «нет, это не я» с его стороны в нашем случае, когда нет никакого заверения и так далее, и всё. Это не будут считать чем-то важным. Конечно, было бы прекрасно, если бы произвели фоноскопическую экспертизу и всё в таком роде, но до этого почти никогда не доходит, потому что, опять же, Егор может оспаривать наличие голосового. И у нас очень мало времени. Нет, эффект неожиданности — это даже хорошо, потому что информация свежая, но всё это так туманно. Голова взрывается от полученной информации. Надо было правоведение учить, Антошка. Хотя, Шастун не уверен, что они вообще такое бы изучали. Другой уровень. Руку Арсения парень находит через пару секунд под столом для того, чтобы переплести пальцы и почувствовать хоть что-нибудь, похожее на покой. Но покой нам только снится. Попов поднимает голову, но руку не отпускает. — Суд может вообще отказаться от финансирования экспертизы, если запись примут. Они могут наговорить всего. Лишь бы не заморачиваться. Одно дело, когда видеорегистратор. Там вообще случайно совпало, но сыграло нам на руку. И экспертизу провели. И так далее. Здесь сложнее. — Стас кивает, соглашаясь. Антон снова упирается взглядом в стол. — Аудиозапись рассматривается, как… недодоказательство, если так можно выразиться. Судами это не совсем любимо. Но если Егор признает, что там его голос, что есть это голосовое, у нас есть шанс. Может быть. Антон поднимает на мужчину взгляд и ловит в байкальских некую обречённость. Тормоза срывает сразу же. Потому что потому. Потому что Шастун верит в лучшее, даже если это лучшее туманно, а Арсений уже чувствует обречённость, несмотря на то, что тоже пытается что-то сделать. Сделать всё возможное. — Ты уверен, что не получится, да? — Попов смотрит пристально, но молчит. — Ты уверен. Ты уверен, что ничего нельзя сделать. Ты сдаёшься? — Нет, Антон, я не… — Нет, Арс, ты не веришь в то, что всё получится, но нужно же попробовать, потому что не попробуешь… Антон вскакивает с места, даже не обращая внимания на свою вспыльчивость, а Арсений руку не отпускает. Стас делает вид, что ему всё равно. Он просто отводит взгляд снова и не лезет. Шастун даже благодарен немного. — Не попробуешь. Антон слышит это, прикрывает глаза и выдыхает. Он так устал. Ему просто хочется Арсения рядом и тишины на Байкале. Тепла хочется. Покоя хочется. Чтобы не было ни грозы, ни дождя, ни молний всяких, да чтобы просто было тихо. Ебучая тишина ему нужна. И Попов под боком. Стас забирает телефон. Говорит, что скоро придёт. Как только закрывается дверь, Шастун тянет мужчину на себя, заставляя встать, и врезается своими губами в его. Дорвался. Арсений мягко прижимает к себе, обвивая свободной рукой пояс. И вот не хочется же отрываться. И пусть Попов хозяйничает сколько душе угодно, только бы всё это не закончилось прямо сейчас. Хочется продлить момент некого единения. Потому что Антон не знает, когда в следующий раз сможет провернуть подобное. Хотелось бы, чтобы это был сегодняшний день. Шастун разочарованно вздыхает, когда мужчина отстраняется. Но он не отходит далеко. Мягко прикусывает кожу на ключице и смотрит в глаза. Зелень на ураганном ветру. А в том, что у парнишки в глазах ветер, Арсений не сомневается. Там накрапывает дождь. — Ты рискуешь. Помнишь, где мы находимся? Антон помнит. — Прости, я просто… — А дальше, что ты должен был сказать? Шастун сжимает руку