О бедном шисюне замолвите слово!

— Шисюн! Посмотри! — Мин-сюн! Помоги нам, Мин-сюн! — Шисюн, а правда…? — Шисюн!..       Мин Фань заперся в обставленном им же самим кабинете. Здание библиотеки было огромным, занимая почти четверть обжитой части пика, и Мин Фань, пользуясь титулом, забрал одну из комнат под свои нужды. Он и раньше прятался от назойливых учеников за кипами бумаг, даже выпроваживал некоторых наставников, желающих перекинуть на «неопытного мальца» свои обязанности. Ха-ха-ха, нет, ни за что. У Мин Фаня передоз общения с людьми и острый недостаток времени даже на себя самого, чтобы уделять внимание еще и обучению других.       Ци внутри наждачкой прошлась по левому от ядра меридиану. Тихо застонав, Мин Фань сгорбился и уткнулся лицом в сложенные на столе руки. С уходом учителя темп развития культивации резко затормозил, что прекрасно ощущалось и физически вот такими вот приступами. Нельзя было набирать скорость, а потом резко тормозить, весь организм протестовал против этого. Мин Фаню даже хотелось плакать об упущенных возможностях, ведь не представлялось в дальнейшем, что шицзунь предпримет хоть что-то, чтобы помочь ему.       Конечно, он ведь так долго ждал появления такого талантливого ученика, как Мин Фань! Мин Фань с самого начала не очень обрадовался той искренней многообещающей улыбке шицзуна, когда он говорил эти слова. Как выяснилось, он прекрасно знал своего учителя, ведь через месяц после этих слов Шень Цинцю ушел в уединение, бросив все на него. Прекрасно, просто прекрасно.       С одной стороны Мин Фань искренне радовался, что шицзунь доверяет ему настолько, что оставляет на него свой пик. Кто бы что ни говорил, но Шень Цинцю дорожил этим местом если не как домом, то как вещью, которую долго добивался и которую не был готов делить с кем бы то ни было. В прошлом он уделял пику довольно много своего времени и практически вышвыривал отсюда главу секты и настоятеля пика отшельников, с которым, в общем-то, приятельствовал, когда те хотя бы тихонечко заикались о помощи. Теперь же Мин Фань тихо проклинал шицзуня в своем сердце. Неважно, насколько он его принял, ведь теперь Мин Фань застыл на одном месте, не имея возможности развиваться дальше! Ему банально не хватало времени порой даже на сон, а про активную культивацию и вовсе пришлось забыть. Он не мог вспомнить, когда брал в руки Цаншуи не для того, чтобы перенести его на другое место. В конце концов, если все так и продолжится, а ему совесть не даст бросить свои обязанности, Мин Фаня ждет искажение ци.       В дверь постучали. Мин Фань замер, но после горестно выдохнул, узнав, кто стоит за дверью. Его личное маленькое горе блестело своими невозможными глазами и удерживало поднос с чайничком и булочками к чаю. — Сейчас полдень, и ты должен быть на тренировочном поле, Бинхэ. — Правда? — Не смотри так удивленно; я сам составлял расписание уроков, — Мин Фань тяжело посмотрел сначала на угощение, а после на мальчишку. — Этот ученик подумал, что его шисюн очень устает, поэтому захотел помочь ему отдохнуть, — с искренней грустью мальчишка поклонился почти в пол. — Этот ученик просит прощения! — Если хочешь получить прощения, тогда прилежно учись и прекрати наконец пропускать занятия вместе с Инъин! — Мин Фань потер виски и закрыл глаза. — Конечно, шисюн, — голос Ло Бинхэ стал испуганным, и Мин Фаня уколола совесть. На пару мгновений. — Но… — Что? — вышло более резко, чем следовало. Ребенок под тяжелым взглядом вжал голову в плечи и начал что-то невнятно блеять. Мин Фань сначала долго выдохнул. — Бинхэ, — мальчик поднял голову. — медленно, четко, по существу. — … не умею писать, — он, казалось, искренне этого стыдился, из-за чего его глаза вновь заблестели от подступающих слез. — Тогда попроси Инъин помочь тебе — вы ведь подружились, так? Она обещала быть хорошей шицзе для своего шиди, а уроки каллиграфии будут поважнее, чем купание в речке, — собрав все свое оставшееся терпение, Мин Фань мягко сказал. — Этот шисюн благодарит за заботу, а теперь шиди следует пойти на урок красноречия и извиниться перед наставником Фенг за опоздание. — Хорошо… — Ненавижу детей, — одними губами произнес Мин Фань и скривился, будто заплакал, скрывая лицо в ладонях, стоило Бинхэ скрыться за дверью.       