сильнее. — Я просто люблю тебя и не хочу, чтобы тебя у меня отобрали. Чтобы испортили тебе жизнь. Это же просто… ты же слышал? Ты же слышал, что Егор сказал? Мне так хотелось ему вмазать, Арс, ты бы знал. — Я знаю, Антон. Знаю. — Мужчина мягко улыбается. — Он потерял близкого человека. Я его понимаю. Но также я понимаю и тебя. Спасибо за то, что пытаешься. Вместе со мной. — А разве может быть иначе, Арс? — Думаю, нет. — Ну вот и всё. Арсений даже смеётся. Антон отходит на шаг назад сам, отпуская руку, когда за дверью слышатся шаги. Стас заходит вихрем. Приносит какой-то диск, быстро лезет в ноутбук, снова что-то бормочет себе под нос. А потом начинает объяснять, что теперь запись на диске, но нужна экспертиза и всё в таком духе. Ещё Стас оповещает, что собирается идти к судье перед заседанием. Но Антон может смотреть лишь на Арсения, который стоит и одними губами произносит: я тебя тоже люблю. И это… как рука. Как нить, связывающая их. Шастун берёт себя в руки. Арсений поворачивается к Стасу. Всё оказывается ужасно сложным. Антон с Арсением ждут в коридоре, держась на расстоянии. До заседания минут 7 осталось максимум. Судья не говорит ничего, что могло бы облегчить состояние. Стас пытался уверить в том, что это может поменять абсолютно всё, но вывод был один: нет экспертизы, нет места, личностей, доказательств, что голоса их и так далее. Они не могут принять аудиозапись, как доказательство, если только Егор не скажет, что это его голос. И не подтвердит, что голосовое существует. Арсений был уверен, что Егор всё будет отрицать, а у Антона появляется надежда. Он хватается за неё всеми руками, ногами, пальцами, всеми конечностями. И даже если придётся каким-то образом попытаться ухватиться за эту надежду носом, он сможет. Антону кажется, что сейчас он может всё. Он почему-то верит в то, что в Егоре есть банальная человечность. Что он понимает. Что он прислушался к словам Шастуна. Главное — верить, да? Арсений просит пару секунд. Антон с готовностью смотрит ему в глаза. — Не будем разводить драму. Ладно? — Кивок. — Если всё закончится плохо, не переживай. Мы справимся. Верно? И хочется обнять. И хочется прижаться к груди. Да только много людей вокруг. — Верно. Арсений кидает последний взгляд на юношу и следует в зал. Его не сажают в клетку, нет. Его не заковывают в наручники. Но сопровождают другие люди. Антона не пускают. Потому что его пригласят позже. Стас объяснил, что нужно говорить. Они всё обговорили. Теперь остаётся только ждать. Сидеть в коридоре сложно. Особенно, когда он видит Егора, который заходит в зал. И других каких-то людей. Он не вникает. Он пытается смириться с мыслями о том, что ему пока что нужно сидеть здесь и ждать. Он ненавидит ждать. Не в этот раз. Это хуёво. Это паршиво. Это пиздец. Шастун упирается локтями в колени и утыкается лицом в ладони. Рядом сидит ещё пара человек, но ему плевать. Клал он болт на всех остальных, кроме Арсения Сергеевича Попова и Байкала. Чисто похуй. Антону хочется быстрее оказаться в зале. Да, его трясёт. Да, он волнуется. Да, он никогда не был в таких ситуациях. Да, ладони вспотели, пальцы выкручены миллион раз, холодный пот льёт градом, но Антон знает, что всё это нужно. — Шастун Антон Андреевич. Парень вздрагивает. Смотрит на девушку пару секунд и встаёт. На ватных ногах идёт к дверям и ловит взгляд Арсения. О чём они уже успели