Молитва, чтобы шицзунь наконец вылез из несомненно уютного уединения, стала в два раза сильнее. Мин Фань уже знал, что сделает, стоит только шицзуну выйти: пещеры Линси страшно манили своей уединенностью и уникальностью. Тогда он наконец отдохнет хотя бы с месяц и от бумаг, и от пиковых лордов, и от детей.       Ло Бинхэ не был плохим ребенком. Он был старательным, активным, всегда стремился угодить. Мин Фань же плакал, не зная, куда деваться. Ло Бинхэ был до тошноты прилипчивым. Легкий по своей натуре, ребенок легко сдружился с жаждущей внимания Инъин, но вот если учитель наслаждался временем с Инъин, то Мин Фань был готов лезть на стенку. Герой этого глупого романа был белым лотосом на данный момент, но проявлял истинно демоническую настойчивость, практически преследуя старшего ученика. Мин Фань постарался сгладить канон по мере своих сил, дабы, если Бинхэ возненавидит шицзуня, не имел повода мстить остальным. Мало кому нравилось, что простолюдин из низов попал на их пик и вместо обучения проводил время с блаженной любимицей шицзуня, тут были и зависть, и презрение, но никто не переходил черту и не выгонял мальчишку из общежития. Нагрузку тот получал не больше прочих, даже меньше в силу возраста и необразованности, таланта к каким-либо искусствам на данный момент не проявлял, так что его высокий потенциал совершенствования был единственной причиной, по которой Бинхэ держался на пике. Пока что он считался нераскрытым цветком, и все ждали, что из него вырастет.       Готовил он неплохо, стоит признать. Мин Фаня не впечатлили слегка не пропекшиеся булочки, но он сделал скидку на возраст. Однако отличная еда все еще была не тем, что было необходимо заклинателю с их пика. Право слово, если бы не знание канона, Мин Фань отдал бы его на Байчжань. Или на Жэнци, пик, специализирующийся на отделке органики вроде монстров и демонов. В число их навыков входила и готовка, так что Бинхэ бы там нашел себя как великий повар. На Цюндин, в конце концов, в качестве растущей замены главе секты! Мин Фань просто боялся потерять контроль над ситуацией. Что будет, если канон окончательно помашет ручкой? Наследие Бинхэ рано или поздно прорвется, мальчишку попросту убьют.       С другой стороны, нет возможного мстителя — нет и мести, верно?       Убей он Ло Бинхэ сейчас, тогда ничего не будет…       Аура главного героя помешает ему. Некое провидение и так заставило найти мальчишку в поле вдалеке. В реальности это было бы практически невозможно, но что-то повело же его за главным героем? Какова вероятность, что его что-нибудь не убьет прежде, чем он хоть пальцем прикоснется к главному герою этого тупого мира? В том, что Мин Фань сможет свернуть шею этому ребенку, он не сомневался. Убивать ему уже доводилось, и детей тоже не обошло… Блядский мир, в котором кроха может стать мстительным духом… — Вижу, ты хорошо справляешься. — Благодарю мастера за высокую оценку.       Уже успело свечереть. Мин Фань был в отвратительнейшем состоянии, но не позволил себе потерять лицо, отчасти зная, как любит шицзунь вот так подкрадываться и устраивать внеплановые проверки. Его волосы были собраны в высокий пучок и заколоты простой серебристой заколкой. Одежда не имела грязи и была правильно запахнута, ношенная не более одного дня после стирки. Стол был прибран и «радовал» взгляд аккуратными стопками различных документов, начиная с накладных и заканчивая отчетами. Мин Фань не любил перфекционизм, но был вынужден соблюдать практически идеальную чистоту, потакая учителю с его моральными травмами. Сам Мин Фань не увидел бы ничего страшного в том, чтобы оставить под рукой чашку с чаем, но…       Изящная рука с длинными музыкальными пальцами выглянула из рукава, и Мин Фань послушно протянул свою, мысленно морщась от крепкой и небрежной хватки. Чужая ци была холоднее и острее по ощущениям, чем его собственная, и оттого он не сдержал дрожи, когда та относительно аккуратно, как-то искря, прошлась практически по всем его меридианам. Для кого-то это могло бы быть грубейшим оскорблением — так грубо врываться в чужое совершенствование. Мин Фань же привык потакать желаниям шицзуна. Это было одной из тактик его выживания, да и не сказать, что под крылом его идеала было очень уж плохо. Не без ощутимых минусов, но не невыносимо. — Ты начинаешь входить в рассвет своих сил, — было неясно, доволен этим шицзунь или огорчен.       