поговорить? О записи не могли. Потому что Антон должен будет прямо сейчас это упомянуть. Да, судья в курсе, но ему просто нужно посмотреть на реакцию Егора. Ему просто надо, чтобы произошло чудо. Боже, он так верит. Антон так верит в то, что всё будет хорошо. Свихнуться можно. Родители того Антона сидели с другой стороны. Шастун не хотел на них смотреть, потому что это было паршиво. Он лишь взглянул на рядом сидящего Егора. Тот сидел и пустым взглядом пялился на свои руки. Выкручивая пальцы так же, как это делал чуть раньше Антон. Шастун снова смотрит на Попова и легонько кивает ему, направляясь дальше и подходя к пьедесталу. Он так будет его называть. Сейчас будет вещать важные вещи. Говорить правду и ничего, кроме правды. Как бы Антон ни пытался себя успокоить и отпускать мысленные шутеечки, не выходило себя успокоить даже на ничтожный миллиграмм. Оставалось только лишь глубоко вдохнуть и выдохнуть. Ему задают пару вопросов о том, кто ему Арсений. Шастун отрицает все фотографии. Идёт по заученному плану. Даже не тормозит ни разу. Не запинается. Внутри ураганище бушует. На Байкале не лучше. Корка льда на поверхности, колотун и морозный ветер. Только один раз он чуть ли не запинается, но берёт себя в руки. Когда говорит о том, что они с Арсением друг другу никто. Смотреть на Попова в этот момент бессмысленно. Антону физически больно произносить подобное. Но он знает, что так надо. — Вы утверждаете, что были с другом на момент запечатления этих фото. Ваш друг может это подтвердить? Антон не успевает ответить, потому что Стас просит слова, предоставляя какое-то видео с расшифровкой. Еле заметный вопросительный взгляд на Стаса, который ответным взглядом кричит: потом. Всё потом. Когда успели только? Антон не вникает. Сейчас эти фотографии перестали иметь свою силу. Юноша выдохнул. Еле заметно. У них сейчас всё еле заметно, потому что любая реакция может быть воспринята, как что-то подозрительное. Но это Антон так считает. Поэтому боится лишний раз вздохнуть. Приходит очередь говорить о том, что есть аудио. Стас начинает говорить вперёд Антона. И ладно. Чего уж обманывать? Шастуну банально страшно. Он боится сказать что-то не то. Запнуться. Выразиться не так. И всё испортить. Сейчас настолько важный момент, что начинает колотить изнутри. Егор поднимает голову и сталкивается с Антоном взглядом. Шастун сглатывает, глаза у него блестят. Судья обращается напрямую к Егору через пару минут. Не отпускает. Шастун готов потерять сознание от переживаний. Но он переводит взгляд на Арсения, и зелень на ураганном ветру сталкивается с чистыми водами Байкала. Попов улыбается. Будто говорит, что «Антон, всё в порядке. Если всё закончится плохо — всё в порядке. Не волнуйся за меня». И Антону хочется сбежать. Вместе. Только сейчас приходит полное осознание масштабности того пиздеца, который происходит. Сейчас на Байкале тихо. Раннее утро. Облачно. Немного прохладно. Но тихо. Буря утихает внутри и у Антона. Там теперь просто ветерок. Трава колышется. Но дождь закончился. — Это ваш голос? Вы подтверждаете наличие голосового сообщения? И ещё несколько вопросов. Антон смотрит на Арсения и думает только о том, что всё будет хорошо. Арсений думает так же. Когда Егор отвечает на все вопросы короткое «да», на Байкале выходит ослепительное солнце.я тебя не люблю я тебя обожаю
анет сай, нилетто — не люблю?
***
Антон проснулся пораньше. Умылся, доставая из своей сумки щётку и все мыльно-рыльные. Захотел потом приготовить завтрак, а пока готовил… вспоминал. Арсений целовал его вчера так, как никогда, наверное, не целовал. Арсений трогал его так, как никогда не трогал. Арсений вжимал его собой в кровать и выбивал стоны на грани крика, но в этом всём была парадоксальная нежность. Граничащая с безумством. Шастун хотел бы, чтобы следы, оставленные поповскими зубами, никогда не сходили с шеи, ключиц, бедёр. Он никогда не думал, что такая любовь возможна. Даже не любовь. Обожание, что выше любви. Антон сварил кофе, а потом начал осматривать квартиру Арсения в новом свете. Более пристально. Потому что вчера было не до этого. Они дорвались до друг друга. Наконец-то. Сейчас Антон мог спокойно рассмотреть не очень большую кухню с барной стойкой, гостиную со всеми удобствами и спальню, в которой они провели весь вечер и ночь. И ванная. Боже, Антон готов остаться жить в этой ванной, потому что это не душевая кабина, а полноценное джакузи. На вкус и цвет, как говорится, но парень в восторге от этой ванной. Красно-бордовые оттенки дополняют атмосферу. Даже появилась мысль о том, что здесь можно устроить романтик с ударением на «и». Бутерброды Антон поставил в микроволновку, совсем забывая о том, что в конце она должна подавать сигнал. Но микроволновка Арсения не просто подавала сигнал. Она орала! Антон чуть ли не пизданулся по пути на кухню, пока бежал. Да, Попова уже можно было будить, но всё же. Ему хотелось самому разбудить. Романтика-хуянтика. И все дела. Взгляд остановился на виде за окном. Красиво. Лучики солнца только начали вступать в свои права. Город ещё немного спал. И хотелось вот так смотреть на этот город вечно. Но. Не время замирать на месте. Шастун выдохнул, достал бутерброды, порадовался тому, что сырочек хорошо растёкся по колбаске, и пошёл в спальню. Арсений сидел на краю кровати. Проснулся. Всё-таки. Мужчина взъерошил свои волосы, поднял взгляд и улыбнулся. Антон не мог не улыбнуться тоже, а в ответ на протянутую руку повалил Попова на кровать, нависая сверху. — Доброе утро. Глаза мужчины были закрыты. Только его руки по-хозяйски легли на юношеские бёдра, поглаживая. — Твоя микроволновка просто монстр. Она тебя разбудила, да? — Она такая. Мы с ней тоже не ладим. Антон смеётся, резко опускаясь на мужское тело. Он… как тот самый сырочек, который растёкся по колбаске. Всех всё устраивает. Арсений забирается под домашнюю майку, гладит спину горячими пальцами, параллельно пытаясь не уснуть снова. Поэтому Антон встаёт. Тянет за собой, отправляет в ванную, а сам направляется на кухню для того, чтобы всё на стол поставить. Пока выполняет эти простые действия, не замечает, что Арсений стоит в дверях и наблюдает за ним с улыбкой. — Ты чего так смотришь? Мужчина садится на стул, подходя ближе. — Ты прекрасно смотришься в моей квартире. Не хочешь переехать? Он выпаливает это совершенно спокойно, начиная есть бутерброд. А Антон открывает рот, но не может ничего сказать. Потому что… — Ты серьёзно? Попов запивает чаем и проглатывает. — Вполне. В Москве меня больше ничего не держит. Я попытаюсь утроиться обратно в прежний университет. Но если ты не готов, то я поеду с тобой. И мы что-нибудь придумаем. Шастуна всегда будет удивлять понимание этого мужчины. Арсений однозначно отличается от всех людей, которых Антон вообще когда-либо знал и знает в своей жизни. Это такой невероятный человек. И нет, это точно не восхваление. Просто Арсений на самом деле именно такой. Невероятно понимающий. — Я знаю, что там у тебя Эд, Павел Алексеевич, да и мама, наверное, удивится. Просто захотелось предложить. Очень уж хочется оставить тебя себе навсегда. Шастун понимает, что должен хоть что-нибудь ответить. Поэтому отвечает. Как есть. — Эд собирается в магистратуру в Питер. Мама в Воронеже всё равно живёт. А Павел Алексеевич будет приезжать. Или мы будем. Без разницы. А больше меня там тоже ничего не держит. — Это «да»? Антон коротко смеётся и кивает, осознавая, что: — Да. Это «да», Арсений Сергеевич. — Так официально? — Не