Мужчина отошел от Мин Фаня, выходя на свет, и уселся на гостевом месте, словно был хозяином положения. Он и был им. Темно-синяя мантия поверх черных домашних одежд придавала его образу мрачности вкупе с последними изменениями. Волосы шицзуня были распущены, свободно лежа на плечах и спине. Несгибаемая и при этом расслабленная осанка, приподнятый подбородок, тяжелый взгляд серых глаз, темных в слабом освещении — Мин Фань опустил голову, проявляя покорность. Обычно шицзунь представлялся в таком виде лишь в Бамбуковой Хижине, куда доступ имело крайне малое число людей. Только важная тема могла заставить того явиться не в своем благочестивом идеальном образе сюда. — Шицзун собрался выйти из уединения? — Мин Фань был уверен, что сдержал безумную надежду, но Шень Цинцю все равно усмехнулся. — Так не терпится скинуть на меня этих ублюдков? Ты должен проявлять большее рвение к своей работе, Мин Фань. — Вы, шицзун, тоже не особо спешите заниматься с этим, — шицзун простил ему эту дерзость, расслабленно откинувшись на гостевом месте. Его взгляд лениво скользил по обстановке кабинета, ища повод придраться, и не находил. — Уже думал о том, как планируешь жить дальше? — Мин Фань с удивлением посмотрел на шицзуня. — Ты добился места главного ученика и хорошо справляешься с этой работой, — шицзун позволил промелькнуть в своем голосе кислой нотке. — Хочешь стать следующим пиковым лордом? Мне пора подумать над именем для тебя. — Если шицзунь не против, этот ученик попросил бы его поискать кого-то еще на место преемника, — Мин Фань выдержал резкий взгляд помрачневшего Шень Цинцю. — Поясни, — он походил на взбесившуюся пантеру, готовую кинуться в любой момент. — Этот ученик не обладает необходимыми лидерскими навыками, чтобы управлять пиком на продолжительной основе. — Немного увеличилась нагрузка, и ты сразу пошел на попятную? — шицзунь улыбнулся без следа веселья, а серые глаза потемнели уже от злости. Он встал и быстро подошел, без слов требуя опуститься на колени перед ним. Мин Фань подчинился, попутно склоняя голову. — Предлагаешь поискать кого-то другого, и это после всего того, сколько я для тебя сделал? Я вложил в тебя столько сил, и ты смеешь отказываться от всего того, что я тебе давал и дам?! — шицзун отшвырнул заколку, распуская собранные до этого волосы, намотал их на кулак и дернул на себя. — Хочешь сбежать от меня?       Что-то было не так. Мин Фаню очень не понравилось его положение, но он решил подумать об этом позже, сейчас концентрируясь на учителе. Это был определенно Шень Цинцю, а не какой-то двойник, но… С ним было что-то странное. В груди Мин Фаня похолодело от единственной догадки, на которую его натолкнуло ци учителя и его поведение — искажение ци? Это не было невозможным, ведь Шень Цинцю был склонен к этому из-за своего характера и прошлого. На памяти Мин Фаня шицзунь единожды слег с этим недугом, а о скольких случаях он еще не знает он и не предполагал. Пощечина обожгла щеку. — Смеешь думать о чем-то еще, пока я перед тобой распинаюсь? — ядовито прозвучало сверху. — Этот ученик не собирался покидать вас, — хотя Мин Фань не раз думал об этом, лучше этого не говорить. — Просто место вашего преемника не подходит этому ученику. — Этот ученик считает себя умнее этого учителя? — происходящее начало пугать. Неизвестно, как искажение ци может сказаться, и Мин Фань оказался на пороховой бочке. Искажение ци было самым страшным врагом для мнительного и истеричного Шень Цинцю с его патологической недоверчивостью и паранойей. Мин Фань собрал все возможное мужество, когда длинные пальцы сжали его шею, заставляя заглянуть шицзуню в лицо. — Чего же ты хочешь? Денег? Славы? — с каждым словом пальцы сжимались сильнее. — Этому ученику оно не... Требуется… — сильная хватка в конце концов помешала дышать, но Мин Фань не посмел попытаться выбраться. — А что тогда?! — шицзунь склонился так низко, что в итоге кричал ему в лицо. — Думаешь, я не знаю ничего? Что я закрылся там и до меня ничего не доходит? И что этот варвар не бросил идею переманить тебя, я знаю! Или эти девчонки с Сяньшу; тебе не было никакой надобности в их помощи, но ты решил, что их участие скрасит выступление. А мальчишка с Аньдин, тебе понравилось с ним чаевничать, да?! — Разве… Шицзун не бросил…? — Мин Фань закашлялся, когда Шень Цинцю отпустил его, словно обжегся. Все происходящее было импровизацией и с прорвавшейся обидой. Усталость, раздражение, застаревшее напряжение, ставшее почти обычным состоянием — накопительный эффект требовал выхода, а Мин Фань постарался обернуть это в свою пользу, играя на грани фола. — Исчезли, толком ничего не объяснив. Молчали, когда мне нужна была помощь. Я не справлялся! Мне не хватало знаний и навыков, и я звал вас и ждал!       Мин Фань впервые почувствовал себя последней сволочью, видя подернутые пеленой безумия широко раскрытые глаза Шень Цинцю. Он знал, какие струны души задел. Вполне возможно, что позже его убьют. А, может быть, и сейчас. — Ты… — Вы не имеете права обвинять меня в том, что я принял помощь, когда сами бросили меня! — Заткнись! — еще одна пощечина. Цинцю схватил его за воротник и встряхнул. — Замолчи! — Но не обвиняйте меня в предательстве, о котором я даже не думал! — Закрой рот!..       Шень Цинцю затрясло и он осел рядом, утыкаясь лбом в грудь все еще удерживаемого Мин Фаня. Последний закусил губу, сдерживая слезы: усиленные кореженной ци удары, тем более по лицу, были болезненны и сильно пощипывали, придавая ощущение онемения горящей коже. Порывисто вздохнув, он медленно опустил руки на плечи шицзуна, не рискуя обнять его. Что делать дальше, Мин Фань не имел ни малейшего понятия, лишь чувствуя, как встают волосы дыбом от ощущения, как прижимающийся человек впадает в острую стадию искажения ци.       Искажение ци может принимать самые различные формы, но зачастую оно схоже с лихорадкой, выжигающей человека изнутри, и неизвестно, каким он проснется, если проснется. Ци — это в первую очередь энергия, которая большей частью подчиняется сознательному, но, когда человек теряет рассудок от какого-либо перенапряжения, она, ориентируясь на состояние бессознательного, действует самостоятельно. Лихорадка является самым распространенным примером, когда накапливаемое напряжение вырывается наружу. Ци вскипает, но, подчиняясь «желанию» держать все в себе, в итоге выжигает внутренности и меридианы. Все очень зависит от ментального здоровья и склонностей отдельно взятого человека.       Но самое опасное то — что это неотвратимо. Если заклинатель не хотел, чтобы это произошло, то он должен был всю жизнь поддерживать свой ум чистым, а душу прозрачной, избегая любых тайных желаний и помыслов, а так же сильной эмоциональности. В этом был залог их успеха. Чем сильнее заклинатель, тем он спокойнее, «чище», стабильнее, и тем сильнее его искажение ци, если оно произойдет.       Темпераментный Шень Цинцю имел огромное количество внутренних демонов. Обычно так бывает, когда на тропу самосовершенствования встают не с самого детства. Закостеневшее сознание не может отринуть эту «смертную» идеологию. Это было его проклятием, которое он просто не мог отпустить в одиночку, но он же сам никому не доверял, периодически доводя себя до психоза.       Мин Фань быстро взял себя в руки, стараясь сделать так, чтобы в его ци не попало никаких эмоций, и через прикосновения попытался передать энергию. Его собственная ци совсем не была такой же, как наэлектризованная, по-воздушному легкая и холодная ци учителя. Напоминающая недостаточно густой кисель, она была мутно-серой от природы, а не от грязи, гораздо более стабильной и теплой. И вновь, то, что теперь уже Мин Фань делал, было оскорбительно, пусть и необходимо. Свою ци приходилось буквально проталкивать по чужим каналам, направляя взбесившуюся чужую. Руки с воротника поднялись на шею. Мин Фань закрыл глаза и продолжал до тех пор, пока не отключился от недостатка воздуха.