нравится? — Очень нравится. — А я тебе нравлюсь? Попов цокает. — Нет. Не нравишься. Мужчина встаёт со стула и подходит ближе. Парень тут же поворачивается и даёт к себе близкий доступ. Мужские руки аккуратно ложатся на шею. Антон задаёт ещё один вопрос. — Не любишь меня? Арсений снова отвечает отрицательно. Но тыкается носом в щёку и шепчет: — Я тебя не люблю. Я тебя обожаю. Антон улыбается, врезаясь своими губами в губы Попова. Цепляется пальцами за футболку, прижимается ближе, утопает в чистых водах Байкала. И Арсению так хорошо в этой зелени, что ничего больше и не нужно. Шастун хочет сказать так сильно, что отрывается первый. Заглядывает в любимые байкальские и шепчет в ответ то, что так и рвётся: — А обожание — выше любви. Поцелуй за поцелуем. Завтрак стынет. Кофе тоже, но это всё так не важно. Когда переплетаются пальцы, когда в байкальских солнце, когда урагана больше нет, а если и есть, так это просто от больших чувств. А всё почему? Ответ прост. Потому что нужён. Нужён.***
Эд нажимает сохранить, закрывает документ и понимает, что это всё. Работа закончена. Теперь уже окончательно. Парень разминает мышцы, потому что после долгого сидения всё затекло и болит, встаёт и идёт в ванную. Надо бы умыться. Но больше всего: взять себя в руки и идти дальше. Вчера Антон сообщил, что переезжает в Питер. И Выграновский обрадовался, ведь они будут рядом и дальше, когда он поступит в магистратуру. Парень был уверен, что Антон в Москве не останется. Не после того, что случилось. Они прошли тяжёлый путь. Но прошли. Трюк с видео Эд вместе с Поповым провернули вчера ранним утром. Да, было странно брать трубку и слышать голос Арсения Сергеевича, но им удалось. Действительно удалось. Главное, что это принесло плоды. Остальное не так уж и важно, правда? Парень умывается, выпивает воды и падает в кровать. На часах 19:58. И даже не верится, что история закончилась. Он писал её долго, но с любовью. Наверное, именно любовь Арсения и Антона друг к другу научила и Эда любить. Даже если звучит это именно так. Да, Эд не смог удержать свою любовь, обжёгся, никому ничего не говорил. Возможно, даже страдал. Возвращался воспоминаниями в то время, когда был счастлив. Касания, улыбки, подобие взаимности. История любви между Антоном и Арсением даёт надежду на то, что такие чувства возможны. Даже если первая попытка провалилась. Эду нравилась химия. Он заметил чувства Арсения ещё раньше, чем их заметил сам Антон. Он чувствовал атмосферу, наблюдал издалека, ощущал тепло. Если человек влюблён — это видно. Взгляд. Банальный взгляд может выдать с головой. Как там говорится? Любовь сыграть нельзя. Эд улыбается, смотря в потолок, думает о том, что всё теперь будет хорошо, закрывает глаза и... читает вслух:жизнь несправедлива, опции у нас с тобой разные. ты вспыльчивый и яркий, а я спокойный и степенный, пожалуйста, щёлкните кто-нибудь пальцами. остановите это. мне необходим суфлер в этой дикой реальности. потому что слова подобрать сложнее, потому что не победить эту напасть нам. даже вдвоём. даже совместными усилиями. и не закрасят в глазах эту напасть гримеры. мы с тобой нонсенс, мы не справляемся. пусть за нас это сделают каскадёры. ты звенишь цепями. и мою шею в ошейник. мне нечем крыть. мы самый парадоксальный парадокс. ты посмотришь в мои байкальские своей зеленью ураганной. спросишь: всё в порядке? и знаешь. это совсем неправильный вопрос. мы не в кино, мы не на шоу, мы здесь. ты куришь, материшься и постоянно улыбаешься. приходит осознание. я опоздал когда-то на встречу к своему разуму, но знаешь. это было самое судьбоносное в моей жизни опоздание. играть в декорациях, скрываться под масками, прячась от сотни тысяч глаз мы умеем. но часто промахиваемся. боимся чего-то. напрасно. любовь сыграть нельзя. и помни. что положительная эмоция - самая лучшая маска. ты скажешь, что среди массы безликой встретил именно меня. и я отвечу, что ты меня никогда не потеряешь. ты спросишь: меняй или не меняй? и я отвечу, что ты можешь поменять всю свою жизнь, но только меня меняй, пожалуйста, не меняя.
1.01.2021 - 7.06.2021 с любовью, edy